"Иногда я думаю, что я – вода. Можно зачерпнуть стаканом, но можно заполнять море. дело только во вместимости сосуда и, главное, в размерах жажды…"
Примерив строчку Цветаевой
Почему-то в Пекине...
Нахлынувшее чувство было нежным, весенним,свежим и непонятно откуда взявшимся. Видимо, из памяти, что-то подобное в последний раз я лет 20 назад уже испытывал...Но тут, в Китае? Почему именно тут? Да, я в поездке, экскурсия восьмидневная, завтрак..Что это?..
После двух браков, в обиходе именуемых неудачными(раз меня послали,другой - сам удрал),моя личность покрылась непроницаемой для подобных чувств скорлупой.Она была прозрачна, и через неё можно было действовать,работать,сердиться, радоваться, ощущать новое,оценивать старое. Но чтобы вот сейчас, за этот один поцелуй в не очень-то и бритую "щёчку",да ещё с улыбкой радости неподдельной я готов отдать ВСЁ?..Почему она меня не обняла, раз я уж так ей нравлюсь? Почему - молчали, даже банальностями, принятыми в подобных делах, не обменялись? ЧТО СО МНОЙ СЛУЧИЛОСЬ?
Я сидел у стола какой-то комнаты, довольно большой.Она достала из холодильника, в трёх метрах от меня,что-то похожее на сыр, подошла ко мне и - с улыбкой!- очень вкусно поцеловала!Для этого только подошла и сразу - в щёчку...Меня так нежно только внук целует, нежно и тепло, любя.Правда,он ещё ручками обнимает и говорит:"Дедушка, я тебя очень люблю!"
За окном серый, но весенний день, какая-то сосновая посадка,за ней кирпичное здание с огромными на нём иероглифами. Вчера вечером я забрёл во двор этого охраняемого учереждения: что-то связанное с водным хозяйством. Ибо встретил меня маленький пруд, в него низвергается поток с искусственной горы, вращающий колесо - всё очень продумано и в местных традициях. Лишь я за приоткрытые ворота - часовой откуда ни возьмись,худой как жердь,китаец,лицо непроницаемое.Когда я проскользнул внутрь, его не было.Но это - вечером.Сейчас утро,я сижу за столом, собираюсь завтракать.
Вдруг, непонятно откуда, отличная походка, слегка волнистые, светлые волосы до плеч, всё на месте, глаза голубые, оглянувшись у холодильника, измерила меня взглядом. Что она смогла прочесть в моём встречном взгляде? Что я забыл, когда выспался, что душой не отдыхаю(да и есть ли она, а то, ежели нет, то и отдыхать-то нечему). Эти дежурства, ответственность, это остриё, с которого рискуешь ежедневно соскользнуть, оставшись без работы, или нечаянно приговорить к смерти кого-то и выполнить приговор, и никто не поймёт, почему я, анестезиолог, это сделал - просто халатность, от незнания, неверная оценка ситуации, запоздалая реакция, переутомление... Сон очень чуток, после него разбитость, ты - голый нерв, без рубашки,но это не заметно окружающим,просто ты отвечаешь за всё на свете, крайний, на тебя смотрят,но никто не завидует, думают: судьба, пронеси меня мимо этого человека...
...Но почему она так нежно поцеловала? И будет ли - продолжение?
Это было бы что-то феерическое, уникальное - она меня точно любит..И, главное, я её - тоже! Это совершенно для меня понятно!
Но как ей это сказать,когда? Принести цветы с запиской - куда? И на каком языке писать-то? А что мне дети скажут - что с ума отец спятил на исходе шестого десятка? Ну и чёрт с ними со всеми: скажу, принесу,отдам - ВСЁ! Мне есть, что отдавать...Я широко улыбался, совершенно счастливый...
Открыл глаза. Не помню, чтобы я так отдыхал, выспался наконец впервые за двадцать последних лет. Часы показали точно полдень. Я растерянно улыбался и тряс головой. Совершенно счастливый.
