Эх

Жил-был человек по имени Эх.  Его имя и ему самому казалось странным, но когда Эх где-нибудь слышал свое имя, то не мог не подойти.

- Здравствуйте, Вы звали меня ? – говорил он, после смущенно замолкая, наверное, из-за странных взглядов, впивавшихся в него. А затем робко, словно в оправдание, добавлял, - Меня зовут Эх. Наверное, вы тоже думаете, что у меня очень странное имя ? - он говорил это, не спрашивая. И чего собственно было спрашивать, когда он и сам прекрасно знал, что его имя на самом деле странное.  – Но раз уж вы позвали меня, то может быть и, правда, для какого-то дела? – продолжал он с робкой надеждой в голосе.       – Меня так часто зовут по всяким пустякам, а еще чаще из-за таких глупостей, что и сказать стыдно, – заканчивал Эх свой монолог и с услужливой робкой улыбкой ждал, куда его попросят сходить на этот раз. Он очень не любил ходить туда, куда обычно просили его сходить. Во-первых, как правило, это было очень далеко. Но часто это было еще и очень неприятным занятием. Но несмотря на это, Эх очень любил делать то, о чем просили его люди. И когда он думал об этом, Эх всегда улыбался. «Это же так здорово! Человек тебя попросил, а ты взял и сделал! Удивительно, как радостно становиться!»

Я сидел на скамейке в симпатичном дворике. По бокам стояли два пятиэтажных дома. Дворик почти тонул в зарослях цветущей сирени. В нескольких метрах от меня страшным пронзительным голосом выла качель. Трое девчонок, лет 7-8 с восторгом и удовольствием извлекали из нее эти скрипучие звуки - «Ии-и-ы-ы, иии-ыы, ии-и-ы-ы, …» Девчонки были похожи на искры, которые вылетают из глаз, когда по неосторожности или по невнимательности треснешься головой обо что-нибудь твердое со всей дури. Все три девчонки были одеты в вещи ядовито ярких цветов и оттенков: куртки, колготки, кроссовки, при этом ни один цвет не повторялся. Цвета не только не сочетались друг с другом, а даже как будто исключали друг друга, как нечто абсолютно невозможное совмещению. Подчеркивали всю эту цветастую вакханалию разноцветные банты. На голове у одной девчушки был желтый и красный бант, у другой - желтый и зеленый. На голове у третьей, бантов не было, но вся голова была увешана разноцветными заколками, то с разноцветными перышками, то с кусочками меха, или просто щедро усыпанными какими-то блесками и бусинками, то и дело поблескивавшими на солнце.

Девчонки вились вокруг качели, как разноцветные колибри вокруг гигантского цветка. Однако, через несколько минут наблюдения за ними, в голову мне пришел удивительный вывод. Если смотреть на все происходящее вместе, то есть, трех неугомонных девчонок, качели,  то, что они с ними вытворяли, и сочетание звуков качели с их щебечущим звонким смехом. В общем, весь этот безумный компот выглядел, на удивление, весьма гармонично. Вот только стоявшие за качелями четыре ржавых мусорных бака портили почти идеальный пейзаж. В руке у меня была открытая банка холодного пива, рядом на скамейке стояла вторая - полная и холодная. Я смотрел на цветущую сирень, слегка качавшуюся, словно на неторопливых волнах, и разносившую по двору аромат своих цветов; смотрел на уже понравившуюся цветозвуковую вакханалию вокруг качели.

Солнышко слегка припекало, но легкий ветерок не забывал время от времени уносить излишнее тепло и приносить свежую порцию запаха цветущей сирени. По-моему только одна мысль могла прийти в такой ситуации.  Она и пришла.  «Жизнь прекрасна! Прекрасна просто так, прекрасна сама по себе. И чтобы быть счастливым нужно всего лишь научиться быть частью этой прекрасной жизни. Этой, а никакой-нибудь другой. Вот жаль только, что это так редко получается…». 
