Книга 5. Слезы на камнях - 2 часть

Глава 8
Они вступили в город на заре.
Это был большой, светлый и удивительно теплый оазис. Причем тепло исходило не только от священного храма, но и от земли, до¬мов, даже камней, которые покрывали улицы, площади города.
Крутя головой по сторонам, стараясь ничего не пропустить, Мати сперва, настороженная, сжавшаяся в один комок нервов, искала знак грядущей беды, все, что указывало бы на приближение к опас¬ности. Но ничего подобного, как ни старалась, она не видела. Девушка ловила на себе взгляды жителей города, вышедших встречать караван, в глазах который была теплота и радость встре¬чи, столь искренние, что даже подозрительная, готовившаяся к са¬мому худшему душа не могла усомниться.
Поистине, ей никогда не было так хорошо! Все дни и ночи, проведенные в этом городе, превратились в один большой праздник, наполненный радостью и весельем, новыми встречами с интересными знакомыми, разговорами, историями, танцами...Мгновения летели так быстро, словно прицепившись к хвосту ветра - путешественника.
Право же, она не знала в своей жизни более гостеприимных и заботливых людей. Казалось, что хозяева беспокоились лишь о ней, делали все так, чтобы ей было хорошо, чтобы она почувствовала се¬бя в гостях лучше, чем дома.
"Они такие счастливые!-Мати, всегда прежде недолюбливавшая горожан, теперь была готова изменить свое мнение. В какое-то мгновение ей даже начало казаться, что она не просто стала пони-мать этих еще совсем недавно совершенно чужих ей людей, но сама захотела...нет, конечно, не навсегда, не надолго...но хотя бы на несколько дней, может быть, даже на месяц остаться в этом городе.
Она думала:
"Ведь никто не будет возражать, если мы здесь чуть задержим¬ся, верно? Все наши не могут не чувствовать того же, что и я, не могут не хотел этого...Остаться в городе - разве это не предел мечтаний любого караванщика? Просто никто до сих пор не позволял себе поверит, что это возможно на самом деле, не в фантазиях. Потому что знал, что горожане не примут чужаков. А эти примут. Они нам так искренне рады. Вот было бы замечательно пожить немного их жизнью, узнать, какие они...И, может быть, кто знает - найти свою судь¬бу...-однако последняя мысль почему-то прошла трепетом по ее ду¬ше, заставила вздрогнуть, проводя ледяными пальцами по спине.
"Бр,-поежившись, Мати ускорила шаг. Она бежала на пустынным на рассвете улочкам города, возвра¬щаясь в караван после одной из затянувшейся вечеринок в доме го¬рожанки, пригласившей свою сверстницу - караванщицу к себе в гос¬ти.-Ладно, конечно,-поспеши¬ла она согласиться со своими внутренними чувствами, боясь растра¬тить все те радость и покой, что были в ее сердце, на никому не нужное препирательство с самой собой,-моя судьба в снегах пустыни. Но ведь что¬бы увидеть ее, разглядеть, я должна получше узнать и то, что ле¬жит по другую сторону горизонта от нее, чтобы не ошибиться, отправляясь в путь за ней на рассвете, когда солнце еще стоит за нитью черноты и лишь его гонцы - зарницы несутся в мир, предупреждая о приближе¬нии своего господина...."-улыбка коснулась ее губ,  когда перед глазами скользнули придуманные ей самой образы - такие прекрас¬ные, что хотелось, застыв, смотреть, любуясь восхити¬тельной красотой, сочинять стихи-заклинания света и тьмы...-Жаль, что я не умею...-с некоторым сожалением подумала она, а затем, вдруг, удивляясь сама себе, вскинула голову, взглянула на себя со стороны.-А почему нет? Почему?-ей казалось, что в этот миг воз¬можно все: стоит захотеть и, оттолкнувшись посильнее от земли, она взлетит в небеса. А если так...-Я просто никогда не пробова¬ла. А если попытаюсь..."
Она не замечала ничего, что было вокруг. Дома мелькали с обеих стороны словно серые тени, деревья скрывались во мраке, ко¬торый были не в силах разогнать ни фонари с огненной водой, ни отсвет пламени, исходивший от Храма.
Ее ноги продолжали идти как-то неосознанно, инстинктивно, глаза глядели не вовне, а внутрь сердца, души, а губы шептали слова, которые сами собой стали слагаться в некий удивительный, непонятный, и потому еще более чудесный, узор...
"Милый друг, что ждет нас впереди?
Нет, молчи, с ответом обожди!
Я боюсь услышать правду слов.
Лучше во власти жить немых оков
Сумрачной надежды и тоски.
Милый друг, коснись моей руки,
Пусть уйдут сомнения и боль,
Только миг, прошу, побудь со мной,
А потом...потом мне дай ответ:
Что нас ждет в седом мерцанье лет?"
Она и сама не знала, почему этот придуманный ею узор был именно таким. Казалось бы, она думала о городе и снежной пустыне, о закате и восходе...Или на самом деле все было не так, просто Мати была не готова даже самой себе признаться в этом.
Так или иначе – неважно – сперва она просто наслаждалась своим творением, повторяла слова, словно стремясь разглядеть каждую линию нарисованного ею узора со всех сторон. Но сомнения, закравшись в мысли,  никак не хотели уходить, все кру¬тились под ногами, вились над головой, носились словно ветерок по улочкам города, то забредая в тупики переулков, но выбегая на открытые пространства площадей.
"Что нас ждет в седом мерцанье лет?... Что нас ждет..."-да, это было главным - той мыслью, той причиной, которая заставляла идти вперед, в ней навстречу, пока не сложилась в вопрос, который, заданный всему, что было вокруг - городу, Храму, небу, ночи и задержавшемуся где-то рассвету, заговоренный и запо¬веданный словом, не мог не получить ответ.
И что-то вдруг изменилось в мире. Так быстро, что Мати не успела даже понять, почувствовать, испугаться этой перемене. Просто девушка вдруг оказалась посреди леса - зеленого, ве¬селого, где забавные огоньки - солнечные лучи играли в догонялки с ветрами...
"Но как...? -не понимая, что случилось, как это произошло, она остановилась, закрутилась на месте, задрав голову вверх, гля¬дя на высокие кроны деревьев и мерцавшие средь листвы голубые ос-колки небес.-А, не важно!"-беззаботно махнула она рукой. Ей уже казалось, что возможно все.  И зачем удивляться чуду,  раня душу сомнениями, вместо того, чтобы просто радоваться - легко, безза-ботно, вдыхая полной грудью то счастье безграничной свободы, которое она не испытывала никогда прежде?
"Да,да, это та свобода, о которой все столь страстно мечта¬ют,-вторил ее душе ветер, раздвигавший кроны деревьев, освобождая небеса, бескрайние,бесконечные,-свобода от тягостных размышлений, страхов и сомнений, грусти и боли. Свобода от всего. Даже от са¬мой себя - если твоя суть мешает душе освободиться и легкокрылой птицей взметнуться в небеса. Свобода, которую ищут в смерти само¬убийцы, не ведая, что ее там нет, ибо она возможна лишь здесь, лишь сейчас - во сне.
"Я сплю!-словно луч озаренья коснулся ее щеки, за¬жегся огоньками в глазах.-Это сон, мой сон!-с одной стороны, Мати стало немного обидно. Ей бы очень хотелось ощутить все это наяву. Но с другой...Зная о том, что спит, она могла делать в своем сне все, что ей хотелось.-Ведь я умею управлять сном! Я - повелительница сновидений!"
Деревья расступились, открывая пред взором уходившее к само¬му горизонту золотое поле, полное света, тепла, бликов и запахов удивительных цветов, порхания над ними бабочек и стрекоз, похожих на детских духов из сказок.
Это поле впитало в себя бескрайность снежной пустыни, ее открытые всем странникам объятья. Но в нем не было жгучего холо¬да, лишь свежесть, приятная, светлая прохлада. И вместо одного единственного пути - тропы каравана - было бесконечное множество, словно звезд в небесах, дорог.
Оттолкнувшись от земли, Мати поднялась в воздух, раскинула руки, закрыла глаза, блаженствуя, купаясь в тепле солнца, плывя, словно снежинка, по спокойному течению ветров...Она была готова смеяться и плакать одновременно. У нее все получилось! Не было ничего удивительнее этого сна! Но откуда взялась вдруг печаль? Что за сомнение, забредя маленькой льдинкой в душу, стало резать своими острыми краями грудь?
"Что нас ждет в седом мерцанье лет?"-почему-то вопрос, впле¬тенный в ткань первого в ее жизни заклинания, которое она уже успело забыть, вновь вернулся к ней, разрушая мир счастья и покоя той тенью сомнения, предчувствия или ожидания, которая, взявшись невесть откуда, зак¬рыла солнце, будто дымкой, заточая его яркие лучи в серую повозку скитаний...
"Что?..."-Мати, подтянула коленки к груди, и, обхватив ноги ру¬ками, сжалась к комок, закрыла глаза, собирая воедино все свои силы, все мысли и стремления, чтобы затем заставить сон изменить-ся, превратиться из сказочного в пророческий...
Несколько мгновений она не смела открыть глаз, боясь увидеть то, что уже раз было ей явлено начавшем пробуждаться даром.
"Ведь если дракон вновь схватит меня... -страх холодом кос¬нулся ее плеч, которые вновь пронзила боль, пусть не такая жуткая, как могла бы быть на яву, ведь во сне силен может быть только страх, но все равно...-Если это произойдет вновь...Тогда...Все действительно сбудется, сбудется именно так, как предсказано! Ведь повторение - знак истины!...Но...Я не хочу, не хочу! Не хочу умирать так, умирать сейчас! Я же совсем молода! У меня впереди еще столько всего...Со мной еще не произошло почти ничего из того, что должно было, что я потом могла бы увидеть в своем вечном сне!...Я..."
Если бы все происходило наяву, она бы заплакала. Но здесь, во сне - открыла глаза, стремясь изменить сон и, вместе с ним - черное пророчество.
По небесам уже скользила тень дракона, все приближаясь и приближаясь к ней. Вот крылатый зверь уже завис над ней, готовясь к броску.
"О боги, только не это!"-в отчаянии она стиснула руки. Серд¬це стучалось так сильно, что, казалось, было готово вырваться из груди. Мати хотела закричать, позвать на помощь - но язык отнялся, губы онемели, отказавшись шевелиться. Она бросилась было бежать, стремясь спрятаться под деревьями леса, до которого, казалось, было рукой подать, но движения стали медленны, тягучи, словно по¬пав в сладкую патоку, и чем быстрее она бежала, тем медленнее бы¬ли ее движения.
"Нет, папочка, нет!"-ощутив на себе удары ветра, рожденного взмахами огромных крыльев. Она ждала боли, смерти...
И тут она проснулась.
Мати вновь была в своей повозке.
-Милая, что с тобой?- с ней рядом сидел отец. Его взволно¬ванные глаза были устремлены на дочь. Он озабоченно коснулся  сухой, шершавой рукой ее мокрого от пота лба:- Ты не заболела?
-Нет. Просто...Просто мне приснился плохой сон...
Она придвинулась к нему, прижалось .
-Опять?
-Да, опять!-вскрикнула Мати и разрыдалась.
-Ну что ты, что ты?-он даже растерялся.-Это ведь был только сон! И я говорил тебе...
-Но он повторился, папа! Повторился вновь!
-Сон...-он тяжело вздохнул, взглянул на нее.-Неужели такой плохой?
Та лишь кивнула в ответ, глотая катившиеся по щекам слезы.
-Ты до сих пор трясешься... Испугалась?
-Да.
-Успокойся, милая.  Все уже позади. Сон закончился, скоро он забудется и никогда больше не потревожит твой дух. Не дрожи!...
-Это не от страха,-вдруг с совершенной ясностью поняла она, хотя ее зубы продолжали стучать и она никак не могла их унять.-Просто здесь холодно,-она сжалась, притянула к себе одея¬ло, спеша получше закутаться.-В пустыне метель?
-Не знаю. Может быть. Где-то на ее бескрайних просторах - так уж точно.
-А здесь? За пологом? Мы ведь из-за нее остановились?
Караванщик взглянул на нее с некоторым удивлением:
-Неужели в своем сне ты странствовала так далеко, что обо всем забыла? Мы стоим, потому что мы в городе.
-В городе?-ее губы сжались, сразу вдруг побелев, лоб снова вспотел. Предчувствие холодным ветром страха окатило ее с головы до пят.
-Вот что, милая, давай, поскорее одевайся, и беги, поиграй со своими новыми друзьями. Или осмотри город. Ты ведь любишь бродить одна по чужим улочкам, я знаю.
-Пап, можно лучше я здесь посижу, а?-ее испуганные глаза мо¬лили о понимании.
Но караванщик был непреклонен, словно зная: стоит пожалеть девочку, и та вообще расплачется, стоит позволить ей остаться в повозке, и она будет дрожать от этого непонятного страха день напролет, вместо того, чтобы просто взять и убедиться, что бояться нечего.
-Хватит, Мати!-его голос зазвучал твердо и даже резко.-Пе¬рестань! Ты уже не малышка, которой позволено бояться неведомо чего! Тебе скоро проходить испытание. А для этого нужно быть сме¬лой. Не обязательно настолько, чтобы вообще забыть страх, но дос¬таточно, чтобы хотя бы встретиться с ним взглядом. И, заглянув ему в глаза, убедиться, что он совсем не так страшен, как тебе кажется.
-Папа?-она с сомнением взглянула на  отца,  не  узнавая его.
-Что?-тот, если и заметил ее смятение, сделал вид, что это не так.
-Ничего,-та пожала плечами. В конце концов, какое это имело значение? Когда все – лишь соню
Это не могло быть правдой - Мати не смогла бы забыть дня прихода в город. Такое не забывается. Во всяком случае до тех пор, пока оазис не останется позади. И раз она не помнила этого - значит, ничего такого и не было вовсе. Сон - все лишь сон. А во сне возможно что угодно. Будущее становится прошлым, перепры¬гивая через настоящее, родные лица меняются до неузнавае¬мости, а чужие, наоборот, кажутся знакомыми уже много лет, хотя и остаются при этом безымянными, или берут себе имена других - жи¬вых, близких...
-Говорю тебе, дочка,-тем временем продолжал тот, в ком она была готова узнать своего отца.-Страх - он...-караванщик умолк на миг, поморщился, стара¬тельно подбирая нужные слова.-Он словно тень. Страшен, когда бе¬жит следом, стонет и охает в темноте за спиной. Кажется, что он вот-вот схватит тебя своими мохнатыми лапами...Но оглянись. Не убегай от него, остановись и всего только оглянись. И он исчез¬нет, растаяв словно тень в лучах полуденного солнца. От него не останется и следа. Словно ничего и не было. Лишь твои фантазии.
-Ты...Ты так думаешь?-она слушала его, слушала так внима¬тельно, как никогда прежде, словно с ней говорил не отец - прос¬той торговец, а один из небожителей...Один из...Правда, вот толь¬ко она не знала, кто...Впрочем, это было не важно. А важно было то, что этот загадочный, одновременно такой знакомый и совершенно чужой собеседник сможет рассказать ей.
-Не думаю. Знаю.
-А...А если этот страх навеян не сном,  а чем-то большим?
-Чем же?-усмехнулся тот. При этом его усы так забавно топор¬щились, что она не сдержала улыбки.-Во,-заметив это, воскликнул караванщик.-Уже смеешься. Дочка, ты явно на пути к выздоровлению.
-Да,-та, почему-то покраснев, смущенно потупила взгляд. А затем, глядя в сторону, но не на полог повозки, а куда-то...ку¬да-то за него, в бесконечные просторы не то мира яви, не то стра¬ны грез. - А вот если...Если сон повторяется, если он пророчес¬кий...Можно изменить его, остановившись?
-Ну, простого бездействия тут недостаточно. Нужно еще кое-что.
-Что?-она резко повернулась к собеседнику, припала к его ли¬цу глазам, замерла, вся уйдя во внимание. Она даже не моргала, боясь пропустить тот момент, когда он даст от¬вет, а что это произойдет, она не сомневалась.
-Видишь ли...-караванщик почему-то медлил, мо¬жет быть - стремясь продлить это мгновение, а  может - готовя ее к ответу.-Сны-пророчества...Они находятся где-то на грани меж¬ду явью и фантазией. В них все по особенному...То, что впереди -  прошлое, то,  что  позади - грядущее...Остановись - и увидишь то, чего не было...Вот только это грядущее не изменится только потому, что ты  взглянешь  ему в глаза.  Беда - она ведь не пройдет мимо, поняв, что ты знаешь о ее приходе. Ей нужна...жертва.
-Жертва?-она вдруг сразу вспомнила тот город, город смерти. И жуткий холод окатил ее с ног до головы.-Нет, нет, никогда!
-Ты спрашиваешь, я отвечаю,-спокойно пожал тот плечами.
"Это...это лишь сон. На самом деле ничего не происходит,-ду¬мала она, заставляя себя успокоиться. - И не будет ничего плохо¬го, если я спрошу...Я ведь не собираюсь ничего такого делать. Я просто хочу узнать..."
-И эта жертва?...
-Она должна будет принять беду на себя. Освобождая  тебя. Беда получит свою жертву - и уйдет.
-Это ужасно!
-Ничего ужасного. Тебе ведь не придется делать ничего плохо¬го. Не тебе заносить нож над чужой жизнью. Достаточно лишь в ка¬кой-то миг сделать шаг в сторону. Один лишь шаг - и устремленный на тебя взгляд падет на кого-то другого...
-Но ведь его...того будет ждать страшная смерть...
-Дочка!-он взял ее за плечи, повернул к себе, заглянул в глаза.-Главное, что ты будешь жива! Жизнь - жестокая штука. Не важно, караванщик ты, горожанин. Все люди так делают - покупают себе продолжение жизни ценой чьей-то смерти. Так происходит, ког¬да дозорные вступают в сражение с разбойниками, черпая свое гря¬дущее в их конце...
-Но Шамаш...
-Шамаш!-ей показалось, что на какой-то миг усмешка исказила черты собеседника.
-Ты...Ты ненавидишь его?...Нет!-мотнула она головой.- Ты не мой отец!-она отодвинулась в сторону.Теперь Мати была уверена в этом. Однако, странное дело, это не внушало ей страха. То, чего она действительно боялась, было по другую сторону реальнос¬ти.-Ты...Губитель?-все же, она не осмелилась назвать имя злейшего из врагов бога солнца по имени.
-Нет,-чужак рассеялся.-Конечно, нет, девочка.
Однако же разоблачение нисколько не разочаровало его. Даже скорее наоборот, обрадовало, ведь теперь он мог сказать то, о чем бы не заговорил никто другой, кроме него одного. Ибо это были его слова. Лишь его. И он не хотел делиться ими, словно гордец заслу¬гой, ни с кем другим.
-Кто же ты? Или это секрет?
-От тебя? Конечно, нет!
И, все же, он медлил с ответом. Во всяком случае, так пока¬залось Мати, которая с нетерпением ждала ответа.
-Ты...-она пыталась найти его сама, предполагая...Или, вер¬нее, гадая.-Ты господин Намтар?-это могло быть так. Ведь она же спрашивала о грядущем, а кому лучше знать будущее, как ни богу судьбы?
-В некотором роде,-усмехнулся тот.-Я его отражение.
-Отражение бога судьбы?-удивленно повторила она.-А разве та¬кое возможно?
-Ты во сне. Здесь возможно все.
-Для повелителей сновидений...-проговорила она, повторяя мысль, рожденную у нее в душе, пришед неизвестно откуда.-Ты Лаль!-она ничуть не сомневалась в этом.
-Да. Маленький Лаль. Приятно сознавать, что ты помнишь меня. Несмотря на все старания Шамаша.
-Помню?-она наморщила лоб, пытаясь сосредоточится. Что-то она помнила...Но вот что? И Шамаш...Почему этот странный собесед¬ник заговорил о нем?
-Нет? – его бровь чуть приподнялась.-Значит, Шамашу удалось...
-Что удалось?
-Заставить тебя забыть.
-Что забыть?
-Как ты приходила в мой мир. Воистину, бог солнца сотворил нечто поразительное,-он пригляделся к ней, словно стремясь в гла¬зах девушки найти следы того, о чем искал. - Он просто взял те¬бя... И не только тебя, но и всех твоих спутников по тропе карава¬на...Иначе бы у него ничего не получилось. Взял и перенес в прош¬лое. А настоящее обратил сном...
-Если так, почему ты…
-Помню? Видишь ли, когда все это происходило,  я стоял невидимкой за спиной у бога солнца. Так что меня эти превращения не коснулись.
-Но как так случилось...
-Понятия не имею. Зачем? Ведь мне все равно не дано совер¬шить ничего подобного. Я - младший из богов, а не повелитель не¬бес.
-И почему он...
-Ну, наверное, хотел спасти кого-то из каравана.
-Изменить судьбу?
-Да.
-Лаль...А вот Шамаш...Он говорил, что менял судьбу других... Мою судьбу...И вообще...Он тоже переносил беду...?
Лаль несколько мгновений, раздумывая, смотрел на нее:
-Я знаю, что ты хочешь услышать в ответ на свой вопрос. И чего боишься узнать. Я мог бы сказать "нет",-но это было бы неп¬равда. Я не хочу ранить твою душу, и поэтому не отвечу "да". Спроси у него. И спроси, почему он никому не сказал, что та ле¬генда, которую придумал ваш летописец, тот сон, память о котором сохранил лишь хозяин каравана, на самом деле - быль. Зачем он скрыл правду.
-Он хотел сказать...
-Теперь. Но не тогда. И даже спустя столько дней и ночей, не сказал всего. Спроси его, девочка.
-Я спрошу...-прошептала Мати.
-Спроси,-и он исчез.
-Лаль!-вскрикнула девушка, оглядываясь по сторонам, ища взглядом своего загадочного собеседника. Она хотела еще так о многом его спросить...
Но бога сновидений нигде не было. Хотя она и продолжала спать.
Мати хотела проснуться, чтобы поскорее увидеть Шамаша, расс¬просить его обо всем, узнать...Ведь если он сам изменял судьбу, принося такую жертву...Значит, эта жертва - не то, что кровная, она не противна небожителям...И тогда можно сделать так, как го¬ворил Лаль...
Однако… Может быть, она не помнила тот сон, но уж легенду Евсея о стране сновидений – почти так же четко, как если бы все случилось на самом деле.  Лалю нельзя верить.  Он - бог обмана...
И еще. Странно, но она никак не могла проснуться. Говорила себе - "проснись" - и никакого толку. Но почему? Она ведь прекрасно зна¬ла, что спит. И знала, что для пробуждения достаточно захотеть проснуться. И все же у нее никак не получалось...
"Может быть, так нужно? Может быть, я должна в этом сне уз¬нать что-то еще, понять что-то такое, чего нельзя узнать ная¬ву...Может быть..."
Она выскользнула из повозки. В ее сердце уже не было былого страха. Потому что уже знала  -  чтобы спастись, достаточно встать у него за спиной.
Мати огляделась вокруг.
Холод снежной пустыни остался где-то далеко за горизонтом невидимой, лишь предчувствуемой тенью. Теплый задумчивый ветерок трепал выбившиеся из косы пряди, обдувал своим мягким дыханием щеки и лоб, даря им, пылавшим от внутреннего, негасимого огня прохладу и покой.
Значит, и в этом сне караван уже вступил в город. Но почему тогда вокруг нет стен домов, окружавших торговую площадь? Почему караван стоит посреди леса, и ветви деревьев, подбираясь к самым повозкам, касались полога, словно стремясь приоткрыть его, загля¬нуть внутрь, в самое чрево странного, чужого здешнему миру созда¬ния.
Был вечер. В небо уже вышла луна, приведя с собой толпу служанок-звезд. На маленькой полянке, приютившей кара¬ван, царили тишина и покой, такие глубокие, такие сладкие, что с губ девушки сам собой сорвался зевок.
 В такую ночь хотелось спать. И не важно, что Мати и так уже спала. Ведь, как она только что убедилась, спать можно и во сне, пробуждаясь вновь и вновь.
Рядом не было никого. Лишь Шамаш стоял возле своей повозки, задумчиво глядя ку¬да-то за деревья. Он словно ждал чего-то. Или кого-то.
Мати показалось, что он ждет ее. Конечно, так и должно было быть. Ведь ей было очень важно поговорить с ним, расспросить, уз¬нать...
И девушка подошла к нему, остановилась рядом, окликнула:
-Шамаш...
-Да, Мати,-прозвучавшее в ответ заставило девушку вздрогнуть.-Что с тобой?
-Я...Ты просто никогда прежде не называл меня по име¬ни...-пролепетала та, пораженная до глубины души. Она привыкла отзываться на его "малыш", "девочка", "милая" - не те бесцветные, безликие слова, которыми они были в устах обычного человека, а дышали необыкновенным волшебством. Но ее имя в устах небожителя прозвучало как-то...по чужому, что ли. Бесчувственно, словно при¬надлежало не живому существу, а призраку, тени, вообще никому, во всяком случае, не ей.
-Это плохо? - его воп¬рос заставил Мати вновь вздрогнуть.
-Нет, почему... - она растерялась. Ей просто было немного странно...А, что там! Все это - пустяк, который не имел никакого значения теперь, когда важным было другое - получить ответы. И как можно быстрее, когда сон может быть страшно быстротечен, успевая  за одно короткое мгновение изменить все: и вопрос, и собе¬седник, и даже сам мир сновидений.
-Я...Я хотела спросить тебя...Можно?-она осторожничала, го¬ворила медленно, словно шла по краю трещины.
-Почему же нет?-усмехнулся тот.-Конечно, спрашивай.
-И...И ты ответишь?
-Разумеется!
-Да. Но...Просто...
-Не пытайся ничего объяснить. Я знаю. Все знаю,-странно, но он торопил ее. Может быть, потому что ему тоже была известна из¬менчивость сна, а он хотел, чтобы Мати получила ответы на свои вопросы...Но если так, почему он не заговорил об этом раньше? Хо¬тя бы тогда, когда рассказывал ей о даре предвидения и о том, ка¬ково это, изменять судьбу. Или Шамаш полагал, что собеседница поймет его лишь если услышит обо всем во сне?-Спрашивай, Мати.
-Я...-она еще сомневалась, стоит ли ей говорить всю правду, или ограничиться лишь частью ее, но потом решила: это ведь ее сон, отражение ее души и сколь откровенна будет она, столь же откровенен будет и собеседник.-Я встретила Лаля. Он рассказал мне об изменении судьбы...Помнишь, мы говорили с тобой о том, что ты изменял чужие судьбы.
-Да. И что же?
-Я не знала, что чтобы спастись, нужно пожертвовать кем-то другим...
-Это так.
-Но жертва...-она болезненно поморщилась. Ей самой казалось, что в этом есть что-то не то, что-то, от чего веяло злом. Грехом. Или бедой. А может, и тем, и другим...
-Что тебя смущает?-он же, казалось, не видел ничего дурного ни в этом слове, ни в том образе, который за ним скрывался, слов¬но не богом солнца был запрещен этот жуткий обычай.
-Ну...-вообще, действительно, что? Наверное, эта жертва и то жертвоприношение были разными вещами...
А, какая разница!
Девушка мотнула головой, махнула рукой. Она решила оставить в прошлом все свои сомнения, тем более, что они, как ей теперь виделось, были менее реальны, чем весь этот навеявший их сон. Ну конечно. Ведь если бы что-то было иначе, Шамаш непременно сказал бы ей, уберегая от ошибки.
Мати и не заметила, как небожитель исчез.
И небеса закрыла драконья тень.
Как она ни убеждала себя, страх все равно пробрался в ее сердце. Девушка сжала зубы, стараясь удержать себя от того, чтобы броситься бежать.
"Ведь это сон! Всего лишь сон..."-повторяла она то про себя, то вслух. Но душе не было покоя. Чем ближе было мгновение пустоты, тем сильнее становилось не просто желание - необходимость бро¬ситься бежать, прочь, стремясь спастись, спрятаться...Где угодно, главное - подальше от этого гиблого места.
И, потом, она только тут вспомнила, что не спросила Шамаша, почему он заставил ее и всех остальных караванщиков забыть о встрече с Лалем. Ей захотелось вернуться назад, повторить сон за-ново, переделать. Она была почти уверена, что ей это удастся, но...
"Нет,-упрямо процедила он сквозь стиснутые зубы.-Нет. Потом. Я всегда успею спросить. Сейчас главным другое - не то, о чем разговаривают, а что делают."
Наконец, она должна была вырасти и перейти от слов к поступ¬кам. Хотя бы во сне.  Иначе жизнь так и останется всего лишь фантазией, выдумкой, происходившей не наяву, а лишь в мечтах.
"Сперва я должна взглянуть в глаза своему страху. Должна."
Она стояла на месте даже тогда, когда спину обдал порыв вет¬ра, подобный урагану, который готов был сбить с ног. А потом, в какое- мгновение решив: "Пора" - обернулась.
Это был дракон. Тот же самый, которого она видела в снегах пустыни вместе с Шамашем. В этом не могло быть никаких сомнений – те же шрамы, избороздившие шкуру, тот же огонь иного мироздания в огромных лунах-глазах.
"Он действительно жив. Как говорила Шуллат..."
Мати стояла и глядела на него.  Уже без страха, лишь с долей какой-то странной, затаенной и безысходной тоски.
Она не понимала, не верила, не хотела верить в то, что все случится именно так, что дракон, с которым было связано ее спасение, завершив круг, убьет ее.
"Это несправедливо!"-кричали ее глаза, беззвучно шептали гу¬бы. Она не хотела, чтобы все случилось именно так.
Мати всхлипнула. Слезы текли у нее по щекам, но она не заме¬чала их.
Сердце больше не рвалось вспугнутой птицей на волю из груди. Его щемило от страшной боли. Хотя она уже почти смирилась с мыс¬лей о том, что умрет. Ведь рано или поздно это должно будет слу¬чится. Этим заканчивается путь любого человека. Только боги бесс¬мертны. Но...
"Нет! Я не хочу, чтобы все случилось так! Пусть я умру в тот же миг, в тот же самый миг...Но иначе! Великие вершители судеб, пусть это случится как-то иначе!"
И в то мгновение, когда дракон уже занес свою огромную лапу, когти которой были во много раз длиннее и острее кривых охотничь¬их ножей, девушка тенью скользнула в сторону.
Она не бросилась бежать, нет,- сделала всего лишь один-единственный шаг...даже не шаг - чуть заметный шажок. Но и его оказалось достаточным, чтобы кошмар закончился.
Дракон исчез. И она проснулась.
Мати лежала в своей повозке, которая, покачиваясь, мягко скользила по белоснежным хрустящим покровам пустыни. За пологом посвистывал ветерок, говоря о чем-то со снегами.
"Все,-перекатившись на спину, вытянувшись во весь рост под пушистым меховым одеялом, девушка облегченно вздохнула.-Я просну¬лась. Кошмар прошел. Наконец."
Ей очень хотелось верить, что она победила свой страх, что он больше никогда не вернется. И, все же...Все же сомнения не по¬кидали ее сердца. Ведь город, этот странный, неведомый, непонят-ный, загадочный...она могла бы продолжать до бесконечнос¬ти...Впрочем, от этого ничего не изменялось - что бы она ни дума¬ла, что бы ни делала, этот ужасный город был все еще впереди.
-Дочка...-донесся до не взволнованный голос отца.  Мати и не заметила, что он сидел с ней рядом в повозке.-Тебе снился ледяной сон...-ему уже давно не приходилось говорить этого.  Ведь девочка выросла. А с возрастом сны теплеют.  Чтобы потом вновь остыть под старость...
-Да,-она вздохнула, отвела взгляд в сторону, чтобы он не увидел отблеска боли и страха в ее глазах.
-Дочка...-вновь заговорил Атен.-Я понимаю, ты не хочешь, чтобы мы входили в этот город...
-Не хочу,-она резко села, подтянув к груди колени, обхватила их руками.-Пап,-теперь ее глаза, в которых была мольба, были об¬ращены на караванщика,-правда, давай обойдем его стороной. Ну пожалуйста!
-У тебя есть причина этого желать?
Девушка поспешно закивала.
-И в чем она?-он спрашивал, хотя не ожидал получить от¬вет...Или, быть может, он ему и не нужен был вовсе, когда хозяин каравана и сам знал, каким он будет...
-В этом городе...-она облизала вдруг пересохшие губы.-В этом городе...-повторила она, собираясь с силами, заставляя себя пе¬реступить через свой страх.-В нем ждет смерть,-тихо, еле слышно, но, все же, она ответила.
Атен кивнул. Он не собирался больше ни о чем ее расспраши¬вать, но она продолжала сама:
-Не всех...Но...
-Не надо, милая,-прервал ее отец. Он все знал и так, чувс¬твуя это своим сердцем. И еще. Он слишком ясно видел, читал в глазах, по лицу дочери, как трудно, страшно было ей говорить об этом.-Мы не войдем в этот город.
-Пап...-она взглянула на него с сомнением, удивлением и, вместе с тем, долей облегчения, даже радости, которые, промель¬кнув по ее чертам, перелились в грусть. Мати качнула головой:-Мы не можем...-"Сделать это только из-за меня",-хотела сказать она, но отец не дал ей договорить:
-Можем. Я посчитал, поговорил с другими. До следующего оази¬са не так уж далеко, всего три месяца. У нас хватит продуктов и тепла добраться до него.
-А если того города уже нет?
-Давай надеяться на лучшее.  И не звать беду...А даже если и так...Шамаш не оставит нас перед лицом смерти.
-Шамаш...-она почему-то вздохнула. Воспоминание о боге солн¬ца впервые несло грусть, причиняло боль.
-Он спасет нас. Ведь он уже не раз изменял нашу судьбу.
-Изменял,-она вновь вздохнула - еще более тяжело и потерян¬но, затем чуть слышно добавила: - Но какой ценой? – однако, отец не слышал ее. Может быть потому, что она не хотела этого.
-Все будет хорошо, дочка. Обещаю тебе,-он считал себя просто обязанным успокоить ее, сделать так, чтобы она больше не вздрагивала при одной мысли о том городе, в который они должны были вот-вот войти, но никогда не войдут.
-А как же тот горожанин?-странно, но она почему-то вместо того, чтобы схватиться за это решение отца обеими руками, начала упираться, словно бездушное животное, готовое слепо пойти навс¬тречу смерти.
-Что - горожанин? Он чужак. Всего лишь чужак... Если тебя так беспокоит его судьба - хорошо, мы пойдем возле самой городской черты, чтобы он смог вернуться домой.
-Он не вернется без нас.
-Почему?-теперь пришел его черед удивляться.
-Я...Я так думаю,-ответив вскользь, она поспешила спро¬сить:-А Шамаш?
-Он еще не пришел.
-Но он скоро вернется, ведь так?
-Будем надеяться...
-Может, тогда стоит дождаться его, поговорить с ним об этом?
-О чем?
-Ну… Что ты собираешься провести караван мимо города.
- Не думаю, что Он станет возражать...
Конечно, не станет.  Атен был совершенно уверен в этом. Ведь небожитель не захочет подвергать Мати опасности, которая ждет девочку в городе.
-Однако если ты считаешь...
-Нет,пап,-вздохнув, взглянув на него как-то вскользь - поте¬рянно и отрешенно - девушка качнула головой. - Не надо. Ничего не надо...-она двинулась к краю повозки.
-Ты куда?
-Хочу кое о чем спросить Хана,-"Да, так правильно,"- кивнула она своим мыслям.-Так лучше всего..."
-Что-то случилось? Это как-то связано с даром предвидения, о котором говорил с тобой бог солнца незадолго до того, как ушел?
-Да. Нет... Не совсем. Я не до конца уверена...
-Но вряд ли волк развеет твои сомнения.  Конечно, он священ¬ное животное, однако...
-Он знает кое что... Что поможет мне во всем разобраться,-ук¬лончиво ответила Мати.
-Разобраться в чем? В том сне, который тебе приснился?
-Угу,-кивнула головой та.
-Это был плохой сон?
-Да,-призналась та.-Пап... Скажи, а сны... Они ведь - посла¬ния богов, да?
-Да. Дочка, ты такая странная... Сама не своя. Буд¬то встречалась со своей смертью...
-Может быть, так оно и было...
-Что?
-Нет, пап, ничего, - поняв, что сказала лишнее, она поспешила ус¬покоить встрепенувшегося было отца.-Просто... Ну... Я не знаю. Мож¬но я сперва разберусь во всем сама, а потом расскажу? Можно?
-Конечно, дочка.
-Спасибо,-девушка выскользнула наружу.
Она нашла золотого волка чуть в стороне от тропы каравана. Он медленно трусил по по хрустящей снежной кромке, разб¬расывая когтистыми лапами в стороны белые перья огромной снежной птицы.
