Один день.
Глядя на скользящую вниз по белоснежной рубашке густую каплю клубничного джема, Н. со злобным раздражение думал о том, что теперь все утро безнадежно испорчено. А ведь как хорошо оно начиналось! Крепко выспавшись, он открыл глаза еще до того, как прозвонил будильник. Встал с кровати, подошел к окну и, отдернув шторы, поглядел на мягкое зарево утреннего солнца. Из приоткрытой форточки в комнату проникал прохладный осенний воздух. Предчувствуя насыщенный яркими событиями день, Н. помахал руками, разминая сонное тело. С наслаждением отжался от пола двадцать раз, а затем, походив немного по комнате – еще двадцать пять. Бодрящий душ, освежающий лосьон и чистая выглаженная рубашка, со вчерашнего вечера ожидавшая его на вешалке в шкафу, наполнили его силами и уверенностью человека, смело глядящего в будущее. Аромат горячего кофе, хрустящий хлеб, первые лучи солнца, упавшие сквозь большое окно кухни на стену и радующие глаз – ничто не предвещало того, что затем произошло. Н. с наслаждением вонзал зубы в очередной бутерброд, как вдруг понял, что случилось ужасное. Он опустил глаза и увидел эту уродливую, сползающую по его белоснежной рубашке ярко-алую каплю джема. Вслед за собой она оставляла мерзкий отчетливый след, будто слизень, ползущий по листу чистой альбомной бумаги.
Н. с раздражением бросил бутерброд на тарелку, встал из-за стола, нервно снял с себя рубашку, даже не стерев с нее каплю, скомкал и бросил в корзину для белья в ванной. Потом он долго рылся в шкафу, выбрасывая попадавшиеся ему под руку вещи на диван. Гладя найденную рубашку, он в спешке сильно обжегся утюгом и долго держал палец под струей холодной воды; собирал сумку, чистил ботинки. Он старался делать все тихо, чтобы не разбудить спящих в соседней комнате родителей, но предметы то и дело выскальзывали у него из рук и со злорадным грохотом падали на пол. Наконец, надев куртку, он вышел из квартиры и быстро сбежал вниз по лестнице, но, оказавшись на улице, вдруг вспомнил, что забыл на подставке кошелек, и, сдавленно мыча, понесся обратно.
Ему не хватило лишь пары секунд; двери автобуса закрылись, когда от остановки Н. отделяли какие-то жалкие десять метров асфальта. Ожидая следующего автобуса, он думал о своем пострадавшем, неотвязно ноющем пальце, и проклинал себя за свою неосторожность. Повсюду мельтешили, спешащие на работу прохожие. Непрерывный металлический поток городского транспорта наполнял улицу удушливыми газами. Н. вытащил из кармана свои наручные электронные часы. Старые, со сломанным ремешком, и поблекшими от времени красками дешевого корпуса, они сообщили ему, что он опаздывает. Пряча часы обратно в карман, Н. решил, что в ближайшее же время обязательно купит себе новые – такие, которые не стыдно будет носить на руке.
В автобусе кто-то больно отдавил Н. ногу, оставив на его ботинке пыльный след огромной подошвы. Н. напрасно пытался смотреть в окно, на мелькавшие лица прохожих и бледную зелень задыхающихся от городского воздуха деревьев – глаза, помимо его воли, то и дело опускались вниз, спотыкаясь взглядом о запачканный ботинок. Пожилая женщина с букетом цветов, обернутых в старый заляпанный целлофановый пакет, нагло ткнула его локтем в бок, когда пробиралась к выходу на одной из остановок.
Людей в автобусе становилось все больше. Глядя на суетившуюся толпу на очередной остановке, Н. уже несколько раз думал о том, что переполненный автобус ее вместить не сможет. Затем он слышал, как открываются старые двери, чувствовал как грубая сила, воняющая яичным желтком, потом и дешевой туалетной водой, все сильнее и сильнее вдавливает его в стенку. Двери закрывались, а Н. оборачивался и, с трудом просунув голову между плечом своего соседа и оконным стеклом, в очередной раз изумлялся тому, что автобус отъезжает от совершенно пустой остановки.