-  Здравствуйте, – нежданно-негаданно оборвал мой мыслительный процесс какой-то бомж. Он стоял в метре от меня и стеснительно улыбался. На нем была кожаная куртка, на несколько размеров больше, чем следовало. Было видно, что куртка была не плохая, но слишком уж изношенная. Рукава были закатаны, наверное, почти вдвое, а там, где у ее первого владельца должны были начинаться колени, у моего незваного собеседника начинались ботинки. На голове у него была маленькая вязанная синяя шапочка, тоже весьма потрепанная и заштопанная в паре мест. Я посмотрел на него, пытаясь вложить в свой взгляд всю неприязнь и брезгливость, какую только мог, наивно полагая, что этого будет достаточно, чтобы снова остаться наедине со своими мыслями. Бомж то ли не понял меня, то ли на это и рассчитывал.
- Вы звали меня! – радостно продолжил он наше неожиданное общение.
- ???
- Меня зовут Эх. Наверное, вы тоже думаете, что у меня очень странное имя ?
Я тем временем стал неторопливо разглядывать этого странного человечка. Конечно, не удивительно, что я счел его бомжем, в таком-то «прикиде». Но, несмотря на это, выглядел он довольно опрятно, не распространял неприятных запахов и даже его удивительные  ретро-ботинки, заметно уставшие от прожитых лет, были начищены. Переменив мнение о загадочном мужичке, я проникся к нему легкой симпатией. То ли оттого, что он все время улыбался,  говорил вежливо и слегка застенчиво. То ли оттого, что он как-то неожиданно удивил меня своим чистым и опрятным видом. Я улыбнулся.
- Да нет, мужик, я тебя не звал.
Он явно обрадовался моему добродушному тону и бодро присел рядом со мной.
- Нет, нет! Я отчетливо слышал, как Вы меня позвали. Меня зовут Эх.
Я задумался на пару секунд и рассмеялся.
 - Это какой-то розыгрыш ?
- Нет, раз вы позвали меня, то наверное для какого то дела, хотя меня так часто зовут по всяким пустякам, а еще чаще из-за таких глупостей, что и сказать стыдно.
Тут он вдруг как-то резко замолчал и потупил взгляд.
Эх сидел рядом со мной на скамейке, время от времени пытаясь заглянуть в мои глаза. То ли он ждал от меня какого-то ответа, то ли просто демонстрировал свою улыбку. Я рассмеялся.
- Ну, какое же у меня может быть к тебе дело? Я и вижу то тебя первый раз в жизни.
- Ну конечно! – радостно подтвердил Эх,  – Меня все видят впервые в жизни. Так уж, почему-то заведено, что второй раз, встретиться со мной, почему-то нельзя. – я опять рассмеялся. – Забавно, что вам кажется это смешным. Я знаю, что многие очень жалеют об этом после нашей встречи.
- Почему? – спросил я сквозь смех.
- Дак, попросят сделать какую-нибудь никчемную вещь, а потом локти кусают. А изменить-то уже ничего нельзя. – он говорил так серьезно, что мой смех стал исчезать сам собой. Мы просидели молча несколько минут. Эх то любовался выбранным мною городско-дворовым пейзажем, то снова с вопросительно-ожидающей улыбкой пытался заглянуть мне в глаза. Мне же, как на удивление выяснилось, ни сколько не мешала его компания. Эх даже весьма удачно вписался в рассматриваемый мною пейзаж. Как раз между сумасшедшей качелью и мусорными баками.
- Извините, пожалуйста, можно Вас спросить. – я обернулся к нему. – Вы извините, что я спрашиваю, просто если у Вас еще есть свободное время, то не могли бы Вы подумать, о чем Вы могли бы меня попросить. А то потом в спешке, Вам будет неохота, и Вы попросите меня сделать какое-нибудь совершенно не нужное дело. – выпалил он скороговоркой, замолчал на секунду и виновато добавил, –  Извините пожалуйста еще раз, наверное я отвлек Вас от каких то важных размышлений. – уж совсем виновато произнес он и уставился в землю c детской тоской. Мне даже стало его немного жалко.
- Нет, нет, - попытался я его зачем-то успокоить, – Я ни о чем не думал, я просто смотрел, как качается сирень. 
- А-а … ? – начал он было.
- И времени у меня еще целых полторы банки пива, – прервал я его вопрос, с улыбкой показывая обе банки. Эх снова заулыбался, а мое настроение загадочным образом стало и вовсе каким-то сказочным. Как будто я только что совершил какой-нибудь маленький подвиг, например, успокоил незнакомого рыдающего ребенка. Наверное, на волне этого настроя, я протянул ему свою начатую банку.
- Держи.
- Что это?
- Как что? Пиво. Хлебни холодненького. Угощаю.
