Труля-ля-ля! Труляля! Мы везем с собой кроля…
Стихи прошили насквозь, как время, как семя любви к неизвестному чуду, рифмуется вербная Люда с соломенным запахом потным лобка, седока не сбросит пятнистая лошадь, пришпорь ее только, - и она тебя вновь понесет. Судьба - это хитрый пушистый лобок. Твой лобок, как игривый котенок, и влажный, как утренний снег… не для тех так старалась ты выбросить в утреннем свете росистое семя твоих незабвенных желаний, но молчи! К чему теперь эти наитья, к чему недопесков веселых забывчивый хмель, к чему этот желто - болотистый лен с облетевших каштанов. Какое красивое имя дала тебе мама, - пометь его сильной струей, чтобы встало оно в ряд с другими. Ты так этого хочешь? Зачем? А если накласть на лицо этой девственной деве в весёлом приблудьи, она ведь сказала: « Тебя никогда не забуду». Пускай вспоминает закатную мутность в коротких штанишках, и маленькой мышкой пусть медленно слижет вечерний снежок с запотевших подмышек. Ты слышишь шаги Командора, - ты Жора! Сейчас ты увидишь яйцо, отвисшее с шеи морщинистой юного чуда, блаженная Люда приходит к тебе по ночам, и в сумерках пахнет сиренью, так будет когда-то... когда я не знаю - яйцо отвисится, потом замурлыкает киска, потрется о сонный клубочек, потом ты полизывать станешь сосочек, еще раз смахнешь ей слезинку похмелья. Хотя это нового вида сомненье, - так хочется вмазать по роже, чтоб знала, как лазить по темным садам и зловонным вокзальным притонам. Так хочется мне подружиться с тритоном, веселым улыбчивым с длинной головкой, с сияющим жалом. Ты знала. Ты знала и мне не сказала. Прощала. Меня, не спросив, ты прощала. А так обещала, ты многое мне обещала, предала! Тебя я люблю, как последнюю, с долгим оттягом. Несутся мои вороные так бойко. Так бойко. Так бойко несутся мои вороные. Нет, сил удержаться. Но постой-ка, хочу прокатиться по всей этой хмари веселым смешным колобком, и нет, на меня не найдется лисы, сам себе я лисенок, как в детстве меня называли: «Лисенок».