12.4.2008
http://www.proza.ru/2008/04/12/498
Синие и красные стёклышки
Очень странное сочетание:май, солнце - и фиолетовые губы. Страшно...Я внимательно их рассматриваю, но в тайну цвета не могу проникнуть. Если к секрету можно хоть ключ подобрать, растопить его лёд в горячей волне слухов, то эти фиолетовые губы - тайна запечатленная и запечатанная. Тонька её не выдаст, потому что в - гробу. Лезть к Женьке Кирсанину, её брату младшему, за разъяснениями - последнее дело: он младше меня на ЦЕЛЫЙ ГОД, да и неудобно сейчас. Подсознательно: трагедия у него. Великая! Любопытство пацанячье, конечно, одолевает, но...Знаю только, что происшествие связано с Джарыгой. Мы его дружно ненавидели и старались не попадаться в его лапы.. Месяца три назад это, помнится, началось. Он подвалил к нам, пацанятам, и своим сдавленным голосом, чуть осипшим, ибо уже курил, будучи на пяток лет старше нас, спросил, кто хочет увидеть синие и красные стёклышки. Пока я пытался сообразить,что бы это значило,он крепко"приобнял" рядом стоящего Женьку левой клешнёй, правой ловко достал из ширинки свой лохматый инструмен, засунул его в карман женькиного пальтишка – и опорожнил свой мочевой пузырь. Отвалил подлый Жора, похохатывая, такой же походкой в развалочку, скрывшись за углом со своим клетчатым беретом, который, как я теперь понимаю, очень шёл к его вьющимся каштановым локонам. Что
мы могли ему сделать, когда он никого и ничего не боялся, даже милиции, а взрослым до него не было дела? Женька стоял пунцовый, потом заплакал и убежал ... Домой к Джарыге объясняться с его мамашей пошла Тонька Кирсанина, ровестница этого оболтуса, старшая женькина сеструха.
О чём шли переговоры,никто не знает. Зато через несколько дней их видели на танцплощадке в обнимочку. Дело приняло оборот совершенно не предсказуемый. Очевидно, Жора обладал, кроме отталкивающих, ещё какими-то свойствами – притягательными. Девчонки, а они в одинадцать лет понимали в этих делах больше нас, перешептывались на эту животрепещущую тему, делали большие глаза, сообщая, что «они уже ХОДЯТ»- и слово это было окружено непонятным ореолом неведомых мне чувств. Разумеется, я слышал про любовь, что от неё можно умереть, и когда целуются дяди и тёти в губы очень сильно,то губы синеют, но чтобы - до цвета баклажанов, до смерти...? Тогда, всматриваясь в фиолетовые губы девушки, лежащей в гробу, подумал только: вот, доцеловалась...
Танцплощадка находилась на переднем крае парка"Культуры и отдыха",
напротив заводоуправления. Рядом был аттракцион Лодки-качели,а также столб метров восьми, на верхнем конце которого подвешивали Белую\Красную головку*, и смельчаки, добравшиеся до верха, уносили с собой заработанный приз. Однажды это на моих глазах, под аплодисменты, сделал и Джарыга. Но с танцплощадкой, гвозде развлечений местной молодёжи, столб соперничать не мог. Ещё бы! Где еще можно было обжимать девиц безнаказанно, официально?
Так в нашей братии понимался смысл танцев. И ещё старшие товарищи, вроде Жоры, рассказывали, как ладонью проверяется наличие резинки, а значит и трусов, у приглашённых девиц: девушка с резинкой рисковала возвращаться с танцев без провожатого...О слабом присутствии света в остальной части парка я не заикаюсь, как и о редких скамейках вместе с событиями, случавшимися на них. Кто-то сказал, что видел Тоньку с Джарыгой, уходящих в темноту: одна рука его была на талии, а вторая душила горлышко водки. Проходили недели, сеструха женькина ходила в девятый класс, девчонки с любопытством перешёптывались за её спиной – всё обычно, значит все - счастливы.