- Спасибо, – сказал Эх, и с радостью взял банку. Я взял вторую и потянул за открывашку. Крышка тихонько лязгнула, чпокнула, и облегченно выдохнула углекислый газ. Я с удовольствием сделал два больших глотка и полез в карман за сигаретами. Эх увлеченно принялся дергать за кольцо своей банки. Когда он успешно его отломал, Эх опять посмотрел на меня, с детской грустью в глазах.
- А у меня так не получается – пожаловался он. Я посмотрел на него с недоумением. Ему стабильно удавалось вводить меня в легкое замешательство каждой своей фразой.
- Дак она же уже открытая. Я же дал тебе уже открытую банку. – объяснял я с некоторым смущением, надеясь в глубине души, что Эх так шутит. Но я ошибался. Его глаза опять заблестели, и он сказал улыбаясь.
 - Здорово! Вы дали мне пиво, а оно уже открытое. Наверняка это добрый знак! – Почему-то я уже не смеялся. Не спеша закурив, я попытался вытолкнуть из головы всю эту несуразицу. В конце концов, в качестве соседа по наблюдению за сиренью он подходил, как нельзя лучше, и каким-то загадочным образом весьма позитивно влиял на мое настроение. Мы сидели молча. Прошло несколько минут. Разноцветные девчонки прекратили мучить качель, и увлеченно тискали какого-то рыжего пушистого кота. Кот пытался от них убежать, но у него ничего не получалось. Девочка с многочисленными заколками на голове, сняла одну из них, и пестрая компания предприняла попытку украсить рыжего кота по последней моде. Прикрепляя заколку, они нечаянно, толи укололи, толи ущипнули свою рыжую модель. Кот с воплем дикого зверя вырвался, оставив на своих кутюрье несколько царапин и с распушенным хвостом дал деру через весь двор. Заколка болталась у него на боку, ярко сверкая на солнечных лучах, в такт его галопу. Девчонки кинулись за ним. Несколько минут они гоняли его по кустам, но кот, как будто играя с ними, ни залез на дерево, ни убежал куда-нибудь подальше, а заставлял девчонок продираться за ним по кустам сирени, зарабатывая новые царапины, и бегать вокруг мусорных баков. Пробегая мимо скамейки, на которой мы сидели, кот вдруг ловко запрыгнул на колени моего собеседника, и уселся как сфинкс, свесив хвост. Девчонки быстро подбежали, и остановились в паре метров от нас. Три пары глаз с интересом смотрели на запыхавшихся девчонок, в ожидании их дальнейших действий. А для двух зеленых глаз в рыжей шкуре, это был не только банальный интерес, но и вопрос кошачьей неприкосновенности и достоинства. Первой заговорила девочка, увешанная заколками, по всей видимости, чувство собственности перебороло застенчивость перед незнакомыми взрослыми людьми.
- А это Ваш кот?
- Нет, – ответил Эх, отстегнул  заколку и протянул ее владелице. Девчушка быстро подбежала и схватила заколку.
- Спасибо, а можно нам с ним поиграть? – Выпалила она, тыча на кота пальцем. Эх погладил кота, и тот громко замурлыкал.
- Нет, – мягко возразил Эх,  - Он же кот, ему не интересно играть в Ваши игры, вот если бы вы согласились поохотиться с ним на мышей, то возможно он и взял бы вас в свою компанию.
- И нет у него никакой компании, – возразила девочка с желтым и красным бантом на голове. – Это у нас компания, - Эх не ответил. Он молча продолжил смотреть на качающиеся на ветру кисточки сирени и гладить рыжего кота. Девчонки, постояв недолго, развернулись и медленно побрели в сторону качели. А через пару минут опять послышалось заунывное – «Ии-и-ы-ы, иии-ыы, ии-и-ы-ы …».  Кот спрыгнул с колена, сделав пару шагов, повернул голову, и, как будто прощаясь и благодаря, посмотрел своему заступнику в глаза.  Эх слегка кивнул ему, принимая его благодарность. Только после этой загадочной церемонии, рыжий кот побежал по своим делам. Я даже слегка приревновал этого рыжего кота. Если бы он запрыгнул ко мне на колени, я безусловно, тоже вступился бы за него, но пожалуй наговорил бы этим младшеклассницам,  чего-нибудь по больше и по строже. И как бы в оправдание своих эмоций, я сказал:
- Возможно, в каком-то смысле, он счастливее многих людей. - Эх повернул голову и стал смотреть на меня не отрываясь, и мне пришлось развивать свою, непонятно откуда выскочившую мысль.  - Он то уж точно знает, чего хочет, к чему стремиться, и на что готов пойти ради того, что он хочет. А люди мечутся всю жизнь туда-сюда, многие даже не в силах остановиться, чтобы подумать, зачем они всем этим занимаются …. – я задумался, и легкая грустинка пробежала в моих мыслях, – А бывает, что и остановишься,  а понять все равно ничего не можешь.