Мати успела сделать лишь только несколько шагов в его нап¬равлении, как к ней подбежала Шуллат.
"Оставь его", - скользнув взглядом по лицу дочери огня, прос¬вистела она.
"Но мне нужно спросить..."
"Не сейчас,-прервала ее волчица.-Неужели ты не видишь: брат хочет побыть один."
"Почему? Что-то случилось?"
"Не знаю. Может быть", - она была насторожена. Уши прижаты к голове, движения резки и нервозны, нос поднят по ветру. Было вид¬но, что она, настороженно следившая за всем, происходившим вок¬руг, готова по первому подозрению об угрозе, какой-то опасности, хотя бы намеке на нее - броситься на врага, встав на защиту хозя¬ина.
"Он расстроился, потому что Шамаш ушел, а его  с собой не взял?"
"Так решил хозяин".
"И кто вы такие, чтобы спорить с ним?"
"Мы - его друзья. Но если он не ограничивает нашу свободу, то уж нам и подавно не следует претендовать на его..."
"Раз так, ничего с твоим братом не случится от одного моего вопроса!"
"Я сказала - не сейчас!"
"Пусти меня! Это важно!"
"Нет", - недовольно  зарычала на нее волчица.
"Это важно!"
"Для него или для тебя?"
Мати остановилась от неожиданности, несколько мгновений глядела на подругу удивленным взглядом ничего не понимавших глаз.
"Я чем-то обидела тебя? Случайным словом? Неловким поступ¬ком? Что случилось?-она была готова заплакать от вдруг нахлынув¬шей на нее обиды.-Почему ты вдруг так ко мне переменилась? Или мы больше не друзья?"
"Друзья,-волчица подошла к ней, потерлась головой о руку.-Не сердись. Не обижайся. Я сама не понимаю, что это вдруг на меня нашло. Прости. Я тоже беспокоюсь о хозяине".
"Ну что с ним случиться, ведь он - бог!"
"Ты говоришь это так, словно смеешься..." - она глянула на дочь огня с подозрением.
"Как можно!-и, все же, она не могла скрыть усмешки.-Ведь вы так беспокоитесь о нем!"
"Мы должны как-то отблагодарить Его за все..."...
"Должны? Но разве друзья что-то должны платить за помощь?" - она погла¬дила зверя по голове, потрепала за загривок, но та не спешила с ответной лаской. В желтых глазах плавилась грусть.
"Он указал нам дорогу назад, к каравану...-задумчиво продол¬жала она.-Мы ведь сами спустя столько горизонтов, пройденных в разные стороны, вряд ли смогли бы вас отыскать..."
"Он мог бы сделать это и быстрее. Ты говорила - вам пришлось долго бродить среди снегов. Совсем одним".
"Значит, так было нужно".
"Зачем? Чтобы вы поняли, как сильно провинились перед ним? Чтобы помучались своей виной?"
"Мати?-волчица взглянула на нее с удивлением, словно не уз¬навая подругу.-Что с тобой? Ты говоришь такие вещи..."
"Которые мне прежде никогда не приходили в голову? Потому что пока рядом был Шамаш, он не позволял мне думать об этом?"
"Ты... Ты ведь знаешь, что это не так!"
"Я знаю. Я знаю, что если бы он захотел, вы бы с Ханом нику¬да не ушли. Если бы он захотел, вас приняли бы в стаю и никуда, никогда бы из нее не прогнали. Вам не пришлось бы ни о чем беспо¬коиться, мучиться сомнениями и страхами. Он мог освободить вас от них. Нет же!"
"Ты не справедлива к Нему!"
"Не справедлива? И это говоришь ты, прошедшая через все са¬ма?!"
"То, что случилось, произошло по нашей воле! Это... Это путь свободы - ошибок и испытаний. Только рабство знает покой."
"Откуда ты знаешь, что все так? У тебя прежде была эта сво¬бода, свобода, за которую ты так держишься?"
"Нет, но... Я думаю..."
"А если ты ошибаешься? Если на самом деле все совсем иначе? Просто он хочет, чтобы ты так думала."
"Но это правда,"-ответил за сестру подошедший к собеседницам Хан. Взгляд волка был строг.  Глаза не доброжелательны, как обыч¬но, но насторожены.
"Правда? А вы спрашивали его об этом?"
"За кого ты нас принимаешь? Мы что, неблагодарные твари, чтобы ненавидеть за то, о чем сами просили?"
"Но вы считаете себя его друзьями!"
"Вот именно – друзьями!"
"А разве дружба не в откровении?"
"В нем".
"Почему же он не откровенен с  вами?  Он  только  говорит  о дружбе, о свободе, на самом деле требуя лишь служения, выполнения приказаний".
"Зачем ему это?-волчица села в снег.-Если бы Он только захотел, мы бы просто служили ему. Даже не мечтая о свободе".
"Но он должен был дать ее вам. Потому что таким было условие вожака вашей стаи. Потому что такова была воля Матушки метелицы. И он обещал. А на самом деле дал вам не настоящую, призрачную свободу".
"Мати, почему ты говоришь о Нем так? Ты не должна".
"Хан, может быть, она права..."-начала было Шуллат, но волк резко одернул ее, грозно зарычав:
"И думать не смей! Как ты можешь сомневаться, после всего, что Он для нас сделал!"
"Хватит! Надоело! " – девушка резко повернулась, собираясь уйти.
"Ты хотела спросить..."-напомнила ей волчица, словно не по¬нимая, что время вопросов прошло.
"Зачем? Зная то, что он уже сказал, я понимаю, какой ответ получу..."
"Дождись Шамаша, спроси у Него..."
"Я знаю, что он скажет,-она мотнула головой.-Нет, не хочу. Я лучше спрошу Лаля".
"Лаль?-Хан аж подпрыгнул, закрутил головой, словно тот, о ком зашел разговор, был где-то поблизости и нес в себе несомнен¬ную угрозу. Он оскалился, из пасти вырвалось низкое тяжелое рыча¬ние.-Не смей говорить с ним!-он не просил в простом предостережении, но требовал, не допуская ни возражений, ни не¬послушания.-Все его речи обман!"
"Даже те, в которых он говорит правду?"-горькая усмешка сор¬валась с ее губ.
Волк взглянул на нее исподлобья, проворчал что-то, что, будь он человеком, можно было бы принять за проклятия.
"Ты не понимаешь!..."
-Так объясни мне!-она заговорила вслух, более не сдерживая ни чувств, бушевавших у нее в груди, ни голоса, срывавшегося в крик.-Объясни, раз я такая глупая! Где та грань, что уста¬новлена между правдой и ложью и как она может быть неруши¬ма, когда одно столь легко и незаметно перетекает в другое!
"Не плачь!- волчица подскочила к ней, закружилась, стремясь лизнуть в лицо, стирая соленые дорожки слез.-Мне так плохо, когда тебе плохо!-затем, зло рыча, она стала надвигаться на брата:-За-чем ты с ней так! Если считаешь себя правым - объясни! Переубеди! Нет, приказать проще! А обидеть - еще легче!"
 "Шуш,-демонстративно повернувшись к волку спиной,  Мати заговорила с  волчицей,  щедро  делясь  с  подругой  своей  обидой, злостью и с трудом сдерживавшейся яростью, выплескивая их, остыв¬шую воду из плошки,-а ты знаешь, что та история, ну, когда мы с тобой убежали на охоту в снега пустыни, вдвоем, произошла на са¬мом деле, а не во сне, знаешь?"
"Нет,-она мотнула рыжей головой, глядя на нее широко откры¬тыми, округлившимися глазами.-Я не знала...-она повернулась к брату. - Это так?"
"Да."
"Да,-кивнула Мати. -Первые слова правды за весь разговор! Конечно, чего тут упираться! А скажи мне, Хан, по¬чему Шамаш не рассказал вам, что все случившееся тогда, было правдой? Почему он не сказал тебе о Несущей смерти? Ты не дума¬ешь, что был вправе знать об этом?"
"Я знал столько, сколько должен был..."
"А кто установил эти пределы? Шамаш?"
"Ты снова?..."
"Да! Потому что я хочу, чтобы ты задумался! Задумался хотя бы на миг! Что бы было, как бы все изменилось, если бы ты знал: сон был не сном, а правдой? - она видела, как пусть всего лишь на миг, но все таки глаза зверя подернулись задумчивой пеленой.- Ес¬ли бы ты знал, что яд Несущей смерть не опасен для тебя?"
"Это ничего бы не изменило,-ответил волк, но теперь он не рычал, скорее - поскуливал, словно от боли.-Ничего..."
"Но Хан..."
"Не лезь, сестра! Я знаю, что говорю! Да, тот сон был правдой! Но не в этом настоящем! На той дороге, по которой идем мы сейчас, не осталось ни одного следа, оставленного тогда! Потому что не было пройдено ни одного из тех шагов! Проснувшись в прошлом, я потерял данный исчезнувшим настоящим дар! Чтобы обрести его вновь лишь совсем недавно!"
"Нет! "
"Да! "
"Мати, - Шуллат повернула к подруге морду. Она чувствовала себя такой несчастной, вынужденная разрываться на части между двумя столь родными и любимыми существами.- Не обижайся на Хана! Он...Он такой злой и грубый потому что не доволен, что должен был остаться, и..."-она пыталась объяснить, но девушка не хотела и не собиралась ее слушать:
"При чем здесь Хан! Я зла совсем не на него!"
"На хозяина?"
"Это вам он хозяин, но не мне!"-ее губы обиженно надулись, совсем как в детстве, в сощуренных глазах затаилась злость.
"Мати!"-волки смотрели на нее с укором.
"Что Мати! Я уже 14 лет Мати!"
"Так нельзя!"
"Верно! Так нельзя! Нельзя убеждать, что никогда не лжешь, и при этом говорить неправду!"
"Шамаш никого не обманывал..."
"Ну конечно! Он просто назвал явь сном и все! Подумаешь, ка¬кой пустяк!"
"Он ничего не называл. Он просто вернул время вспять."
"Зачем?!"
"Чтобы спаси тебя от смерти, ждавшей в будущем того настоящего..."
"Ладно, пусть… Пусть так. Почему он не сказал правду? Зачем было ее скрывать?"
"Он собирался..."
"Собираться и сказать - не одно и то же!"
"Спроси Его - и Он расскажет..."
"Спроси! Неужели чтобы узнать то, что касается тебя, нужно спрашивать? Ведь это... Это  часть моей жизни, часть меня! Он  должен был  рассказать обо всем тогда,  сразу же! "
"Возможно, тогда, ты... мы все были не готовы понять и при¬нять эту правду..."
"То, что скрываешь, все равно рано или поздно становится из¬вестным. Так было всегда и так будет.  Вот, написал же дядя Евсей эту легенду..."
"Потому что Шамаш ему позволил."
"Конечно!-усмехнулась Мати.-А даже если и так,-спустя ка¬кое-то время вновь взвилась она,-тем более!"
"Он не обманывал тебя,"- Хан готов был повторять это вновь и вновь.-Не обманывал никого из нас. Того, что было тогда, на самом деле никогда не происходило. Потому что время пошло другой тропой. Если кто и лжет, так это Лаль, заложивший сомнения в твою душу, настроивший тебя против Шамаша!"
"Ни против кого он меня не настраивал! Просто он был искре¬нен со мной! И говорил мне правду, какой бы они ни была! Позволяя мне самой решать, пойму я ее или нет!"
"Ты не должна..."
"Знаешь, что он сказал мне? Знаешь? Что для того, чтобы из¬менить чью-то судьбу, отвратить чью-то смерть, нужно принести жертву!"
"Лаль - бог обмана..."-осторожно подошла к Мати волчица.
"А Шамаш - справедливости".
"Да".
"Значит, справедливость она такая? Карать за обряд жертвоп¬риношения других, но оставлять его для себя?"
"Ты..."
"Да что ты понимаешь!-Мати прервала волка прежде, чем тот успел хотя бы что-то сказать в ответ.- Ну конечно, он позволил вам вернуться, и теперь вы будете во всем ему потакать, во всем оправдывать!"
"Остановись, -вонзившейся в девушку острый взгляд вол¬чицы был мрачен,  из пасти зверя вырвалось с трудом  сдерживаемое ворчание - рык.-Остановись, пока не поздно..."
"Поздно для чего? И разве уже не поздно? Неужели я так о многом просила? Все, что мне было нужно - это кому-то доверять, верить...-не удержавшись, она всхлипнула. - А он...Конечно, вы скажете - скрывать правду и говорить ложь - не одно и то же. Так по мне –это даже хуже!Хуже!Хуже!..."-и, сорвавшись с места, она бросилась назад, к своей повозке.
Она не забыла, зачем пришла, просто ей больше не хотелось ни о чем говорить с Шамашем.  Ей не хотелось даже видеть его. Она не верила больше никому и ни в чем.
"Мати!-переглянувшись с братом, взволнованно скульнув, ок¬ликнула ее волчица. Она чувствовала что-то неладное, дух метался, не находя покоя. - Не уходи! Хан отведет тебя к Шамашу! Поговори с ним! Может быть, мы не правильно все поняли. Или неверно объяс¬нили. Ведь мы всего лишь снежные охотники..."
"А он - небожитель! Он хозяин своего слова - захотел, дал, захотел, взял. Сказал одно - и это стало правдой, сказал другое - и теперь правда - это..."
"Мати, ты не можешь..."
"Ну конечно! Ведь он - бог! А я всего лишь жалкая смертная! К чему мне что-то объяснять, зачем говорить правду? И вооб¬ще..."-она махнула рукой. Какая разница? Ей уже было все равно.
Караванщица ушла, а волки остались застывшими изваяниями стоять на том месте, где она их оставила, словно оледенев.
"Она вдруг  так  переменилась... " - волк  наклонил  голову,  не скрывая своего удивления.
"Да. Я никогда прежде не замечала за ней этой резкости... И упрямство... Да, она была упряма, но..."
"Прежде она винила во всем себя, теперь - Шамаша...Может быть, ей действительно явился во сне Лаль?"
"Если так... Мы должны снять навет бога сновидений!"
"Никакого навета нет. Мы бы почувствовали его. Дело в дру¬гом: он сказал ей то, что она была готова услышать. И потому она поверила всему."
"И, все же, почему... Хан, может быть, тебе следует позвать Шамаша? Он нужен Мати."
"Болезь всегда легче лечить в начале... Но, думаю, сейчас тот случай, когда целебная трава может стать ядом..."
"Ты думаешь..."
"Я думаю: хозяин знал, что так будет, когда уходил. И все равно ушел."
"Может быть... Может быть, ты и прав... Значит, тому была причина..."
"Иди к ней. Нужно, чтобы кто-то был рядом с ней сейчас."
"Да. Я постараюсь удержать ее..."-волчица и сама не знала - удержать от чего, просто была уверена - сейчас она была нужна Ма¬ти, как никогда. Чтобы Мати осталась Мати. Хотя бы в ее глазах.
 
Глава 9
-Караванщик, это правда, что вы решили обойти город сторо¬ной? - к Атену подбежал чужак. Он запыхался и по¬тому дышал громко, со свистом, и вообще выглядел взволнованным и нервоз¬ным.
-Правда, - глядя в сторону, вскользь бросил тот.
-Вы не должны! Вы... Вам нужно пополнить припасы, купить ог¬ненную воду... До следующего города не так близко, и... - он умолк, не зная, что еще сказать, как переубедить караванщика, принявшего столь необъяснимо-странное решение.
Атен, оторвавшись от отрешенно-бессмысленного изучения пустыни, перевел взгляд на незнакомца, хмуро глянул на него ис¬подлобья:
-А тебе-то какое до нас дело?
Горожанин молчал, и, не дождавшись ответа, хозяин каравана продолжал с некоторым пренебрежением, не в силах перебороть в се¬бе ту глубокую, необъяснимую неприязнь к чужаку, которая, возник¬нув сама собой едва он впервые его увидел, не оставляла до сих пор:
-Если о себе беспокоишься, то не надо: мы доведем тебя до самой грани. Так что вернешься домой целым и невредимым, даже ис¬пугаться по-настоящему не успеешь.
-Я не могу вернуться один!
-Это еще почему?
Горожанин не ответил, лишь  отвел в сторону взгляд, чтобы чужой не смог ничего прочесть по его глазам.
-Молчишь? - Атен криво усмехнулся.
Нет, этот человек ему совсем не нравился, то есть совершен¬но. Была бы его воля, он не позволил бы пришельцу и шагу ступить по одной дороге с караваном. Жаль, но Атен не чувствовал себя в праве прогнать приведенного золотыми волками. Ведь они - слуги госпожи Айи. Раз им приказал не Шамаш, то, значит, Она... Впрочем, если бы господин велел, Атен прогнал бы чужака, не раздумывая. В конце концов, пусть они странствуют по владениям повелительницы снегов, но при этом - прежде всего являются спутниками бога солнца... Однако, уходя,Шамаш не дал на этот счет ровным счетом ника¬ких распоряжений. Более того, Он ни чем: ни взглядом, ни словом,- не выразил своего недовольства поступком золотых волков. Да, Его не обрадовал приход чужака, но это все.
В общем...
"А, - Атен мысленно махнул рукой, - какая  разница?"
Действительно, к чему допытываться до мыслей этого маленько¬го горожанина, когда уже очень скоро их пути разойдутся навсегда? Какая разница, что ему там нужно, что с ним станет после того, как караван уйдет? Они исполнят свой долг перед госпожой Айей и ее слугами, доведя чужака до его дома, а за чертой оазиса - уже другая земля.
Неприязнь хозяина каравана была слишком явна, чтобы собесед¬ник не заметил ее. И, все же, вместо того, чтобы просто уйти, смирившись со своей судьбой, он заговорил:
-Ты...Ты не мог бы изменить свое решение?
-С чего ради?
-Так нужно.
-Кому?
-Богам!
-Вот как! И с чего ты взял?
-Они сказали…
-Нам – нет.
-Моими устами…
-Хватит! – резко прервал его караванщик, которого начал раздражать этот разговор. – Достаточно того, что мы разрешили тебе идти нашей тропой. Но это – все. Не устраивает – уходи… Да, и не пытайся заручиться поддержкой моих спутников. Даже если тебе это удастся, ты ничего не добьешься.
-Почему?
-На тропе каравана не меняют раз принятого решения.
-По собственной воле... - пробормотал горожанин.
-Ты что-то сказал? - караванщик прекрасно расслышал его слова, а переспрашивал потому, что не понял, что за ними стояло. Но чужак не стал ничего объяснять. Повернувшись, он зашагал прочь.
Что же до Атена, то он, проводив чужака взглядом, недовольно поморщился. У него было много других дел. Нужно было все подготовить, устроить лучшим образом, ведь им никогда прежде не приходилось обходить город стороной. Кто знал, какие опасности и трудности могли ждать на этом пути. Однако упрямство этого человека... Порою оно раздражало кара¬ванщика, порой - восхищало. Так или иначе, он был уверен: чужак не остановится. Он попытается что-то сделать. Что? Наверное, пока еще об этом не знал никто, даже сам горожанин. И, все же, Атен был готов поспорить... Да, вер¬но: тот направился к золотым волкам.
-Священный зверь, - склонившись перед снежным охотником в поч¬тительном поклоне, заговорил Рур, - прошу тебя, позови гос¬подина Шамаша. Он должен знать...
Недовольное ворчание волка прервало его. Хан глядел на чужа¬ка исподлобья, не скрывая угрозу. Никто не давал этому сыну огня право говорить со снежным охотником, не то что просить его о чем-то и уж тем более давать какие-то поручения.
Но Рур не замечал этого. Он не боялся вызвать гнев или даже ярость грозного зверя, когда собственная жизнь уже не беспокоила его, словно он и не жил вовсе. В его душе не было места страха, когда все чувств вытеснило одно единственное - слепое и безграничное, названия которому он не знал, по ошибке принимая за долг.
-Я прошу тебя, зверь! Прошу!
Шипящая тишина была ему ответом.
-Если... - он готов был хвататься за любую соломинку. - Если ты не хочешь позвать господина, отведи меня к своей повелительнице! Позволь рассказать о том, о чем я могу сказать лишь Ей! Она поймет...
Волк лишь рыкнул в ответ, но горожанин совершенно ясно услышал твердое, решительное и безоговорочное – "нет!".
А затем, прек¬ращая все уговоры и расспросы, волк и вовсе убежал прочь, прячась за снежный бархан.
-Но… Постой! Это важно! –  Рур непонимающе глядел ему вослед.
-Перестань, чужак, - остановил его Лис. - Хватит упрямиться. Те¬бе же было сказано - решение принято и никто не станет его ме¬нять.
-Вы не понимаете...! - все еще не желал сдаваться тот.
-И не хотим понимать! - прервал его караванщик. - Почему это мы должны? Если наш повелитель считает, что мы вправе поступать так, как поступаем - значит, так тому и быть!
-Но...Хотя бы выслушайте меня! Я... Может быть, если я все расскажу...
-Не утруждай себя!
-Караванщик...
-Тут не о чем говорить! - и, повернувшись, Лис пошел своей дорогой, бросив лишь напоследок с нескрываемой угро¬зой: - И не вздумай больше никого донимать своими бреднями! По¬жалеешь!
Чужак продолжал стоять на месте, а мимо шли своей дорогой торговцы, поглядывая на него с нескрываемым любопытством, некото¬рым удивлением и полным отсутствием сочувствия. Лишь когда миновала последняя повозка, он поднялся, тяжело вздохнул и, не отряхиваясь, не поправляя одежду, так, словно все это и раньше не имевшее для него особого значения, теперь и вовсе потеряло всякий смысл, побрел вслед за караваном. Его глаза померкли, лишившись прежней надежды, а на то, что¬бы найти новую, не оставалось времени - уже завтра караван должен был подойти к городу. Но лишь чтобы обойти его стороной…
-Слушайте, - спустя какое-то время к Лису и Атену, которые ка¬ким-то стечением обстоятельств оба оказались возле первой повоз¬ки, подошел Евсей, - вы бы сказали кому из дозорных, чтоб присмот¬рел за горожанином, а то он того гляди руки на себя наложит.
-Нам-то что за дело? - пожал плечами Атен.
-Вот именно. Тем более, что тот, кто ищет смерть, все равно ее найдет, сколько за ним ни следи, как ни удерживай, - поддержал его Лис.
-И, все же. Грех ведь это.
-Его грех.
-Но сейчас он идет нашей тропой. И, потом, вряд ли свя¬щенные звери спасли его от мороза снегов лишь ради того, чтобы он сам себя убил за шаг до тепла.
-Ну…  Может быть, такова и была их цель!
-Но зачем!
-А мы знаем? - караванщики пожали плечами.
-Оставь, Евсей, - поморщившись, проговорил Лис, - делать нам больше нечего, как думать о чужаке.
-И все же… Странно это, - качнув головой, пробормотал летописец. - Ни¬как не пойму, что происходит, в чем тут дело, в чем загадка.
-Загадка?
-Не знаю. Может быть, что-то другое... Я чувс¬твую, что пришла пора для новой легенды. Так же как ты, брат, - он взглянул на Атена, - чувствуешь, когда к каравану приближается опасность.
-Если так, ты должен быть счастлив!
-Я рад, что мне будет о чем рассказать потомкам. Но, в то же время, мне тяжело, потому что я слишком хорошо помню, каково это -  пережить легенду, события которой для будущего, может быть, и будут светлыми, но для настоящего...
Атен и Лис несколько мгновений молча смотрели на него.  Пос¬тепенно их лица напряглись, каменея, глаза настороженно сощурились. Они, наконец, поняли, куда клонил Евсей.
-Все началось с этого чужака...
-А может и раньше. Просто мы не заметили...
-Нет, Евсей, - решительно возразил ему Лис, - с него. Я чую это... Да... Насчет того, чтобы присмотреть за ним... Пошлю-ка я дозорных.
-Если то, что должно произойти, нам суждено, это все равно случится... - у Атена окончательно испортилось настроение. И еще. Вместо того, чтобы сосредоточиться, взять себя в руки и устремить все силы и помыслы на то, чтобы защитить караван, на него напала ка¬кая-та апатия. Все стало безразличным, захотелось, махнув рукой, сказать: "Будь что будет." Рано или поздно все останется позади, а вспоминать о пере¬житых испытаниях, раз за разом выходя из них победителем,-что мо¬жет быть приятнее?
-Вообще... Ты прав...  - его помощникам было нечем возразить. Они уже собирались вернуться к своим делам, но тут..
Где-то позади раздался скрип, треск, который спустя всего лишь одно короткое мгновение превратился в ужасный грохот, заста¬вивший мужчин, вздрогнув, застыть на месте.
-Что это?
 Атен первым, порвав оковы мгновенного замешательства, льдом сковавшего тело, сорвался с места, поспешно забрался на место возницы первой повозки, чтобы сверху оглядеть караван, который, словно по инер¬ции, продолжал двигаться вперед.
Он прислушался к дыханию того, что порою предс¬тавлялось ему большим, чем простое скопление людей, животных и повозок, - единым живым существом, которое двигалось видимой лишь ему дорогой, минуя расстояния и поколения, приближаясь к цели,ве¬домой лишь ему одному. Он раскрыл свое сердце, вбирая в себя его чувства, сравнивая их со своими, ища в сравнении ответ на вопрос, на который пока не могли ответить ни увиденное оком, ни услышанное ухом.
Но на этот раз его предчувствие, не раз сослужившее караван¬щику добрую службу,  молчало. Сердце билось ровно, не беспокоясь ни о чем.  Оно вздрогнуло  лишь  тогда,  когда  глаза заметили  поднимавшееся  где-то в хвосте каравана, скрывая из вида последние повозки, бе¬лое снежное облако. Это облачко походило на тень, поднятые ветром покрова пустыни. И, все же, удивительно, но оно почему-то броса¬лось в глаза так же, как луна посреди черного беззвездного неба.
-Что там? - окликнул его снизу Евсей.
-Не знаю!
-Я пошел! - Лис сорвался с  места, но Атен остановил его:
-Постой! Вон скачет Вал! Сейчас все узнаем!
Действительно, со стороны последних повозок к хозяевам кара¬вана быстро приближался всадник. Его ждали с нетерпением и пло¬хо скрываемой нервозностью, заставлявшей переступать с ноги на ногу, потирать руки, касаться бород.
Мужчины терялись в догадках, не представляя себе, что могло произойти. Караванщики вели себя совсем не так, как им следовало в подобном случае, причем не только хозяева, но и все остальные: все остановились, обернулись, глядя назад, лишь назад - растерян¬ные, совершенно беззащитные в это мгновение. Руки воинов не сжи¬мали копья, пальцы возниц выпустили поводья. Единственным, кто продолжал двигаться, был Вал.
Это замешательство, даже более того - помрачнение рассудка, онемение тела, было, как всем казалось, вызвано тем, что никто не ждал ничего подобного.
Мысли людей были далеки от страха, что каравану угрожает опасность. Они просто не верили, что подобное возможно. Караван¬щики полагали, что достаточно заплатили богам за право спокойного пути: ведь они принесли наивысшую жертву - отказались от дара войти в тепло города.
Тем временем Вал, наконец, подскакал к хозяевам каравана достаточно близко, чтобы услышать рвавшийся из их душ, сердец, вопрос:
-Что?
-Складская повозка! Она была слишком старой и разва¬лилась на части!
Мужчины не говорили - кричали, словно находясь в сердце ме¬тели, где спокойно сказанные слова просто не будут услышаны. Сей¬час же, в тишине ясной снежной ночи, голоса разносились на многие шаги вокруг,  гремя раскатами грома. Но и хозяева каравана, и до¬зорный были  слишком взволнованы,  чтобы заметить это.
А все остальные - невольные... нет, конечно же, вольные сви¬детели их разговора - были лишь рады этому: им не приходилось прислушиваться, силясь разобрать слова, не было нужны переспраши¬вать, и вообще...
-Этого следовало ожидать, - Атен успокоилось. То, чего он со страхом ждал - события в череде безликих однообразных дней дороги, нечто, что должно было непременно произойти - случи¬лось. Но это было не явление рока, не угроза демонов, не мрак бе¬ды, а всего лишь серая сторона действительности - ожиданная обы¬денность, которая рано или поздно должна была произойти. Его мус¬кулы расслабились. - Все мы стареем, - с нескрываемой грустью проговорил он, однако же, принимая неизбежность как должное. -  Что ж, - он вздохнул. - Повозка была полной?
-Наполовину.
-Лис!
-Да? - тот как раз в это мгновение потягивался, разминая ус¬певшие затечь мышцы.Он тоже выглядел спокоен и умиротворен.
-Останавливай караван... Хотя, мы и так стоим, - оглядевшись вокруг, он цокнул с долей запоздалого недовольства. - Ладно, в общем, пусть все остается так как есть... Пока.
-Шатер ставить не будем? - спросил Лис,уточняя приказ.
-Мы возле самого города, - начал Евсей, а затем, вспом¬нив, хлопнул себя по лбу. - Мы же не собирались в него заходить!
-Вот именно, - Атен бросил на брата хмурый осуждающий взгляд. Он полагал, что было бы лучше не говорить об этом. Особенно сей¬час. - Лис, шатер будет в самый раз, - повернулся он к другому из своих помощников. - Переночуем под куполом... Только выстави усилен¬ный дозор. Мало ли что. И вот еще. Надо будет перегрузить все в другую повозку. Свободного места хватает... - не сдержав¬шись, он зевнул.
Едва беспокойство ушло, караванщиком начал овладевать сон. В этом не было ничего удивительного. Атен даже привык к тому, что чрезмерная душевная активность в нем всегда сменяется стремлением к покою.
-Конечно, не хотелось бы тратится на новую повозку, но мы богатый караван и можем себе это позволить. Так что, беспокоиться не о чем... - он потер один глаз рукой, другим глянул на помощника. Его мысли текли медленно, не торопясь: "Пока мы дойдем до следующего города, пройдет еще много времени. Так что... Спешить некуда".
Кивнув, соглашаясь как со словами старого друга, так и с его прочитанными по выражению лица мыслями, Лис ушел исполнять его приказ.
-Я тоже, пожалуй, пойду... - пробормотал Евсей. Лето¬писец даже в этом происшествии с повозкой был готов увидеть недобрую руку го¬рожанина. Ну вот не доверял он чужаку, и все тут! А когда не доверяешь – стремишься не упускать из вида.
Атен тоже не долго стоял на месте. Оглядываясь вокруг, он заметил дочь, шедшую куда-то. Ее плечи поникли, голова была опу¬щена на грудь, движения же нервозно неровны. Караванщик тотчас вспомнил недавний разговор с Мати, тот, о несчастьях, которые, как казалось малышке, она притягивала к каравану. И от былого состояния покоя и полудремы не осталось и следа. Сердце пронзила острая боль, словно по нему полоснули лезвием кинжала. А что если дочь решит, будто все случилось из-за нее, и, не зная о незначительности произошедшего, увидев в нем знак беды,  бросится на поиски смерти, стремясь таким по-детски отчаянным и по-взрослому безрассудным образом избавить от превратностей судьбы всех остальных?
-Мати! - спрыгнув с места возницы прямо в снег, он ударил но¬гу, однако, не обращая внимания на боль, даже, казалось, радуясь ей, телесной, не душевной, бросился к дочери.
Та не откликнулась, не остановилась, просто потому, что не слышала ничего, за исключением тех беззвуч¬ных слов, которые вновь и вновь повторяли ее потрескавшиеся шевелившиеся губы. Дви-жения девушки казались неосознанными, и, в то же время, были быстры и целеустремленны, так что караванщик догнал ее только  возле их повозки.
-Дочка! - он коснулся ее плеча, стремясь привлечь внимание, та же резко отшатнулась, словно от удара, повернулась, взглянула на от¬ца... У нее никогда прежде не было такого взгляда - разозленного до глубины души и, в то же время, потерянного, беспомощного. Так смотрит в глаза охотников загнанный в ловушку хищный зверь, преж¬де чем броситься на их копья и ножи в последнем отчаянном бое не за жизнь, а за смерть - ту, которую выбирал он сам.
-Что? - сквозь стиснутые зубы процедила та.
-Успокойся, дочка! Ничего страшного не случилось. Это всего лишь старая повозка развалилась, только и всего. Подума¬ешь, велика потеря! Ее давно нужно было заменить, да ты сама зна¬ешь, кому хочется тратиться, когда можно еще погодить... - он го¬ворил быстро, боясь, что, стоит ему остановиться хотя бы на мгно¬вение, как Мати, перестав его слушать, отвернется, уйдет...
-Отец... - та попыталась остановить его, далекая в этот миг от мыслей и забот о какой-то там повозке. Но, право же, легче было остановить ветер.
-Милая, все будет в порядке. Мы обойдем стороной этот го¬род. А там... Там вокруг нас будут лишь владения госпожи Айи, в которых тебе ничто не угрожает…
Она отрешенно глядела куда-то в сторону.
-Милая…
Девушка нервно дернула плечами:
-Да оставьте вы все, наконец, меня в покое! - вскричала она, заламывая руки. - Я ничего не знаю! Я ничего не хочу! Потому что вы... Вы все... - не договорив, она отвернулась в сторону.
-Да объясни хоть что-нибудь! - он не понимал, что с ней случилось. Почему? И, главное, с чего вдруг? Право же, на этот раз он был так острожен и предупредителен в разговоре с ней, как только мог!
-Объяснить?! Объяснить?! - ее губы дрожали от слепой ярости, из глаз же поудержимыми потоками текли слезы.
-Право же, я не хотел... - растерянно пробормотал Атен.
-Тогда вот, - она швырнула ему свиток, который, как он только теперь заметил, с силой сжимали ее пальцы, не заботясь о том, что они могут повредить тонкую и ранимую бумагу, - почитай! А остальное пусть Шамаш тебе объяснит! Когда вернется. Если вернется. Если захочет вернуться и объяснить! Ведь он бог! Повелитель! Хозяин! А мы все... - не договорив, она махнула рукой и, забравшись в повоз¬ку, резко задернула за собой полог.
Атен скорее инстинктивно, чем осознанно поднял свиток со снежного полога, развернул. Взгляд, брошенный в свиток, ничего не объяснил, лишь приподнял от удивления бровь.
Он узнал почерк Евсея, по первым же словам понял, ка¬кую из написанных братом легенд он держит в руках. Конечно, это была не самая светлая история, однако... Однако ведь все кошмары, описанные в ней, принадлежали не реальному миру, а краю сна, бу¬дучи как и он бесплотными и блеклыми.
-Не понимаю! - сорвалось с его губ. Право же, он никак не мог взять в толк, отчего Мати так расстроилась и рас¬сердилась. Впрочем... Какая разница?  Может быть,  ей  просто  приснился  сон. Сон и еще один сон... Два сна...
И тут...
До слуха хозяина каравана вновь донесся какой-то шум, похо¬жий на удар. Снежные покрова всколыхнулись, пустыня застонала, словно от боли или предчувствия беды.
-Это еще что такое? - пробормотал Атен, оглядевшись по сторо¬нам. - Вал! - крикнул он, подзывая к себе дозорного.
-Я сейчас узнаю! - тот уже был готов поскакать назад, в ту сторону, откуда донесся чуждый пустыни звук, но быстрее был дру¬гой всадник, уже приближавшийся к хозяину каравана.
Это был Лис.
-Атен! Несчастье!
-Говори! - глаза Атена сощурились, устремленный на Лиса взгляд вновь стал внимателен, голос зазвучал власт¬но и резко, как порыв ветра. - Что?
-Когда мы стали разворачивать повозки... Мы думали, что цепь разъединена. Ведь мы уже подошли к городу и была дана коман¬да... Но оказалось... - он говорил обрывчато, не в силах довести ни одной фразы до конца. Воин и прежде не был особым мастером расс¬казывать, а теперь, волнуясь - у него и подавно не получалось ни¬чего объяснить.
-Короче! - оборвал его Атен, у которого не было ни времени, ни сил ждать, пока помощник совладает со своими чувствами.
-Повозки столкнулись... Те, что шли вслед за сломавшейся...
-Кто-то пострадал? - нет, это было выше его сил - слушать нелепый детский лепет.- Отвечай же! - он уже кричал.
-Я не знаю, как это произошло... Я... Там был Евсей, а я чуть в стороне... Люди не пострадали, но...
Никогда еще Атен не видел помощника таким растерянным и бес¬помощным.
-Повозки! - для каравана они были важны, когда хранили в са¬му жизнь. - Сколько? Сколько из них повреждены?
-Три, - опустив голову на грудь, Лис тяжело вздохнул, развел руками.
-Но неужели все три...
-Они были старые, и... - разведя руками, воин тя¬жело вздохнул. Он слишком хорошо понимал, что будет означать для каравана потеря четырех повозок - не смерть, но месяцы, может быть, даже годы лишений, экономии на всем... От людей потребуется отказаться не только от своей части в казне каравана, но и от собственных сбережений. Те, кто хотел в нынешнем году создать семью, не смогут этого сделать. Кто собирался завести детей - должны будут отказаться от них, когда караван не сможет себе поз¬волить лишних едоков...