И тут – молнией!- весть: Женька не пришёл в школу, у него похороны.Сестры..
Вокруг бродили старухи, негромко переговариваясь по теме. Улавливал лишь отдельные слова: уксусная эссенция, трахнул, скотина, аборт, загребут... Это складывалось в юном воображении моём в картины непонятные и страшные, но всю глубину трагедии я тогда охватить не мог. Пытливый ум ребёнка, конечно, пытался всё воедино связать, но слова не складывались в понятия, мне знакомые, а имели какую-то параллельную коннотацию мне не знакомого мира взрослых. Трахнул – значит ударил, беременная – это большой живот у тёти, и там сидит «маленький»,но как можно ударить – и чтобы человек в животе-то оказался? И при чём тут"аборт",когда я знаю "Борт" – корабля, разумеется, их же на папиной судоверьфи строили. Все эти словечки сплетались в какой-то вихрь, на периферии которого были синие засосы от сильных поцелуев, а в центре – смерть. Да ещё говорили – мучительная, ибо – отравилась. Как – это, отчего в таком возрасте, зачем?
Доморощенный способ покончить жизнь самоубийством – выпить кислоту уксусную – был предпочитаем россиянками по неведомым мне до сих пор причинам. Не вешаться, не сигануть с небоскрёба или броситься под поезд – это всё для Дикого Запада, а у нас – эссенция. На пике волны таких странных самоубийств эссенция исчезала с полок бакалейных лавок, но потом эти трёхгранные, осургученные, двухсотграммовые флакончики вновь всплывали из небытия – как же без них маринад приготовить, ведь огороды-кормильцы
были у многих.
На кладбище я не пошёл, далеко шлёпать было. Помню, народа было много, цветов живых. Зачем они были мёртвой-то? А вот Джарыга исчез, и судьба его мне неизвестна. Да и не интересна – если уж честно-то...
*- белая головка-водка,красная-вино(По цвету крышки на бутылке)
25.9.2008
http://www.proza.ru/2008/09/25/389
Влюблённый из Трансильвании
Я встретился с Салахом через шестнадцать лет разлуки, хотя и работали в одном городе. Больше, чем некоторая сгорбленность, меня поразил прикус его зубов,раньше он был, вроде, другим. При этом, Салах был на десять лет младше
меня. Впрочем, с моими зубами начались проблемы примерно в том же возрасте, и я не придал этому факту значения. Почему он, успешный во всех своих прежних начинаниях, оставил работу в больнице, где я с ним и познакомился после сдачи экзамена на врачебную лицензию,а его уже двадцать лет знали, оставалось для меня загадкой. Мы были в отличных отношениях, и он поведал мне нечто, расставившее знаки препинания в рассказе жизни его, начало которой я знал, о чём и собираюсь поведать ниже. Воистину, жизнь пишет сюжеты интереснее лучших сценаристов!
Его назвали Салах – то ли в честь родного деда, то ли ещё какого родича преуспевающего – именно так его имя и переводится с арабского.Впрочем, тут можно фантазию подключить: не в честь ли самого Салах ад дина Юсуфа ибн Айюба, остановившего в 12 веке крестоносцев в Палестине, знаменитого курда из Тикрита, первого султана Египта из рода Айюбидов? Самого пацана, игравшего в футбол на пустыре в районе вади Джоз, арабской части Иерусалима, это не очень волновало как в детстве, так и сейчас. Но, выросши, он превратился в чрезвычайно смышлёного, смуглого юношу с глубоко посаженными, внимательными глазами и прямым носом, что выдавало его, возможно, йеменское происхождение, который почему-то захотел учиться, что было куда более экстравагантно,чем таскать кирпичи с песком на стройках.