- Вы даже не представляете, как сильно Вы правы ! – закивал Эх, и тут меня неожиданно понесло …
- Иногда человек ради своего собственного счастья пальцем ленится пошевелить, или останавливается при первых же трудностях, стоит, когда надо идти, идет, когда пора бежать. А иногда, ради какой то мелочи, через год про которую даже и не вспомнит, готов рисковать всем, что у него есть.
- Действительно, очень странно, а Вы не знаете, от чего же так глупо все происходит?
Я задумчиво улыбнулся. Наступило недолгое молчание. Разноцветные девчонки куда-то убежали и место у качели заняла компания старшеклассников, пускающих по кругу пузатую бутылку пива. И хотя шуму от них было гораздо меньше, но мне не понравилась эта произошедшая перемена  в созерцаемом мной пейзаже.
- Мне кажется, - начал я не спеша, – что многие люди путают свои желания с чем- то другим. Их желания обижаются и уходят, а потом люди уже не могут понять, чего же они хотят на самом деле.
- Правда? – изумился Эх, – Очень интересно, как же можно перепутать то, чего ты хочешь, с чем то другим? Ведь как Вы абсолютно верно заметили, тот рыжий кот и то наверняка знает, чего он хочет.
- Социум, массовая культура, массовая реклама, общие стандарты успешности, отсюда общий рецепт устремлений и счастья.
- Я очень извиняюсь, но мне кажется, то, что Вы сейчас сказали, это очень глупо.
Я засмеялся, сделал пару глотков пива и закурил сигарету.
– Извините, пожалуйста, я не хотел Вас обидеть. Но разве может быть один рецепт, как Вы изволили выразиться, счастья для всех? Ведь люди такие разные и чтобы быть счастливыми, им нужны довольно таки разные условия, цели и разные победы, в конце концов. Какие же здесь могут быть стандарты?
 - Когда-то давно, чтобы быть счастливым, было достаточно иметь кусок хлеба, крышу над головой, и быть уверенным в относительной безопасности, хотя бы на ближайшее время. Наверное, тогда люди, как и рыжий кот, точно знали, чего они хотят, и чем готовы за это платить. Если предположить, что тогда, чтобы более или менее гарантированно иметь все это, было необходимо окружить себя деньгами, властью, войском. Тот, кто понял это раньше, возможно имел возможность раньше других все это и получить, при этом, таких понимающих становилось все больше и больше. Сейчас, даже безработный, может рассчитывать на ночлежку и благотворительный обед, и кроме того, хоть на какую-то защиту от государства. Волчьи стаи перестали быть страшной напастью, массовые эпидемии ушли в прошлое, безжалостные кочевники не разоряют наши города. И тупое стремление к деньгам и власти, тоже вроде бы должны были остаться где-то  в средневековье, но сложилось все наоборот.
- Тогда получается,  - продолжил я, - то, к чему стремится большинство людей и считает своей мечтой, не больше чем искусственный рефлекс, выработанный когда-то в стародавние времена? Раздражителя, вызвавшего его давно уже нет, а рефлекс остался? Как у танцующей курицы, которая начинает подпрыгивать, услышав музыку, когда у неё под лапами земля, а не горячая сковорода?
Тинэйджеры уже допивали пузатую бутылку пива,  что сильно повлияло на их поведении. Из молчаливой, стоявшей вокруг качели компании, они быстро превратились в сборище отвязных хулиганов. Их гогот, отскакивая от домов, заполнял весь двор. Куражась друг перед другом и немногочисленными окружающими, они закручивали такие фразы, что за бранью часто не угадывалось вообще никакой смысловой нагрузки. Уютный дворик быстро потерял свою привлекательность. Но мне не было до этого никакого дела,  непринужденный разговор с незнакомцем заполнил мою голову… «А чем я отличаюсь от такой же подпрыгивающей курицы?  Насколько я живу своими истинными ценностями, а насколько навязанными окружающим меня миром, частью которого я и сам, собственно говоря, являюсь?» 