-Я должен взглянуть сам! - Атен и не думал мириться с подобной неизбежностью. Он  был готов спорить с чем угодно, даже судьбой. Но прежде чем бросаться в бой с неведомыми, могущественными силами, нужно было убедиться, что они действительно стоят на пути каравана, а не замерли в стороне.
-Дай мне своего оленя, - приказал хозяин каравана Валу. - Быст¬рее! - прикрикнул он на замешкавшегося дозорного, а затем, уже из седла приказал Лису: - Будь впереди каравана. Забудь о том, что произошло. Думай лишь о безопасности каравана и о том, как лучше установить шатер. Все! - сейчас было время действий, а не слов. Главным же было, чтобы караван, наконец, прервал движение.
Атен и сам не заметил, как оказался возле злополучных пово¬зок. Он так торопился, что, соскочив в снег, не удержался на но¬гах и упал, но затем быстро поднялся, подбежал к самым повозкам.
Оленей уже успели выпрячь и теперь они стояли в стороне - растерянные, нервно подрагивавшие, трясшие головами, фыркая и мы¬ча, словно стремясь на своем, зверином языке рассказать пытавшим¬ся успокоить их людям, что в случившемся нет их вины. Их глаза просили вернуть все назад, к тому мгновению, когда все было в порядке, чтобы и дальше не происходило ничего, способного потревожить их дух.
-Уведите животных, - приказал Атен возничим. - И приглядите за ними до тех пор, пока не будет установлен шатер, чтобы не убежали: у нас и так хва¬тает проблем.
А затем, сделав глубокий вздох морозного трезвящего воздуха, заставляя все чувства если не успокоиться, что хотя бы отойти в сторону, он взглянул на случившееся иными глазами - холодными, отрешенными, оценивавшими лишь то, что уже случилось, а не то, что еще только произойдет.
Та повозка, с которой, должно быть, все и началось, превра¬тилась в груду мусора - обломки дерева, куски шкуры, которые, ли¬шенные последних капель тепла, припорошил снег. Остальные сохранили очертания, однако же, выглядели настолько плохо, что отнимали последнюю надежду на то, что их можно починить.
-Плохо дело, - вздохнул подошедший к Атену Евсей. Его лицо бы¬ло мрачным.
-Да уж... - опустив голову на грудь, пробормотал себе под нос хозяин каравана. Ему понадобилось несколько мгновений, что¬бы совладать с чувствами, которые вдруг волной накатили на него - беспомощность, потерянность, неспособность думать о будущем, сое¬диненные со страстным желанием опустить руки, застыть на этом са¬мом месте ледяным изваянием и стоять так, оставаясь лишь в насто¬ящем, отдав за мгновение его покоя сопряженное со столькими труд¬ностями и проблемами будущее.
Но затем, все же, взяв себя в руки, заставив забыть, что он - всего лишь смертный, мысленно повторив - "Я - хозяином ка¬равана. Я должен заботиться о караване,"- он поднял на брата ост¬рый и холодный, как порыв ветра, взгляд:
-Как подобное могло произойти, когда ничего такого просто не могло случиться? - он искал не столько объяснение, сколько виновно¬го.
И если первого Евсей не мог ему дать, то второе - был не просто готов - жаждал. Его глаза вспыхнули:
-Это все чужак! - в голосе караванщика царила ненависть.  - Он крутился здесь, говорил, что хочет помочь, а на самом же деле только ме¬шал!
-Где он? - Атен огляделся вокруг, но не увидев горожанина, властно прика¬зал: - Приведите его сюда! Живо!
-Да, сейчас! - Евсей махнул рукой, давая знак дозорным. - Я ве¬лел сковать его и держать в повозке. Мы совсем близко от города.
-Боишься, что сбежит?
-Может.
-Зачем ему было нужно портить наши повозки?
-Спроси у него, - однако, помощник не смог удержаться от того, чтобы не высказать и свое мнение: - Я думаю, все дело в этом прок¬лятом городе. Он хочет, чтобы караван вступил в него и ради этого готов на все, что угодно.
-Это правда? - Атен резко повернулся в сторону чужака, которо¬го как раз подвели к нему.  Глаза караванщика вонзились в горожа¬нина. Если бы взгляд был кинжалом, тот был бы уже мертв.
-Нет, - мужчина смотрел на хозяина каравана  твердо  и  открыто. - Я лишь хотел помочь.  Если бы твой помощник не был так враждебен ко мне, если бы он меня послушал, ничего бы не произошло.
-Да как ты смеешь! - лицо Евсея покраснело, он просто захлебы¬вался от возмущения. - Нет, ты представляешь, - взмахнув рукой, он резко повернулся к брату, - этот презренный еще учит нас! Как будто он, рожденный в городе, может знать, понимать хотя бы что-нибудь в нашей жизни...
-Может быть, я в чем-то и виноват. Может быть, ненароком, по незнанию... - горожанин готов был принять на себя вину, если торговцы этого хотели. - Караванщик, пожалуйста, не останавливайся здесь! Вступи в город. Я не богат. Но у меня много друзей. Если ты счи¬таешь, что я виноват - я возмещу твои потери. Во всяком случае, ту часть из них, что смогу.
-Нам ничего от тебя не надо! - прикрикнул на него Евсей, в то время как Атен лишь болезненно поморщился.
Он не слушал чужака. Зачем? Пусть виновный найден, но разве от этого стало легче? Нет. Что-нибудь изменяло? Тоже нет.
Он думал: "Судьба... Все это судьба. Обходишь трещину, попа¬даешь в метель,  стремишься избежать одну беду,  оказываешься на тропе другой. Так всегда... Шамаш говорил о будущем. О предвидении... Но то, что мы в силах предсказать и, увидев, переделать - лишь один миг, одна снежинка в череде множества. Ка¬ким бы правом, какой бы силой ни наделил нас повелитель небес, нам ли пытаться изменить порядок вещей, который мы не в силах хо¬тя бы понять, лишь принимая на веру..."
Его взгляд - траурно-печальный, задумчиво-потерянный - скользнул по начавшим собираться рядом с развалившимися на части повозками людей, привлеченных шумом и напуганных тем зрелищем, которое открылось их глазам. 
Обращаясь к ним, хозяин ка¬равана заговорил, стремясь вложить в голос все силы, твердость и решительность, которые он только смог найти в своей душе:
-Мы постараемся починить повозки. Одна, конечно, потеряна безвозвратно, но остальные... Нужно постараться.
За его слова схватились, как за цепь в метель. В них была надежда. А что ценнее ее для попавших в беду? И лишь брат смотрел на Атена с молчаливым укором, чуть накло¬нив голову. В его глазах читалось: "Это все самообман?"
Однако и он был готов обмануться:
-Мы могли бы позвать Шамаша. Попросим священного волка отправиться к Нему...
-Нет, - резко прервал его хозяин каравана. - Боги ни¬чего не делают просто так.
-О чем ты? -люди не хотели с ними соглашаться. Ведь помощь, избавление от всех вдруг свалившихся им на голову проблем была вот она - совсем рядом!  Скажи лишь слово,  попроси - и все будет улажено! – Повелитель небес всегда помогал нам, когда наши жизни были в опас¬ности, отвергая любую плату за помощь, даже простое служение, по¬читание, которое мы и так должны были оказывать Ему...
-Тогда речь шла о жизни и смерти.
-А разве сейчас нет?
-Сейчас - нет! - решительно возразил хозяин каравана. - То, о чем вы готовы попросить - не спасение наших жизни, а сохранение достатка в караване! Ведь мы выживем и так. Да, нам придется на какое-то время отказаться от тех излишеств, которые мы позволяли себе все это время...
-Если бы дело было только в излишествах... – тяжело вздохнул кто-то.
-Корка хлеба и глоток воды у нас будут.
-Да, но это выживание - не жизнь. В лишениях...
-Лишения? - лицо Атена было подобно ледяной маске, которая, застыв, не выражала никаких чувств, скрывая от чужих глаз все пе¬реживания души. - Да, будет тяжело, - он решил поставить точку в этом разговоре прямо сейчас, чтобы потом не было шепота за спиной и молящих взглядов. - Мы привыкли к сытой, богатой жизни. Но мы выживем. Нам придется, - лю¬ди должны были думать так и никак иначе.
Прошло несколько мгновений, прежде чем караванщики кивнули, соглашаясь с ним. Что же, раз им суждено пройти через это, зна¬чит, так нужно. Конечно, куда желаннее испытания, которые смер¬тельно опасны, но быстротечны, чем лишения - пусть не губитель¬ные, но столь тягостные в своей медленно текучей бесконечности.
-Эти повозки не были пустыми, - люди заговорили о другом.
-Нам следует быть бережливыми, - кивнул Атен. Да, с этим он был согласен. Караванщик повер¬нулся к брату: - Позови тех, кто не занят установкой шатра. Нужно перегрузить все…
-Разрешите нам помочь! Ну пожалуйста! - выбежали из толпы ре¬бята-подростки - близнецы Лиса и Лины, сын Вала.-Мы сильные!
Атен лишь махнул рукой, соглашаясь. Что бы ни было в этих повозках, добро все равно придется собирать по крупицам. А, зна¬чит, сила не понадобится. Мужские руки были куда нужнее на уста¬новке шатра.
-Мы тоже поможем, - решительно двинулась вперед Лина. К ней присоединились другие женщины, бывшие по близости. Они знали, что такое бережливость, и были готовы ползать на коленках, чтобы по зернышкам собирать рассыпавшиеся мешки с зерном, не чувствуя хо¬лода снега.
И вновь Атен кивнул.
-Присмотри тут, - сказал он брату, а спустя мгновение уже смотрел туда, где мужчины начали устанавливать шатер. Все, что было можно, делалось. Все были заняты. Ни у кого не было времени на разговоры о том, что будет потом, на вопросы... А мысли - что же, от них все равно никуда не денешься.
В какое-то мгновение Атен ощутил себя бесполезным. Его участие не было нужно ни там, ни здесь. И тут его взгляд упал на горожанина. Глаза сощурились сощурились, лицо стало холодным, словно вы¬резанное из куска льда.
-Поговорим, - процедили скривленные губы.
Он отошел  чуть в сторону,  сел на один из вылетевших из повозки тюков - мягкий и легкий,  по всей видимости  -  с  дешевыми шкурками снежной крысы, сшитыми в одеяла. Следом дозорные подвели чужака.
-Ступайте, - отослал хозяин каравана своих людей. - Помогите ос¬тальным, - он специально не сказал, кому именно, дав мужчинам воз¬можность самим решить, где они нужнее.
Атен же остался один на один с горожанином.
-Сними это, - чужак указал на свои скованные цепями руки. - По¬верь: я не убегу.
-Знаю. Ты слишком стараешься затянуть нас в город, чтобы отступить за шаг до своей цели, - хмуро глядя на него, караванщик расцепил соединительные звенья оков. Почему-то... Он сам не знал, не мог объяснить, почему, ему в этот миг было важно, чтобы руки чужака были свободны и он мог защищаться.
Вздохнув, горожанин качнул головой:
-Ты прав, караванщик: для меня очень важно, чтобы вы вступили в наш город. Но даже ради этого  я не стал бы творить зло. Потому что нашему городу нужна ваша помощь, а не вражда.
-Помощь - в чем? - он как-то сразу понял, что горожанин гово¬рит правду.
-Я не могу сказать, - вздохнув, качнул головой тот.
-Это тайна?
-Не могу – и все… Ка¬раванщик, не жди от меня объяснений. Я их сам не знаю. И не ищу. Потому что они мне не нужны.
-Объяснения нужны всем, идущим своей дорогой. Хотя бы для того, чтобы не сбиться с пути.
-Всем идущим, - повторил горожанин, не споря. - Это так. Но я не иду. Я... Я словно лечу на спине ветра - своей судьбы...
-Ты странный человек.
-Поверь, я не был таким еще совсем недавно. Просто... Я не могу объяснить, - он мотнул  головой. - Так вдруг случилось.
-Как тебя зовут? - он спрашивал, не ожидая получить ответа, однако же он был дан.
-Рур.
-Ты воин?
-Нет. Ремесленник.
         -Ремесленник? - бровь караванщика   от   удивления поползла вверх. - И как случилось, что ремесленник оказался в пустыне?
-Такова была моя судьба... Ты больше не винишь меня в случив¬шемся?
-Нет, - это было правдой.
-И поговоришь со своим помощником?
-Переубеждать его? - нет, на это Атен не был готов. В конце концов, откуда он знал, что не ошибается в своем доверии. – И вообще, что бы то ни было, это ничего не изменяет. Караван не вступит в город.
-Но почему! - Рур просто не мог понять причины этого необъяснимого упрямства! Почему странники так упорствуют в своем желании поступить не так, как обычно? Словно специально, наперекор ему... И, потом... - Неужели вы пойдете против воли повелителя небес, если...
-Нет, - прервал его Атен. Но это "нет", имело совсем иной смысл, чем тот, что так хотел услышать горожанин. - Нет - потому что Он не станет вынуждать нас сде¬лать хотя бы один шаг против нашей воли. Для Него это важно - чтобы мы были свободны в выборе своего пути.
-Ты знаешь это наверняка?
Караванщик кивнул. На краткое мгновение он забыл о том, что случилось с караваном, что ждало его впереди, и в его душу забре¬ло - случайно, неизвестно откуда - сочувствие к чужаку. Право же, он хотел ему помочь. Если бы только было возможно сделать это, не подвергая опасности своих...
-Брат... - тем временем к ним быстрой решительной походкой по¬дошел Евсей. Он хотел что-то сказать, но замер, на миг ли¬шившись дара речи, увидев, что чужак свободен. - Ты снял с не¬го оковы... Но он же убежит! - караванщик был готов сорваться с места, броситься вперед и собственноручно запереть цепи.
Атен лишь снисходительно глянул на него. Право же, он не ви¬дел смысла не только возражать, но даже обращать внимание на это по-детски наивное восклицание.
-Что ты хотел мне сказать? - вместо этого спросил он.
-Что? - тому потребовалось несколько мгновений, чтобы мысленно перейти с одной тропы на другую. - Ах, да! Я принес добрую весть. Все не так плохо, как показалось на первый взгляд.
-Ты о повозках?
-Да. Конечно, та, с которой все началось, потеряна безвозв¬ратно, но другие... Их еще можно починить.
-Сколько времени это займет?
-Не долго. За дня два - три управимся.
-Хвала богам! - с несказанным облегчением вздохнул Атен. Право же, проблема решалась быстрее, чем караванщики успели по-настоящему испугаться.
-Только... - Евсей покосился на чужака, на миг поджал губы. Было видно,что ему хотелось остановиться на том, светлом, не добавляя более ничего, но он не мог. - Для этого нам понадобится кое-что...
-Полозья? - Атен сразу же, еще когда только увидел сломавшиеся повозкам, обратил на них внимание. - И доски под основу?
-Да.
-В караване их нет?
-Доски найдутся. А вот полозья... - летописец качнул головой. – Однако как раз сейчас мы можем их добыть. Находясь возле самого горо¬да…
-Евсей!
-Брат, не кричи на меня, не дослушав! Я вовсе не предлагаю тебе изменять принятое решение, хотя случившееся и дает нам на это право. Но почему бы нескольким дозорным не войти в город? Они могли бы купить все необходимое,  мы же спокойно подождали бы  их здесь.
-Да, караванщик! - Рур  аж подпрыгнул,  поспешив что есть силы схватиться за веревку,  брошенную ему в прямо в руки.  В душе он уже благодарил богов, приведших помощника хозяина каравана к этой мысли - спасительной для него, для его города. - Пусть караван ос¬танется здесь, раз вы не хотите, чтобы он вошел в город, но это ведь не причина для того, чтобы лишать себя возможности пополнить припасы, купить все необходимое...
-Только твоего согласия спросить забыли, - презрительно усмех¬нувшись, бросил Евсей.
-Я вовсе не пытаюсь вмешаться в вашу жизнь. Упаси меня боги давать вам советы. Просто... Я хочу сказать... Если вы по неведомой мне причине, словно дав на то обет, не хотите, чтобы хотя бы один из вас переступал черту нашего города - что же... Ос¬тановитесь здесь, возле границы. Позвольте мне обо всем позабо¬титься...
-Чего ради ты решил нам помочь? Кто мы тебе - родичи, сва¬ты? - Евсей так и не оставил своего презрительного тона, однако раздражения и, одновременно, высокомерного снисхождения в нем по-убавилось. Их место заменило любопытство, вечно так не кстати за¬являвшие права на душу летописца.
-Я... Я не могу рассказать всего...
-Вот как? – презрительно усмехнулся Евсей. - Ты зовешь нас на свою дорогу, но при этом не хочешь даже сказать, куда она нас приведет!
-К славе.
-Большей, чем дает путь бога солнца? - и снова усмешка искривила губы караванщика.
-Возможно, - спокойно глядя на него, проговорил  горожанин.
-Возможно?! - Евсей не дал ему ничего сказать.-Да что вы о се¬бе возомнили!-в нем вскипела злость. Право же, он, составивший уже не одну легенду, считал себя вправе полагать, что совершил достаточно, чтобы полагать - жизнь прожита не  напрасно.
-Я говорю - возможно, - голос Рура даже не дрогнул. И это было удивительно, ведь он никогда не считал себя достаточно сильным, чтобы спорить с кем бы то ни было, не то что со спутниками бога солнца. Но сейчас им двигало нечто, бывшее сильнее его, сильнее всех тех препятствий, которые ему еще предстояло преодолеть, - по¬тому что боги могут даровать вашему каравану шанс помочь не только нам, жалким смертным, чужим вам и потому безразличным для ваших душ и вашего пути, но и Им.
-Им?- оба караванщика тотчас насторожились. - Кому? В чем?
Тот уже был готов ответить - "господину Шамашу", но не смог даже рта открыть. Толи небожители не захотели допускать, чтобы он поделил¬ся с кем-то, рожденным вне стен их города, его тайной, толи прос¬то пришло время для того, чтобы это случилось, в общем, в это са¬мое мгновение до Рура донесся звук, заставивший его, вздрогнув, обернуться.
Сломанные повозки... В них что-то изменилось. На первый взгляд они выглядели точно так же, как и прежде. И все же... Руру показалось, что он увидел черную тень, чем-то похожую на раски-нувшую крылья птицу смерти, которая нависла над повозками и суе¬тившимися рядом с ними людьми...
-Уведите их отсюда, - сами собой зашептали его губы.
-Что? О чем ты?-караванщики, наверное, решили, что чужак по¬мешался от напряжения  выпавших на его судьбу дней суровых испыта¬ний. Более никак нельзя было объяснить  эти  слова,  которые,  не связанные с тем разговором,  что они вели, выглядели полной бессмыслицей.
А у Рура не осталось времени на объяснения. Оттолкнув того из караванщиков, который оказался на его пути, он метнулся к по¬возкам. Там еще ничего не происходило - люди суетились, разгружая легшие брюхом на снег повозки, не замечая приближения беды, не чувствуя... И когда горожанин прокричал: -Прочь! Уходите скорее! - они лишь остановились на миг, под¬няв на чужака удивленные взгляды, не понимая, что на того вдруг нашло, а затем, проворчав друг другу что-то вроде: -Безумец! - уже готовы были вернуться к прежнему занятию.
Рур принялся расталкивать их, отпихивать в сторону, подальше от злополучных повозок. И откуда только у него взялись такие силы?
Его не заботило, что, падая, женщины и лишенные дара взрос¬лого человека подростки бились о ледяную корку снежного полога, царапая голые замерзшие руки.
Мужчины бросились к нему, стремясь удержать потерявшего на их глазах рассудок человека на месте, но тоже оказались отбро¬шены неведомой силой прочь.
-Снежное поветрие! - в ужасе глядя на него широко открытыми глазами начали бормотать люди, сторонясь, в страхе заразиться.
-Мам! - нависшую было над всеми тишину нарушил голос одного из близнецов, звавшего  из  чрева  сломанной  повозки находившуюся снаружи Лине. - Тут кувшины с огненной водой... Кажется, они тресну¬ли. Что нам с ними делать?
-Уходите, уходите скорее! - что было силы  закричала  женщина.
-Хорошо, - послушно отозвался паренек.
-Боги,боги, помогите им! – взмолилась Лина.
Но шло время - мгновения, казавшиеся дольше столетий - а по¬лог оставался неподвижен.
-Где же вы? Где? - прошептал Атен. На лбу караванщика выступил пот.
-Лит, Ла, давайте быстрее! - крикнула, торопя их мать, нервы которой были на пределе.
-Мам! У Ла нога застряла! Мы сейчас!...
-Уходи, Лит! - крикнул Атен, стараясь не смотреть на Лину.
-Сейчас! Только ногу освободим!
-Уходи, я приказываю тебе!
-Но не могу же я бросить брата! Сейчас...! Еще немножечко... М-М, не получается!
-А-а! - полный боли вскрик сорвался с губ Лины. Она уже хотела броситься к повозке, стремясь помочь своим детям. Но хозяин кара¬вана оставил ее, с силой схватил за руку, удерживая.-Отпусти ме¬ня!
-Нет! - его голос был тверд, словно камень, а глаза полны мо¬розного холода. - Я не позволю тебе отдать свою жизнь не за что, просто так!
-Как это "не за что"?! Там же мои дети!
-У каждого свой путь! Твой - по эту  сторону  повозки!
-Но они... Они... Может быть, богиня смерти согласится изме¬нить свой выбор, принять меня вместо...
И тут раздался голос горожанина.
-Я выведу их! - он метнулся к повозке.
Никто не стал его останавливать. Чужак, его путь был лишь его дорогой.
Когда Рур подбежал к повозке, над ней уже вился дымок, полня воздух едким духом гари.
"Великие боги, защитите меня! Не жизнь, но цель! Да снизой¬дет Ваша милость к моим мольбам и позволит всему совершится так,  чтобы мой путь, моя жертва не были напрасны!" - прошептал он словно слова последней молитвы и вскочил внутрь.
В повозке было непроглядно темно. Лишенный света мрак пол¬нился белой пожарной дымкой, застилавшей все вокруг, пряча те очертания, что сохранила темень. Едкое дыхание тлевшего, набирая силы в ожидании своего часа огня резало глаза, заставляя их плакать, отравляло вздох, обрывая его сухим кашлем.
-Где вы? - позвал Рур юных караванщиков, в надежде, что те откликнутся, облегчая поиски.
Но те молчали, пряча кашель в вороты полушубков, ни звуком, ни движением не выдавая себя. Может быть, они боялись чужака, во власти которого вдруг оказались. Может быть... Не важно. Когда, пугаясь чего-то одного, впускаешь в сердце страх, тот не останавливается на месте, перекидываясь на все остальное. А дети, несомненно, боялись. Они были достаточно больши¬ми, чтобы понимать, перед лицом какой опасности оказались и какая ужасная смерть их ждала, если они не смогут выбраться вовремя из западни, в которую попались.
Смерть в огне - что может быть страшнее? И не потому, что ей предшествовали ужасные мучения. Нет, это было бы еще ничего. Но вот другое... От одной мысли об этом холод волной проходил по спине и зубы сжимались с такой силой, что, ка¬залось, еще немного, и раскрошатся на мелкие кусочки.
Огонь не оставлял надежды. Никакой. Ни на что. Он съест тело - и душе будет некуда вернуться в миг пробуждения от вечного сна. Ей придется жалкой бесприютной тенью скитаться по земле, в то время, когда все вокруг будут праздновать величайший праздник возрождения. Да и сама эта душа... Кто знает, может быть, и она не выдержит жара всепоглощающего огня и обратится пеплом, лишенным памяти о прошлом и снов о будущем.  Не останется ничего, лишь пустота, от которой веет ужасом потерь и слепого безличия, кото¬рая не укладывалась в голову: как такое возможно, что все будет, мир будет, но в этом мире не будет их?
Один страх стараются заглушить другим. Чтобы не думать об одном, беспокоятся о другом.
Кто такой этот чужак, пришедший в караван посреди пустыни? Может быть, он и не человек вовсе, а дух, кто-нибудь из слуг Гу¬бителя, которого хозяин прислал, чтобы ограбить смертных, украсть у них то единственное, что им принадлежало - душу. Украсть и зато¬чить на века, на целую вечность в каком-нибудь камне мостовой в жутких чертогах Куфы, камне, который будут топтать ногами стада демонов, обрекая на бесконечные мучения...
А, может, все было совсем иначе. Куда проще и, вместе с тем, невыносимо больнее. Не было никакого страха. Мальчики, еще не перес¬тупившие грань того возраста, когда начинали  задумываться о смер¬ти, дети, полагавшие, что жизнь бесконечна, что все опасности - льдинки в ладонях, что могут ранить, обжечь своим холодом, но ра¬но или просто все равно растают, стекут с пальцев капельками воды и забудутся навеки, могли не знать, не думать о нем. И тогда молодые караванщики, гордые тем, что они родились странниками, что им выпало счастье стать спутниками величайшего из небожителей, просто не хотели принимать помощь от чужака - какого-то там горожанина. Они были готовы скорее умереть, но только не переступить через свою гор¬дость.
Рур качнул головой,  не переставая кашлять. Право же, у него не было времени на то, чтобы выяснять, какое из двух предположе¬ний верно и в чем ему нужно было убедить детей: чтобы те отклик¬нулись и позволили им помочь, когда он куда менее опасен для них, чем огонь, или что нет ничего зазорного в том, чтобы принять помощь от того, кто сам протягива¬ет руку в надежде, что и ему потом помогут.
Горожанин пошарил перед собой. Вокруг валялись ка¬кие-то тюки, кувшины, пузатые бока которых показались Руру горя¬чими. И, обожженный запоздалым страхом он отдернул руку.
"В них огненная вода! - мелькнуло у него в голове. - И она гото¬ва вспыхнуть - не по воле людей, а вопреки ей, освобождаясь от власти тех, кто держал ее взаперти в маленьком мирке сосуда, не позволяя выпрямиться, расцвести, так долго..." - ему показалось, что он почувствовал ярость,  накопившуюся в ней, и, вмес¬те с тем, торжество, которое она испытывала перед близостью осво-бождения - того мига, когда, вспыхнув отражением солнца в зеркале мира, ей будет дано все, о чем она так долго мечтала - зажечь пламень, который никто не потушит, который погаснет лишь когда завершится его век.
-Откликнетесь же! - он закрутил головой по сторонам, стараясь разглядеть хоть самое блеклое очертание юных караванщиков за по¬логами слез, дыма и алого марева начавшего пробуждаться огня. - По¬могите мне вам помочь!
Эта фраза... Рур и сам не знал, откуда она пришла к нему, как сложилась и был ли в ней какой-то смысл.. Но вот странно - она подействовала. Сперва до горожанина доносились какие-то неразборчивые звуки - возня, кашель, перешептывание, а затем - хриплый, не сов¬сем уверенный голос:
-Мы тут!
И Рур тотчас ринулся вперед, разбрасывая в стороны все, что попадалось ему на пути.
Но лишь оказавшись возле самых подростков, случайно коснув¬шись рукой плеча одного из них, он, наконец, разглядел их.
-У брата нога застряла, - резко повернувшись к горожанина, проговорил один из пареньков. - Никак не удается ее вытащить!
-Уходи! - процедил сквозь сжатые зубы второй. Как он ни ста¬рался, ему не удавалось вытянуть ногу из тисков двух вдруг прев¬ратившихся в ловушку балок. Он повернулся к горожанину: - Уведи его!
-Не говори ерунды! - зло огрызнулся на него брат. - Лучше поста¬райся выбраться!
-Это не ерунда! Пусть хотя бы один из нас останется! Мама не переживет, если потеряет нас обоих! Уходи! - вновь упрямо повто¬рил он, одновременно и прося, и приказывая.
-Давай попытаемся еще раз... - начал было Рур, но юноша прер¬вал его:
-Ничего не получится! Мы старались!
-Я приподниму одну из балок. Сейчас... Давай же!
-Я устал! Ободрал себе всю ногу! И уже поздно!
Действительно, огонь больше не прятался в своем убежище на грани миров. Вскинув голову, он двинулся в наступление на тех, в ком видел своих врагов.
-Еще раз! Последний раз! Если не получится - я уведу твоего брата!
-Обещай!
-Мое слово! А теперь постарайся...
Горожанин что было сил налег на балку.
Юноша помогал ему, в то время как его брат с силой рванул ногу на себя. Полный боли и муки вскрик сорвался с его губ. А за¬тем затих. В глаза паренька вошло неподдельное удивление - он был свободен, но все еще никак не мог поверить, что это правда.
Он так и сидел бы на месте, если бы Рур не толкнул обоих подростков в сторону полога.
-Поторопитесь!
Те и сами больше не медлили.  Опрометью, не глядя назад, они метнулись к выходу из повозки.
Когда же, оказавшись снаружи, подхваченные кем-то из кара¬ванщиков и оттащенные в сторону, подальше от злополучного места они оглянулись назад, то увидели, что повозка во всю полыхает. А в следующее мгновение гром потряс землю...
-Великие боги! - прошептали караванщики, глядя на поднявшийся до небес столб огня, на какое-то мгновение ставший похожим на од¬ну из колонн храма мироздания, на которых держится небесный свод.
Завораживавшая красота этого зрелища заставила и тех, кто стоял возле сломанных повозок, и устанавливавших шатер, и прис¬матривавших за детьми и животными, - всех отложить свои дела, за-быть об остальном, глядя во все глаза на огонь, соединявший в се¬бе и самую прекрасную, божественную жизнь, и самую страшную смерть.
-Горожанин! - юноша дернулся в руках удерживавшего его дозор¬ного, огляделся вокруг, ища того, кто спас его жизнь, заволновал¬ся, не находя.
Он был готов броситься к огню, но караванщик не дал ему:
-Угомонись, парень. Боги не за тем сохранили тебе жизнь, чтобы ты разбрасывался ею направо и налево. В следующий раз они уже не будут так благосклонны.
-Но он остался в повозке! - он так торопился! Может быть, еще не поздно...
-Кто - он? - мужчина взглянул на юношу, затем - на его брата, в руку которого что было силы вцепилась Лина, удерживая от того же шага.
-Он спас нас! - Лит думал, чувствовал то же, что и брат. И не мог взять в толк, почему все остальные не понимают их.
-Да зачтут ему это боги...
-Мама, мы не можем бросить его после того, что он для нас сделал!  - не выдержав, закричал Лит.
-Не пущу! - та села в снег, увлекая за собой сына. - Не пущу - и все! Вы были возвращены мне не для того, чтобы спустя лишь мгно¬вение я потеряла вас вновь!
-Но мама!
-Поздно, - хмуро глянув на них, на женщину, на повозку, на стоявших вокруг немыми тенями в красных отблесках пламени кара¬ванщиков, проговорил Атен. - Он мертв.
Услышав его слова, близнецы сразу как-то обмякли, прекратив попытки вырваться из удерживавших их рук. По щекам потекли слезы горечи, руки беспомощно повисли плетьми. Раз так, им не с чем бы¬ло спорить. Разве что с волей богов, согласившихся с просьбой чу¬жака принять вместо одной жизни другую - его.
Одновременно они повернулись к огню спинами, понимая, что им придется заплатить за свое право жить - всякий раз глядя на пламень костра или свет лампы видеть в нем смерть, которая должна была быть их,но оказалась чужой.
Странно, но в это мгновение никто из караванщиков, качавших головой, вздыхая и причитая о судьбе чужака, не думал о своей собственной. Настоящее застлало все мысли о грядущем. А ведь теперь, когда они окончательно и безвозвратно потеряли четы¬ре повозки и почти все, что в них было, становились реальными все самые мрачные ожидания. Но разве сравниться жизнь, пусть даже столь мрачная, со смертью - самой ужасной из возможных...
-Что может быть прекраснее смерти и уродливее ее? - прошептал Евсей слова, которым уже совсем скоро предстояло стать частью ле¬генды.
-Только жизнь, - сорвалось с губ хозяина каравана. Он продол¬жал во все глаза смотреть на пламень, который очаровывал, скрывал настоящее, уносил в прошлое, чтобы оттуда увести в будущее, меняя порядок времен и направление пути. - Жаль, что за нее нужно пла¬тить, в то время как смерть - бесплатна... То, что продается, не стоит больше своей цены. И лишь то, что нельзя купить, воистину бесценно...
-За смерть тоже платят...
-Нет! - резко прервал брата хозяин каравана, словно эти сомне¬ния ложились тенью на чело прекраснейшей из богинь. - За возмож¬ность отвратить конец и продлить земной пути - да, за право про¬жить последние мгновения так, как хочешь - да, даже за возмож¬ность вспомнить в миг конца те дни, что были самыми счастли¬выми в жизни. Но не за смерть... Не за смерть...
-Ладно, пусть будет так, - летописец глядел на караванщика удивлен¬но, не понимая, что вдруг на него нашло. И, потом, жизнь и смерть - не те вещи, о которых спорят. Особенно влизи от места, где огонь прожег полотно, отделявшее одну из этих граней бытия от другой. - Что бы там ни было, мне жаль этого чужака. Даже если все случившееся было делом его рук. Он заплатил страшную плату за то, чтобы наши дети жили... Даже если он был что-то должен каравану, теперь все долги оплачены.
-Не все. Теперь мы в долгу перед ним.
-Потому что он спас детей? - летописец нервно повел плечами. Ему совсем не нравилось чувствовать себя обязанным человеку, да еще тому, ненависть к которому он питал до недавних пор. -  Но и мы спасти его, подобрав в снегах пустыни! Жизнь за жизнь!
-Если бы цена жизни была такой! - караванщик горько усмехнул¬ся. - Нет. Она - тот товар, который все хотят купить, и почти никто не продает. А, раз так, за нее всегда просят куда больше, чем да¬ют...
-Что ты имеешь в виду?
-Что? - Атен тяжело вздохнул, опустил голову на грудь. - Ты прекрасно знаешь, что. Он спас сыновей каравана. И теперь мы должны...мы просто обязаны заплатить чужаку ту цену, которую он сам назначил... Если мы не сделаем это, боги не простят нас...
-Нам придется вступить в город... - помрачнев, Евсей опустил голову на грудь.
-Да, - кивнул хозяин каравана.
-Но если там нас ждет смерть...
-Я говорил: в вопросах жизни и смерти плата может быть куда больше, чем приобретение.
-Значит, мы изменяем решение...
-У нас нет другого пути.
-Что бы ни было впереди... Мы ведь не знаем, почему ему, - ка¬раванщик кивнул головой в сторону уже успевшего осесть, догорая, костра, поглотившего три повозки и все, что в них оставалось, це¬ликом, оставив лишь груду пепла и горький осадок в груди, - было так важно, чтобы мы вошли в город... Может быть, как и в том, прежнем, здесь приносят в жертву людей и мы...
-Мати, - Атен был мрачен. Глаза вместе с блеском потеряли весь свет, обратившись двумя черными осколками подземного мрака, черты лица заострились, кожа побледнела. .Казалось, что он и сам уже на пути к смерти. - Он выбрал ее...
-Брат... - Евсей хотел хоть как-то утешить его, хотя и пони¬мал, что, на этот раз рожденный в душе отца страх за свое дите имел под собой куда более прочную опору, чем когда бы то ни было прежде. Он сам думал так же. И боялся за свою племянницу, чувс¬твуя, что ожидавший их впереди город не сулит девушке ничего хо¬рошего...
Летописец не знал, что сказать. Ибо все, что могло успо¬коить, было если не ложью, то во всяком случае ее тенью, иное же только усиливало беспокойство.
-Не надо, ничего не говори. Я все знаю... И надеюсь, что доч¬ка простит меня... Если что.  Если нам не удастся уберечь ее. Кля¬нусь вечным сном, я сделаю все, чтобы защитить ее. Но если... У меня просто нет выбора...
-Мы могли бы подождать возвращения господина здесь, - осторож¬но, заглядывая в глаза брату, начал летописец, - Он обещал, что придет скоро...
-Шамаш... - да, если бы бог солнца был рядом, все было бы иначе. Небожитель не дал бы в обиду свою любимицу, какие бы боги или силы ни желали ей зла. Он помог бы и карава¬ну... Собственно, будь Он рядом, ничего бы и не случилось вовсе. Атен был совершенно уверен в этом. Ведь огонь - Его стихия, сила, подвластная ему всегда и во всем. Но Он далеко, в нескольких годах земного пу¬ти. И все, что произошло, уже случилось. И случилось потому, что на то была и Его воля... Потому что Он хотел, чтобы простые смертные сами принимали решение, сомневаясь в верности сделанного шага, утешая себя, убеждая во власти сомнений, что этот шаг - единственно воз¬можный, когда больше некуда идти: вокруг - огонь и прожженная им в полотне мироздания дыра, за которой - ничего кроме пустоты.