И отправился он в столицу Трансильвании, Клуж, самое сердце Европы, где не только были старинный замок и собор, но и университет. В недалёком прошлом область славилась добычей жильного золота, что часто приводило к серьёзным спорам местных господарей с венгерскими баронам, но Салаха на первых порах увлекла не история тех мест, а банально прозаическое изучение румынского, на котором и читался курс медицины.Пролетела пара лет (лекции, пиво – да-да!- однокурсницы), и в утопавшем среди бука и каштанов парке, где размещался университет, он случайно чуть не споткнулся, ибо был близорук, о девушку, выпорхнувшую из особняка - базы факультета иностранных языков. Как нашло дорогу сердце Салаха к сердцу Марицы, никто, кроме них, не знает, но,что совершенно точно - она не относилась к сезонным дамам сердца, ассортимент коих для иностранных студентов всегда имелся в те не очень теперь понятные времена. Сами студенты не рассматривали свою привелегию привозить избранницам сердца шмотки в обмен на интимные услуги из захлопнутой для них заграницы чем-то неприличным и, более того, бывало, покидая из-за развитого чувства разнообразия очередную девицу, эти господа забирали у них и барахлишко – в пользу, конечно, следующей. Как исключение, заключались браки между сторонами, но дать им эпитет"счастливые и вечные"я затрудняюсь, ибо цель их была вовсе не Любовь, о которой мы собираемся вести речь, а что-то более простое и житейское...
События развивались столь стремительно, что через несколько недель он уже переехал жить в квартиру её родителей, где у Марицы была комната. Иначе как женихом его и не воспринимали, ибо, обладая весом и связями в городских коридорах власти, Салаху приготовили тёплое местечко доктора родители невесты. Вспоминая эти годы в приватных со мной беседах, он всегда широко улыбался, обнажая великолепные зубы. Но вот и диплом в кармане, а их брак не просто откладывается, а, по не зависимым от молодого врача обстоятельствам, просто не может состояться: его отец приказал сыну вернуться в Иерусалим, где его ждала невеста, местная мусульманка, обо всём с её родителями уже договорено и день свадьбы назначен...Какая к чертям любовь, когда выкуп уже получен? Позорить отца на Востоке не принято и чревато последствиями, Салах отлично об этом знал, всю дорогу из Клужа в Бухарест просто пил водку, обливаясь слезами и проклиная ислам,что ему жизнь портил. На самолёт его затащили совершенно, с его слов, невменяемого. Брат и сестра дома его встретили ласково, успокоили, но понять его горе были не в состоянии: смотри, какая у тебя невеста красавица!
...Когда я начал с ним работать в больнице, он не раз спрашивал меня, красивая ли у него жена, когда та заходила его проведать. Что я мог ответить человеку, у которого уже было три дочери, пусть и от нелюбимой жены? Он молча выслушивал мой ответ, закуривал трубку, к которой пристрастился ещё в Европе, и молча опорожнял рюмку виски – разумеется, после работы. Пьющий араб-мусульманин, разумеется, нонсенс, но, европеец в душе, мой коллега на все предупреждения отвечал одно: а не пошли бы они все подальше! Я, разумеется, его не останавливал.
Нет-нет, он уважал обычаи своего народа, но ненавидел фанатизм во всех его проявлениях, что не скрывал и даже распространял свои взгляды через интернет по мере проникновения этого СМИ в арабских странах, чем и прославился: часть респондентов поддерживало его взгляды, но большая обливала его помоями - по собственному его выражению – от Марокко на западе до Адена на востоке.
И тут случилась цепь событий, объяснить которые не может никто: в Салаха влюбились! И он, после стольких лет "перерыва", тоже! Не сразу, конечно, но – серьёзно. И в кого же? В религиозную девушку из хорошей еврейской семьи, на 20 лет моложе его! Их роман начался в месте, которое нельзя отменить: на работе...