- А что тогда музыка, которая пробуждает этот рефлекс? – прервал мои размышления  Эх.
- Люди – ответил я почему-то, не задумываясь, – люди выходят из дома, или наверное точнее говоря, из детства, начинают видеть и слышать других людей и начинают свой куриный танец, но сложность ситуации в том, что они начинают не только танец, они начинают и «аккомпанировать» себе и всем окружающим в том числе. Поэтому эта музыка никогда не заканчивается, а вместе с ней не заканчиваются и куриные танцы, а вместе с куриными танцами, музыка прыгающих куриц.
- Гру-устно... –протяжно подытожил Эх, после недолгой паузы.
- Страшно… – то ли добавил, то ли возразил я – Миллионы людей живут ложными мечтами, чужими ценностями. Где они окажутся? Куда придут?  Что они будут делать, если поймут, что всю жизнь шли не своим путем, а возвращаться уже не останется времени? 
Эх с таким сочувствием смотрел мне в глаза, что я отвел взгляд.
– Страшно оказаться одним из них и обнаружить в конце жизни, что всю жизнь шел не туда, делал не то. Страшно понять, что то, к чему стремился и может быть даже достиг,  оказалось неважно, или вообще,  не нужно, а  по предназначенной тебе дороге ты не сделал ни шагу, или свернул при первых же трудностях, или свернул на чужую дорогу, показавшуюся более легкой и привлекательной, отказавшись от своей дороги навсегда.

Пиво почти закончилось, нужно было собираться уходить. Эх как почувствовал этот момент и уставился на меня не отводя глаз. Я тоже посмотрел на него.
-  Я вижу, Вам уже пора,  – сказал Эх.
- Да, пожалуй я пойду, забавно было поболтать. – ответил я и начал приподниматься со скамейки.
- Нет, нет, - испуганно затараторил Эх, – я же просил Вас, чтобы Вы обязательно меня о чем-то попросили, я так сильно надеялся, что Вы не забыли. Но, похоже, Вы думали совсем не об этом.
- Да я же говорил, что вообще ни о чем не думал. Я просто смотрел по сторонам и пил пиво. – договорив фразу я к удивлению обнаружил, что опять сижу на скамейке.
- Поверьте, это Вас совершенно не затруднит. Просто скажите, что бы Вы хотели, чтобы я для Вас сделал.
- Послушай, как там тебя …
- Эх !
- Эх, мне на самом деле ничего от тебя не надо, а того, что мне надо -  у тебя нет. – вот привязался на мою голову, подумал я, не просить же у него его синею шапочку. 
- Вы ошибаетесь, я могу выполнить любую вашу просьбу, только пожалуйста, подумайте как следует…
Я не понимал, почему до сих пор не ушел, или хотя бы не сказал чего-то резкого. Но почему-то не хотелось расстраивать этого странного мужичка.
- Ну правда, - начал я слегка заискивающим тоном, – Мне абсолютно нечего у тебя попросить, извини, но мне пора. – я решительно встал, Эх вскочил одновременно со мной.
- Но, что-то Вы хотите?
- Я ?…, я хочу знать…, чего я на самом деле хочу. – Эх улыбнулся так широко, и счастливо, что обнажились почти все его зубы, идеально ровные и белые.
- Это, пожалуй, лучшее, о чем меня когда-либо просили, и бесспорно - самое нужное. Мне будет очень приятно выполнить Вашу просьбу. Прощайте.
- Всего доброго – ответил я, уже разворачиваясь. И только тут я заметил, что за все это время Эх ни разу ни сделал ни глотка, даже ко рту банку не подносил. Я обернулся. Маленький человек, в смешной куртке, удалялся, неся открытое пиво перед собой, как-то торжественно, на полусогнутой руке, как букет цветов.

Я бросил пивную банку в пустой мусорный бак, бак гулко зазвенел и от его звона зазвенело и у меня в голове. Ничего себе, вышел голову проветрить, а теперь возвращаюсь домой с полной головой не слишком веселых мыслей, которые еще и звенят как сотня мусорных баков.