-Н-ет, - с неохотой, через силу выдавил из себя Атен, потом мотнул головой, словно отгоняя от себя все те надежды, на испол¬нение которых он сейчас не мог полагаться. - У нас нет времени на ожидания, которые могут и затянуться, когда миг в глазах бога мо¬жет быть длиннее целой жизни смертного. И, потом... - он вздох¬нул. - Потом, это наш долг. Нам и платить. И ни к чему ждать, что кто-то сделает это за нас.
-Атен, ты уверен? - Евсей не сводил с него глаз.
-Ни в чем я не уверен! - поморщившись, пробормотал хозяин ка¬равана.
-Но ты так спокоен...
-А что мне еще остается? Скажи!
Евсей молчал.
-Я так понимаю, - к ним подошел Лис, - шатер нам больше не нужен.
-Да. Сворачивай его.
-Может быть, дадим людям время прийти в себя?
-Нам будет лучше в городе, - подала голос Лина, по щекам кото¬рой текли слезы, а руки с силой сжимали ладони сыновей. - Это плохое место. А там... Там, все же,  город... Какой бы  он ни был.  Его тепло целебно для наших душ, а  продолжение пути позволит забыть о том,  что было,  и не думать о том, что будет...
Взглянув на жену, Лис кивнул и, резко повернувшись, зашагал назад, к ждавшим его дальнейших приказов дозорным, которые имели достаточно ясное и четкое зрение, чтобы они и без слов пони¬мали, какими они будут...
И никто из них не обратил внимание на девушку, которая сто¬яла чуть в стороне, с силой сжав кулаки и стиснув до синевы губы. По ее щекам текли слезы боли,  но в глазах было совсем другое вы¬ражение – в них горела злая обида.
Мати не просто показалось - она была, в сущности, уверена, что взрослые специально, ей назло, сделали все так, чтобы караван непременно вошел в этот город.
"Они ведь знают, что мне нельзя в него! Почему они так пос¬тупают? Ну почему! Ведь ничто не мешало им ничего не ме¬нять... Пусть бы кто-то вступил в город, а я осталась бы здесь... Это было бы замечательно. И правильно. И ничего бы не случилось... Ничего из того, что я видела... Ну и ладно! - обида сме¬нилась злостью. - Пусть! Мне-то что! Я знаю, как сделать так, чтобы со мной все было в порядке! А остальные...Они сами виноваты! Сами..."
 
Глава 10
Впереди уже показался лес. Высокие ели, поднимавшиеся над землей, уходя густыми кудрявыми кронами в самые небеса росли прямо на глазах. И хотя за спиной по-прежнему - неизменна и спокойна - расстилалась снежная пустыня, чей негромкий голос-ды¬хание шептал на ухо шуршавшие как снега под ногами, ветра над го¬ловой слова старой бесконечной песни, но дорога странствий уже пересекла грань оазиса, не оставляя шедшим иного выбора, как сде¬лать то же. Вот только...
Шамаш, который все время пути спешил, летя на крыльях ветра, складывая годы в краткие мгновения, теперь вдруг ос¬тановился, замер у черты, отделявшей город от снегов пустыни.
-Пойдем же! - торопила его богиня врачевания, которой не тер¬пелось поскорее вернуться в тот край земли, который она могла назвать своим домом.
Но бог солнца медлил.
-Зачем ты привела меня сюда? - спустя несколько мгновений нап¬ряженного  молчания спросил он.
-Я же говорила...
-Девочка! - Шамаш осуждающе качнул головой, взглянул на нее полными грусти глазами, от которых, смотревших в самую душу, суть сущего, нельзя было ничего скрыть.
Ему было достаточно одного взгляда на город, чтобы понять: Керхе ничего не угрожает. Во всяком случае, в это мгновение. Небосвод над городом был чист и синева, полнясь золотым блеском яркого солнца, сверкала, словно пригоршня чистой, дурманящей сильнее самого крепкого вина воды. Лежавшая у ног сосен земля дышала ровно и спокойно, сладко позевывая, нежась в лучах полуденного солнца. Не было видно ни знака беды на лике настоящего, ни вестника горя в призакрытых глазах грядущего. Воистину, город был самим олицетворением безмятежного счастья, не знавшего ни сомнений, ни черных предчувствий, ни спа¬сительных в своей лживости надежд.
Нинти тяжело вздохнула, опустила голову на грудь, пряча виноватые глаза: да, она обманывала. И вот этот обман раскрылся.
-Прости, я... Я не хотела, я понимаю, это не честно, но... Для меня, для Ларса, для Лики... Для всех нас было очень важно, чтобы ты пришел, пришел именно сейчас... Сперва я хо¬тела сказать все, как есть,-она говорила быстро, торопясь все рассказать, боялась, что в какое-то мгновение, воспользо-вавшись случайной паузой Шамаш может повернуться и уйти, не дос¬лушав ее, не поняв, что именно двигало ею, - но потом решила... Ты ведь не хотел оставлять караван, да? И ты бы не сделал этого, ес-ли бы я не позвала тебя, говоря, что нам нужна помощь... А нам нужна не помощь...
-Девочка, я говорил тогда, уходя: если я понадоблюсь - зови. Ты ведь совер¬шила весь этот путь не просто так?
-Конечно! Ну конечно же! Разве бы я оставила свой город хотя бы на мгновение - столь драгоценное в своей неповторимости, если бы это было не так! Ты нужен нам! Будь с нами, останься...
-Это твой город, не мой, - качнул головой Шамаш. В глазах бога солнца была грусть. Ему было тяжело отказывать, но... - Я не могу  здесь остаться.
-Всего лишь на один день! Прошу тебя!
-Зачем? - он устало взглянул на нее.
-Ради тех людей, которые мне очень дороги! Ради этого горо¬да, ставшего мне домом, пусть не на вечность, всего на несколько лет, но все же... У Лики вот-вот должен родиться ребенок, второй ребенок - тот наделенный силой сын, которого им с Буром предска¬зал Намтар. Этот ребенок... Мы все так ждем его. От малыша зависит очень многое... Но когда стал подходить срок, Лика... Все ма-тери нервничают... А она... Она не трусиха, нет, но такая выдумщи¬ца... Чего только не напридумывает, чтобы потом этого бояться... Она непонятно с чего вбила себе в голову,  что если она – посвященная Кигаль, то и ее ребенок...
-Глупости!
-Конечно! Но что я ни делала, что ни говорила, кого ни брала себе в помощники, мне не удалось ее разубедить. Она боит¬ся, что ее сын родится посвященным богини смерти. А тут еще я ря-дом... В общем, ей кажется, что он будет следующим Нинтом, что... Что она станет матерью того, кто уничтожит Керху... Нет, я знаю: все это полная ерунда. Но... - она закачала головой, в глазах зажглись слезы. - Я ведь даже уговорила Кигаль прийти к ней, поговорить... Лика не стала ее слушать! Вернее, конечно, она слышала ее. Все же, с ней говорила ее богиня, но... Она упрямо не хочет расставаться со своими стра¬хами! Она так уверена в предчувствиях, так держится за них со всей силой своей вдруг ослепшей души, что никто не может дос¬тучаться до нее... Шамаш, прости, что я обманывала тебя! Я посту¬пила скверно, а, главное, глупо, когда обман не мог не раскрыться. Сей¬час я понимаю, что, наверное, правдой бы достигла куда большего. Но тогда... Тогда я думала, что поступаю правильно...
- Я уже раз говорил с ней о том, кто такие посвященные. Если мне не удалось переубедить ее тогда...
-Удалось! Конечно, удалось! Ведь теперь она видит свою вину не в том, что она - посвященная богини смерти, а что...
-Ладно, хватит, - Шамаш помрачнел, огляделся вокруг с какой-то затаенной грустью, кивнул: -  Я понял, о чем ты говоришь: теперь она видит источник всех бед в своем не рожденном ребен¬ке...
-Да, - вздохнув, Нинти кивнула, глядя себе под ноги. - Я, - она бес¬помощно развела руками. - Я не знаю, как справиться с этим наважде¬нием! Я не знаю, почему оно вообще охватило Ликин разум. Ведь она не может не любить свое дите. И мы все так старались переубе¬дить ее... Прости, - она несмело подняла голову, робко взглянув на своего спутника... Под ее взглядом бог солнца, переступив черту, быстрой ре¬шительной походкой направился к городу. - Шамаш... - она же продолжа¬ла растерянно хлопая глазами, стоять на месте.
-Пойдем же. Нам нужно торопиться.
-Ты... Ты не сердишься на меня за то, что я позвала тебя по такому пустяку, в то самое мгновение когда ты нужен своему кара¬вану?
-Это не пустяк, - бог солнца был хмур, его глаза сощу¬рились в тонкие нити, вырывавшийся из которых черный луч взгляда прорезал пространство и время. - Все, что так или иначе связано с этим ребенком и его родителями, не может быть пустяком, когда это может изменить грядущее. Если не всего мира, то уж вашего города -  точно.
-Измениться будущее? Но разве это возможно?
-Ты удивлена?  Но почему? Ведь ты была свидетелем подобного.
-Но тогда все было иначе! Тогда грядущее изменял ты, а сей¬час...  Неужели же этой девочке под силу совершить то, что дано лишь величайшему из нас!
-Чтобы изменить будущее не нужно обладать никакой силой. Ошибку совершить легко. Достаточно желания.
-А исправить трудно... - начиная понимать, прошептала богиня врачевания.
-Если вообще возможно. Полотно мироздания тонко и хрупко. Нельзя раз за разом резать и перешивать его в одном и том же мес¬те - будет дыра.
-Но она ведь этого не понимает...
-Лика - существо воображения. Лишенной зрения, ей очень дол¬го приходилось сидеть в темноте, выдумывая себе вместо реального мира другой. Фантазия - ее дар. И он же - проклятие. Ты правильно сделала, что позвала меня. Хорошо, что заметила вовремя. Пока еще не поздно.
-Не поздно?
-Нет. Взгляни вокруг.  Если было бы иначе, на лик города уже легла б тень перемены.
-Хвала свышним…! Шамаш, - догнав бога солнца, испуганно настороженно, с опаской поглядывая по сторонам, зашеп¬тала она. - А что если это все не случайно? Что если это - именно та месть, которую избрал для нас Губитель - чтобы мы своими собс¬твенными руками уничтожили свое счастье?
-Нергал, может быть, и олицетворение зла, но никак не оно само.
-И это говоришь ты?! После всего, что он здесь сотво¬рил?! - пораженная, не веря собственным ушам, воскликнула та.
-После того, что случилось... - повторил Шамаш. Именно память о прошлом позволяла ему сказать подобное.
-Но ты сам сказал, что Губитель найдет способ отомстить нам!
-Тогда я плохо знал его...  Может быть, я ошибался в нем. Во всяком случае, так мне кажется теперь, когда я понимаю: он не настолько мстителен, насколько ему хотелось бы казаться... И, по¬том, он не тот враг, который прячется в тени.
-Мы с тобой говорим об одном и том же Нергале? - не в силах сдер¬жать удивления, спросила она. - О повелителе обмана, который бьет в спину?
-Нинтинугга...
-Шамаш, я не хочу с тобой спорить. Поверь, это последнее, что мне сейчас нужно - злить тебя. Но... Не знаю, что случилось за то время, минувшее с той поры, как мы расстались здесь, в Керхе, что заставило тебя поменять отношение к нему, но... Шамаш, очнись! Нергал может быть очень милым, заботливым... Я-то знаю. Ведь мы не всегда с ним враждовали... Но... Это все лишь ложь, за которой он прячется, стремясь подойти к своей жертве как можно ближе! И он... Он всегда использует других для достижения своей цели. Таков его стиль...
-Но ведь Лика - посвященная Кигаль.
-Да, - с некоторой неохотой признала его собеседница, когда это несколько меняло дело. – Твоя сестра  могущественна и не даст в обиду свою посвященную. Все, что произойдет с ней, случит¬ся лишь по ее воле. Однако... Шамаш, она не станет вмеши¬ваться в дела Нергала. Повторится то, что уже было... А я этого не хочу! Я не хочу, чтобы все повторилось! Потому что на этот раз конец может оказаться совсем другим!
-Что бы там ни было, ты выглядишь не на шутку испуганной.
-Потому что это так, Шамаш! Да! Да! Я боюсь !Больше, чем когда бы то ни было. Потому что теперь мне есть что терять!
Выговорившись, она умолкла. Молчал и бог солнца, которому нечего было сказать. Конечно, он мог бы попытаться утешить ее, убедить, что все будет в порядке, все обойдется, что он не допус-тит, чтобы все было иначе. Но какой в этом был смысл? Ведь рядом с ним была богиня, не смертная. Даже если она и нуждалась в уте¬шении, то могла найти его сама...
Так, в молчании они подошли к городской стене, вступили в пределы города.
На их пути встречались люди, приветствовавшие свою богиню низкими поклонами. Приглядываясь к Ее спутнику, они не сразу уз¬навали в нем повелителя небес, но когда это происходило, горожа¬не падали перед ним ниц, еще более поспешно, чем если бы это про¬изошло сразу, стремясь таким образом сгладить свою оплошность и отвратить гнев небожителя, который мог принять их нерасторопность за непочтительность.
Шамаш вновь и вновь взмахами руки приказывал им подняться. И когда люди вставали, они не прятали глаз, наоборот - устремляли свои взоры на бога солнца - в восхищении и благоговейном трепете. Они были готовы исполнить любую волю великого бога. И видя в движении руки небожителя единственное повеление - ос¬таться на месте, заняться своими делами и не путаться под ногами бога, смиренно следовали ему.
Так они подошли к храмовому холму, быстро, не касаясь ногами земли, в полете, не шаге, поднялись наверх.
Стража расступилась, склонилась в низком поклоне, пропуская небожителей внутрь храма.
-Нинти! - увидев вышедшую из-за колонны богиню бросился к ней Ларс. - Где ты была? Я никак не мог тебя найти. Право же, ты зас¬тавила меня поволноваться. Не делай так больше никогда, пожалуйс¬та!
-Конечно, - та улыбнулась, делясь своим покоем с другом. - Я не буду. Прости... - она приблизилась к нему, прижалась к груди - не богиня, а обычная смертная - верная жена, которая не могла не поступить так, как поступила, потому что ина¬че поступить не могла.
-Милая, - вздохнув, маг обнял ее. - Это ты прости меня за упреки. Я не должен был так накидываться на тебя с порога. Я... Я не хочу ничем ограничивать твою свободу, даже своей любовью...
Она коснулась пальцем его губ, заставляя замолчать:
-Любовь -  те оковы,  которые мечтаешь носить,  не снимая, - их губы соединились в поцелуе,  в то время как глаза продолжали:-  Я готова  отдать  не только свободу,  но даже вечность за мгновение здесь, рядом с тобой, - а затем она осторожно выскользнула из объ¬ятий своего возлюбленного, обернулась к богу солнца: - Не осуждай меня!-казалось, Нинтинугга, забывшая на мгновение о нем, ощущала теперь некоторую неловкость от того, что не смогла сдержать своих чувств. Так получилось, что она выставила их напо¬каз: неосознанно - несомненно, желая того или нет - а вот этого она не знала и сама...  Нет, право же, ей хотелось, чтобы он, чтобы все остальные боги через его глаза увидели ее счастье, ее ра¬дость.
Шамаш улыбнулся. Он понимал это. Он понимал много больше. Даже, наверное, больше чем она сама. И потому ни в чем не винил. Затем он перевел взгляд на Ларса.
Минуло всего три года,  но Хранитель изменился  так,  словно прошла вечность.  Это уже был не юноша,  едва переступивший грань испытания, а взрослый мужчина.  Его фигура окрепла,  раздалась  в плечах, черты  лица  стали более резкими,  лишившись свойственной детству округлости,  на лбу появилась первая морщинка.  Наверное, если бы горожане не брили бороды и усы, отращивая их как караван¬щики, то это изменило бы его облик настолько, что его было бы не-возможно узнать, разве что по глазам - единственному, что оста¬лось таким же, как прежде. Тот же прищур, тот же блеск, тот же взгляд - прямой, открытый, глубокий и задумчивый.
-Господин Шамаш, - Хранитель заметил бога солнца лишь когда Нинти заговорила с Ним.
Его душа затрепетала в груди. Он склонился перед повелителем небес в низком поклоне и уже был готов опуститься перед ним на колени, но небожитель остановил его:
-Не надо, - Шамаш шагнул к нему навстречу, улыбнувшись, чуть наклонил голову на бок, приветствуя, как старого друга . -Рад ви¬деть тебя в добром здравии.
-Я... я счастлив вновь встретиться с Тобой, - горожанин был искренен в своих чувствах. Он не скрывал от небожителя своей ра¬дости. Впрочем, как и доли удивления.
Было видно, что он не ждал этой встречи. Конечно, для пове¬лителя небес нет времени и расстояний и не важно, что караван, тропу которого Он избрал для своих странствий по миру людей, ушел на годы от Керхи. Но... Ларсу казалось - если небожитель вернется, то это случится в тот миг, когда горожане больше всего на свете будут нуждаться в его помощи, когда они окажутся на краю бездны, где уже стояли когда-то, и где лишь Его помощь удержит от паде¬ния. Все эти годы, вспоминая о встрече с богом солнца и надеясь когда-нибудь вновь предстать перед Его глазами, Хранитель не просто полагал, но чувствовал, даже знал - радость новой встречи будет омрачена горечью.
Свет солнца слишком ярок.  Он слепит, когда глядишь на него не через черный полог тревоги. Но если все так, если господин Шамаш вернулся в город для того, чтобы вновь его спасти, значит, Хранитель, не предполагав¬ший даже о близости беды, где-то ошибся, что-то неверно понял, пропустил мимо глаз какой-то, как ему показалось, пустяк, который в действительности был знаком опасности. Непростительная небрежность для того, кто не просто живет своей жизнью, но обязан волей богов, наделивших его волшебным да¬ром, заботиться о жизнях многих других.
Шамаш заметил, как на глазах побледнело лицо горожанина, насторожился взгляд. Он вновь стал таким, каким был когда-то - кинжалом, готовым к бою. И, все же... В городе было что-то не так. Какая-то мелочь, незначительная деталь не позволяло множест¬ву частей сложится в единый узор. Но в чем тут было дело?
Шамаш сжал губы. Он должен был поскорее понять это, найти ответ, когда было бы верхом самонадеянности и глупости начинать вносить правки в картину, не видя ее всю.
"Нинтинугга?" - он повернулся к богине врачевания, ожидая от нее объяснений. Того, что она сказала в караване и на границе города, было недостаточно.
Та, тяжело вздохнув, втянула голову в плечи, опустила взгляд, а затем и вовсе отвернулась, пряча глаза. Богиня врачевания выглядела виноватой. Она медлила с отве¬том. Было видно, что ей не хочется говорить того, что она должна была бы сказать, что ей страшно...Но почему?
Когда же она наконец решилась...
-Господин Шамаш! - в залу храма радостным солнечным ветерком ворвалась Лика.
Годы изменили и ее, превратив из юной девушки с грустно-меч¬тательными глазами, видевшими лишь то, что скрывалось по другую сторону мрака, в молодую женщину, которой не было нужды ничего выдумывать, когда у нее было все, о чем только можно мечтать. И пусть ее лицо покрывала болезненная бледность, глаза выгля¬дели усталыми, а движения были тяжелы и замедлены. Это было не удивительно в ее положении. Ни свободное длинное платье, ни тон¬кий воздушный плащ, наброшенный поверх него, не могли скрыть от посторонних глаз ее положения, когда близость дня рождения ребенка увели¬чила живот настолько, что лишь слепой не заметил бы ее беремен¬ности.
Однако, несмотря на все то, что наговорила Шамашу богиня врачевания, горожанка не выглядела ни подавленной, ни испуганной. Лежавшая на животе рука делилась с еще не рожденным малышом теп¬лом и заботой, в глазах, за радостью новой встречи с повелителем небес, чье участие в ее судьбе, как полагала женщина, было решаю¬щим, виделась задумчивая улыбка - забота о чем-то своем, очень личном.
-Я так рада, что Ты пришел! - ее глаза сияли счастьем. Она не сомневалась, что бог солнца пришел в город не в ожидании беды, а ради нее, ради того, чтобы сделать чудо рождения еще светлее, чтобы благословить ребенка, которому в будущем предстояло стать новым Хранителем города.
-Да будет счастлива мать, носящая под своим сердцем наделен¬ного даром, - прошептал он слова,  пришедшие из  другого  мира. Он уже стал забывать его. Под дымкой лет воспоминания начали блекнуть, отступая все дальше и дальше в минувшее, в отделявшую два мира бесконечность. И вот теперь память всколыхнулась, словно снежная шаль пус¬тыни, с которой ветер сорвал наст покоя. На какое-то мгновение ему даже показалось, что ничего не было, что все, чем он жил пос-ледние годы, оказалось лишь сном, и пробуждение вернуло его на¬зад, домой.
В первый миг эта мысль принесла облегчение.  С губ, на кото¬рые легла улыбка,  сорвался вздох, глаза залучились покоем. Он столько времени думал, мечтал об этом - вновь стать тем, кем он был когда-то! Но затем улыбка исчезла, в глаза вошла печаль. Он слишком долго оставался в этом мире, чтобы привыкнуть к нему, к тем людям, которые приняли его в свою семью, разделили с ним свой путь. Теперь, в отличие от первых дней, ему уже было что терять. За возвращение ему бы пришлось заплатить большую плату. Возможно, даже слишком...
-Прости, милая, - беззвучно, одними губами прошептал Шамаш, заставив себя улыбнуться. Менее всего он хотел сейчас омрачать ее счастье своей печалью, вносить смятение в душу сомнениями.
-Видишь, пророчество сбывается! - не замечая его грусти, слиш¬ком глубоко погрузившись в собственные переживания - ра¬достные и многоцветные - с жаром продолжала она. - Я так благодар-на... - в порыве чувств женщина уже готова была упасть перед богом на колени, но Шамаш удержал ее:
-Что ты, милая! - воистину, он испугался: за нее, за нерожден¬ного ребенка. - Ты должна быть осторожна! Ведь любое неловкое движение может причинить вред тебе или малышу. Сядь лучше сю-да, - поддерживая женщину за руку, он отвел ее к невысокому мягкому креслу, усадил.
-Но...-та не смела. Ведь это было бы непочтительно по отношению к богу.
-Садись, милая, - повторил небожитель и горожанке не осталось ничего, как подчиниться. В конце концов, такова была Его воля.
-Конечно, я буду осторожной, - устроившись поудобнее, она нежно обняла живот, на миг закрыла глаза, словно заглядывая внутрь себя, а затем, блаженно улыбнувшись, прошептала: - С ним все в порядке.
-Ты чувствуешь его?
-Разумеется, ведь это мое дитя! Я говорю с ним, рассказываю обо всем, что вижу, чтобы ему было не страшно вступать в мир.  И, знаешь, он слышит меня! Он отвечает мне...
-Прости, господин, - к ним подошел Ларс, положил руку на плечо Лике, прося остановиться. - Сестра может говорить о своем нерож¬денном ребенке часами, только начни. Она не была такой, когда ждала дочь. Собственно, чему удивляться - это ведь сын, да еще наделенный даром.
-Ты не прав, брат! - в ее голосе зазвучала обида. - Я люблю ма¬лышку ничуть не меньше! Просто... Просто она у меня уже есть, а он - еще только будет. А того, что нет, ведь хочешь сильнее, - она улыбнулась – весело и по-детски задорно.
-Милая, - Шамаш сел с ней рядом на табурет, - можно я спрошу те¬бя?
-Конечно, господин! Я с радостью отвечу на все Твои вопросы!
-Ты ведь любишь своего нерожденного ребенка?
-Да! - ее глаза залучились. Она хотела говорить об этом, гово¬рить без конца, чтобы все знали, чтобы все разделили ее счастье. - Больше всего на свете, больше жизни и земли благих душ, ведь он - мое будущее, будущее Ри, наше общее будущее, которое всегда будет единым, в котором ничто никогда не разлучит нас, ко¬торое будет продолжаться в их детях, и в их детях, и так будет все то время, что Ты позволишь людям жить на земле!
Шамаш оглянулся назад, поискал глазами Нинти.
Богиня врачевания стояла в стороне, возле колонны, словно прячась за ней от глаз повелителя небес.
Это было так просто - взять и скрыться, чтобы Шамаш не видел и не слышал ее. Пройдет время. Все успоко¬иться. Все разрешится. Тогда она вернется. Не будет же Шамаш держать обиду на нее вечно!
Вполуха следя за разговором бога солнца с Ликой, богиня раз¬думывала над тем,  как ей лучше поступить. Конечно, бегство было бы не  просто признанием вины,  но и свидетельством трусости. Но ведь так оно и было на самом деле  -  она  была  виновата  и  боялась. Не столько наказания,  сколько объяснения.  Если бы можно было избе¬жать этого последнего,  Нинти с радостью приняла бы  любую  кару. Даже более суровую, чем та, которую она заслуживала...
Небожительница думала, прикидывала, взвешивала то и это, выбирая наи¬лучший путь, и совсем забыла о времени. Поэтому когда Шамаш обра¬тился к ней, это застало ее врасплох.
"Нам надо поговорить".
Богиня врачевания вздрогнула, встрепенулась:
"Нет!" - она готова уже была броситься бежать, но взгляд пове¬лителя небес остановил ее:
"Нинтинугга, я не сержусь на тебя".
"Правда?" - женщина устремила на него взгляд огненных глаз, пронзая насквозь, заглядывая в самую душу.
"Конечно".
"Правда? - она даже растерялась. - И ты... Ты не злишься, что я тебя обманула? Ты... Ты бог справедливости. Я знаю, как тебе противна ложь... Но... Шамаш, прости меня, - в ее глазах вспыхнули слезы, - прости, но я не могла удержаться! Я хотела, чтобы ты был здесь при рождении малыша! И не только я. Ларс, Лика, Ри... Они ничего не говорили мне, ни о чем не просили. Но я ведь богиня. Я понимаю все и без слов... Тогда, когда мы встречались в прошлый раз, здесь... Ну, когда ты пришел спасать своих спутников, а спас всех нас... - она и сама не знала, зачем напоминала об этом, словно ее собеседник мог забыть что-то подобное. Хотя, кто знает? Возможно, в то время, как для нее, для дорогих ей людей, для всех в городе случившееся тогда было главным событием вечности,  Шамаш мог воспринять это всего лишь как еще один день на пути добра. Ведь вся его дорога - помощь смертным. - В общем, - проглотив все дальнейшие раз¬мышления по этому поводу, вернулась она к главному, - ты говорил тогда... не нам, своим спутникам, об обряде, через который прово¬дили наделенных даром в мире, который тебе приснился. Я знаю, Лика в тайне мечтает о том, чтобы ее сын стал первым, прошедшим этот обряд в новом мире. Нет, она понимает – уже есть Ларс... Но девочка почему-то вбила себе в голову, что тот обряд был не правильным, что он... не совсем точно повторял настоя¬щий. Не знаю, откуда Лика это все взяла, выдумщица,но... - она вдруг умолк¬ла, вскинула голову, подняла на бога солнца напуганный взгляд ши¬роко открытых глаз: - Она так страстно хотела, что я... Шамаш, на этот раз я говорю правду! Понимаю, после того, как я дважды расс¬казывала тебе совсем не то, что было на самом деле, тебе трудно мне поверить..."
"Я верю", - мягко остановил ее бог солнца.
Наконец решившись, Нинти подошла к нему, села рядом на мра¬морные камни пола, поджав под себя ноги, глядя снизу вверх, слов¬но показывая тем самым свою подчиненность. У нее оставался еще один вопрос, последний. Однако же, не набрав¬шись достаточной смелости, чтобы сразу, в лоб задать его, богиня начала издалека, надеясь, что течение разговора медленно, но вер¬но приведет к той же цели.
"Это действительно правда... Та, единственная, которую я пря¬тала, потому что... Потому что она звучит так невероятно, что в нее не веришь. И, потом, от нее не исходит никакой угрозы... Шамаш, ведь если бы я сразу рассказала тебе это, ты бы не пошел за мной в Керху?"
"Не знаю", - он никогда не любил мысленно возвращаться назад, разгадывая загадку всех этих "бы" и "возможно", в которых, оставленных пылью за спиной, не было ни жизни, ни реальности, лишь сомнения и разочарования.
"Ты был нужен в караване..." - она только теперь стала пони¬мать: а что если она не просто обманула Шамаша, но, уведя его, оставила его спутников без защиты перед лицом беды, что если с ними произойдет несчастье? Тогда бог солнца никогда не простит ее...
Слиш¬ком привыкшая к близости беды, она уже начинала верить в то, что именно так и обернутся ее благие порывы.
"Прости", - прошепта¬ла она, пряча в глазах слезы, прижавшись к камням пола у ног по¬велителя небес, надеясь, что еще не поздно, если не изменить все, то хотя бы вымолить прощение.
"Пришла бы ты за мной, или нет, мне пришлось бы  по¬кинуть караван. Не навсегда, на время".
Произнесенное Шамашем заставило Нинти поднять голову, с удивлением и непониманием взглянуть на собесед¬ника. Но стоило ей задуматься над ними, как она начала понимать:
"Смертные не могут постоянно делить свой путь с богом, кото¬рый спасает их от всех бед, оберегает от опасностей.  Они начина¬ют терять вкус жизни - терпкую горечь страха…"
"Это все слова".
"Да, конечно… Главное – жизнь…  Сколько всего должно было произойти с ними из того, чего не случилось?"
"Много, - бог солнца пристально смотрел ей в глаза. - Но я ду¬мал, что это - не более чем плата за все испытания, через которые им пришлось пройти из-за меня. И которые еще предстоят".
"Однако еще немного этого покоя, и они забудут, что такое насто¬ящая жизнь... - о, она слишком хорошо знала, о чем говорит! Ей уже приходилось пройти через это... - Ты всегда очень четко чувствовал грань между помощью и вредом..."
Шамаш кивнул. 
"И, все же, покинув караван, - чуть погодя, добавил он, - я отп¬равился бы не сюда..."
"Даже зная, что тебя здесь с нетерпением ждут?"
"Ждут... Но для чего?" - он качнул головой.
"Ты уже дал горожанам часть нового обряда. Что же останавливает те¬бя сейчас?"
"Тогда - это была вынужденная мера.  Сейчас - все иначе".
"А если нет?"
"Не знаю... - он не был уверен. И у него была причина для сом¬нений. - Странно..."
"Что?"
"Откуда горожанка узнала про обряд?"
"Наверное, Ри рассказал.  Ты ведь не говорил, что это - сек¬рет".
"Нет. Он не мог. Потому что сам ничего не знал".
"Но... - Нинти удивленно хлопала глазами. Она не могла пове¬рить, что Шамаш действительно забыл все,что произошло тогда в го¬роде. Но потом богиня вспомнила: Ри не наделен даром. То, что произошло с ним тогда, было иным - взглядом со стороны, а не самим обрядом. - Значит, это Ларс ей рассказал. Он-то прошел испытание..."
"Испытание - для взрослых. Через него не проводят новорож¬денных".
"Значит, Лика просто  не правильно все поняла".
"Прости меня, но если кто-то не верно понял, так это ты. Горожанка говорила о другом обряде - не испытания, а посвяще¬ния".
"Еще один обряд? Я не слышала ни о чем подобном! Шамаш, ты придумал их все во сне? Для людей? Чтобы заменить ими прежние, ведущие к смерти, и позволить жить дальше?"
"Я не придумал их. Они были там и до меня, - стремление к ис¬тине и необходимость отвечать на заданные вопросы заставляли его  говорить даже когда более всего хотелось промолчать. Единствен¬ное, что он позволил себе - не возражать Нинти, назвавшей иной мир сном. В конце концов, для нее все так и было - не более, чем сон... - Не это главное..."
"А что?"
"Разумно ли приносить  в мир обряд, принадлежавший другому?"
Нинти не смогла сдержать улыбку:
"Вряд ли  выдуманные тобой боги края сна обидятся за это".
"Опасно нести в мир то, что ему не принадлежит".
"Ну, если бы думали так же, в этом мире вообще бы ничего не было! - хохот¬нула богиня. - Когда мы пришли сюда, это был всего лишь поросший диким лесом остров посреди бушующего моря".
Шамаш качнул головой. Он не считал, что повелители этого ми¬ра поступили правильно. Возможно, сделай они иначе, этот мир стал бы другим.  И пусть его путь к процветанию был бы дольше, но и сам расцвет не завершился бы столь стремительно. Хотя, конечно, в этом случае небожители не стали бы повелителями мира, а лишь отшельника¬ми, поселившимися на его задворках.
"Шамаш, право же, это жестоко: знать путь к спасению и не вставать на него только потому, что он не прочерчен по лику этой умирающей, прежде времени постарев, земли! И эгоистично не давать другим надежду, словно стремясь сохранить в своем безраздельном владении", - Нинти знала, что ее упреки несправедливы, но все равно бросала их в лицо богу солнца. Она была готова осознанно ранить и даже оскорбить его. Все, что угодно, лишь бы помочь тем смертным, которые ей были дороги, и которые мечтали только об од¬ном: даже не о  счастье, а всего лишь о жизни. Не важно, долгой она будет или краткой, радостной или горькой - лишь бы она была, лишь бы их потомкам было суждено родиться, сохраняя память о минувшем и надежду на грядущее.
"А если этот путь тяжел? Если на нем их ждут такие испыта¬ния, которых не было бы, оставь мы все как есть?"
"О чем ты говоришь! Ты что, действительно не понимаешь: речь идет не о том, каким будет их грядущее - светлым или черным, а будет ли оно вообще!"
"Смерть и забвение может казаться лучше, чем полная стра¬даний жизнь".
"Казаться - но не быть! Да о чем мы с тобой спорим! Вот пе¬ред тобой смертные! Вот!-она чуть отодвинулась в сторону, откры¬вая взгляду Шамаша застывших в почтительном молчании, ожидая, по¬ка боги все обсудят между собой и вернуться к разговору с ними, горожан.-Спроси их! Спроси мать: чего она хочет для своих детей, для детей их детей - чтобы они не родились никогда, оставшись на¬вечно безликими тенями, сомну которых суждено вечно бродить по пустоте, не зная ничего, кроме нее, или чтобы им была дарована жизнь - пусть тяжелая, полная лишений и испытаний, но жизнь, ког¬да они смогут насладиться уже тем, что они есть, что солнце све¬тит над их головами, что небо синее, трава зеленая, снег бе¬лый..."
"Ты стала говорить как человек", - с некоторым удивлением и, вместе с тем - уважением, проговорил бог солнца.
"Да. Я -одна из них. Пусть это превращение неполное, пусть по сути своей я продолжаю оставаться бессмертной богиней, но... За эти годы я многое поняла. Я поняла, что смертные - совсем  не такие несчастные и забитые,  что пусть жизнь их всего лишь миг вечности, но за это мгновение они успевают пережить, перечувство¬вать куда больше счастья, чем мы за всю вечность. И еще. Я поня¬ла, что они достаточно мудры, чтобы самим решать свою судьбу. Ты предоставил это право своим спутникам. Дай же его и другим!"
"Тут дело не только в людях".
"Конечно. В тебе. Шамаш, я понимаю, почему ты медлишь, - немного переведя дух, продолжала Нинти. - Сейчас и так очень многое зависит от тебя. А сделай ты то, о чем я прошу - бу¬дет зависеть еще больше, но... Неужели эти люди не достойны твоей жертвы? Молчишь? Я опять все не так поняла? В чем же тогда дело? В богах? - Нинти, не спускавшая с повелителя небес прис¬тального взгляда настороженных глаз, заметила, что он чуть накло¬нил голову: да, на этот раз богиня угадала. -  В нас? - она не ожида¬ла этого. В первый миг на ее лице отразилось удивление, затем оно сменилось... не презрением, нет - но его тенью, губы искривились в усмешке : -Неужели великий бог испугался? Испугался, что другим не понравится, когда их отодвинут в сторону, и они объединятся, чтобы отомстить?"
"Я не хочу войны, которая испепелит все, заставив страдать невинных, тех, кто случайно попадется под руку, под огонь рожден¬ной силой стихии..."
"Война! ...Нет, конечно, раньше, в прежнюю вечность, и уж тем более предшествовавшую ей, так бы оно и было. Но не теперь! Многое изменилось. И не только мир и люди, но и мы. Те¬бя, наверно, удивляет, - с долей горечи взглянув на собеседника, продолжала  она, - как я могу говорить за всех,  как я осмеливаюсь на такое,  когда прежде не решалась и собственного-то  мнения сказать. Дело  в том,  что я знаю,  как думают другие.  Случайно встречаясь, мы говорили об этом... - она нервно усмехнулась. - Собс¬твенно, это была единственная тема для разговоров. Слабые предла¬гали уйти, не дожидаясь конца мира, чтобы не отравить видом его смерти будущую вечность. Однако не решались сделать этого, потому что тут был их дом, какое никакое, пусть временное, но просторное и обжитое жилье, а там - пустота, которую они были не в состоянии ничем наполнить... Что же до сильных... Отступать не в их духе, а спасти мир они не в силах. И, знаешь, ведь  и те, и другие, по-нимают, что грядут перемены, приход которых не отвратить, можно лишь замедлить или ускорить... Но что значит время перед лицом вечности? Так что, тебе не о чем беспокоиться. Кто был твоим  другом, им и останется. Впрочем, как и враги... Что бы ты ни сделал, ничего не измениться".