Просто обязательную для всех службу в армии можно заменить работой в больнице, заведени богоугодном, что Сара и сделала. Возможно, назло циничным коллегам Салаха, которые были не прочь с ней провести время, оставясь «верными» своим семьям. Салах прилетал на работу счастливый совершенно, два года этого знакомства были самым розовым, после Марицы, временем в жизни его. Он даже бросил свою любимую трубку, ибо запах табака Сара не переносила. В сущности, ей просто завидовали, ибо влюбилась - по настоящему! – молодая в старого, белая в чёрного,еврейка в араба. Законная жена нашего героя никаких особых признаков беспокойства не выказывала – мало ли, что говорят враги, евреи, но когда слухи проникли в родную среду...Салах прекрасно осознавал опасность ситуации – трудно скрыться в городе, где треть населения арабы, от чужих глаз, тем более, что пост он уже занимал видный. Да и прогулки в обнимку с девушкой, держащей розу, как и сидение с ней в кафе не могли не обратить внимание случайных свидетелей, хотя это происходило не на центральных улицах. Особенно, если подсказать родителям девушки и санитарам-арабам, то неминуемо информация до адреса дойдёт. А как ею распорядится человек иных убеждений, имеющий силу, не поддаётся прогнозу...
Его били на заднем дворе собственного дома оба брата его жены. Цитируя Коран и собственноручно.Оказать какое-либо сопротивления он не мог, и не только потому, что сложения был тщедушного, но и из-за «их правоты», ибо об этой позорящей их, а не его, связи, говорил весь посёлок. Если бы люди умели молчать!
Когда были выбиты все зубы, и он валялся в крови, его добивали ногами – «учебный процесс» нужно довести до конца,таковы правила игры в этой среде. Нет-нет, его не собирались убивать, только проучить!.. «Скорую» отцу вызвала старшая дочь.
Дослуживала Сара уже в другой больнице. Перед этим она прелюдно отвесила оплеуху одному из зачинателей, врачу-американцу с принципами – он знал за что. Работать в месте, где на неё все пальцем указывали, она, конечно, теперь не могла.
Шесть месяцев бедный Салах провёл в оздоровителельных учереждениях города, начав с реанимации, которую только что возглавлял, и кончив дантистом:
сделать работу Всевышнего, хотя бы по части зубов, непростая задача, ведь ими еще и пользоваться надо. Появление его на работе аплодисментами встречено не было, отношения с частью коллег стало более напряжённое, следили за ним в четыре глаза – мол, вместо работать он виски глушит, но с поличным его никто взять не смог, а бутылка в запертом шкафу –это ещё не доказательство. Работа вроде бы не страдала.
Вот тут-то он у нас и появился, овеянный романтическим шлейфом слухов. И ему понравилось сразу – никто по пятам не ходит, работы меньше, а время свободное можно употребить на переписку и споры с адептами ислама, которых он возненавидел, после некоторых событий, ещё больше. И когда мы остаёмся вдвоём, то с большим удовольствием обсуждаем привратности любви, он с удовольствием показывает фотографии дочерей, живущих всё ещё в родительском доме, а на моё предложение дерябнуть коньячку как-то он вежливо отказался, заподозрив, возможно провокацию, но сказал при этом, что коньяк - штука хорошая.И раскурил трубку любимую.
P.S.Через 10 лет Салах внезапно умер. Никто не знает отчего - вскрытие не делали, ислам запрещает. Возможно, окончанию жизненного пути этого неординарного врача помог алкоголь, полюбившийся ему со студенчества. А его родственника, отвозившего меня после дежурства домой и поведавшего о его кончине, больше всего интересовало, не знаю ли я случайно, куда он деньги рассовал - на счету покинувшего этот свет было пусто. Впрочем, он предположил, что все средства Салах переправлял в Румынию, где у него рос...его сын!От Марицы!
Мне он об этом никогда не говорил, о сыне своем. Наверняка, ему было больно это вспоминать. А что я мог рассказать обычному шоферу такси об его, Салаха, необычной, загубленной первой любви?
30.9.2008
http://www.proza.ru/2008/10/07/341