У дверей университета Н. повстречал компанию знакомых, учившихся в параллельной группе – у них отменили занятие и теперь они стояли на улице, оживленно обсуждая какую-то музыкальную новость. Решив войти в аудиторию на перерыве, Н. присоединился к разговору. А через четверть часа, поднимаясь по лестнице на третий этаж, уже напрочь забыл все его подробности. Такой провал в памяти, однако ж, не напугал его и даже не удивил – он давно уже привык к тому, что вся эта обыденная болтовня, наполненная лишь названиями модных музыкальных альбомов, дорогих алкогольных напитков, фамилиями актеров, торговыми брэндами и прочей мишурой – пуста, как красовавшиеся в одной из комнат их квартиры, закрытые разноцветными крышками банки с воздухом столиц, в которых когда-то побывала подруга его матери. И все же, проходя сейчас по коридору, он самодовольно улыбнулся – он лихо сыпал модными названиями, говорил громко и с видом человека, совершенно уверенного в своем мнении, а потому произвел на других приятное впечатление. Ему одобрительно кивали. Его слушали. Он читал во взглядах уважение и зависть. Разве может быть что-то приятнее этого? Ну, кроме, конечно, игривого взгляда напомаженной девушки, стоявшей во время разговора в общем кругу – одной из тех, кто мало понимает, но зато предпочитает открытые наряды.
Вот и третий этаж с его длинным коридором, усеянным дверьми. Толкнув первую от лестницы дверь, заляпанную и шаткую, Н. вошел в набитый людьми кабинет, сел за свой стол и, открыв верхний ящик, стал копаться в бумагах. Затем открыл другой ящик, стал перебирать бумаги в нем. Из грязного окна, выходившего на проезжую часть, доносился гул машин. Возясь с бесконечными пачками листов, проверяя печати и подписи, даты и квитанции, Н. с досадой думал о том, что вовсе не о такой работе мечтал, учась в университете. Постоянная трескотня телефона, снующие мимо курьеры сводили его с ума, заставляли скрежетать зубами от злости.
Спустя пол часа, он сложил документы в кипу, вышел с ними в коридор и, миновав несколько дверей, оказался в уютном кабинете начальника инвестиционного отдела. Пока тот быстро просматривал бумаги, Н. стоял рядом, украдкой любуясь аккуратными корешками книг, красовавшимися за стеклом высокого светлого шкафа, водя осторожным взглядом по серебристым рамкам картин, по красивому журнальному столику в углу. Когда-нибудь, думал Н., и у него будет такой кабинет.
Перед обедом Н. выступил с докладом в большой приемной генерального директора, где за длинным стеклянным столом собрались лучшие сотрудники фирмы. Получив слово, он поднялся с кресла, застегнул свой недорогой, но опрятный пиджак на последнюю пуговицу, обвел всех присутствующих взглядом и, обращаясь к генеральному директору, начал свою речь. В одной руке он держал красивую ручку, купленную специально для этого случая, движениями другой руки быстро и ловко перелистывал страницы доклада. Плавно лились тщательно подобранные слова, и хмурый обычно директор, весь подавшийся вперед, не мог скрыть своего отеческого, одобрительного прищура, и под самой грудиной у Н. что-то приятно ширилось и таяло, наполняя легкостью все тело, вселяя надежду, отзываясь чеканной уверенностью в голосе, который становился все гуще и спокойнее. Иначе и быть не могло. Н. готовил доклад много дней, подолгу задерживаясь в кабинете после окончания рабочего дня. Он трудился над докладом и дома, когда, вернувшись из офиса и наскоро поужинав, садился перед компьютером, снова и снова перечитывая написанное, внося нужные поправки. Он думал о докладе много дней. Он заслужил одобрение.