"Ты уверена в этом?"
"Да, а что?" - в ее взгляде был вызов.На тот раз она не врала и ничего не выдумывала. А вопрос Шамаша очень смахивал на сомнение в ее прав¬дивости.
"Ничего. Просто говорить о том, что вряд ли случится. Оказаться же перед лицом перемен в реальности - совсем другое".
"А даже если и так, какая тебе разница? Какая разница, что скажут, как поступят другие боги? Или ты так изменился, что для тебя их мнение стало важнее стремления помочь смертным? А ведь смертные - не один человек, даже не один город,  а весь род людской - стоят на грани конца, за которым не будет ничего, кроме придуманных ими снов и надежды, что в конце концов наступит пробуждение. И вообще, не кажется ли тебе, что это всего лишь от¬говорка, причем очень удобная: не нужно ничего делать, потому что все перемены к худшему? Нинти заглянула ему в глаза. И умолкла,  заметив, что собеседник смотрит куда-то в сторону. Казалось, он был за бесконечность от нее. - Ты слушаешь меня?" – раздосадованная, воскликнула она. И пусть этот возглас был на языке мыслей, но он был так громок, что находившиеся рядом смертные, ощутив его удар по разуму, поднесли ладони к вискам, стараясь унять взявшую¬ся невесть откуда боль, Шамаш же, поморщившись, повернулся к ней. Богиня врачевания чуть не оглушила его. - Ты слышал, что я сказала?" - заметив, что она добилась своего и привлекла его внимание, повторила Нинти свой вопрос.
"Да", - бог солнца склонил голову на грудь.
"И что?"
"Ты права".
"В чем? Что это лишь отговорка?" - она начала нервничать, не¬терпеливо теребя в руках вплетенные в кисти накидки бусины. Все было совсем не так, как она ожидала: та часть разговора, которой она боялась, прошла на удивление гладко, но почему-то оказалось, что вторая часть, не предвещавшая никаких проблем, превратился в мучение.
"Что я изменился..." - он опустил голову на грудь и застыл, глядя себе под ноги.
"Со времени нашей последней встречи прошло лишь три кратких земных года!"
"С тех пор многое произошло".
Нинти совсем растерялась, беспомощно развела руками, уже го¬товая сдаться. И, все же, решившись на последнюю попытку, прошеп¬тала:
"Пусть все так, но... Но неужели произойдет что-то плохое, если одна единственная душа обретет покой, если обряд будет совершен лишь один раз?"
Шамаш несколько мгновений смотрел на нее, читая мольбу в ее глазах и боль в сердце.
"Почему это так важно для тебя?" - спросил он.
"Лика хочет..."
"Нет, - прервал ее бог солнца. - Об ее причине я спрошу у нее. Что движет тобой?"
"Желание помочь тем, кто мне не безразличен!"
"Они не нуждаются в помощи, ибо смогут жить дальше и без то¬го, о чем ты меня просишь".
"Я... От ее ребенка очень многое зависит: будет ли покой в моем городе, будет ли счастлив мой маг, буду ли, в конце концов, счастлива я,  или же в отчаянии повторю все уже совершенные раз ошибки..."
"Ты опять? " – он с осуждением взглянул на нее. И богиня врачевания поняла: если она хочет добиться своего, ей придется быть с ним совершенно искренней, более не прячась за объяснениями, столь же далекими от истины, как небо от земли.
 "Да,  Шамаш, наверное, ты прав, - с неохотой признала она, - я говорю, что  прошу для них,  а на самом деле, все это нужно лишь мне… Лишь смертные живут одним днем. Я же богиня. И я гляжу вперед, ведь мне интересно, каким будет продолжение этой вечнос¬ти, ее конец и начало следующей... Я... Я не повелительница стихий, а всего лишь маленькая младшая богиня, недалеко ушедшая от людей, мое будущее во многом связано с ними. Ведь если не будет смерт¬ных, кому я буду нужна? Что я буду делать, не способная ни соз¬дать новый мир, ни хотя бы обжить то, что останется от это¬го? ...Нет, не возражай, не говори, что я сильнее, чем мне ка¬жется. Кому как не мне знать о границе своей силы? Кому, как не мне понимать: если этого мира не станет... когда его не ста¬нет, когда он уснет вечным сном в оковах нескончаемых морозов, я усну вместе с ним, потому что у меня ничего не останется кроме снов и оживающих в них воспоминаний...А я не хочу! Я не хочу за¬сыпать, уходя во владения Лаля, принося ему присягу так же, как  когда-то обещала верность Кигаль! Служение Кигаль - возможность многому научиться. С Лалем все иначе! Пусть когда-то мы дружили, пусть он всегда казался мне забавным, милым и трогательным, но... Одно дело подчиняться сильнейшему, и совсем другое... Нет, я не хочу такого будущего! Не хочу следующую вечность провести пленницей того, кто и сам не знает свободы... Даже людям повезло больше: они в свое время хотя бы могли выбрать из двух повелителей снови¬дений. Нам же, богам, этого выбора не дано - сны Айи лишь для смерт¬ных... И для тебя... Я... - грустная улыбка скользнула у нее по губам. - Зна-ешь, я уже думала над тем, чтобы убить себя. Тем более, что я знаю, как это сделать... Все лучше..."
"Смерть имеет смысл, если ведет вперед, дает что-то, чего не способна дать жизнь. Когда же в ней ищут лишь забвение..." - он качнул головой, показывая, что не одобряет подобные мысли.
И, прервав на этом разговор с богиней, он повернулся к Лике. Горожанка сидела, чуть наклонив голову, и задумчиво глядела куда-то перед собой, улыбаясь своим мыслям.
-Твой сын будет наделен даром... - издалека начал Шамаш.
-Да! - блеск ее глаз стал еще ярче.  Он слепил, заслонял собой все, окутывая словно пологом пламенем. - Господин... - она хотела заговорить с Ним об обряде, однако не решилась.
Но он понял ее и без слов.
-Богиня врачевания рассказала мне о твоей просьбе.
Женщина вскинула на него взгляд. С ее губ сорвался вздох об¬легчения, словно самое трудное было уже позади, в глазах же сох¬ранялся вопрос - "И что же? Ты не откажешь мне, господин?" Однако, так как он не был задан, Шамаш оставил его без ответа. Вместо этого он спросил:
-Скажи мне, пожалуйста, откуда ты узнала об обряде?
-Я... - она пожала плечами, растеряно развела руками. - Не знаю.
-Может быть, слышала во сне? - казалось, он просто помогал ей найти ответ, перебирая самые реальные.
-Нет! - вскрикнула Лика, для которой все было иначе. Она даже вскочила, взволнованная. - Прости, - она смутилась, - я сов¬сем не хотела обидеть Твою божественную супругу... – Лика только те¬перь вспомнила, что сны для людей придумывает госпожа Айя. Ей стало неловко, и вообще как-то не по себе...
-Все в порядке, милая. Успокойся. Садись.
-Господин, я ведь всего лишь смертная женщина. Не важно, что жена жреца. Мне все эти премудрости... Сколько ни объясняй - все равно не пойму, сколько ни повторяй - навряд ли запомню. А тут... Это не просто пришло ко мне видением, но как-то сразу стало частью меня.
-Расскажи мне о том, что знаешь, что чувствуешь.
-Не понимая...
-Понимание тут не главное. Главное - вера.
-Вера... Да... - она выпрямилась, расправила плечи, словно сняв с них груз тяжелой ноши. Ее глаза залучились радостью и покоем. Если главное - вера, то ей нечего бояться. Она сразу осмелела, забыв совершенно ненужную робость. Ее речь стала легкой и непри¬нужденной. - В первый раз это видение явилось мне, когда я сидела на вершине холма, у врат храма. Была пора заката. Солнце, напол¬нив весь мир алым светом прощания, спустилось к горизонту... С тех пор, как Ты возвратил мне зрение, я видела множество закатов, любуясь красотой  каждого мгновения зари,  по-своему неповторимого. После мрака слепоты, которым я была окружена так долго, любой миг стал прекрасен в моих глазах, но этот... Воистину, он был чудесен! Ког¬да я закрываю глаза, то вижу его вновь. Небо не лишилось, как это случалось обычно, синевы, лес и луга сохранили свежесть зелени. А красный цвет... Он не полыхал неугасимым пожаром, а лежал на зем¬ле, небесах, - повсюду лепестками алых роз и красных маков. И это не все. Было кое-что еще. На какое-то мгновение я увидела золотую дорожку, вытканную последними лучами солнца на пологе мироздания. И я ступила на нее. Не знаю, было ли это наяву или мне только по¬казалось...Но я  шла по ней...  И, в то же время, стояла на месте. Я двигалась не по земной тропе, а дороге времени. Каждый шаг был мгновением, которое приб¬лижало меня к храму... Он был не похож на этот, совсем не похож - не дом, в котором живут обычной повседневной жизнью, а вра¬та... Сперва мне показалось, что они похожи на зеркало. Зеркало мира из подземного дворца господина судьбы Нам¬тара, о котором мне рассказывал Бур. Но в моем видении все было особенным. Твердь не каменной, застывшей в своей неподвижности, а тягучей, текучей, вечно изменяющейся. И отражения в ней... Они тоже были разными. На одной стороне врат я видела себя малышкой, на другой - взрослой женщиной, на третьей - старухой. Это было странно, но не страшно. Не больно видеть седину в своих во¬лосах, когда рядом – тонкие детские косички...
-Храм времени... - задумчиво проговорил Шамаш, внимательно слушавший рассказ женщины.
-Да! - та вскинула голову, открывая обрадованное лицо. Лика была счастлива, что бог ее понял. - Это, - она развела руками, словно стремясь заключить в объятия весь окружавший ее мирок священных стен, - храм тепла. И, вместе с тем - храм одного дня. Он прекра¬сен, ибо он дарит нам жизнь. Он необходим нам, потому что без не¬го мы умрем... Но тот... Господин,-она заглянула в глаза небожите¬лю, - ведь если они живут в одной душе, одном сердце, разуме, зна¬чит, они могут быть построены и на одной земле, правда? Они не противны друг другу, да? Ведь врата, о которых я тебе рассказывала - лишь для начала, середины и кон¬ца. Они дают не жизнь, а ответы. Там ищут не помощи, а пони¬мания. Все остальное здесь!
-И еще те врата не для всех, - чуть слышно проговорил Шамаш.
-Что? - женщина не поняла его, встрепенулась пичужкой, чей по¬кой оказался нарушен.
-Они только для наделенных даром.
-Хранителей? Но я ведь простая смертная, однако видела их!
-Твои видения начались недавно?
-Да, - она все еще не понимала, к чему вел бог солнца.
-После того, как ты узнала, что ждешь ребенка?
-Да. И срок был не маленький. Малыш начал шевелиться. Но... - в ее глазах забрезжило подозрение, голос дрогнул, к горлу подкатил комок. - Ты имеешь в виду, что дело в ребенке? Что это были его видения, которыми он делился со мной?
-Сейчас вы неразрывно связаны.  И каждый из вас переживает и чувствует то, что дано другому.
-Как только малыш родится, эти видения покинут меня?
-Да, женщина.
-Но... - ей стало горько, обидно, хотелось запла¬кать. Ведь это несправедливо - что она никогда не смо¬жет ступить на путь сына! Однако разве такой не была судьба всех матерей Хранителей: жить ради них, гордиться ими и расставаться с ними навсегда? - Но ведь я сохраню хотя бы память? - когда повелитель небес кивнул, она моля об одном: - Позволь мне быть рядом с ним во время первого из обрядов! Я понимаю: все остальные будут закрыты от моих глаз. Но хотя бы этот...  Пожалуйста!
-Ты мать. Не только этого ребенка, но и обряда. Как я могу позволять или запрещать тебе участвовать в нем, когда без тебя его просто не было бы? Успокойся. Судьба милостива. Пусть она ис¬полняет не все наши желания и не в полной мере, но самые завет¬ные - всегда... Я понимаю, это тяжело: знать, что одному дано, а другому нет...
-Что Ты, господин, что Ты! Я вовсе не упрекаю Тебя за то,что Ты наградил даром лишь моего ребенка, а не меня саму! У меня не было такого ни в мыслях, ни в душе! Я безмерно благодарна Тебе за лучшую из судеб, о которой может мечтать мать!
-Но твой сын не будет таким, как ты, как твой муж. Он не бу¬дет похож на остальных людей...
-Он будет Хранителем! Как его дядя! Великий бог, о чем мы говорим? Да разве ж это плохо - быть другим? Разве мы не понима¬ем, что наш мир живет лишь потому, что рождаются они, сохраняющие своей силой жизнь? Так бы¬ло, так есть и так будет!
-Ты об этом спросила у врат храма?
-Да. Перемены всегда страшат. А что может быть страшнее пе¬ремен в вере? Прежде чем просить Тебя, я хотела убедиться, что моя просьба не обернется во вред.
-И какой же ответ был дан на твой вопрос?
-Мир людей всегда будет дорожить магическим даром превыше всего на све¬те и стремиться к нему сильнее, чем к обретению вечного покоя в крае благих душ. Великий господин, - теперь ее глаза горели пламе¬нем, который слепил, так много было в нем счастья, - в одном из отраже¬ний мне был явлен день в начале другой вечности, когда все, при¬ходящие на землю дети огня будут наделены своим даром - каждый - особенным и неповторимым, все вместе - огромным, несущим счастье. И хотя я знаю, что ни мне, ни моим детям, ни детям их детей, внуков и правнуков не дожить до того времени,  я счастлива уже от самой мысли, что рано или поздно оно придет. И первым ша¬гом, первым мгновением его приближения будет мой сын.
Шамаш задумался. Тот обряд, о котором рассказала ему горо¬жанка... Он был похож, и, все же, другим. Врата не пространства, а времени, путешествие не по дороге земли, а пути жизни. Похоже, близко, но иначе. Не уход от мира, а стремление к нему... Воисти¬ну, мудрости этой земли, говорившей с ним языком своего нерожден¬ного чада, можно было позавидовать. Умирающая, она не просила ни¬чего для себя, но всего - для своих детей, зная, что без них не проживет и дня, с ними же переживет сотню своих смертей, даже не заметив...
-Ты и сама не подозреваешь, какая в тебе сила, женщина, - Ша¬маш взглянул на нее с восхищением.
В мире одного дня и одного поколения столь бесконечная вера и беззаветное служение бесконечно далекому будущему были достойны того, чтобы ими восхищаться. На миг ему даже стало стыдно за то, что он сомневался в силе и мудрости этих людей, в их способности выдержать испытание, не поддаться искушению, не потеряться перед ли¬цом страха, на милость которого сдались лишенные дара его родного мира. Там, чтобы дети их детей не чувствовали себя обделенными, стремились уничтожить все, несшее в себе силу, отличавшую одних от других. Здесь же люди мечтали чтобы и их по¬томки получили дар...
Конечно, он знал об этом стремлении и прежде. Слышал слова, проскальзывавшие в разговорах. Но не обращал внимания, думая, что причина этого - в окружающем мире, который не оставляет иной воз¬можности выжить, кроме как рядом с наделенным даром. Но сейчас, заглянув в глаза горожанки, он понял, что все много сложнее. Все переплетается, уходя из одной крайности в другую и понять мир можно лишь взглянув на него целиком: и снега пустыни, и оазисы, и торговцы, и горожане, - все во всем. Жизнь од¬ним днем - и мысли о далеком будущем, испытание здесь, чтобы быть счастливыми там. Отчаянное бесстрашие перед лицом своей смерти - и панический страх, ужас при одной мысли о смерти всех.
-Когда придет время, ваш мир, - он сказал - "ваш", чтобы под¬черкнуть, что под словом "мир" имеет в виду не землю - кусочек полотна мироздания - а живущих на ней людей, - обретет то буду-щее, о котором вы мечтаете.
-Да будет так, - донесся до него голос богини врачевания.
-Господин, Ты ведь поможешь? Проведешь мир через бездну, ко¬торая ждет в конце этой вечности? Не позволишь исчезнуть всему? Оставишь засыпающим надежду на то, что им будет где проснуться?
-Я сделаю все, что в моих силах.
-Слово бога, - сказав это, Нинти перешла на язык мыслей. - "Ты ведь сдержишь его, что бы ни случилось?"
"Да."
"И позволишь нам, другим богам, мечтающим о таком же будущем для земли людей, помочь тебе?"
"Захочешь ли ты вспоминать об этом стремлении в конце веч¬ности? Во время перемен многое изменяется…"
"Но враги остаются врагами, а друзья - друзьями".
Бог солнца качнул головой:
"Не скажи. Всякое бывает".
"Да. Бывает. Ладно, я не стану говорить за других. Но в себе я уверена.  Шамаш, конечно, ты - повелитель небес, а я всего лишь младшая богиня.  Конечно, я способна не на многое. Но кое-что мне дано..."
"Нинтинугга, я ведь и не отказываюсь от твоей помощи.  Жизнь мно¬гому меня научила. Я понял, что бывают моменты, когда можно принять даже руку врага, если он протягивает ее тебе, чтобы помочь".
"Это все, о чем я прошу".
Несколько мгновений Шамаш задумчиво смотрел на нее, затем повернулся к Лике, которая все так же сидела на кресле, ожидая продолжения разговора. Оставался еще один вопрос, который он должен ей за¬дать. Возможно, сейчас было и не лучшее время для этого вопроса, но...но потом вообще может не оказаться времени. А он должен был знать. - Почему тебя так взволновал мой вопрос о сне?
-Я не хотела оскорбить госпожу Айю... - вновь начала оп¬равдываться та, наверное, решив, что, все же, обидела бога солнца неуважением и даже более того - пренебрежением к стихии Его суп¬руги.
-Конечно, - он остановил ее, заглянул в глаза, успокаивая зву¬чанием голоса, теплом, исходившим от глаз. - Что во сне не так?
-Ну... - небожитель дважды повторил вопрос и горожанка уже не могла на него не ответить. Тем более что раз Тот давал понять, что не рассердится на ее слова, какими бы они ни были, она не ви-дела причины, почему бы не поделиться с Ним своими переживаниями и сомнениями. Может быть, Он, выслушав все, одним своим словом развеет то, что мучило ее не одну ночь. - Мне кажется, - осторожно, боясь, несмотря на явное расположение бога солнца, переступить грань дозволенного, начала она, - что сон не надо слу¬шать… Если бы этот обряд привиделся мне во сне, я бы ни за что не стала просить Тебя совершить его наяву.
-Почему? Чтобы не разбить грань между миром сна и реальностью?
-Нет, об этом-то я как раз не думала, - да и какое вообще было дело ей, городской женщине, до тех премудростей, которые ведомы лишь служителям да Хранителю? Ее заботы, взгляды и мысли не могли распространяться дальше дома и семьи, когда более ни на что иное у нее не оставалось времени, даже при всей ее относительной незагруженности и свободе. - Прос¬то... Ты говорил... Дело в вере, не в знании, верно? У меня нет ве¬ры в то, что во сне.
-Разве не считается, что во сне с людьми говорят боги?
-Да... Может быть... - у нее появилось робкое предположение, которым она поспешила поделиться со своим божественным собеседни¬ком. - Может быть, дело в том, что раньше с нами говорили боги ис¬тины, а теперь - обмана.
-Обмана... - повторил Шамаш. Его лицо помрачнело, брови сош¬лись на переносице, глаза сощурились.
Заметив это, женщина вновь вскочила со своего места:
-Прости меня, господин, если я сказала что-то не так, - в ее движениях чувствовалось волнение, словах - страх, - я всего лишь  смертная, которой свойственно ошибаться, и...
-Не волнуйся ни о чем, милая, - он вытянул вперед руку, взял ее кисть, задержал на мгновение в своей ладони, - думай лишь о светлом. О своем ребенке, который скоро придет в этот мир.
-Ты останешься  в городе, пока...?
Он кивнул: - Для того, чтобы я мог провести твоего сына через обряд наречения, он ведь должен родиться.
-Значит, Ты согласен! - она не могла поверить в свое счастье. Самые радужные и, как казалось, несбыточные мечты были готовы исполниться. А она ведь и не верила в возможность подобно¬го, просто мечтала - как о чем-то недосягаемо высоком и безгра¬нично желанном.
-Да.
-Спасибо, - она упала бы перед небожителем ниц, если б тот не остановил ее. - Я... Я пойду к дочери, - Лика засуетилась, запоздало вспомнив о другом своем ребенке и испытав долю вины перед малышкой за то, что не занимается ею в той мере, в которой должна мать. - С ней сейчас Ри... - ей нужно было оправдаться перед самой собой, поэтому она и продолжала. - Он - прекрасный отец. И Нина очень любит его... Одна¬ко я порою, как сейчас, злоупотребляю его отцовскими чувствами и семейными привязанностями. Думаю, он уже узнал, что Ты здесь, и ему не терпится поговорить с Тобой... Если Ты, конечно,  не будешь про¬тив... Ведь он жрец, и... Прости меня, я пойду.
И, склонившись перед повелителем небес в поклоне, столь низ¬ком, на какой только она была способна в ее теперешнем положении, Лика торопливо засеменила прочь из зала.
Проводив ее взглядом, Шамаш оглядел тех, кто остался с ним. Ларс стоял чуть в стороне,  в почтительном молчании. Ему хотелось о многом спросить повелителя небес, но среди этого мно-жества вопросов не было ни одного, который стоил того, чтобы его задать первым, не получив разрешения, нарушая тем самым каноны общения человека с небожителем и грозя вызвать гнев бога на свою голову чрезмерной дерзостью и непочтительностью.
-Шамаш, - Нинти приблизилась к нему, загля¬нула в глаза, - прости меня, но я не понимаю тебя! Сегодня - один из величайших дней нынешней вечности, день, из которого берет начало  грядущее. Мы должны радоваться, праздновать, от¬мечая день обретения новой вечности. Ты же по-прежнему грустен и хмур. Что тебя тревожит? - ей-то казалось, что все уже разрешилось. И, к ее немалой радости - именно так, как она и хотела.
-Ты говорила, что была дружна с Лалем...
-Да, - ее бровь удивленно приподнялась. Сколько она ни расс¬матривала эту мысль с разных сторон, не находила  причины для беспокойства. Хотя, конечно, ей самой было не очень приятно вспоминать о боге сновидений в свете возможности навсегда оказаться в его мире,  но... Но дело ведь должно было быть в другом,  верно?  Иначе Шамаш заговорил бы об этом  не сейчас, а еще тогда, когда она, разоткровенничавшись, снежным ко¬мом обрушила на него все свои страхи и переживания.
-Ты давно его видела?
-В прежнюю вечность...
-А в эту?
-В эту? - она глядела на него широко открытыми гла¬зами. - Шамаш, ты, должно быть, забыл об этом, но ведь Лаль стараниями Айи стал вечным пленником в своих землях и не может покинуть их, чтобы пробраться сюда. Что же до меня, я не тороплюсь оказаться в его владениях.
-Значит, нет, - и, все же, он нисколько не успокоился, глаза продолжали оставаться напряженно сощуренными.
-Прости, но ты чего-то недоговариваешь, -сперва она хотела сказать - "скрываешь", но уже начав фразу, заменила слово, кото¬рое могло показаться слишком резким.
-Да... Все это время мне казалось, что недосказанное мною ка¬сается лишь меня, ибо оно о том, чего в этом мире нет, что произошло за его гранью, за складкой пространства и времени... Но теперь я начинаю сомневаться, так ли оно на самом деле. Слишком большое влияние оказывает не произошедшее на происходящее... Ладно, я пойду, поброжу по горо¬ду. Мне нужно успеть многое обдумать и подготовить.
-Ты не хочешь мне объяснить... - начала Нинти, но умолкла, поняв, что он ее не слушает. - Видимо, нет, - пробормотала она себе под нос.
-Нинти... - к ней шагнул Ларс, взял под руку, поддерживая.
-Да нет, я не осуждаю его, я и так сегодня превзошла себя. И врала, и говорила безудержно. И вообще... Поразительный день! Все¬го один день, а вобрал в себя столько всего! И воспоминание, и предвидение. Горечь и радость.Вот только... Почему-то мне кажется, что это еще не все, что самое важное осталось недосказанным...
-Что?
-Не знаю... Как я ни стараюсь, мне не удается понять его пос¬ледние слова... А ты понимаешь? - она взглянула на своего мага.
Ларс качнул головой:  - Я понимаю одно: что-то Его очень беспокоит...
-Может быть, его беспокоит этот обряд, ради которого я привела его сюда. Конечно, делать что-то впервые очень трудно. И опасно.
-Нет, дело не в нем.
-Тогда в чем же? В будущем?
-Не знаю... Может быть, я ошибаюсь...
-Говори же наконец! Сколько можно тянуть демона за хвост, строя при этом из себя невинную тень нерожденного!
-Я думаю, что дело в прошлом. В том, что случилось.
-Во сне? В том бреду, в котором Шамаш провел целую вечность?
-Во сне. Но не в том... Из того, что я слышал... Мне показа¬лось, что Он пытается предостеречь нас от слепой веры всему, что происходит во сне.
-Но не может сказать прямо,-торопливо прервала его Нинти, спеша самой закончить фразу, представив все так, как было ей по¬нятнее, - потому что сон - стихия его жены.
- Я где-то читал... Или Бур мне рассказывал, уж не помню... Не важно. Я слышал, что у сна есть и другой повелитель...
-Он заботится о смертных, - богиня врачевания не слышала его, продолжая о своем, - но при этом, что бы ни случилось, не пойдет против Айи...
-Нинти... – маг попытался вернуть ее к своему видению проис¬ходящего, однако это было то же самое, что пытаться остановить ветер.
-Может быть, она решила пото¬ропить приход дня своего господства, полной власти над зем-лей... Может быть, ей понравилось править, а тут она почувствова¬ла, что вообще может оказаться не у дел... Ну не знаю, чужая душа - потемки, тем более - душа повелительницы снов…
Ларс лишь качнул головой. Он-то говорил совсем о другом. Но... Маг не собирался спорить со своей бо¬гиней. Если Она считала, что горожанам следует опасаться  госпожи Айи, что же, тем проще - не нужно будет гадать, чей сон они смот¬рят, одинаково не доверяя обеим... обоим... В общем, и той, и друго¬му повелителю сновидений. А осторожности смертным было не занимать.
 
Глава 11
Шамаш спустился со священного холма вниз, на пло¬щадь, где шумела людская толпа, чем-то похожая на улей растрево¬женных пчел. Глаза горожан вновь и вновь поднимались к храму, губы что-то шептали... Не важно, что, когда в общем гуле все равно никто, да¬же сам говоривший, не мог разобрать ни слова.
Все были удивлены приходом бога солнца, в одно и то же время обрадованы и напуганы, когда никто не знал, что именно привело повелителя небес в город; приближение беды, от которой Он обещал защищать спасенный Им оазис, или то радостное событие, которое все с нетерпением ждали, зная о предстоящем рождении наделенного даром. Возможно,  хозяева города просто решили поде-литься с Ним своим счастьем. Поэтому божественная покровительница Керхи госпожа Нинти и привела Его… А  может быть даже Он согласился сделать новорожденного своим посвящен¬ным. Вот было бы здорово!
 Издали замечая приближение бога солнца, люди падали перед Ним ниц на камни площади, пряча лица, боясь, что небожитель, прочтя по гла¬зам судьбы, назовет их имена. Сердце бешено стучалось в гру¬ди, и даже те, кому так сильно хотелось увидеть господина Шамаша, что они были готовы преодолеть страх, не смели сделать этого, ведь прямой взгляд смертного, недозволенно дерзкий, мог оскорбить небожителя, лишив город Его покровительства.
Шамаш шел на площадь, чтобы не столько взглянуть на город, сколько поговорить с его жителями. Ему хотелось о многом расспро¬сить их.  Жизнь этих людей была особенной. Они жили рядом с богиней и им было доподлинно известно то, во что другие лишь верят. Ему казалось, что это должно было изменить смертных, освобо¬див их от большинства страхов и, в первую очередь, от страха пе¬ред смертью, ведь если боги существуют, значит, есть и мир благих душ, и вечный сон снегов, и пробуждение ото сна. И он не мог понять, почему этого не произошло.
Да уж, вера сыграла с горожанами странную штуку: вместо того, чтобы освободить, сделала их  еще большими рабами. Почему так случилось? Он не мог найти ответ на этот вопрос. Впрочем, эти смертные были не единственными такими…
Удивительно, но только сейчас, оказавшись вновь в этом горо¬де, он стал лучше понимать своих спутников-караванщиков.  То в их  поведении, что неизменно вызывало в его душе резкое неприятие, теперь представлялось  пустяком,  мелким  недостатком, на который и внимания-то обращать не следовало бы. Зная, что все люди одного мира должны быть в той или иной степени похожи, он мог себе представить, каких усилий стоило караванщикам вести себя с ним пусть не как с равным, но уж точно даже не в половину того, что требовала от них вера в бога.
"Они не слабые духом, нет, наоборот - сильные люди, жертву которых я должен оценить и не попрекать их пустяками..."
Скользнув быстрым взглядом по лежавшим в пыли горожанам, он вздохнул, качнул головой и, не сказав ни слова, свернул на одну из боковых улочек. За минувшие годы в них начало возвращаться тепло. Дома не стояли более пустынными склепами. В оконцах горел огонь...
И, все же, улица, по которой он шел, была пустынна. Она казалась немного грустна, задумчива, вспоминая в полудреме приближавшегося ночного сна о минувшем без страха и сожаления, которые были ей незнакомы, может быть, лишь с сочувствием к тем, кто не понимал, что прошлое не может быть ни светлым, ни черным, никаким, потому что, ос¬тавшись за гранью горизонта, оно исчезло навсегда, без следа, за исключением разве что памяти...
-Ты кого-то потерял, повелитель небес? - вдруг окликнул Шамаша чей-то негромкий голос.
Он остановился, огляделся, ища взглядом того, кто в этом го¬роде осмелился с ним заговорить.
На камне, застывшем словно воин минувшего на страже у врат вечности, сидела старая женщина. Ее волосы были совершенно седы, когда время стерло с них следы прежних кра¬сок, насквозь пропитав золой тех костров, которые пылали не в мире, а на там, на границе сущего и несуществующего, где время обретает плоть. Лицо покрывали морщины, кожа высохла и истончилась, делая черты одновременно резкими, словно у камня, и блеклыми, неясными, как у тени. Неподвижно лежавшие на коленях руки были сухи и кост¬лявы. Казалось, подуй ветер - и она рассеется, словно прах мерт¬веца. Даже в одеждах, покрывавших ее старое, слабое тело, не оста¬лось ни яркости красок, ни силы жизни. Длинное серое платье изно¬силось и было похоже на те лохмотья, которые носили нищие и попро¬шайки его родной земли.
Странно. В городах мира снежной пустыни он никогда прежде не встречах людей, бедных настолько, что они были вынуждены просить милостыню у прохожих.  Впрочем,  возможно, все дело было в том, что он просто не видел их. Гостю не показывают обратную сторону бо¬гатства. Нищими не хвалятся. О них вообще предпочитают не гово¬рить. Да и те не стремятся попасться на глаза, может быть, памя¬туя о том обычае, о котором упоминали легенды – выгонять нес¬пособных прокормиться прочь из города, в снега пустыни, дабы они не крали тепло у других, более жизнеспособных.
-Что, не ожидал встретить здесь дряхлую старуху? - вновь заговорила та. - Странно видеть, что кто-то осмелился нарушить установленный вами, небожителями, обычай уходить умирать в снега, когда время иной смерти проходит?
-Уходить умирать?
-Ну да... Устанавливать правила легко, а вот какого испол¬нять... - проворчала та. - Знаешь, как это происходит? Наступает день, когда собственные дети, внуки, правнуки, все те, кому ког¬да-то ты дала жизнь, последний раз умывают тебя, причесывают, одевают в лучшую одежду и отводят к границе города. Они не проклинают тебя за то, что ты вовремя не смогла умереть, не осуждают за те долгие годы, в течение которых были вынуждены о тебе забо¬титься, нет. Они сочувствуют тебе, жалеют. Ведь всем, даже прес¬тупникам, дается смерть. А тебе - нет. И почему? Вот ты можешь ответить мне, в чем я виновата в твоих глазах? Я не совершала ни¬каких преступлений, служила верой и правдой Хранителю, соблюдала все обряды, установленные богами... А, что там... Да, все считают себя добрыми, все думают, что жалеют... Смерть в снегах придет быстро. Она будет легкой и сладкой, как сон. Но если я не хочу умирать? Если я хочу еще пожить, раз уж госпожа Кигаль не торо¬питься призвать меня на свой суд? Ответь мне, бог справедливости, раз¬ве у меня нет такого права?
-Есть, - он подошел к ней, встал рядом, опершись спиной о стену старого, покосившегося дома, стоявшего в самом конце проулочка, спрятанного в нем, словно в чреве пещеры.
-Что же ты не скажешь об этом другим? Почему не прикажешь изме¬нить обычай, который, как я виду, и сам считаешь жестоким?
-Не мной он устанавливался, не мне его и отменять, - качнув головой, проговорил Шамаш.
-Почему?
-Мне жаль тебя, женщина. Но никто из смертных не живет веч¬но. Рано или поздно все умирают. И разве та смерть не лучше этой жизни?
-Я думала так же! В молодости! Пока ты юн и свеж, тебе ка¬жется: лучше уснуть вечным сном, чем влачиться по земле дряхлым и немощным. Но когда проходит время... Сон ведь никуда не убежит. Он закроет очи своим вечным холодом и мраком. И зачем  торопиться к ему навстречу? Ведь там все будет одно и то же, здесь же каждый луч солнца, каждая звезда на небе единственная и неповторимая. Только в старости, за шаг до смерти, начинаешь по-настоящему лю¬бить и ценить жизнь... Но что я, старая дура, пытаюсь объяснить бессмертному вечно молодому богу? На что я надеюсь? Может быть, на то, что, проспав целую вечность в бреду, Ты сможешь хоть немного, хоть в чем-то понять меня...
-Ты смела, женщина.
-Мне в этой жизни нечего бояться. Может казаться, что я страшусь смерти, но и это не так. Я просто хочу, чтобы она пришла са¬ма, в свой час, а не раньше. Не раньше ни на мгновение! Поэтому я осмеливаюсь говорить с тобой, говорить то, что думаю, а не то, что ты хочешь услышать. И я не боюсь твоего гнева, ведь знаю: ты простишь старуху, которая в твоих глазах уже мертва. Я лишь тень, задержавшаяся на земле...
-Зачем ты завела со мной этот разговор? Что тебе нужно от меня?
-Ты привык, что все тебя о чем-то просят?-она взглянула на него, как Шамашу показалось, даже с долей сочувствия.
-Да.
-Мне нечего просить.
-А бессмертие?
-Зачем оно старухе? Чтобы вечно мучиться? Ты мог бы вернуть молодость моему телу, но в душе, в своих глазах я все равно оста¬лась бы такой, какая сижу сейчас перед Тобой - больной и дряхлой. Хотя... Может быть, я и кривлю душой. Каждому есть что попросить. Кто ничего не хочет, никуда не стремится, ни о чем не мечтает - сам ложится в смертную постель.
-Что же нужно тебе?
-Поговорить с богом. Моя мечта исполнилась. Теперь, в том сне, что продлится вечность, мне будет о чем вспоминать.
-Неужели в твоей столь долгой жизни не было больше ничего, чем можно было бы заполнить пустоту?
-Я пережила своих родителей. Они умерли - я забыла их. Я забы¬ла детей, когда они ушли, оставив меня в снегах пустыни.Последний миг, когда я видела их, стер из памяти все остальное. Я вернулась в город, переступив через прочтенные за моей спиной заклина¬ния. С тех пор я не вспоминаю о богах, имена которых были в нем произнесены... Странно, - с ее губ вдруг сорвался грустный сме¬шок. - Они перечислили почти всех небожителей, даже тех, о ком я в жизни и слышать не слыхивала... А не назвали троих самых силь¬ных... - потом она, взглянув на Шамаша, вдруг, кряхтя, тяжело под¬нялась с камня, который на поверку оказался старым, стесавшимся и потерявшим от времени форму невысоким каменным стулом. - Что же это я, на пороге тебя держу? Все-таки, гость... Проходи в дом, - потянув за поржавевшее кольцо, она открыла покосившуюся скрипучую дверь, за которой чернело чрево комнатушки. - Не откажи уж старухи в милости...
