Горстью холодной лунной муки просыпался путь к пристани. Через вздрогнувшую ночь, из которой внезапный как нож в подворотне свет маяка выкроил силуэты кораблей, вздыхающие паруса и стенающие снасти. Город, словно подрезанный этим обоюдоострым лучом, сползает к порту, тянется к теплому морю пальцами молов, разбитыми и ободранными. И отощавшие волны, будто собаки бродячие, лижут их неторопливо.
Маяк. И маятник на нем отсчитывает очередь каждой. А часы, сонно уже, нашептывают флюгеру их именами направление ветра. - Норд-вест.
Он остановился здесь, на вершине, еще не зная, где покоится его берег далёкий. Из-под ладони вливает самый долгий свой взгляд в этот луч, и верит, что тот дотянет его, двинувшись именно в нужную сторону. Здесь, на краю, вспомнил он вдруг, как пронёсся сегодня сквозь леса, заполнившие храм до самого алтаря. Как кружась, поднимался он по их этажам и небрежно тревожил тёмные полотнища, будто пурпурные водопады, обрушенные из-под капустных облаков. Как взобрался потом на эти мраморные грядки, прямо к ангелам, завершившим там свой дикий паралитический хоровод. Вспоминает, как выглядывал в окна, заслоненные витражными святыми. (Стеклянные складки их долгих одежд маляры щедро засеяли мелкими жгучими звездами извести). Как опускаясь обратно, гасил он одним глотком пламенный плач свечей…
Что возьмёт он с собою с берега этого? Кто унаследует ласки садов, в чьих ветвях он менял свою юную кожу? Кто носить теперь станет весь здешний собачий лай? И помянут ли его в молитве своей майские струны дождя?
Что с собою он унесёт? что обтреплется и из перьев повытряхнется в этом полёте ночном? И семенами остывшими пронесётся-просеется обратно вспять? – Ветер оглядывается. И луч послушно оборачивается вместе с ним. Не поспевает, и, разломившись, плодит в проулках чадящие испугом тени.
Они поднимаются, торопливо напяливая на себя погасший мех страхов, дрожащий от блох, и лохмотья нелепых обид. Истрёпанные бинты мечтаний и высохшую до хруста кожу проклятий. Им нужно согреться. Их дрожь, и их не проходящий мелкий озноб, словно агония, сотрясают весь этот город. Забывшийся в приливе, и меркнущий медленно. Как светлячок.