Н. закончил говорить и сел на место, чувствуя, что в его жизни должны произойти изменения. Он не ошибся. Когда собрание закончилось, генеральный директор подозвал его к себе. Он убедился в том, что Н. с его талантами и усердием способен занимать более ответственную должность. А что он сам об этом думает? Прекрасно. И, конечно же, теперь у Н. будет отдельный кабинет. В конце разговора генеральный директор пожал Н. руку.
Рассматривая после обеда каталог с недорогой мебелью, Н. иногда отрывал глаза от глянцевых страниц и по-хозяйски оглядывал свой небольшой отдельный кабинет с красивым журнальным столиком в углу. Из приоткрытого окна теперь доносился не гулкий шум проезжей части, а тихое перешептывание деревьев, шелестевших сухими листьями на осеннем ветру. Несколько минут Н. сидел неподвижно, вслушиваясь в эти новые звуки. Вновь опустил глаза на журнал и продолжил листать страницы. Глядя на недорогие деревянные шкафы и столы, приятные светильники, на скромные, но уютные кресла и диваны, он мысленно поднимал их со страниц и переносил в свою новую квартиру, купленную на кредит, взятый в банке.
Пролистав журнал, Н. отложил его в сторону, повернулся к компьютеру и занялся делами фирмы. Погрузившись в тонкости экономических расчетов, он просидел за столом больше двух часов, ни разу не поднявшись с кресла, не поменяв положения – чуть сутулая спина, крепко сцепленные под стулом голени ног, вытянутая навстречу монитору шея – и даже ни разу не сведя взгляда с электронных документов. Время пролетело так быстро, что когда, услышав телефонный звонок, Н., наконец, отвлекся от своей работы – то, глянув на стену, на квадратной формы часы (сначала мельком, а потом уже впившись глазами в стрелки) решил, что они нагло ему врут. Перед тем, как снять трубку, он сверился со своими кварцевыми «Омегой» на элегантном кожаном ремне. Нет, квадратные часы не врали. Он действительно работал больше двух часов.
- Сегодня у твоего сына родительское собрание в школе, - громко объявила трубка голосом жены.
- Неужели? – тихо ответил Н. – Не знал.
- Я пойти не смогу, - сказал голос решительно, а вслед за тем тягуче и жалобно добавил. – С самого утра невыносимо голова болит …
- А у меня на работе завал, - Н. откинулся на спинку кресла и поглядел в окно. Рассекая небо, маленькой белесой точкой над городом пролетал самолет.
- Ну и что … по-твоему …? Что подумают в школе? Это уже третье собрание, на которое никто из нас не приходит.
- Мне все равно, что они там подумают.
Несколько мгновений трубка молчала.
- Твой сын в последние время приносит одни тройки. На него нужно как-то подействовать … Ты меня слушаешь? Он скатывается вниз … - жена явно надеялась на то, что эти слова должны произвести впечатление. Н. только зевнул.
- Ты вечно сочиняешь, - сказал он.
- Так, по-твоему, я сочиняю? - трубка на мгновение замолкла, давая возможность ему ответить. Но Н. молчал, медленно перекатывая по столу карандаш. Только сейчас он почувствовал, как сильно устал.
- Сегодня вечером у нас с тобой будет серьезный разговор, - угрожающе выпалила трубка.
- Тогда до вечера.
Трубка разразилась короткими гудками. Н. положил ее на телефон, встал с кресла. Выйдя из кабинета, он принялся ходить по коридору, заглядывая в другие кабинеты и разговаривая с коллегами о делах фирмы. Вот навстречу ему твердой, грузной походкой идет начальник финансового управления, человек с деловитой физиономией и сытыми глазами. Он покровительственно пожимает Н. руку. Слышал ли Н. о последней новости? О какой? Фирма ведет переговоры с новым поставщиком. Хочет ли Н. знать его мнение?
«Да, конечно», - отвечает Н. так, будто ждал этого вопроса всю жизнь. Со щенячьим выражением лица, с многочисленными услужливыми кивками, он терпеливо выслушивает долгий рассказ, каждое слово которого знал заранее.