Она стояла, придерживая дверь, и ждала, пока бог войдет пер¬вым.
Шамаш не был высок ростом, но дверной проем оказался нас¬только низок, что ему пришлось нагнуть голову.
-Прости, повелитель небес, - проскрежетал рядом голос стару¬хи. - Я знаю, что мне следовало бы разобрать камни,освобождая тебе путь, да тяжелые они больно, не под силу это мне. И, потом, жили-ще мое такое же ветхое, как  я сама - за один камень потянешь, вся стена рухнет. Так что уж не серчай на старуху...
Внутри царил полумрак, лишь в дальнем углу горел бледный пламень камина, которого не хватало, чтобы осветить жилье - разве что наполнить его алыми бликами да длинношеими тенями.
-Раньше-то я получше жила. Не ахти как богато - не купчиха ведь, так, жена и мать ремесленников, но в достатке, всегда была сыта, одета. А сейчас... Да много ли мне теперь надо? Одна я - не о ком беспокоиться. Гости не заходят - некому блеском бо¬гатств глаза слепить. Вот ты только пришел. Так тебе людские сокровища - что богатею медяк. Для тебя другое ценно...
-Да уж, это точно, - донесся смешок из мрака. - Что золото для того, кто создает его из воздуха? ...Закрой дверь, старуха. Нам чужие уши и незваные гости не нужны.
Глаза Шамаша, видевшие в мраке столь же ясно, как в свете дня, быстро привыкли к кривому зеркалу теней, в котором все  представало несколько в искаженном виде.  Впрочем,  ему не  нужно было видеть ждавшего его в комнатушке, чтобы узнать.
Повелитель небес прошел к огню, сел на каменный стул рядом с ним.
-Бог погибели, - прежде, чем исполнить волю Губителя, напомни¬ла тому старая горожанка, - ты обещал...
-Да, помню, - странно, но Нергала ничуть не разозлился ни на ее медлительность, ни на эту странную для столь слабого и безза¬щитного существа настойчивость. - Не бойся. Я сдержу свое слово. На этот раз, сдержу... Да, старуха,ты можешь остаться. Мы оба, - он качнул головой в сторону спокойно сидевшего напротив него Шама¬ша, - любим, когда есть свидетели... А ты - очень удобный свидетель: что услышишь - то забудешь, что вспомнишь - сохранишь, о чем за¬хочешь рассказать другим - не сможешь, а если что и скажешь  - те¬бе никто не поверит... Кстати, - он повернул голову к богу солн¬ца, - знаешь, о чем она попросила? Ни за что не догадаешься. Сразу видно - выжившая из ума старуха. Не о бессмертии, не о мести, да¬же не о пустоте...
-Она просила тебя не начинать со мной бой в этих стенах.
-Да, - Нергал взглянул на него с долей удивления. - Однако, ты догадлив, - впрочем, его поразило совсем не это - то, что повели¬тель небес заговорил с ним, вместо того, чтобы и дальше хранить отрешенно холодное молчание.
-Ты не гневаешься на меня, бог солнца?-с долей напряжения, не скрывая дрожи голоса, спросила горожанка.
-Нет, - Шамаш оставался спокоен.
-Ты знал...
-Конечно, он знал! - воскликнул Нергал. - Еще бы ему не знать! Он умеет слушать и слышать. А ты так прозрачно намекнула ему: три великих бога, чьи имена не были произнесены при изгнании! Его - потому что его именем на смерть не обрекают. Кигаль - потому что она и есть по¬велительница смерти, а дважды одно не повторяют. И мое. Потому что обо мне вообще не вспоминают, разве что в проклятиях... В об¬щем, нужно быть глупцом, чтобы не понять.
-Я должна была убедиться...
-Что не идешь против его воли? Воистину,старуха, ты выжила из ума! - усмехнулся Нергал. - Как бы он, скажи мне на милость, мог отказаться от твоего приглашения? Повернулся бы и ушел, ничего не объяснив? Или сказал бы, что не хочет со мной говорить? И почему не хочет? Потому что встреча может закончиться сражением, к кото¬рому он не готов? Да он скорее сделает шаг навстречу пустоте, чем позволит кому-то хотя бы заподозрить его в трусости!
-Перестань, - поморщился Шамаш. - Зачем ты ей-то все это гово¬ришь, раня душу? Знаешь ведь, что мне совершенно безразлично, что обо мне подумают.
-Да. В отличие от меня... И, все равно, она ведет себя глу¬по: дует на кипяток, прежде чем отхлебнуть из плошки, но при этом не снимает ее с огня.
-Ей непросто видеть и одного из нас, а уж обоих сразу - и подавно, - тихо проговорил Шамаш, с сочувствием взглянув на сжавшу¬юся в комок старую женщина. - Сядь, хозяйка. Тебе тяжело стоять. Да и в ногах правды нет.
-Да уж, - фыркнул Нергал, - потрясное, должно быть, мы с тобой представляем сейчас зрели¬ще... Жаль, что не взглянуть со стороны: два заклятых врагов, мир¬но беседующих, да не где-нибудь, а в том самом городе, за который совсем недавно вели бой... Тут кто угодно спятит... Шамаш, знаешь, в чем твое главное отличие от Ута? Ты можешь если уж не прощать,  то  мириться,  принимать  очень многое из того,  что есть, не оспаривая существование мрака и не стремясь во что бы то ни было сжечь все тени.
Его собеседник молчал, не возражая. Он ждал, когда Нергал заговорит о главном - зачем искал встречи с ним. Но тот не торопился.
-Это одно. А есть еще и другое. Он действовал, в то время, как ты говоришь, стремясь словами решить то, что, обретя плоть деяний, оборачивается бедой.
-Это плохо?
-Смотря для кого. Для жаждущих приключений - да. С тобой становится неинтересно. Вот и твои спутники. Целых два года с ни¬ми не происходило совсем ничего. Обычная дорога, повседневная жизнь. Тишина и покой. Подумал бы хотя бы о своем летописце. Ему ведь совсем тоскливо - ни тебе сказок, ни легенд - скука да безделье.
-Возможно. Зато он до сих пор жив.
-Подумаешь - жив! Неужели ты полагаешь, что смертные ценят свою жизнь по длине? Нет! Для людей главное - насыщенность бытия. Полнота каждого вздоха. Так ведь, старуха?
-Я всего лишь жалкая смертная...
-Вот-вот, о смертных мы и говорим. Кому же, как не вам знать, что вы чувствуете. Мы - только предполагаем, основываясь на своих наблюдениях за вами.
-Ну... - она медлила, не зная, что сказать. Ее душе не хоте¬лось соглашаться с Губителем, в то время, как разум понимал: а ведь Он прав... И возразить - значило бы солгать перед лицом бога справедливости. - Один мудрый человек когда-то сказал: мы живем, чтобы потом было о чем вспоминать... Когда я была молода, служи¬тель, опекавший нашу улицу любил повторять эти слова. Он гово¬рил - есть несколько родов памяти. Один - память деяний - наши поступки, работы. Другой - наша собственная память, то, что унесем мы с собой - события, переживания... Он говорил: каждый вы¬бирает для себя что-то одно. Простые люди - обычно третье... Я - самая невзрачная из простых смертных...
-М-да, - Нергал взглянул на нее с долей удивления и даже уваже¬ния. - А ты, оказывается, не такая выжившая из ума старуха, какой кажешься в первый миг. Ты будешь даже помудрее многих из тех, с кем мне довелось говорить... Хотя, конечно, надо признать, что мало кто осмеливался быть так откровенен со мной, да и просто говорить, мудрствуя... Послушай ее, Шамаш, послушай: она говорит правильные вещи!
Тот пожал плечами. Он слушал разговор, однако же, глядел в сторону, думая о чем-то своем. Взяв в руки старую скривленную ко¬чергу, он стал ворочать угли в очаге, следя за мерцанием искр.
-Ты считаешь иначе?
В отличие от бога Погибели старая горожанка не осмелилась спросить, но, когда вопрос был задан, насторожилась, потянулась вперед, уходя в слух.
-Все зависит от того, как воспринимать то, что ждет за гранью смерти, - негромко проговорил он, - если как сон - память все, что остается, из чего черпают силы и образы грезы.
-Вот! - вскричал Нергал,  взмахнув рукой, в то время, как горожанка облегченно вздохнула, подтвердив подтверждение.
-А если как дорогу, то память - лишь тяжкий груз, который давит на плечи, вынуждая порою поступать совсем не так, как сле¬довало бы...
-Это ты исходишь из собственного опыта? Ну, для нас позабыть о чем-то, что не хочется помнить, ничего не стоит. Ты и предста¬вить себе не можешь, сколько всего я повычеркивал из своей памяти за минувшие вечности! Куда больше, чем оставил. О том же, что бы¬ло накануне всего, и говорить нечего - это стерлось из памяти це¬ликом и полностью... И ты забудешь. Пройдет одна вечность, другая - и от всего, что тяготит тебя сейчас, не останется и следа.
Когда он говорил это, старуха, поднявшись со  своего  места,  осторожно,  бочком, двинулась к выходу. Но ее остановил голос Нергала, который, заме¬тив это, тотчас прервав разговор с Шамашем, повернулся к горожанке:
-Ты куда это собралась?
-Не гоже простой смертной слушать такие речи, - пробормотала та.
-А ну-ка сядь назад!
Горожанка, не соглашаясь, упрямо закрутила головой, и Нергалу пришлось прикрикнуть на нее:
- Сядь, тебе говорят! - впервые его голос стал резким, в нем послышалась властность и даже доля рожденной недовольством ярости, однако он быстро успокоился, перейдя на добродушное ворчание. - Тоже мне! Она решила, что ей лучше уйти! Посмотрите-ка на нее! Она так страстно стремилась обрести воспоминание веков, а когда несбыточное жела¬ние начало исполняться, вдруг задумала бежать от него прочь! А кто тебя вообще спрашивает? Или ты думаешь, мы с ним, - он качнул головой в сторону бога солнца, который по-прежнему глядел в огонь, не обращая ни на что иное никакого внимания, - говорим вслух, потому что нам так удобнее? Или небожители не знают иной речи, кроме той, что были наделены вы? Это все для тебя!
-Но почему?!
-Да потому что нам нужен свидетель! - непонятливость смертной в любом другом случае разозлила бы бога Погибели, но на этот раз все было иначе: над яростью преобладало другое чувство. Разговор с той, которая не испытывала ни тени страха, забавлял его. Воз¬можно, ему хотелось узнать, сколько еще выдержит старая женщина, прежде чем, упав ниц перед небожителями, назовет их, наконец, господами своей души.
-Оставь ее, Нергал, - качнув головой, проговорил Шамаш. - Не мучай. Хочет идти - пусть идет.
-Да не хочет она! А это так - притворство. И мимолет¬ный... даже не страх - так, страхец - сомнение! Любопытство смерт¬ных слишком велико, чтобы среди них нашелся хоть кто-нибудь, от-казавшийся быть свидетелем чуда. Ну ты сам на нее взгляни! А то уставился в очаг, ничего не видишь, и туда же - советуешь!
Шамаш послушно повернулся, поднял взгляд на старуху. Уже че¬рез мгновение его губ коснулась улыбка:
"Ты прав".
-А ты что думал? Что я просто издеваюсь над ней, как обычно, тебе же по привычке лгу? Да? А, постой, постой, ты ведь именно так и думал? Значит, наш совершенный бог истины не такой наивный простачек, готовый верить всем и во всем, как мне показа¬лось? Ты все-таки сомневаешься? И не только в правильности своих поступков? - его лицо - маска человеческой плоти – оставалось невозмутимо, однако внутри все клокотало от с трудом сдерживаемо¬го смеха.
-Нет никого, кто был бы совершенен во всем и всегда.
-Это конечно.  Но ведь нет правила без исключения.  И  таким исключением в нашем мироздании всегда считался ты.
-Считаться и быть - разные вещи.
-Ты снова прав. И это удивляет меня куда больше столь ожи¬данной ошибки. Провести столько времени в мире людей, которые только и делают, что восхищаются тобой, преклоняются, славословят... - он качнул головой. - Тут любой бы уверовал... И стал таким, каким тебя видят все. Вот взгляни на меня: я ведь не всегда был мерзавцем, негодяем, злодеем и так далее и тому подобное. Просто все считали меня таким. А я не особенно сопротивлялся. Ведь это по-своему забавно - соответствовать тому, чего от тебя ждут. Молчишь... -  улыбка скользнула у него по губам. - А любой другой на твоем месте уже давно возмутился: как можно сравнивать меня и те¬бя!  Хотя... - прищурившись, Нергал взглянул на Шамаша, - может быть, все дело лишь во времени.  Пройдет вечность  - и все изменится, - его лицо погрустнело,  и он,  сам не зная почему доба¬вил: - хотя, мне бы очень не хотелось, чтобы это было так. Уж лучше б я ошибся... С тобой... таким какой ты сейчас,  занятно. Нет, просто здорово! Ты прав - разговоры лучше дела. И сколько всего узнаешь! А,  главное,  какое удовольствие получаешь. Оставаясь при этом ну абсолютно ни в чем не виноватым!
-Ты хотел видеть меня, чтобы сказать это?
-Я хотел взглянуть на тебя. Какой ты на самом деле. Не в мгновение кризиса с его безумным напряжением и мыслью о спасении, а в самый обычный день, вот как сейчас... - он огляделся вокруг, видя не бледные бесцветные стены жалкого жилья старухи, а весь лежавший за ними город, целиком и в мельчайших деталях. - Ты всегда был честен со мной, видя ту грань между добром и злом, что есть во всех, даже том, кто повелевает силами тьмы... Прости за весь этот пафос, но он нужен как предисловие к тому, что я хотел ска¬зать. Этот город будет моим. Я не угрожаю, нет, просто констати-рую факт. Так буде. Не сейчас. Может быть, завтра, может быть, в конце этой вечности или даже в начале следующей, но будет.
-Зачем…?
-Что - зачем? – не дав ему договорить, поспешил с ответом Нергал.-Зачем я говорю тебе это? Потому что хочу, чтобы ты знал. И мучался этим знанием. Ведь… 
-Зачем тебе Керха, Нергал? - прервав его, Шамаш полностью за¬дал тот вопрос, который был не верно понят собеседником.
-Она должна быть моей!
-Ты говоришь о городе, не женщине.
Губитель не сдержал смешок.
-А если мне нравится думать о городе, как о женщине? Пусть я бог, но, хвала тем, чьи фантазии сделали меня таким, какой я есть, мне не чужды людские страсти. Да и город этот в некотором роде женский - одна богиня-покровительница, другая. Так что...
-Великие боги! - донесся до них полный ужаса шепот старухи, которая вдруг представила себе, сколь страшным могло быть буду¬щее, ожидавшее ее город, ее потомков.
-Не бойся, смертная. Какой смысл бояться того, что тебя не коснется? - стал по-своему успокаивать ее Нергал.
-Но других...
-А что тебе за дело до других? Живи одним днем, одним поко¬лением, как учит тебя твоя вера - вот и все дела… И, потом, у твоего обожаемого бога солнца есть возможность изменить все это.
-Ты обещал, что не вызовешь Его на бой….
-Хватит, женщина! - поморщившись, остановил ее взмахом руки Нергал. - Мне уже начинает надоедать твое глупое упрямство! Как будто нет другого способа решить дело подобного рода, кроме как в бою… Давай бросим кости, - повернувшись к богу солнца, предложил вдруг он.
-Что? - Шамаш удивленно поднял на него взгляд.
-Все предельно просто: выпадет черное – Керха твоя. Я уйду. И забуду о ней навсегда. А выпадет белое… Что же…
-Я не верю в слепую судьбу и не поставлю даже одну единственную жизнь, не то что будущее целого города на камень.
-Не веришь в то, что выиграешь? - усмехнулся бог Погибели.
-Керха не мой город и не твой. Пусть так и будет… Мне пора возвращаться, - отложив в сторону кочергу, Шамаш поднялся с каменного стула.
-Не мой и не твой, говоришь? - Нергал задумался. - Мне нравится, как это звучит… Ты хочешь сказать, что готов обойти его своей заботой, если я не стану заносить сюда зло?  Интересная мысль… Я почти готов согласиться с этим… Вот только, - он развел руками, - ты не сможешь исполнить этот уговор. Потому что уже дал слово другим. Ты ведь все-таки решил провести этот странный обряд, рожденный за гранью мироздания?
-Они просили...
-Они просили тебя вернуть тепло небесам, - прервал его Губи¬тель. - Согреть землю, даря ей грядущее жизни, не смерти. Однако ты, как я погляжу, не особенно торопишься исполнять эту просьбу.
-Это невозможно... - видя, что бог солнца молчит, нервно сжав руки, заговорила горожанка, словно стремясь оправдать повелителя справед¬ливости в глазах владыки погибели... или, может быть, своих собс¬твенных глазах.
Нергал ни взглядом, ни словом не выразил своего недовольства тем, что смертная решила вмешаться в их разговор, вставая совсем не на ту сторону, произнося совсем не те слова, которые он от нее ждал. Однако он не дал ей договорить фразы:
-Возможно. Для него - возможно все. Или, вернее сказать - все, чего он хочет. Надо просто захотеть, верно? А если так, в чем дело, Шамаш? Скажи. Не мне - мне-то, собственно, в нынешнем мире даже лучше. А вот ей, этой смертной, одной из тех, кто почи¬тает тебя от рождения и после смерти больше, чем других небожите¬лей. Какой бы ни была правда, тебе нечего бояться, что в тебе разочаруются другие - ведь она никому ничего не расскажет. Удобный свидетель, я уже говорил. А слова... Нужно же их отрепетировать. Посмотреть на реакцию. Прежде чем говорить тем, чье мнение тебе дорого. А ведь рано или поздно тебе придется это сделать.
-Истина одна. Что бы мы ни думали о ней. И от того, будет ли она произнесена вслух или нет, ничего не изменится.
-Говори, Шамаш. Я задал вопрос.
-Ты ведь сам хочешь получить ответ, верно? И тебе не важно, что почувствует эта женщина.
-Да.
-Я мог бы растопить снега.  Мог бы согреть весь этот мир. Он  не столь уж велик - остров в бушующем море. Но никогда не сде¬лаю этого. Потому что у него нет будущего за исключением того, что зарождается в снежной пустыне.
-Загадка на загадке.  Скажи прямо - ты не хочешь делать это¬го, потому что иначе твои горячо любимые маги будут никому не нуж¬ны.
-Господин Шамаш, - смертная впервые назвала его так, тем са¬мым, наконец, признав власть повелителя небес над своей ду¬шой, - если это действительно так... Если, обретя спасение, наши по-томки забудут о тех, кому обязаны выживанием своих предков, если они отвернут свой лик от хранителей тепла, если так, пусть уж лучше их вообще не будет, чем быть такими! - ее голос дрожал, в глазах стояли слезы, но не от мысли, что, возможно, сейчас она произносит приговор своим собственным правнукам, а от того кошма¬ра, который вдруг открылся ее взору: нет ничего ужаснее неправед¬ной жизни, полной неугодными небожителям поступками. Нерожденный не знает горя, умирающий в праведности - страха, ведь его ждут прекрасные сады благих душ и сладкие снежные сны. Но все это - и горе, и страх, и горечь невосполнимых потерь, и разочарование пе¬ред ликом мечты, которая не сбудется никогда - окружает того, кто, рожденный и живущий в преступлении, проживает лишь од¬ну жизнь, совсем крохотную рядом с вечностью мироздания.
-Ну конечно, - криво усмехнулся Нергал, - легко отказываться за других. А если бы это была твоя судьба, твоя жизнь? Что если бы мы дали тебе перерождение как раз тогда, на грани перемен?
-Я сказала бы то же, повелитель Погибели, - в этом странном, не понятном ей разговоре, она - не разумом, душой - избрала сто¬рону одного из богов и теперь была готова стоять на ней до кон¬ца, - то же и куда быстрее, - продолжала она, не сводя с собеседника твердого, решительного взгляда глаз, которые вдруг вспыхнули тем огнем, что, свойственный юности, обычно к старости угасает, лишаясь сил страстей, - ведь решать за себя – легче, чем за других.
-Разве? - тот не верил в ее искренность. Возможно, старуха действительно так думала, во власти какого-то мимолетного чувс¬тва, но тем самым она лишь обманывала себя.
-Спроси любого. И ты получишь тот же ответ! - а затем она перевела взгляд на бога солнца: - Спроси, господин Шамаш!
-Нет, смертная, - прервал ее Нергал. - Никого он спрашивать не будет, - его лицо помрачнело, наполнившись какой- то далекой, за¬думчивой грустью. - Потому что и так знает, что ему скажут... А еще потому, что дело не в магах, а в нем самом.
-Нет! - в глаза женщины волной ужаса вошло внезапное подозре¬ние, заставившее побледнеть ее губы.
-Что? О чем ты подумала? Говори, не стесняйся. Кажется, мы сделали все, чтобы сейчас, в этом разговоре ты чувствовала себя равной, не боясь говорить то, что думаешь, не беспокоясь о том, кто твои собеседники. Ну?
-А даже если так... Даже если все дело в Ней, пусть так...
-В ней - это в ком? В Айе, что ли? - Нергал рассмеялся. - Ну, право же, вы, смертные, не перестаете меня удивлять! Ладно, вы, конечно, можете не знать, что она менее всего стремится к власти над вашей землей.  Людской мир ей и нужен-то исключительно постольку, поскольку по нему странствует Шамаш. Ее стихия, ее дом - лу¬на. Так было всегда и это ничто не изменит. Или ты думаешь, в ином случае она бы пряталась от вас? Нет, когда стремишься власт¬вовать, хочешь, чтобы тебе поклонялись, идешь к своим будущим ра¬бам, а не бежишь от них в снега, где кроме бродяг-караванщиков да таких же, как они, безумных разбойников и нет ничего... Хотя... - он задумался. И улыбка исчезла с его губ. - Может, ты и права... Ведь властвуют не только над живым, но и над мертвым... И, потом, она всег¬да считала эту землю разлучницей... Так что не удивительно, если захочет положить ей конец... Но даже если и так, это ничего не меняет. Во всяком случае, в нашем разговоре. В от¬личие от людей, Айя Шамашу безразлична.
-Этого не может быть! - вскричала старуха.
-Но это так, - остудил ее пыл Нер¬гал. - Ведь верно, Шамаш? - он повернулся к повелителю небес, пони¬мая, что смертная если кому и поверит, то богу истины, а не отцу обмана. - На чьей стороне ты будешь, если Айя захочет уничтожить род людской?
-Тех, кому будет нужна моя помощь, - он, стоявший до этого ми¬га на месте, не видя для себя возможности уйти посреди разговора, теперь решительно двинулся к двери, открыл ее...
-Я хочу, чтобы ты знал, Шамаш, - остановил его на пороге голос бога по¬гибели, - Намтар уже приготовил камни жребия. Я сам видел. Если камни не бросим мы сейчас, это сделают  смертные. А у них куда меньше шансов выбрать лучшую долю.
-Но это будет их выбор и их судьба.
-Значит, пусть решают сами? К добру или злу? К счастью или беде? Как угодно – но сами? – Губитель кивнул, так, словно ждал от собеседника чего-то подобного. – Я скажу тебе кое-что… Что мне не следовало бы говорить, потому что для меня все твои недостатки – подарок судьбы. Глупо идти к черте, когда можешь все изменить на безопасном удалении от нее. Зачем тратить силы, бросать вызов судьбе, вырывая жертву смерти из рук вестников, когда можно, не доводя все до крайностей, ограничится маленьким безобидным чудом? Оп – и готово!
Не отходя от порога,  бог солнца повернулся к собеседнику:
-Зачем ты меня хотел видеть на самом деле? Ведь все, сказанное тобой – лишь слова, не более.
-Да, верно, - Нергал сощурился, поджав на миг губы. - У меня была причина… Которая заставляла меня вежливо с тобой говорить, вместо того, чтобы пронзить кинжалом. Очень важная для меня причина. Важнее нашей с тобой вражды, этого города, да и вообще всей земли. Вот. Передай от меня привет своей маленькой спутнице. И этот скромный подарок, - он легкой тенью в мгновение ока перенесся к богу солнца,  чтобы протянуть ему тонкий серебряный браслет, резные пластинки которой были покрыты причудливыми рисунками, вы¬ложенными переливавшимися всеми цветами радуги драгоценными кам¬нями.
-Ты решил заставить ее вспомнить о том, что лучше забыть нав¬сегда?
-Не думай, Шамаш, я меньше всего хотел, чтобы она мучилась от воспоминаний. Но теперь это не важно. Она уже все знает. Лалю удалось обмануть нас тогда и сохранить свободу. Он в этом мире, Шамаш. И накапливает силы, таясь в тени. Не знаю, что он там замышляет… Но он нашел путь в ее сон и все ей рассказал.
Шамаш помрачнел.  Взгляд, брошенный им на Нергала, был черен и холоден.
-Надеюсь, она поймет, - чуть слышно проговорил он.
-Почему ты спас ее и позволил мне помочь тебе в этом?
-Почему я скрыл от нее правду... -его мало волновали события, оставшиеся далеко в прошлом. Тем более, в прошлом не этого мира, а края сновидений. В рожденном грезой она разберется. Но вот в голосе обиды... Он слишком хорошо помнил, как чувствительна была душа малышки к любой недомолвке, которую она воспринимала не ина¬че, как самый жестокий из обманов.
-Люди быстро взрослеют. И она уже должна была вырасти из детских обид... Шамаш, передай ей браслет. Пусть она носит его на левой ноге. Он... Он будет хранить ее от тех сил зла, что подв-ластны мне. И даже действуя не по моей воле, а из собственной прихоти, они не смогут причинить ей зло. Нигде и никогда. Ты зна¬ешь, я обещал... - Нергал объяснял... Или даже скорее оправдывался, полагая, что бог солнца медлит потому, что не доверяет своему вра¬гу. - Загляни в мою душу, если сомневаешься... - он был готов открыть ее. Собственно, ему нечего было скрывать: когда речь заходила о малышке, он не позволял себе ни тени не то что обмана, но даже недомолвки.
Шамаш несколько мгновений пристально смотрел на него.  А за¬тем  взял  из рук Нергала подарок.
-Я передам. Прощай, - и он исчез во мраке ночной улицы.
-До встречи... - прошептал в полутьме комнаты Губитель. Тени и отблески огня скользили по его лицу,  однако же,  не придавая ему зловещий вид. Нергал казался   скорее   чем-то   расстроен. - Жаль, - сорвалось вздохом у него с губ, - но когда мы встре¬тимся в следующий раз, мы встретимся врагами, ведущими бой...
-Если тебе не хочется этого...
-Я бог Погибели, смертная! - резко повернувшись к ней, воск¬ликнул Нергал. Его голос был грозен, а вид властен. Чувствовалось - еще мгновение, один неверно сделанный шаг, случайно оброненное слово и вся хранившаяся в его душе ярость выплеснется наружу.
Однако, даже если он хотел поставить на место забывшуюся женщину, а не просто играл в могущественного повелителя стихий, у него ничего не вышло.
-Знаю, - спокойно произнесла та, чуть наклонив голову. - Не пугай меня, не надо. После того, что произошло, что я услышала, тебя не испугалась бы даже маленькая девочка, не то что старуха, которой все равно больше не жить, и которой теперь есть что вспо¬минать, о чем думать долгими снежными ночами во владениях лу¬ны. Я больше не боюсь тебя, повелитель страха.И правильно, что никто не видел тебя таким...
-Ты не боялась меня и раньше. Иначе бы не осмелилась даже стоять рядом со мной, не то что говорить. Что же до увиденного тобой... Ты разочаровалась во мне - я не столь жесток, как должен быть. Но, поверь мне, нынешний вечер - очень редкое исклю¬чение из правил, когда мне не хотелось быть таким, какой я всег¬да, каким меня привыкли видеть другие. Потому что у меня была другая цель... Придет полночь. Зажгутся черные звезды, выползут из своих нор мои слуги - призраки и демо¬ны - и упаси ваш род встать на моем пути - не поща¬жу...  Но ты говори, говори со мной, будь искренна и смела - я этого хочу... Ответь: а в Шамаше ты не разочаровалась?
-Нет! - как она могла? Наоборот - до сей поры в ней не было особенной веры в бога солнца. Если она и почитала Его - то по обычаю, вместе со всеми, чтобы не выделяться. Те¬перь же ее душа, признав в Нем своего господина, трепетала при одной лишь мысли о повелителе небес, одном воспоминании, расте¬кавшимся блаженным теплом по сердцу.
-Но ведь он говорил со мной - своим врагом, врагом своих друзей, тем, кто чуть было не убил его.
-Ты тоже говорил с Ним!
-Я! Я - злодей. Мне все можно. Бить ножом в спину. Издевать¬ся над беззащитными.  Губить невинных.  А он - не может даже сол¬гать.
-Господин Шамаш и не скрывал, что ты Ему неприятен. Он видит в Тебе врага.
-Что же он не вызвал меня на бой?
-Зачем? Он ведь уже раз победил тебя в этих стенах.
-Не напоминай мне об этом, если хочешь пережить эту ночь! - процедил Нер¬гал сквозь крепко стиснутые зубы. Его глаза вспыхнули алым пламе¬нем злости.
-Ты сам велел мне быть искренней, - спокойно напомнила ему старуха. Ее губ коснулась усталая улыбка. Умереть в такую ночь - это было бы прекрасно! Тогда время не успело бы стереть ничего из памяти и она б перенеслась в самый прекрасный и волшебный сон из всех возможных.
-Да. И, все же, я не советовал бы тебе злоупотреблять моей благосклонностью. Я - тот, кто привык во всем потакать своим желаниям, не заботясь о том, чтобы эти желания соответствовали данному слову.
-Спасибо, бог погибели.
-За что? - тот удивленно вскинул брови,  сразу растеряв  запал ярости.
-За совет.
Нергал рассмеялся:
-Да. Мне нравится твоя смелость. И поэтому я прощаю тебе дерзость... И знаешь что? Я готов предложить тебе просто так то, что другие покупают долгими годами верной службы. Хочешь стать бессмертной?
-Ты предлагаешь той, которую ждет вечность сна, бессмертие?
-Да. Сон - не для души. Он - для того, что остается от пло¬ти. Подумай и о другой части себя. Ведь после того, что произошло этой ночью, моя женушка Кигаль вряд ли откроет для тебя врата в сад благих душ.
-Но... - по ее лицу скользнул если не страх, то его тень - сомнение. - Я ведь не совершила ничего плохого...
-Ты привела Шамаша навстречу с его врагом. Если бы сегодня я хотел его убить, мне бы это удалось. Или ты не считаешь это преступлением? Смертная, то, что хорошо заканчивается, не обяза-тельно и начиналось так же хорошо.
-Но... - она сжалась, на глаза набежали слезы, в которых пока еще было больше удивления, чем боли.
-Это несправедливо? Да. Но Кигаль никогда не была богиней справедливости. Это - путь Шамаша. А Шамаш, в свою очередь, не вмешивается в дела сестры. Край смерти - не его владения. Так что, - он развел руками. Затем, выдержав паузу в несколько мгнове¬ний, продолжал: - Но я не хочу, чтоб ты страдала из-за меня. Поверь - витать призраком над земным миром, преодолевая за один миг путь в тысячу дней, встречая утро в одном городе, а ночь - в другом, не так уж и плохо. Может быть, даже интереснее, чем все время сидеть пленником в одном-единственном однообразном в своей неизменности саду. Я так думаю, будь твой обожаемый Шамаш простым смертным, он выбрал бы для себя именно такую долю.
-Я... - душа горожанки рвалась на части. Она не знала, что сказать. Страх толкал ее из стороны в сторону. - Я... Мне нужно подумать...
-Что ж, думай. Но лишь до рассвета. С последней тенью тьмы я уйду - с твоей душей или без нее - и уже не вернусь в этот город до тех пор, пока не умрет последний из тех, кто уже рожден. Все должно забыться. Поколение, помнившее о произошедшем здесь, должно уйти, сменив¬шись тем, для которого все рассказы о прошлом будут только леген¬дой, не былью...
 
Глава 12
Оставив позади дом, который, казалось, умирал вместе со сво¬ей хозяйкой, походя скорее на склеп, чем на жилище, Шамаш вышел на проулок - узкий и такой черный, что не обладавший спо-собностью видеть в темноте мог бы пройти по ней лишь на ощупь, держась рукой за стену и осторожно вымеряя каждый шаг.
А тут еще дождь… Начавшись внезапно, он лил как из ведра. Вода словно пере¬лившись через край переполненных ею небесных сводов, нескончаемым потоком летела вниз, наполняя воздух влажной прохладой. Поспешно смыв пыль и грязь с мостовых, она разлилась стеклянными лужами и тотчас запрыгала по ним, разбивая на мелкие осколки.
Ливень разогнал по домам людей, которых, знавших о приближе¬нии великого события и ожидавших его прихода под открытым небом, не смогла заставить разойтись ночь. Еще совсем недавно заполненная толпами народа площадь опус¬тела. Она стала похожа на залу в замке великанов, которую тысячи духов-невидимок спешат отмыть, готовя к возвращению после долгого отсутствия хозяев.
Шамаш остановился, запрокинул голову, подставляя лицо под капли дождя. Ему всегда нравился дождь. В нем было столько силы и, вместе с тем - слабости, радость свободы и текшая по щекам потоками слез грусть. Дождь был тем единственным, что вбирал в себя все стихии, соеди¬няя их, перемешивая - воздух и огонь, воду и твердь. А, главное, он всегда был искренен, никогда не таил своих чувств - ярость бы¬ла яростью, а ласка лаской. И спешил поделиться ими с другими, теми, кого застал в пути, даря покой забытья уставшим и гром пробуждения заснувшим...
"Где ты был! – он не заметил, как богиня врачевания подошла к нему, очнувшись от своих мыслей лишь когда в голове прозвучал ее мысленный голос – взволнованно-резкий, полный одновременно радости и  недовольства. - Я всюду тебя иска¬ла! Лика уже родила!"
"Я знаю",   - его безмятежно-спокойный взгляд остановился на лице Нинти.
"Ты должен был быть с ней рядом!"
"Нет, - качнул головой Шамаш. - Я не пови¬туха, чтобы принимать роды".
"Да! Как я могла забыть! - недовольство перелилось в с трудом сдерживаемое возмущение. - Ведь вы, мужчины - и боги, и люди, и звери, - все одинаковые! Во всяком случае, в этом - стремлении в такое мгновение оставить женщину одну, словно только она во всем виновата, и должна одна за все расплачиваться!"
"Ты забываешься: это не мой ребенок".
"Не твой? – она не сразу поняла, что тот имел в виду, когда же до нее дошло – нервно рассмеялась. – Я и не говорила, что ты его отец! – однако уже через мгновение она посерьезнела. – Однако ты – его бог покровитель! Который должен стоять  рядом с малышом в миг рождения, чтобы вдохнуть в него первый глоток  воздуха!"
"Я не его покровитель".
Сперва лицо богини побледнело, в глазах осколком льда застыл ужас, но уже через мгновение мороз сменился пламенем ярости:
"Ты ведь дал слово!"
"Провести обряд".
"Разве это не одно и то же?"
"Нет", - он чуть наклонил голову, глядя на собеседницу из-под густых бровей, как той показалось – с вызовом. В какой-то миг Нинти даже испугалась, что вот сейчас повелитель небес повернется и уйдет прочь из города.
"Прости, я, наверно, не правильно поняла... - она уже стала извиняться, хо¬тя и еще не понимала, в чем ее вина.- Но ты собирался дать ему имя,  и я подумала..."
"Я не знаю с точностью до подробности, как все произойдет здесь и сейчас. Но если все пойдет по плану - мне не придется да¬вать малышу имя, я лишь помогу ему встретиться с ним".
"Найти..."
"Это не совсем поиск.  Скорее встреча двух сущностей - плоти и силы".
"Я не понимаю!"
"Видишь ли... Этот обряд... Он не связывает обетами и обязательствами. Он лишь позволяет обрести в настоящем, что суждено на¬деленному даром, среди множества путей тот единственный, который открыт именно ему".
"Я все равно не понимаю... Нет, Шамаш, не надо, не пытайся объяснить! Мне легче разобраться в том,что я вижу, а не слышу. Конечно, это странно для богини, но слова и образы для меня не одинаково ясны и отчетливы. Пойдем. Так или иначе, нам пора, вер¬но?"
"Да".
Они стали подниматься по холму вверх. Превращенная дождем в вязкую жижу земля мешала идти, все, даже мокрые камни, скользили под ногами. Но те, кому ничего не стояло подняться в воздух, ме¬няя земные пути на пусть призрачные, невидимые глазу, однако в этот миг куда более надежные небесные, не торопились шагнуть на них. Со стороны это могло показаться упрямством. Или забывчи¬востью. Никто, кроме них самих не знал, что это было на самом деле. А они в этот миг не задумывались над причинами своих поступков. Им было все равно. Важным было не это - совсем другое.
"Дождь, - когда молчание стало в тягость, прошептала Нин¬ти, - странно..."
"Что - странно?"
"Его не было так долго... В оазисах он - редкость. И вот вдруг..."
"Пусть идет. В нем нет ничего плохого".
"Да. Если люди с ним и связывают какие приметы, то только хорошие. Дождь - очиститель. То, что происходит под его потоками - свято. И, все же... Я предпочла бы, чтобы нынешний день ничем не отличался от вчерашнего".
"Почему?"
 "Не знаю. Есть во всем этом что-то... От слез плакальщиц... Ладно, Шамаш, - она уже спешила закончить тот разговор, который са¬ма начала, - не будем об этом. А то еще призовем беду на головы лю¬дей".
"Как скажешь", - пожал плечами бог солнца.
В молчании они поднялись на вершину, вошли в храм.
Там их ждали Хранитель и жрец.
-Господин Шамаш, госпожа Нинтинугга, - Бур склонился перед небожи¬телями в низком поклоне.
-Все в порядке?
-Да, господин, - прошептал он, с трудом справившись с вдруг накатившей на него нервной дрожью. - Хвала небожителям - у меня ро¬дился сын! - удивительно, но действительно ему было все равно, наделен ли новорожденный даром или нет - главным было, что в семье появился продолжатель рода. Для древней знатной семьи, хранившей память о сотнях поколе¬ниях предков, к которой принадлежал Бур, сейчас это было куда важнее всего остального... Хотя, конечно, знать, что твоему ре¬бенку суждено стать Хранителем и не думать об этом, невоз¬можно.
-Как его мать?
-С ней все хорошо, господин. Она так счастлива... Господин, - он сам пе¬ребил себя, меняя одну мысль на другую, - тот обряд, о котором она говорила с Тобой... Могу ли я тоже присутствовать на нем? Я понимаю, что лишен дара,  и... - он умолк, заметив поспешный кивок бога солнца.
Шамаш не видел никакого смысла в уговорах, на которые был готов пуститься жрец, когда то, о чем он просил, было не просто правом, но долгом отца.
-Я тоже хотел бы быть там... - бросив быстрый взгляд на друга, произнес Ларс.
Шамаш вновь кивнул.
-И я, - наконец, решилась попросить Нинти. Она понимала, что, вообще-то, ей, богине врачевания, не место на обряде наречения. Ни к чему лезть не в свое дело. Но ей было так любопытно, что она просто не смогла побороть в себе это чувство. Тем более, что повелитель небес не возражал.
Шамаш сказал бы "нет" лишь в том случае, если бы хозяева го¬рода собрали для обряда всех жителей оазиса, превращая тайное в представление для народа. А так - так даже было лучше. Новое всегда требует свидетелей.
-Скоро полночь, - проговорил он, - пора.
-В полночь? - все переглянулись. В глаза Нинти вошло удивление. - Это чужое время, - она хотела сказать - враждеб¬ное, время Губителя, но не стала, видя, что горожане и так испу¬ганы. Они надеялись, что у них еще будет время подготовить себя к тому, свидетелями чего им предстояло стать. А тут... Все происхо¬дило настолько быстро, что мужчины расте¬рялись.
-Начавшееся в полночь получит завершение на рассвете... - за¬думчиво проговорил Шамаш, а затем кивнул. - Да, все должно произой¬ти именно так...
Однако затем он, вспомнив, что мать новорожденной - не кол¬дунья, которой нужно лишь совсем немного времени, чтобы восстано¬вить свои силы, а простая смертная, вновь погрузился в раздумья.
- Жрец, - спустя несколько мгновений тишины он повернулся к Буру, - где сейчас твоя жена?
-Здесь, рядом, - поспешно ответил тот, а затем продолжал,объ¬ясняя: - Она в дальней, жилой части храма. Если хочешь, я позову ее...
-Нет, - качнул головой бог солнца, - будет лучше, если я пойду к ней. Но сперва не сочти за труд, спроси жену, готова ли она поговорить со мной  сейчас... И вот еще что, - он остановил Бура, который уже бросился выполнять приказ бога солнца, - если она спит - не буди. Просто вернись и скажи об этом.
-Но обряд...
-Ничего страшного не случится, если мы отложим его до следу¬ющей полночи.
-Я...- Бур взглянул на него настороженно, с долей испуга. Ему мысль о том, чтобы отсрочить самое важное в жизни его ребенка, самое важное для всего города, а , может быть, кто знает, и всего рода людского события, совсем не казалась чем-то безобидным. Напротив, он мгновенно испугался даже самой возмож¬ности отсрочки, когда любое промедление представлялось ему шагом к потере - не дня, а всего будущего. - Я все сделаю, - склонив голову в поклоне, не столько в знак почтения, сколько стремясь спрятать глаза, проговорил он. Однако думал он в этот миг совсем не о том, о чем говорил ему повелитель небес.
Бур собирался поговорить с женой. Его мучили, раздирая на части, сомнения... Он был уверен, что та разделит его решимость провести обряд как можно быстрее. И, все же, боялся, что Лика может оказаться слишком слаба для этого. Тем более, что никто, кроме бога солнца не знал, сколь долог может быть этот путь, сколько шагов им придется преодолеть до рассвета.
-Я пойду с ним, - решительно проговорила Нинти. – Так, на всякий случай… Все- таки, я богиня врачевания.
Шамаш кивнул. Он хотел сам взглянуть на роженицу, убедиться, что с ней все в порядке. Но, с другой стороны, женщине это было сподручнее. К тому же, решил он, горожанке будет спокойнее ря¬дом с покровительницей оазиса.
-Господин... - оставшись один на один с богом солнца, начал Хранитель, но тотчас умолк.
-Ты о чем-то хотел спросить меня? - повернулся к нему Ша¬маш. - Давай. Сейчас, пока мы ждем - самое время для вопросов.
-Я... Господин, спрашивают ради ответа. А я не знаю, ну¬жен ли он мне. Прости, повелитель моей души, наверное, я говорю ерунду, но мне кажется, что некоторые вещи лучше не знать. Так спокойнее.
Бог солнца кивнул:
-Верно, - он огляделся вокруг. - Прошло всего три года, а город изменил¬ся так, словно минула вечность...
-Да. Я старался.
-И, в то же время, он остался прежним, - Шамаш наклонил голову в знак одобрения.
-Сначала я хотел сделать все, чтобы от старого не сохранилось и следа, чтобы ничто не напоминало о минувшем. Но по¬том... - поджав губы, Ларс замолчал, задумавшись над чем-то своем, но всего на мгновение, а затем продолжал: - Я решил, что не в праве этого делать. Ведь минувшие сто лет - не вся история города. И нельзя, поддавшись мгновенному чувству, уничтожить все, что соз¬давалось тысячелетиями...
-Все так... Последние годы были спокойными?
-Да, господин. Полны забот, но большей частью приятных, - он улыбнулся. - Это были хорошие годы. Да славятся боги, пославшие их нам. Да будут Они так же милостивы и в буду¬щем... - произнес он обычные в подобном случае слова благодарности, и лишь умолкнув, смущенный, втянул голову в плечи: привычные сло¬ва, сказанные в присутствии небожителя, приобрели особенное, со¬вершенно иное значение. Словно он не просто выражал почтение и признательность, но просил. И еще - упрекал за то, что подобная благосклонность скорее исключение, чем правило: боги жестоки, жизнь сурова и на мгновение счастья приходятся долгие года го¬ря. – Прости, я не хотел... - сглотнув подкативший к горлу комок, пробормотал он.
Шамаш, брови которого были нахмурены, губы напряженно сжаты, а руки скрещены перед грудью, кивнул, показывая, что понимает и принимает извинения. А затем, как могло показаться - с долей поспешности – повернулся в ту сторону, с которой до его слуха донесся звук шагов.
В залу медленно вошли Нинти и Бур,  ведя под руки болезненно - бледную Лику, выглядевшую такой слабой, что, казалось, не под¬держивай ее спутники, она б упала.
Шамаш, осуждающе взглянув на богиню врачевания, двинулся к ним навстречу:
-Зачем ты встала?
-Господин, я... - голос горожанки был тих, но глаза горели таким огнем, что остудить их жар не смогли бы никакие слова, ни  лютый мороз,  ни все снега пустыни. - Я готова к обряду! Я смогу! Ты видишь: я иду. У меня хватит сил...
Несколько мгновений Шамаш смотрел на нее, затем качнул голо¬вой:
-Будет лучше подождать до завтра.
Та тотчас вскинулась, испуганно вскрикнула:
-Нет! - завтра! сколько всего могло случиться за целый день! - Прости меня, господин, я не имела права идти против Твоей воли, - однако, ни в ее голосе, ни в глазах, не было и тени ви¬ны, - но я не могу иначе: мой сын сейчас – самое главное для меня. Он - весь мой мир, мой бог. Прости, - вновь проговорила она, увидев, как побледнел, услышав эти слова, муж, готовый зашикать на жену, говорившую богохульства.
Взглянув на горожанку, Шамаш тяжело вздохнул. Он был хмур. Но совсем не потому, что слова женщины разозлили его. Бога солнца беспокоило нечто совсем другое. Лике не следовало вставать. И уж тем более идти куда-то. Прежде ей следовало набраться сил. Времени достаточно. Зачем спе-шить? Однако, видя, что спорить с горожанкой сейчас, все равно, что кричать на ветер, он, наконец, кивнул.
-Хорошо.
-Спасибо, господин! - едва услышав это, она расплылась в бла¬годарной улыбке. Лицо разгладилось, полнясь покоем и счастьем.
-Хранитель, жрец, - продолжал тем временем он, обращаясь к мужчинам, - подготовьте носилки...
-Нет! - остановил его вскрик Лики.
-Ты снова споришь,  женщина? - он взглянул на нее с укором.
-Да! - она готова была стоять на своем, даже если тем самым лишала себя вечности. - Да!-повторила она с еще большим жаром.  Оттолкнув Бура и Нинти, Лика пошла к Шамашу, подобно туче, надви¬гавшейся на солнце. В ее голосе был вызов: - Я не могу позволить, чтобы что-то пошло не так, ибо тогда я лишусь своего ребенка!
-А так ты лишишь его матери! - ее упрямство начинало злить Ша¬маша. И особенно потому, что его собственный разум, знавший гря¬дущее, понимал: горожанка абсолютно права. Но душа, сердце отвер¬гали эту правоту. И следуя голосу чувств, не рассудка, он продол¬жал: - Подумай! Подумай о том, что можешь умереть!
Она всхлипнула, унимая готовые хлынуть из глаз слезы, тяжело вздохнула, однако даже не опустила глаз, продолжая глядеть на бо¬га солнца решительно и твердо:
-Но мой сын будет жить! Он станет таким, каким ему суждено быть, каким он нужен городу, миру, Тебе! - казалось, Лика уже смирилась с мыслью о собственной смерти, словно такой была ее судьба, словно все давно произошло: она уже мертва и задержалась среди живущих лишь потому, что должна была закончить дело своей жизни.
-Подумай о мире, который нужен ему, а не о том, которому ну¬жен он!
-Он не будет один! С ним рядом будут близкие люди, которые будут любить его, заботиться. Он будет счастлив!
-Но с ним не будет рядом тебя, когда ты, именно ты будешь нужна ему больше всего!
Шамаш был готов приказать ей, чувствуя, что не в силах переубедить. Однако когда он уже открыл рот, Лика, словно почувствовав, какими будут его слова, заговорила, упреждая, первой:
-Господин, господин, - она торопилась, боясь, что ее остановят прежде, чем она успеет сказать то, что, как она ве¬рила, сумеет переубедить бога солнца. - Я знаю, что виновата! Нака¬жи меня за строптивость, за упрямство, за все! Накажи! Но сделай, как я прошу! Все должно произойти так, только так, именно так!
-Лика, откуда ты можешь знать... - со страхом поглядывая на повелителя небес, чей грозный вид не сулил ничего хорошего ослуш¬нице, зашептал на ухо жене жрец, стремясь вразумить ее, вернуть на путь истинный.
-Я знаю! - она резко повернула к мужу бледное, без единой кро¬винки, лицо, на котором двумя не меркнувшими, все сжигавшими костра¬ми сверкали глаза. - Знаю! - взглянула она  на  Шамаша. - Так  же,  как знаешь Ты! Скажи мне, бог истины, отрешившись от настоящего и бу¬дущего, не жалея жертву,  думая лишь об  обряде,  который  должен быть совершен: я права?
Шамаш молчал, глядя на нее и в его глазах теплились грусть и сочувствие.
-Ответь! - та уже не просила - требовала.  - Твои спутники го¬ворили: Ты не можешь оставить вопрос без ответа!
-Это обычай иного мира, - сквозь стиснутые зубы процедил Ша¬маш, - мира, который привиделся мне в бреду. Я следую ему, лишь когда считаю нужным.
-А сейчас - нет? Потому что я права? Но Ты почему-то не хо¬чешь этого признать?
-Нет.
-Ты ведь не можешь лгать! - ужаснувшись, женщина отшатнулась от повелителя небес, словно увидев за Его спиной тень Губителя.
-Я всегда говорю правду.
-Но я права!
-Ты задала три вопроса, - он отвернулся от нее, устремил взгляд на стены, покрытые древними узорами, хранившими застывшие мгновения, которые давно сгинули в бездне.
-И Ты ответил... - как быстро ни неслась вперед ее мысль, она не поспевала за богом солнца. Горожанке приходилось не только напрягать весь свой разум, но и отгонять назойливо кружившие в голове страхи, сомнения, отвлекавшие на себя внимание, ме¬шая думать. - Ты имел в виду, что не хочешь признавать мою право¬ту? Но почему, господин! - взмолилась Лика. Не в силах дольше дер-жаться на ногах, она скользнула на землю, села на камни пола, опершись о холодный мрамор руками. - Потому что в этом моя смерть?
-Милая, не говори так! - жрец бросился к жене, прижал к своей груди ее голову, стирая ледяными пальцами рук катившиеся по ее щекам огненные слезы.
"Шамаш, - покровительница города подошла к богу солнца. - Не му¬чай ее! - полным боли и сострадания голосом, попросила она. – Пусть все случится так, как она хочет".
"Даже если этим она убьет себя?"
"Я буду рядом. Я поддержу ее, когда у нее закончатся силы. Все-таки, я богиня врачевания. Я смогу даже вернуть ее назад, к жизни, если она не далеко уйдет за черту. Мне это дано, ты зна¬ешь... Если же... - она тяжело вздохнула, качнула головой. - Шамаш, что лучше: умереть за то, во что веришь всей душой, или жить с мыслью о совершенной ошибке, последствия которой могут проявиться через год, через век, через тысячелетие? Счастье покоя или вечные муки сомнений?"
"Но ведь  это не так.  Новый,  совершаемый впервые обряд еще свободен от власти обычаев и правил..."
"Он не нов. Ты помнишь о нем".
"Из сна!"
Нинти качнула головой:
"Зачем ты говоришь так? Ради нее? Но ведь для тебя тот сон - куда большая реальность, чем вся эта жизнь. И, потом, какая раз¬ница: явь или сон.  То, что происходит по одну грань, не может не влиять на живущих по другую".
"Это проклятье - помнить!"
"Нет. Это дар. Мы не были бы такими, какие есть, без памяти".
"Я знаю.  И все же... Если бы можно было все вернуть назад, я б отказался от памяти о прошлом мире не на словах,лишь в имени, а на деле, в душе - правилах, законах, обычаях..."
"И кем бы ты был сейчас?"
"Никем. Так лучше, чем быть собой и, в то же время – кем-то совершенно другим".
"Шамаш... – медленно начала она, но затем вдруг, сплеснув руками, взвилась: - Я не понимаю, что тебя останавливает! Ты дал ей слово - исполняй его! Ты знаешь, что должен так посту¬пить - и поступай! Не живи сомнениями!"
"Я не сомневаюсь, девочка. Я знаю".
"Что ты знаешь? К чему все это приведет? И что из того? Я тоже знаю! Но я еще и понимаю, что будет, если ты не станешь де¬лать ничего, продлевая мгновение покоя, растягивая ожидание, не давая случиться тому, что должно произойти! Пусть лучше этот мир сгорит вместе со всеми нами в вспышке пламени, чем будет медленно замерзать, обращаясь в мертвый кусок льда! Так - лучше! Если бы мне, бессмертной, сказали, что за моей спиной стоит смерть, что я не могу избежать ее взгляда и все, что мне дано - выбрать, каким из двух глаз она посмотрит на меня - я выбрала бы этот, пламен-ный, живой!"
И тут, словно услышав их разговор, продолжая его, вновь за¬говорила Лика. Ее голос был тих и задумчиво, однако за этим поко¬ем была скрыта такая сила, что против нее никто бы не пошел, по-нимая всю бессмысленность этого шага:
-Пусть лучше вечность будет короче мига, чем миг длиннее вечности!
-Почему ты не остановишь свою жену? - спросил бог солнца жре¬ца. - Неужели не видишь, что она идет к краю обрыва? Или тебе без¬различно, что с ней случиться?
-Мне не безразлично, господин, - опустив голову на грудь, пря¬ча от всех глаза, наполнившиеся такой мукой, что он был не в си¬лах ее утаить, проговорил Бур. - Я очень сильно ее люблю. Слишком сильно, чтобы в миг, в котором она видит весь смысл своей жизни, свое предначертание, причину появления на свет, вставать у нее на дороге. Мой путь - не власть, а служение, не борьба, а помощь. Если мне будет дано сохранить ее среди живых - я буду благодарен судьбе. Если нет... Если нет, что же, я смирюсь с этим, перенесу всю свою любовь на наших детей, в которых продолжаемся мы и наши предки... И буду мечтать о том вре¬мени, когда мы встретимся вновь во сне, что продлиться вечность.
-Это речи служителя богов... - качнул головой Шамаш.
-Я и есть жрец, господин.
-Но еще ты человек. Смертный, супруг такой же смерт¬ной, как и ты... - было видно, что он ожи-дал от Бура совсем иных слов, полагал, что тот поможет ему переу¬бедить упрямицу или, во всяком случае, не будет мешать, ста¬новясь на ее сторону. - Ладно... - вновь повернувшись к горожанке, пристально, глядя ей прямо в лицо огненным взглядом холодных черных глаз, проговорил он. - Хорошо, женщина. Пусть бу¬дет по-твоему. Что бы ни случилось. Это твоя жизнь и твой выбор.
-Спасибо, повелитель моей души, - устало улыбнувшись, женщина склонилась к полу, расстилаясь ниц перед богом солнца. - Спасибо за то, что был терпелив, что внял моим мольбам. Клянусь: я никогда больше ни о чем не попрошу...
-Не надо обещаний, - остановил ее Шамаш.  Оглядев всех собрав¬шихся в зале, он проговорил: - Пора.
-Да, пора, - Лика попыталась подняться. К ней тотчас подскочил Бур:
-Обопрись о мою руку...
-Нет, - она решительно отстранилась от него. - Я должна сама!
-Сама. Конечно, сама, - к горожанке подошла Нинти, склонилась над ней. - Но мою помощь ты не отвергнешь.
-Да, покровительница города, - Лика назвала ее тем из ее титу¬лов, который был в этот миг самым важным в глазах женщины. - Спаси¬бо Тебе, - опершись об ее руку, она медленно поднялась, глубоко вздохнула, чувствуя, как в ее замерзшее ослабевшее тело перелива¬ется сила и тепло богини.
-С ней все будет в порядке? - озабоченно спросил Ларс Нинти.
-Да, - опережая ее, ответила Лика. Она устало улыбнулась: - Не беспокойся, брат: со мной все будет хорошо.
Однако слова сестры не успокоили Хранителя. Он продолжал, преграждая им путь, смотреть на свою богиню.
-Да, - уверенно ответила та. - Не бойся.  Ведь я богиня врачева¬ния и воскресительница мертвых.
С долей недоверия взглянув на нее, Ларс покосился на уже ус¬певшего удалиться от них на несколько шагов повелителя небес.
-Не обращай внимания на Его слова, - проследив за взглядом своего мага, Нинти пододвинулась к Хранителю почти вплотную, зашептала  на ухо. - Он так говорил,  потому что испытывал вас всех и прежде всего Лику. Он должен был убедиться в вашей реши¬мости.
-Это действительно так? - как Ларс ни любил Нинти, как сильно ни верил ей и в нее, он был не в силах разогнать вдруг налетевшие на него серыми тенями сомнения. Его душа металась, не находя мес¬та. Сердце то замирало, то бросалось с места вперед, словно стре¬мясь наверстать упущенное.
-Да, - она улыбнулась ему, успокаивая. - Конечно, правда. Верь мне, - богиня говорила так решительно, ее лицо было так ясно и чисто, что Хранитель кивнул, полня свою душу покоем ее уверенности.
Но стоило смертному отвернуться, отойти на несколько шагов, как те тени, что мучили мага, закружились перед глазами богини.
Она огляделась вокруг, спеша убедиться, что мужчины ушли достаточно далеко, чтобы не услышать тайного разговора двух жен¬щин, а затем, наклонившись к самому уху Лики, зашептала:
-Еще не поздно остановиться...
-Зачем? Ты же сама сказала, что все будет хорошо, - они гово¬рили не как богиня и смертная, а запросто, как две подру¬ги, которыми они и стали за минувшие несколько лет.
-Сказала! - недовольно фыркнула та. - Мало ли что я сказала!
-Ты обманула Ларса?
-Чтобы он остыл. И вообще, не люблю, когда кто-то принимает за нас, женщин, решение, только потому, что он, мужчина, считает себя сильнее и мудрее нас, словно он - хозяин, а мы - рабы.
-Но солгать... Тем более так - не о себе, о господине Шама¬ше... - Лика взглянула на нее со страхом.
-А, - Нинти небрежно махнула рукой. - Я уже и ему успела сов¬рать... И вообще, женщина, которая всегда  говорит мужчине правду - либо мертва, либо глупа.
Как ни была слаба Лика, она не смогла сдержать улыбки: слиш¬ком уж забавны были услышанные ею слова. Но уже через мгновение она вновь стала серьезной.
-Мы не должны были так вести себя с Ним…
-Мне не следовало заманивать его сюда обманом, тебе - упрямо настаивать на своем... – вторя ей, продолжала  Нинти.
-Однако...
-Да, вот именно - однако! Если бы вернуть все назад, я б поступила точно так же. И ты тоже.
-Да, - тяжело вздохнув, кивнула Лика. - Ты понимаешь меня лучше, чем я сама...
-Ну, я все же богиня... А теперь, пожалуйста, помолчи. Не трать на досужий разговор силы, которые тебе пригодятся для другого.
-Угу.
-И вот еще что. Крепче цепляйся за жизнь. Не торопись уме¬реть. Ларс не простит мне, если я не смогу удержать тебя среди живых.
-Поверь, я менее всего хочу умереть сейчас, когда у меня двое маленьких детей, в которых я нуждаюсь даже больше, чем они во мне, - ее лицо расплылось в теплой, блаженной улыбке. - Мой малыш такой славный! Ну просто маленький бог! Когда я держу его на ру¬ках, мне кажется... Я чувствую себя самой счастливой из смертных... Ой, - остановившись вдруг, испуганно вскрикнула Ли¬ка. - А ребенок? Мы ведь не взяли его с собой!
-Не беспокойся. Малыша несет Бур.
-Да? - она взглянула на богиню с долей удивления, даже расте¬рянности. - А я и не заметила.
-Это потому, что ты все еще слаба! - с сочувствием взглянула на нее Нинти. - И, потом, мы так увлеклись разговором, что не удивительно. Идем же.
-Нет!
-Ну что еще? - ах, как она устала от всего этого! Казалось бы, богиня врачевания сделала все возможное для того, чтобы Лика чувс¬твовала себя счастливой. Ради исполнения мечты этой смертной она даже решилась рискнуть благосклонностью бога солнца, который ведь мог отреагировать на ее ложь совсем иначе. И, несмотря на все это, несмотря на все свое старание, не смогла ей угодить!
Нинтинугга видела нынешний день совершенно другим. К чему все эти разговоры, споры, сомнения? Зачем мысли о смерти, страх перед будущем? Нет! Это должен был быть день исполнения желаний, а не ожидания потерь!
"Ну почему, почему все так! - в какое-то мгновение обида зах¬лестнула ее. - Почему у меня никогда ничего не получается! Ведь я так стараюсь!" - Нинти готова была заплакать.
 -Не Бур, а я должна нести мальчика! - тем временем продолжала Лика.
-Что? - та, к которой она обращалась, была слишком погружена в свои собственные мысли и переживания, чтобы понять слова и чувс¬тва другой.
-Я - мать!
-А он - отец, - она не собиралась возражать, просто напоминала, что в мире людей у отца больше прав на ребенка, чем у матери.
-Это мое право!
-Однако, - с упреком взглянула на подругу богиня врачева¬ния, - сейчас не время для ревности, всех этих: кто больше любит малыша, кого малыш будет больше любить - меня или не меня...
-Да при чем здесь ревность?!
-Что же тогда? - решительность горожанки заставила ее начать сомневаться – а не пропустила ли она что-то важное? Нинти задумалась, вспоминая то, что ей было известно о жизни и обрядах смерт¬ных. - Нет, Лика, все правильно, - спустя какое-то время, проговорила она. - Мы все делаем верно. Все по вашим обычаям: мужчина при¬носит новорожденного к служителям, женщине же дозволяется лишь стоять в стороне и ждать, когда все закончится...
-Сейчас совсем другое дело! Совсем другой обряд! - не унима¬лась та. Если бы покровительница города не удерживала ее, она б давно бросилась к мужу, спеша забрать у него сына.
-Лика! - Нинти нахмурилась. Упрямство женщины начинало ее раздражать. - Это ведь по меньшей мере нелепо! Ты поставила все с ног на голову! Ведь не человек существует для обряда, а обряд для человека!
-Ты не понимаешь...
-Это ты не понимаешь! - не выдержав, прикрикнула на нее бо¬гиня. - И не пытаешься даже! Послушай меня...
-Нет! Я знаю, как должно все быть! Я видела! Если что-то случится не так - все будет не так! Отпусти меня! - она дернулась, забилась в удерживавших ее руках, которые вдруг разжались.
-Ну и иди! - сквозь зубы процедила Нинти. - Делай все так, как хочешь! Неблагодарная! - она думала, что такими сло¬вами остановит горожанку, заставит ее испугаться, задуматься...
Но нет. Едва почувствовав себя свободной, Лика кинулась до¬гонять мужа, даже не оглянувшись на оставшуюся стоять позади нее в растерянности покровительницу города.
-Отдай мне!
Бур с удивлением и даже страхом взглянул на жену.
-Что ты? Успокойся... - неуверенно проговорил он, в растерян¬ности попятившись назад. - Тебе нельзя сейчас волноваться...
-Дай мне сына! Я должна его нести!
-Но тебе будет тяжело. Да и что измениться, если... Милая, милая, спокойно! Ты разбудишь крошку, испугаешь его... Если ты так хочешь, если для тебя это так важно... - смирившись, решив, что легче исполнить просьбу женщины, чем бороться с ней, он протянул ей запеленатого в мягкую теплую ткань новорожденного. - Вот, возь¬ми. Только успокойся. Позволь мне быть рядом с тобой. Чтобы по¬мочь, если тебе станет плохо. И обещай: если устанешь, ты пере¬дашь малыша мне...
-Я не устану! - резко прервала его Лика.
-Но ты еще слаба! Усталость может затуманить твое сознание. Ты можешь упасть, и выронить ребенка...
-Нет! Никогда! Я не причиню ему вреда! Я буду сильной! Я все смогу! - ее глаза горели уверенностью, за которой, в самой глубине, виделся покой, вошедший в них в то самое мгновение, когда мать прижала к груди свое дитя.
Она огляделась вокруг, удовлетворенно кивнула - теперь все было правильно. Можно было идти дальше, вслед за богом солнца.
Шамаш тем временем приблизился к вратам храма, остановился возле них, дожидаясь, пока его спутники догонят его, а затем рас¬пахнул тяжелые золотые створки.
-Великие боги! - прошептал за его спиной Ларс. Пусть хозяин города сам обладал магическим даром, пусть ему уже приходилось раз идти по начерченной по лику земли тропе повелителя небес, перено¬сясь из мира в мир, но то, что открылось его взгляду... Такого не ожидал увидеть даже он.
-Великие всемудрые... - донесся до него из-за спины приглушен¬ный, растерянный голос жреца, душа которого уже складывала слова в заговор-заклинание.
-Слава! Слава! - глаза Лики сверкали радостью, когда в от¬личие от всех остальных она видела именно то, что ожидала уви¬деть.
За вратами был не священный холм, у подножия которого лежала Керха, а расстилался совсем иной мир, не похожий ни на что, из¬вестное краю снежной пустыни. В своей первозданной, не тронутой, не побеспокоенной красе застыли луга и леса, в зеленые волосы которых вплелась голубая лента реки. Далеко, на горизонте чернели горы, от которых веяло задумчивой грустью и мудростью тысячелетий. В небе - высоком, бесконечно голубом - вились стайки птиц, наполняя чистый, трепещу¬щий воздух напевом самой прекрасной из песен, которых когда-либо доводилось слышать душам живых и мертвых.
-Поразительно! - подойдя к вратам, богиня врачевания выглянула наружу. - Здесь, в храме мы - по-прежнему в Керхе. Смотря сквозь стены я вижу городскую площадь, дома, ремесленные мастерские... А там... - она вытянула руку вперед, не столько указывая на что-то впереди, сколько стремясь и, в то же время, не решаясь прикоснуться к тому, что было чудесным и необъяснимым даже для небожительницы. - Я никогда не видела ничего подобного!
-Это сад благих душ!- во все глаза глядя вперед, восторженно прошептал жрец.
-Нет, - поспешила возразить ему Нинти. – Там я бывала и не раз. Этот же край я не видела никогда, ни в одну из своих веч¬ностей... Шамаш... - она повернулась к богу солнца, торопливо зашеп¬тала: - Это ведь тот мир, в котором ты был, пока спал, мир твоего бреда? Тогда я не удивляюсь, почему ты столь долго не просыпался. Здесь так прекрасно, что хочется остаться навсегда!
-Нет, - качнул головой бог солнца, - эта земля так же незнакома мне, как и вам.  Если она и есть в чьей-то памяти, то... - он повернулся к Лике.
-Да! - восхищенно прошептала та. – Все, как я виде¬ла! Это мир... Мир, которого никогда не было, еще нет, но который будет, обязательно будет, если мы того захотим, если мы сделаем все, чтобы наполнить жизнью образ и теплом отрешенность...
-Ты хочешь сказать, мы в будущем? - Нинти спрашивала Лику, од¬нако ответа ждала от Шамаша, понимая, что горожанка не способна ничего объяснить, все, что ей было дано - увидеть сей край прежде других, увидеть его не своими собственными глазами, а глазами од¬ного из потомков, которому будет суждено в нем родиться.
-Будущее нашего мира? - Бур был поражен, восхищен, он с трудом подбирал слова. - Если... Если снежная пустыня сменится этим великолепием, если... Повелитель небес! - он повернулся к господину Шама¬шу, опустился перед ним на колени. - Я буду верой и правдой служить Тебе во всем и всегда, исполню все, что Ты прикажешь слепо и беспрекословно, как раб, только позволь мне проснуться в этом ми¬ре! Позволь мне увидеть его своими глазами - в пробуждении или перерождении!
-Встань, жрец.  Знай: этого мира еще нет. Но если он будет - в нем станут жить твои потомки, - тихо проговорил Шамаш.
Его руки коснулись створок врат, которые начали изменяться, терять очертания. Стены храма отступили назад, открывая просвет -  наполненный светом и мраком, цветом и тенью, всем и ничем.
Лика двинулась вперед. Брат и муж отступили, освобождая ей дорогу. То же сделали небожители. Никто не решился остановить ее. Да и бессмысленно это было - за шаг до цели.
И лишь когда женщина переступила через черту, баюкая, что-то напевая малышу, следом за ней двинулись все остальные. Стоило последнему из путников покинуть стены храма, как он исчез, словно туман, тень давно минувшего. Но никто не заметил этого, когда никому даже в голову не пришло обернуться.
А Лика шла вперед. Шаг. Второй. Третий... Ее движения были осмысленны и целенаправленны. Остальные сначала просто шли следом, не имея никакой собственной цели. И лишь спустя некоторое время они увидели то, к чему она шла.
В сердце поля, и, в то же время - как казалось - где-то на грани между прошлым и будущим стояли врата - две колонны, выре¬занные не из камня, даже не из полотна мира - из куска вечности, поблескивавшие словно капельками слюды вплетенными в нее живыми мгновениями. Эти врата были не похожи ни на что. И, все же, видевшие их сразу же понимали, что они такое.
-Храм времени…
Отразившись в натянутой между колоннами дымке, словно в зер¬кале, Лика, как это уже было в ее сне, увидела себя иной – в один и тот же миг и ребенком, и седовласой ста¬рухой. Лишь малыш у нее руках  оставался все тем же  маленьким хрупким комо¬чком, у которого еще не было ни прошлого, ни будущего.
Заметив, что богиня врачевания, заинтригованная увиденным, во власти любопытства шагнула вперед, стремясь взглянуть на свое собственное отражение, Лика остановила ее:
-Не надо.
-Но почему?! - Нинти обиженно поджала губы, однако же, все же послушалась и остановилась.
-Прошу Тебя! – она, остановившаяся на границе мечты, предостерегающе вытянув вперед руку, смотрела на нее. - Я должна войти в тот мир одна!
-Одна? – небожительница взглянула на нее с непонимающим удивлением.- Ладно, пусть другие смертные останутся тут. Если ты так хочешь. Но мы с Шамашем… Если пойдет он, почему нельзя и мне…
-Одна – значит совсем одна!
- А как же обряд? Или ты передумала? 
-Нет! Я должна идти одна! Так нужно! Так должно быть! Так было в моих мечтах! –  она обратила взгляд на стоявшего возле врат храма времени бога солнца, моля о понимании.
Шамаш не сразу ответил. Он стоял, повернувшись в арке храма вполоборота. Казалось, он лишь проводил горожанку взглядом до черты, а затем отвернулся - спокойный, отрешенный, безразличный... Нет, на самом деле все было не так. Совсем не так.
Шамаш внимательно следил за всем происходившим. Его не моргавшие глаза были сощурены, губы сжаты. Он был рад за горожанку, чья мечта сбылась, счастлив за ре¬бенка, обретающего свой мир, и мир, встречающий вверенную его за¬ботам жизнь. И, в то же время, словно крупица соли в сладком си¬ропе, в душе поблескивала грусть...
Ему хотелось войти в храм, вспомнить прошлое, заглянуть в будущее, надеясь, что, переплетя их в единый узор, ему станет понятнее настоящее. Однако…
-Что ж, - Шамаш кивнул. - Раз так должно быть...
-Но как она сможет... - перестав понимать происходившее, про¬бормотала Нинти, в то время, как внимательно следившие за их раз¬говором Ларс и Бур лишь молчали, переводя взгляд с небожителей на Лику и обратно.
-Она привела нас сюда…
-Но, господин... - Бур был так растерян, что даже не заметил, как перебил повелителя небес. - Разве не Ты... Как бы она смог¬ла... - он начинал вопросы, один за другим, но был не в силах до¬вести ни один из них до конца.
-Жрец, я лишь помог ей попасть туда, куда она так стремилась. Этот храм - храм времени. Чтобы построить его - мало того краткого мига, что минул с тех пор, как мы покинули город. Твоя жена возводила его уже давно. В своей душе. Приглядись к колоннам - ты увидишь в них отражение не одного дня ее жизни. Ты узнаешь события, свидетелем или даже участником которых был сам.
-Да, это так... - Бур проглотил подкативший к горлу комок, его пальцы словно сами по себе сжались в кулаки, по спине пробежал холодок.
- Все, я пошла!  - Лика вновь повернулась к простилавшемуся за вратами храма миру, который тянул ее к себе с такой силой, словно она принадлежала ему в большей степени, чем миру настоящего.
Ее провожали молчаливые взгляды тех, кто как-то вдруг сразу понял, что время слов уже прошло. В глазах остававшихся за ее спиной, конечно же, было беспокойство, но рядом с ним соседствовала радость за ту, чья мечта исполняется.
- Женщина, - Шамаш окликнул Лику за шаг до чер¬ты. - Нет, не оборачивайся. Просто выслушай. И сделай так, как я говорю. Не ос¬тавайся за гранью ни на мгновение после того, как услышишь имя своего сына. Помни: ни на мгновение!