«Полностью с вами согласен», - не забывает добавить он в конце, и в награду слышит: «Я всегда знал, что ты – толковый малый. Шеф просил подыскать подходящего кандидата на должность куратора проекта. Я уверен, ты как раз подходишь».
И распрощавшись с покровителем, Н. продолжает свой путь. Перед глазами проплывают лица и двери. Кабинеты становятся все просторнее, рабочие столы – все шире. Мелькают бумаги, кресла и костюмы, и все сливается в завертевшемся колесе времени, которое крошит и ломает грани реальности, рвет события, обращая заветную линию в однородность полужидкой массы. А Н. все упорно движется в глубину коридора. С видом человека, у которого есть важное дело, он преодолевает последние метры и оказывается в светлом помещении. Здесь, в приемной генерального директора, на расставленных вдоль стены стульях будут сидеть завтра бесконечные посетители – среда приемный день – терпеливо ожидая своей очереди переговорить с ним.
- Пока вас не было приходил человек из отдела планирования. Сказал, что они подготовили все необходимые бумаги. Как вы и просили, - сообщил тут голос секретарши.
Скользнув по ней взглядом, Н. толкнул высокую дверь, с красивой табличкой, блестящей золотистыми буквами его имени, и вошел к себе в кабинет. Привычные глазу картины, резные шкафы, мерцавшая в слабом свете вечернего солнца пепельница, на которую гордо взирали мраморные бюсты древних полководцев – встретили его устало и печально. Н. тяжело опустился в кресло и снова принялся за работу. Когда от осенних сумерек в кабинете сделалось темно, он зажег настольную лампу, и в ее слабом свете долго блуждала по столу тоскливая тень перьевой ручке, то замирая, то вновь начиная двигаться среди задумчивой тишины. Все реже нарушали эту тишину отдаленные голоса и щелчки замков, и вскоре лишь машинальное поскрипывание росчерков теплилось остатком жизни в обезлюдевшем здании.
Справившись с делами, Н. отложил ручку в сторону, собрал бумаги в пачку, выключил компьютер. Тяжело вздохнув, поднялся из-за стола. Слабеющей рукой сдвинул манжет рубашки, поглядел на часы. Неизменно точные стрелки швейцарских «Ролек-с» с золоченой короной на циферблате дружно указывали на цифру семь.
Н. запер кабинет и приемную, и медленно направился к выходу. Перед тем как войти в лифт, он остановился у давно знакомой ему двери, заляпанной и шаткой. Когда-то обратный путь – путь с работы домой – начинался отсюда. Время сделало этот путь длиннее на коридор. Он вытащил из плаща очки. Надев их, измерил коридор взглядом. Всего какие-то пол сотни метров, усеянные дверьми и перекинутые через года, как мост через реку.
Сидя в салоне машины, как всегда застрявшей в пробке, Н. устало слушал радио. Иногда, погрузившись в свои мысли, он задумчиво глядел на раскачивающуюся цепочку ключей, привычным движением руки вставленных в зажигание. Снаружи нервно сигналили озверевшие водители. Светофор на перекрестке, будто и не замечая вцепившихся в него сотен взглядов, невозмутимо горел красным светом. По тротуару текла безликая вечерняя толпа.
Н. поставил машину в гараж. Забрал из ящика почту – квитанции, какие-то рекламные листы. Поужинав – не потому, что хотел есть, а потому, что не знал, чем занять время до сна – он лег в холодную кровать и завел будильник. Почему-то ему вдруг вспомнился тот далекий день, когда, собираясь в университет, он запачкал рубашку клубничным джемом. Теперь казалось, что это было только сегодня утром. Жизнь прошла. Как один день. Прислушавшись к тишине своей пустой темной квартиры, в которой когда-то звучали голоса людей и детский смех, он тяжело вздохнул. Быть может, он наполнил жизнь не тем, что ценно. Быть может, она также пуста, как те банки из прошлого. Только теперь это уже не важно. Он слишком устал. Н. укрылся одеялом и закрыл глаза.