 
Глава 13
-Там было так чудесно! Замечательно! Восхитительно! - прош¬ло уже некоторое время с тех пор, как они, покинув преддверие не¬ведомого  грядущего, вернулись в Керху, а Лика никак не могла успо¬коиться, вновь и вновь взахлеб рассказывая о том, что видела. Порой эмоции захлестывали ее и тогда ей не хватало слов, так что женщина переходила на вздохи, возгласы, разные охи и ахи.-Тот мир просто прекрасен!
-Мы представляем... - с долей зависти поглядывая на сестру, вздохнул Ларс.
-Ничего вы не представляете! - взмахнув руками, воскликнула. - То, что видно по эту сторону врат - всего только тень, отражение чуда в зеркале реальности. Здесь все не настоящее, словно картинка на стене. А там - живое! Теплый ветерок, полный нежных, манящих запахов касается поцелуем щеки, заплетает в косы локоны волос...
-Ну, мать, - хмыкнул Бур, - ты даешь. Я и не знал, что в тебе пропадает творец заклинаний!
-Ты многое чего не знаешь, - разозленная, что муж прерывает ее усмешкой, начала Лика, но уже через мгнове¬ние, возвращенная воспоминаниями назад, в край своей мечты, вздохнула с долей грусти: - И я тоже не знала. А теперь знаю. Бур, я... Я, наконец, чувствую себя завершенной, мои душа, дух и плоть едины! Все мечты исполнились, цель жизни достигнута, - улыбка коснулась ее губ. - И жить уже больше незачем.
-А как же дети? - нахмурился Ларс, которому совсем не понрави¬лись последние слова сестры.
-Дети? - сперва показалось, что она не поняла, о ком идет речь. - А, да, дети... - она вновь улыбнулась - опять с той же грустной отстраненностью, как будто речь шла не об ее малышах, а о ком-то другом - чужом и дале¬ком. - Они уже взрослые.
-Лика... - и брат, и муж смотрели на нее с испугом.
-Нет, не думайте - со мной все в порядке. Я знаю, что сейчас они малыши. Но я видела их взрослыми... - задумчиво мечтательно продолжала она, улыбаясь сама себе, своим мыслям и воспоминаниям. - И счастливыми... Такими счастливыми, что они даже поделились со мной своим счастьем...
-Сколько же ты была там... - начал Шамаш, мрачнея.
-Не долго! Совсем не так долго, как мне бы хотелось! - воскликну¬ла Лика, повернувшись к богу солнца. Ее глаза сверкали, а лицо было таким умильным, несчастным, словно у провинившегося щенка, который просит: "Я все знаю! Все понимаю! Я виновата. И заслуживаю наказания. Но не сейчас! Потом! Пусть этот чудесный миг, миг воспоминаний не омрачается ничем! Хорошо?"
Шамаш качнул головой, однако ничего не сказал, не продолжая расспросов. Зачем? Ведь все равно никакие слова ни¬чего не изменят. То, что произошло - уже случилось.
-Я... - тем временем чуть слышно начала Лика . -Если бы я уснула вечным сном в мире храма вечности, то была бы самой счастливой из умерших!
-Милая, давай не будем говорить о смерти, - поморщился, словно от резкой боли, Бур. - Лучше скажи, какое имя было дано нашему сы¬ну?
Действительно, это могло показаться странным: Лика, говоря без умолку о чем угодно, так до сих пор и не сказала главного.
-А, имя! - в отличие от брата и мужа, она не придавала ему особого значения. Что оно - звук и не более того. Главное, что малыш стал частью... нет, не частью - истоком грядущего. И, все же, муж спрашивал ее и она ответила: - Первоцвет.
-И это - имя? - горожане глядели на нее пораженные, удивленные до глубины души и даже растерянные. Они и представить себе не могли ничего подобного.
Ведь имя - самое священное, самое тайное, что есть у челове¬ка. Полное имя хранится в секрете, произносимое лишь перед лицом богов, понятное лишь небожителям. А это... В нем не было никакой загадки. Первоцвет - первый цветок, встреченный на пути из снеж¬ной пустыни к теплу оазиса, предвестник...  Да, конечно, именно так и сле¬довало бы назвать ребенка, которому уготована судьба стать звез¬дой, зовущей к будущему, пусть бесконечно далекому, но от этого лишь еще более прекрасному. Но...
-Господин... - Бур прикусил губу. Он смотрел в сторону, боясь, что бог солнца прочтет в его глазах сомнение, которое было так просто принять за разочарование, даже недовольство тем чудом, которое было совершено для них. А жрец совсем не хотел расстраивать бога солнца. Тем более – выглядеть неблагодарным в его глазах. Ведь все было иначе…
-Бур! - воспользовавшись тем, что муж замолчал, подбирая сло¬ва, стараясь так передать свои мысли, чтобы не обидеть небожите¬ля, вскричала Лика, глядя на супруга с настороженностью и однов¬ременно - предупреждением. - Не говори ничего! Все так, как должно быть!
-Я знаю, Лика, только...
-Никаких "только"! - женщина готова была вспыхнуть огненной водой. - Не нужно ничего портить! Особенно когда все так замеча¬тельно! У нашего сына - самое чудесное имя, имя, данное ему одно¬му, которое никто до него никогда не носил!
-Да, это так, однако... Господин, - он вновь повернулся к богу солнца. - Госпожа, - продолжал он, переведя взгляд на покро¬вительницу города, - я...  Я несказанно благодарен Вам за то, что Вы для меня... для всех нас сделали... Вы совершили для нас чудо, ко¬торого не видела эта земля, позволили не просто поверить в то, что на смену холоду и вечному сну придет пробуждение тепла и жиз¬ни, но убедиться в том, что так оно и будет, когда вера всегда хранит в себе долю сомнения, а знание - нет... Простите, что вмес¬то того, чтобы в знак признательности и почтения пасть перед Вами ниц, вновь обращаюсь с просьбой.. .Это... Это потому, что, к своей беде, смертному в его природе свойственно желать всегда больше того, что он имеет... Покарайте меня, если сочтете, что я заслу¬живаю наказания... - он вновь умолк, не зная, как перейти от благо¬дарностей и извинений предисловия к тому главному, ради чего на¬чал этот разговор.
-Все дело в имени, которое было дано твоему сыну, - пришел ему на помощь бог солнца, - оно непривычно твоему слуху и кажется чужим этому миру?
-Да, - признавшись, он опустил голову на грудь, тяжело вздох¬нул, смущенный и расстроенный. Жрец и сам не понимал, что толкало его против воли небожителей, но сопротивляться этому было выше его сил. - Нет ли в Вашем священном языке слова, которое обозначало бы то же, что и Первоцвет, но было... было непонятным для слуха простого смертного.
-Зачем тебе это?
-Незачем! - вместо мужа ответила на вопрос бога солнца горо¬жанка. - Совсем незачем! - повторила она, а потом набросилась на Бура с упреками: - Ну что ты делаешь? Ты же только все испортишь!...
-Вот что, - когда Нинтинугге надоело слушать их спор, переводя взгляд с одного собеседника на другую, властно проговорила она, - давайте-ка вы сперва решите между собой, чего хотите, а уже потом скажете нам! Мы подождем.
-Да, госпожа.  Позволь нам... – Бур, взяв жену за локоть, отвел чуть в сторону.
-Лика...
-Милый, - она приблизилась к нему, заглянула в глаза, зашепта¬ла проникновенно и нежно, - хозяин моего сердца, я - твоя раба на¬век! Я готова во всем подчиняться тебе беспрекословно! Во всем остальном. Но в этом... В последний раз в этот великий день, день моего непослушания, право на которое дало мне рождение сына, ис¬полни мою просьбу!
-Но, дорогая, это имя...
-Оно - символ нового мира, того, что еще не родился, того, что прорастает в нем!
-Да, все так... Но в нынешнем, в том, где нашему сыну предстоит про¬жить всю свою жизнь, от начала до конца, оно будет чужим! Ли¬ка, ты ведь не хочешь для нашего сына судьбы...
-Изгоя? Но он никогда не будет изгоем! Он - наделенный даром, будущий Хранитель этого города, отец следующего Хранителя. И дед. И прадед…
-Но откуда ты зна...
-Знаю! Я видела! Мы с тобой основали новый, великий род. Гордись!
-Любимая моя... - он сразу поверил ей и теперь не знал, что сказать.
Жрец просто заключил жену в объятья, впитывая в себя ее светлую веру и счастливый покой.
-Не говори, - она коснулась пальцем его губ. - Ничего не говори. Только сделай так, как я прошу! И будущее, это прекрасное, свет¬лое будущее пробуждения наших душ обретет первый шаг к своей реальности. Ну, прошу тебя!
-Но имя...
-Оно - знак! Пожалуйста! - на ее глаза набежали слезы.
-Ну, успокойся, успокойся, родная, - он был не в силах видеть ее такой. Еще мгновение, и он заплакал бы вместе с ней, забыв о том, что слезы - оружие для женщины, но позор для мужчины. - Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. Если для тебя так важно...
-Да! - вскрикнула та.
-Хорошо, пусть все будет по-твоему, - собственно, ему было совсем нетрудно изменить свое мнение, согласившись с женой. Ведь тем самым он принимал и волю богов - то, что был должен, просто обязан сделать жрец... Да что жрец, любой смертный. - Первоц¬вет - красивое имя...
-Красивое, - прижавшаяся к груди мужа женщина улыбнулась.
-Нам только останется придумать домашнее имя. Не можем же мы называть его полным...
-Хитрец! - Лика рассмеялась.
-А что? Что плохого? У всех два имени. И у него будет тоже. Чем наш сын хуже других?
-И как мы будем называть его, муж мой?
Бур покосился на стоявших в стороне, терпеливо ожидая реше¬ния смертных, небожителей.
-Н-е-т! - перехватила его взгляд Лика. - Они уже дали малышу имя. Выбрать семейное - наше право! Как мы назовем его, мой суп¬руг?
-Ну... я не знаю... Его истинное имя такое трудное...
-Но ведь открытое совсем не обязательно должно брать свое начало от тайного.
-Ты права - правила нет.  Но, однако же, почти всегда бывает именно так.
-Давай будем звать его Цветом! - неожиданно предложила женщи¬на.
Бур несколько мгновений глядел на нее, пораженный, не зная, что сказать. Его брови удивленно приподнялись. В глазах застыло выражение растерянности.
-Цвет... - повторил отец, пробуя имя на вкус, проверяя, как оно будет звучать, произнесенное им самим. - Но, милая, это ведь, в сущности, то же самое...-он имел в виду - что домашнее имя было таким же простым и понятным, как и полное, не неся в себе ни доли тайны. - Может быть, лучше Цит? Послушай, милая, Цит - звучит так похоже, так славно...
-Но это не совсем то... - с долей разочарования проговорила Лика.
-Я отнесу малыша к нянькам, - видя, что спор взрослых затяги¬вается, проговорила богиня врачевания. - Ему давно пора баинь¬ки... - улыбнувшись ребенку, она закивала ему.
Небожительнице куда больше хотелось повозиться с ребенком, чем слушать разговор, никакого смысла в котором она не видела.
-Госпожа... - Лика заметила, что покровительница города соби¬рается уходить с ее сыном, лишь когда та уже почти подошла к две¬рям.
-Не беспокойся, мать, - обернувшись на ее голос, проговорила небожительница. - Я позабочусь о ребенке, пока вы тут обсуждаете…
-Но малыш...
-Он уже получил свое имя. И вместе с ним - нечто большее, куда большее, - говоря это она подняла взгляд на Шамаша, спеша подтвердить свое предположение.
-Будущее... - прошептала Лика.
-Магический дар, - сразу вдруг все поняв, сказал Ларс.
-Да. И все ваши споры о том и сем не имеют никакого значе¬ния. Не бойся, - читая по мыслям Лики ее страхи, продолжала Нинти, - я не оставлю его одного. Я посижу рядом с ним.
-Но...
"Смертная, - Лика вздрогнула, услышав не ухом, а самим разумом голос богини, губы которой были неподвижны, - неужели ты откажешь мне в моей просьбе? Или я прошу столь о многом? Я всего лишь хочу насладиться несколькими мгновениями материнства - того чувства, которого мне, младшей из богинь, не было суждено узнать. Я не украду у тебя ребенка. Он всегда, что бы ни случилось, будет твоим. Твоим сыном. Я же хочу стать для него только теткой. Люби¬мой им тетушкой. Если ты, конечно, позволишь".
"Госпожа, разве я могу запретить Тебе..."
"Конечно, милая. Здесь, во всем властна ты, не я... Так ты позволишь мне унести малышка и позаботиться о нем те несколько мгновений, что тебя с ним не будет?"
"Да, конечно… Спасибо тебе..."
"Сестра. Я хочу, чтобы ты называла, считала меня своей сест¬рой".
"Я не смею..."
"Последние несколько лет мы были подругами... Во всяком случае, мне очень хо¬чется верить, что ты считала меня своей подругой..."
"Да! Это..." – она хотела сказать, что это было такой честью для нее…
"Однако теперь мне мало и этого. Я хочу, чтобы мы стали сестрами. Теперь и навеки".
"Теперь и навеки..." - повторила Лика. Она еще не верила, не сознавала в полной мере того, что ей предлагала покровительница города. Однако, главным было то, что она, наконец, успокоилась.
-Милая? - Бур смотрел на нее, не понимая, почему вдруг та за¬молчала.
-Нинти говорила со мной на языке мыслей, - тихо, едва слышно промолвила женщина, все еще продолжая глядеть на то место, где еще мгновение назад стояла богиня.
-Не ревнуй к Ней малыша, - осторожно, боясь вспугнуть жену, сбросить ее с мостка покоя в поток отчаяния, говорил с ней, слов¬но вел вперед муж. - Ведь Она - богиня...
-И покровительница нашего города... Нет, Бур, конечно, я не ревную... Может, только немного. Вот как сейчас, когда она, а не я, держит на руках малыша... - она всхлипнула, повернулась к мужу, положила голову ему на грудь. - Она сказала, что хочет быть маленькому доброй тетушкой. Слышишь, супруг мой, не покровитель¬ницей, а тетей...
-Ты расстроена этим?
-Нет, что ты! Это... Это так замечательно! Даже лучше, чем я могла себе представить...
-Ты счастлива?
-Да! Как никогда! Все мои самые заветные, казавшиеся такими нереальными мечты исполнились. Мне никогда не было так хоро¬шо, так легко и беззаботно, как сейчас. Я чувствую себя облаком, которое плы¬вет по бескрайнему небу - голубому, полному света и тепла, та¬кому, которое расстилалось бескрайним простором в мире по другую сторону врат... Я гляжу вниз, на землю... Она вся - от края до края лежит перед моим взглядом... Ветер заплетает мои белоснежные волосы в косу, наполняя груд радостью прекрасных запахов. И мне кажется, что я руками касаюсь верхушек деревьев, приподнимая ту¬ман, заглядываю на дно оврагов, ища в их сумраке загадочные огоньки, посыпаю алмазами рос зеленые листья и остроконечную гус¬тую-прегустую траву...
Она вдруг замолчала, начала обмякать в объятиях мужа.
-Что с тобой? - подхватив ее, готовую упасть, на руки, вскрик¬нул Бур.
-Голова вдруг закружилась, - слабым, едва слышным голосом про¬шептала женщина. Заглянув в глаза супруга и прочтя в них неск¬рываемый страх, даже ужас, готовый перерасти в панику, она поспе¬шила успокоить его: -Ничего, это только на мгновение. Все уже прошло... - но ее тело становилось все мягче и безвольнее, взгляд казался каким-то отрешенным и далеким, словно он уже глядел по другую сторону земли.
-Лика!
К застывшему на коленях возле жены жрецу быстро подошел  Шамаш, склонился над горожанкой.
Женщина неподвижно лежала на зеркальном мраморе пола. Ее глаза были открыты. Они сохранили способность видеть. Но совсем не то, что окружало ее. В них не было огня узнавания, словно все вдруг стали для нее одинаково родными и вместе с тем – совершенно чу¬жими.
Волосы расплелись и лежали, обрамляя белое, совершенно беск¬ровное лицо. Весь их цвет словно ушел в камни. В первый миг пока¬залось, что локоны стали золотыми, но уже совсем скоро огненность сменилась холодом белых снегов пустыни.
-Что с ней? - напряженно вглядываясь в черты лица сестры, все меньше и меньше узнавая ее, спросил Ларс. - Что с ней такое проис¬ходит? Она стареет на глазах!
Действительно, та, которая еще совсем недавно была молодой, полной жизненных сил и энергии женщиной, теперь выглядела дряхлой старухой с сухой, истонченной кожей, покрытой коричневатыми пят¬нами, чем-то напоминавшими веснушки, заостренными чертами испещ¬ренного глубокими морщинами лица...
-Может быть, это чары? – и хозяин города, и жрец были так заворожены страшным, непонятным зрелищем, что не могли оторвать взглядов от Лики, продолжая смотреть на нее, даже обращаясь к богу солнца. - Господин, это Губителя  решил таким образом отомстить нам...?
-Нет, - качнул головой Шамаш.-Ее поразили не чары.
-Что же тогда?
-Старость.
-Как старость! Да она же младше меня! Она еще очень молода. И вообще, старость ведь не приходит вот так внезапно, вдруг! По¬чему же на этот раз все иначе?
-Не знаю. Возможно, она была слишком долго за вратами храма времени.
-Ослушавшись Тебя! - Ларс не мог поверить, что Лика осмели¬лась на подобное. Ведь повелитель небес не просто говорил - про¬сил об этом! Но затем его глаза медленно опустились вниз. Он вдруг вспомнил весь минувший день. И понял - все возможно. Ведь Лика только и делала, что спорила с небожите¬лем.
Хозяин города бросил быстрый взгляд на жреца, замершего в оцепенении, не в силах не то что шевельнуться, но даже лишний раз вздохнуть. Его широко открытые глаза не мигая смотрели на жену, чуть приоткрытые губы что-то беззвучно шептали.
-Лика, - маг склонился над сестрой, взял ее голову, заглянул  в лицо,  пробуя докричаться,  достучаться до сестры. - Лика, очнись! Взгляни на меня! Послушай меня!...
Но та продолжала молчать, отрешенно глядя куда-то в сторо¬ну...
И тогда хозяин города крикнул:
-Нинти! - зовя свою божественную подругу.
Та явилась тотчас, возникнув как из под земли. Возглас Ларса напугал ее больше всяких слов. Богиня бросилась Лике, осмотрела ее...
И тут вдруг слезы зажглись у нее на глазах.
-Как же так... - прошептала она. Нинтинугга опустила руки. Она выглядела потерянной, вынужденная признать свое поражение даже прежде, чем вступить в бой, смиряясь с потерей и начи-ная оплакивать ту, которая была еще жива.
Но Ларс не мог просто взять и похоронить сестру. Он был го¬тов сражаться с кем угодно, даже подземными богинями, лишь бы спасти Лику.
-Нинти, помоги!
-Я... Я не могу!
-Но ты же богиня врачевания!
-Она не больна. Она просто умирает, и...
-Так, - Ларс на мгновение зажмурил глаза, собирая всю свою во¬лю воедино. - Так, - он заставил себя, отбросив эмоции, думать трезво.-Ты - Оживляющая мертвых...
-Да, так меня звали когда-то.
-Так оживи ее!
-Вернуть к жизни можно только того, кто лишился ее!
-Ты что, предлагаешь сидеть и ждать, пока она умрет?!- разумом Ларс понимал, что, может статься, это единственно возмож¬ный путь, но душой, сердцем, он не мог согласиться с подобным.
-Она не может умереть… Что-то не дает ей…
-Да! - вскричал, очнувшись от оцепенения, Бур. - Она не может умереть! Потому что нужна здесь, нам всем! – в его глазах вспыхнула надежда, которая в то же мгновение угасла в душе Ларса.
-Но если так… - он смотрел на небожительницу, не зная, о чем просить, чего еще ждать. Не мог же он, право же, призвать на помощь госпожу Кигаль!
-Это не поможет, - прочтя его мысли, качнула головой Нинти. Ее плечи безнадежно поникли, руки опустились. - Даже если Кигаль позволит ей умереть, а я вновь ее оживлю… Ну и что? Она умрет вновь…
-Но почему?!!
-Потому что ее время истекло! Его больше не осталось! Неужели ты сам не видишь! Она старше самой дряхлой столетней старухи! – богиня врачевания шептала ему на ухо, не желая, чтобы названная сестра услышала хотя бы одно из произносимых ей слов.
- Так верни ей молодость!
- Как!
- Ты ведь богиня!
- Но не всемогущая! Если бы… Если бы она была молода, даже тогда все, что мне было бы дано, это растянуть молодость до мига смерти! Но не дольше! Потому что… Если бы я только могла наделять тех, кто мне дорог бессмертием! Тогда я давно сделала бы это, защищая свою душу от  неминуемых потерь!
Они смотрели друг на друга, не мигая, остановившись на мгновение посреди бушующей стихии, окаменев… Пока он не вздрогнул, словно по его телу прошла судорога, качнул головой, отгоняя от себя те мысли, то понимание происходившего, которое он не был готов принять.
-Ларс... - казалось, богиня, прочитавшая его мысли, хотела что-то объяснить, развеять его сомнения, но умолкла, так ничего и не сказав. В ее глазах читалось сочувствие. - Оставь все, как есть... - чуть слышно промолвила она.
Резко вскинувшись, хозяин города взглянул на покровительницу города. Он не ожидал от Нее - доб¬рой, заботливой, светлой -  такого… Однако, Она была его богиней. И он не мог упрекать ее ни в чем.
Эти последние слова, призванные усыпить, разбудили жреца.
Он вскинул голову, встрепенулся, вскочил на ноги...
-Оставить все как есть? Позволить ей мучиться, умирая, не в силах умереть? И это говоришь Ты, только что наз¬вавшаяся ее сестрой?! Почему Ты поступаешь с ней так? ...Может быть, - подозрение заставило вспыхнуть его глаза красными огонька¬ми, - все дело в ребенке, которого Ты так хочешь заполучить, что...
-Бур! - хозяин города качнул головой. Конечно, ему хотелось бы поддержать друга, настоять на своем. Но он не мог. Даже ради сестры... - Ты все-таки служитель.
-Оставь, - небрежно махнул рукой тот, - при чем здесь это? Сей¬час я - муж...
-Ты не можешь быть просто мужем. И даже просто человеком. Ты принес клятву служить богам. И должен следовать клятве.
-Что ты такое говоришь! Разве об этом нужно сейчас думать? Да пусть меня изгонят, казнят, проклянут в вечности! Главное - другое! Главное чтобы Лика жила! Ведь она достойна жизни!
Нинти смотрела на него с нескрываемым сочувствием, не обви¬няя ни в чем, не осуждая...
-Бур, она умирает потому, что ей больше незачем жить, - попы¬талась объяснить ему повелительница врачевания.
-Незачем?! - возмутился тот, не скрывая своих чувств.
-Она исполнила все, ради чего была рождена.
-Неправда!
-Мне очень хотелось бы сейчас соврать, - вздохнув, прошептала Нинти. - Но я не могу...
-Ну конечно! И Ты думаешь, что я поверю Тебе? Ты просто не хочешь помогать! Подземная богиня, признайся: людская смерть всегда была Тебе милей, чем жизнь?
-Остановись, горожанин...
-Не надо, Шамаш, - прервала бога солнца Нинти. – Я заслужила эти упреки. Потому что слишком многое обещала. А на поверку оказалась неспособна дать даже такую малость, как… - не договорив, глотая катившиеся из глаз слезы,  она качнула головой.
-И, все же, может быть, стоит попытаться…
-Шамаш, ты-то хоть помолчи! Ты же видишь, не можешь не видеть, что все! Больше ничего сделать нельзя! У этого ее настоящего просто нет будущего!
-Я не понимаю! - Бур был в отчаянии! Он не хотел, не мог сми¬риться с тем, что теряет жену!  Ведь рядом были боги! Неужели ж они не могли ей помочь? Или не хотели? – его глаза подозрительно сощурились, беспомощно опущенные руки были готовы сжаться в кулаки от ярости.
-У меня нет будущего, потому что все оно уже в прошлом. А прошлое – в будущем… - слабый, охрипший голос, переходивший в сип, заставил горожан вздрогнуть, забыв о богах, повернуться к Лике.
Горожане, забыв обо всем остальном, о небожителях, упали рядом с ней на колени, обняли с двух сторон, помогая сесть, замерли рядом, поддерживая.
-Лика, Лика, милая, дорогая, как ты? Как ты себя чувству¬ешь? - одновременно заговорили они, стараясь не показать собеседни¬це своего страха и тревоги.
-Прости меня, муж мой. Прости и ты, брат. Я очень винова¬та...
-Любимая, как нам помочь тебе? - разве Бур или Ларс в чем-то обвиняли ее? Разве им хотя бы в мысли могло прийти что-то подобное? Все, что их заботило – поиски выхода, возможности изменить то, что даже сами небожители считали неизбежным. Может быть…
У них была надежда на то, что Лика поможет им найти путь. Ведь она была в будущем и должна была знать, что случится потом… Но горожанка почему-то молчала.
Слезившиеся глаза старухи близоруко сощурились, нашли среди бывших рядом с ней повели-теля небес.
-Господин моей души. Прости меня! Я ослушалась Твоей во¬ли, но... Но, оказавшись там, в этом самом свет¬лом на свете месте, я просто и помыслить не могла вернуться в снега пустыни. Несмотря на то, что здесь - мои муж, брат, дети, моя семья, мой мир и мои боги. Я... Я забыла обо всем!
Он кивнул. Бог солнца не осуждал ее, ни в чем не упрекал. Единственное, о чем он спросил, было:
-Ты не брала с собой сына?
-Нет! Конечно, нет! Меня предупредили... не знаю кто... го¬лоса - о том, что я не должна этого делать! Они сказали, что мне следует оставить его у врат... По ту сторону врат... Что они по¬заботятся о нем, пока меня не будет. Что я могу не беспокоиться о нем... Я поверила им, господин! Сама не знаю, что убедило меня... Может быть, меня просто слишком сильно тянуло вперед... А я была не в силах сделать и шага до тех пор, пока малыш был у меня в ру¬ках... Словно кто-то не позволял мне...
-Но почему! - взмолился Бур. - Почему Они, останавливая тебя тогда, не остановили потом!
-Господин... - она слышала, слушала лишь одного бога солнца, словно все остальные просто перестали для нее существовать в тот самый миг, как она извинилась перед ними.С небожителем все было не так. Она нуждалась в Его понимании и прощении. Причем только это единственное было теперь для нее теперь действительно важным. - Я...  Я знаю, что могла... Я должна была прожить свою жизнь здесь, но прожила ее там... Я так виновата перед Тобой!
-Это твоя жизнь.  Твое право.  Ты и только ты можешь осудить себя или помиловать.
-Я сужу, господин! Со всей беспощадностью, на которую только способна моя душа. Наверное, вернись время назад, я поступила бы совсем иначе...
-Ты хочешь этого?
Горожане и их покровительница с удивлением глядели на бога солнца.
-Вернуться? - женщина задумалась. Прошло несколько мгновений тягостного молчания, в тишине которого лишь неровно стучали серд¬ца да с обветренных губ срывалось тяжелое свистящее дыхание. А потом она качнула головой: - Нет. Нет, - повторила она. - Это здесь, сейчас легко гово-рить: все было бы иначе. А очутись я вновь там... На¬верное, я поступила бы так же. Просто не выдержала бы искушения.
-Но Лика... - зашептал ей на ухо Ларс, с мольбой поглядывая на повелителя небес, прося Его обождать, не принимать ответ смерт¬ной, дать ей возможность передумать. - Ты могла бы попытаться! Хотя бы попытаться! - он надеялся, что у нее получится. Ведь это был единственный для нее, для всех них шанс.
Та посмотрела на брата, затем перевела полный боли и сожале¬ния взгляд на супруга, который глядел на нее молча, ничего не го¬воря, не подталкивая ни к какому решению, позволяя все ре¬шить самой, чтобы потом не обвинять в совершенной ошибке других.
Лика вздохнула, качнула головой, глядя куда-то в сторону, негромко спросила: - А это действительно возможно?
-Я не стал бы давать тебе и твоим близким несбыточную надеж¬ду, которая лишь терзает, не лечит.
-Да, конечно, просто... - она умолкла, не закончив фразу. - Прости, что я медлю... Должно быть, это выглядит стран¬ным со стороны, но...
Ей не дал договорить муж. Он, только в это мгновение поняв, что боги, все же, нашли для них с Ликой надежду, уцепился за нее обеими руками, боясь, упустив мгновение, потерять навсегда.
-Милая, не нужно сомнений! Воспользуйся этим шансом! Ради меня! Ради наших детей! Ты нужна здесь, сейчас! ...Лика, согласись вернуться назад! И сохрани свою память, чтобы не повторить ошибки. Ведь то, что случилось, не хранило в себе боли и разочарования?
-Нет! Я была счастлива!
-Тогда тебе не будет в тягость все пережить вновь…
-Я мечтала бы об этом! Но только... - она взглянула на него с сомнением, не понимая, зачем ему это? Или, несмотря на все ска¬занное, супруг надеялся, что она поступит иначе? Ради данного ему обета? Ради детей?
-Милая...  - да,  он верил в это.
-Я… - она готова была согласиться, только… - Если я сохраню память, то в ней останется и имя моего ребенка. И он получит его прежде, чем совершится обряд! От меня, не от богов!
-Но ты-то узнала его от…
-Нет! – она уже не говорила – кричала. - Это все испортит! Нет!
-Ладно, ладно, успокойся… - пытались успокоить ее горожане, в то время, как Нинти  повернулась к богу солнца:
-Неужели тебе действительно по силам такое – обратить время вспять, заставив вернуться назад? - в ее глазах было недоверие и, вместе с тем – восхищение.
-Да, - обронил Шамаш, который, хмурый и бледный, с лихорадочно блестевшими глазами, смотрел в сторону. Он уже раз поступал так и ему меньше всего на свете хотелось повторять все вновь, когда ткань времен и так была повреждена. Но раз другого пути нет… - В чем-то он был прав… - сорвалось с бесцветных, обветренных губ.
-Кто?
-Нергал.
-Что?! - услышав имя Губителя, Нинти, пораженная, открыла рот, не зная, что и сказать.
-Не обращай внимание… - качнул головой Шамаш. - Это так… Мысли… Будет лучше, если на этот раз я войду в храм вместе с ней.
-Сразу надо было так поступить, - одобрительно кивнула богиня врачевания. - А не потакать взбалмошной  девчонке, готовой шею свернуть, лишь бы все сделать по-своему!
-Нет! – и только Лика никак не унималась, продолжая, даже за шаг до смерти, спорить с небожителями за свое право выбирать судьбу. - Шаг бога солнца слишком тяжел для призрачного мира будущего, которое еще даже не родилось, которое, если сейчас сделать что-то не так, не родится никогда! 
-Лика, но сможешь ли ты, лишившись воспоминаний,  устоять против соблазна?
-Не смогу, - она была совершенно уверена, что не сможет ничего исправить, а вот ошибиться, заблудившись в повторениях – сколько угодно. А раз так – лучше и не пытаться что-либо изменить.
-Да о чем ты думаешь, смертная?! - прервав Бура, не дав Ларсу сказать ни слова, вскричала Нинти. - О каком таком неведомом будущем?! Все твое будущее в детях! Ты - мать! И потому больше не принадлежишь себе - только им одним! Или не ты совсем недавно убеждала нас, что для тебя теперь главное - твой ребенок? Что же ты забыла о нем сейчас?
-Я помню! Я только о них и думаю!
-Но если ты упустишь шанс… У тебя не будет еще одного! И тогда…
-Ты позаботишься о моих малышах.
-Я!
-Да, Ты, сестра. Ты любишь их так же сильно, как люблю я. Ты будешь им не только воспитатель¬ницей, но и хранительницей, покровительницей.Ты дашь им больше, чем могла бы дать я.
-Больше?! Больше чем ты, дать невозможно! Ведь ты подарила им жизнь!
-Родить мало.  Нужно еще вырастить...
-Да. И это твой долг!
-Сестра, - она протянула к ней сухую дрожащую руку, - пойми меня, прошу Тебя! Не суди! Помоги!
-Ты уже все решила и убеждать тебя передумать нет никакого смысла... - поняла богиня.
"Шамаш?" - она повернула голову к повелителю небес.
"Что бы там ни было, это ее жизнь".
"Не жизнь - смерть!"
"А разве смерть - не другая ипостась жизни, не ее продолже¬ние? Разве она не то, что дает жизни смысл?"
"Вот мы с тобой бессмертны. Значит, наши жизни бессмысленны?"
"До тех пор, пока мы считаем себя бессмертными".
"Ладно, забудем о нас! Сейчас это не важно! Ты только что был готов повернуть ход времен, оправиться с Ликой в прошлое, сделать все, чтобы спасти ее, и вдруг – отходишь в тень.  Почему? Почему ты меняешь решение? И так легко, будто… Будто это не важно! Даже смертные тверже в своих поступках!"
"Нельзя спасать человека против его воли".
"Очень даже можно!"
"Не для меня".
"Забудь о себе! Думай о ней! Помоги…"
"Такая помощь не спасет".
"Хотя бы попытайся!"
"Нет".
Нинти замотала головой:
-Я… Это немыслимо! Еще более жестоко, чем просто оставить все так, как есть! Нужно или помогать на самом деле, или не делать вообще ничего! Я… Я… Я тебя ненавижу! – выпалила богиня и резко от¬вернулась от него, сосредоточила все свое внимание на подру¬ге. Нет - сестре. В ее глазах было сочувствие - искреннее, глу¬бокое, и, все же - несколько неполное, несовершенное, что ли. Так горюют о смерти котенка или птенца - плача, и при этом - убеждая себя: ведь с самого начала, было ясно, что переживешь их на целую вечность. Пройдет несколько дней - мгновений, и боль утихнет, потеря забудется. И все придет на круги свои - туман, заполнивший овраг, рассеется, исчезнет, росинки слез высохнут в лучах солн¬ца... И, все же... Очень жалко…
- Нет! – бросилась на защиту бога солнца горожанка. - Не осуждай Его! Он ни в чем не виноват! Скорее наоборот! Он… самый понимающий и великодушный из сущих!
- Он бессердечный… Трус! Все это… Несправедливо! Жестоко! – Нинти окончательно потеряла контроль над своими чувствами, ослепла, оглохла во власти ярости.
- Как раз наоборот! Справедливо! И правильно!
-Сестрица… - из глаз богини текли слезы. - А как же мы? Как же я? Я больше не нужна тебе? Ты бросаешь меня? 
-Прости меня, - Лика тоже плакала, - конечно, я - эгоистка, думающая лишь о себе, но...
-Ладно, раз ты так решила… Хорошо, - ей ничего не оставалось, как смириться, тем более, что Нинти поняла: спорить с Шамашем бесполезно. Если его не тронули слезы, оставили равнодушными обвинения, далеко перешагнувшие за грань правды, превратившись в клевещущие оскорбления…
Лика подняла на богиню мутный взгляд бесцветно-серых слезившихся глаз, обрамленных покрасневшими морщинистыми веками. Она так устала!
Медленно, словно слезинки по щекам, текли мгновения. Одно, другое, третье…
Женщина, не моргая,  сколь¬зила  взглядом по лицам брата и мужа, останавливаясь подолгу, словно стремясь намертво запечатлеть в своей памяти каж¬дую черту, морщинку, черточку..
-Господин, - прошло время, прежде чем она, отвернувшись от них, просившись навсегда, вновь поверну¬лась к богу солнца, заговорила с Ним: -  Могу ли я попросить Тебя?
Шамаш кивнул.
-Повелитель моей души, даже уходя, я не умираю, лишь распадаюсь на части, бледнею, теряя очертания. Но я не хочу! Не хочу вечной тенью скитаться по миру, навеки разлучившись со всеми, кто был мне дорог! Мне есть что терять! И поэтому я прошу тебя, господин, - ее полные мольбы глаза обратились на бога солнца, - замолви за меня слово перед своей сестрой, госпожой Кигаль. Пусть Она простит меня!
-Тебе не надо просить меня об этом, девочка, - богиня смерти возникла из ниоткуда так быстро, словно все время была где-то рядом, лишь до поры не спеша показаться на глаза. – Ведь ты – моя посвященная, - медленно плывя над отполированными до блеска камнями пола она приблизилась к Лике, склонилась над ней, - успокойся, милая, забудь о горечи и грусти, не оттеняй ими последний миг. Лучше вспомни о будущем, том, которого пока нет, но которое непременно придет. Благодаря тебе. Пусть твой сон будет счастлив… - она занесла руку над головой смертной, глаза которой  начали смыкаться во власти вечного сна, ложившегося безмятежным покоем на черты начавшего вновь молодежь во власти последнего мгновения жизни…