Если бы мы знали, почему так струятся воды…
Если бы мы знали, почему так струятся краски.
Если бы мы ходили в походы, если бы вдруг запели удоды
В нежно-качающей смазке…
Все бы светилось убранством глаз изумленного Бога.
Жизнь принимая, как данность Единорога.
Но мы не знаем, и дышим. Но мы не знаем, но верим.
Кушаем спелую вишню, сок, вытирая похмельно.
И одноглазый оракул плюнет на стену опивком,
Дело лишь только за малым, не оказаться обрывком
Чувства парящего в полночь, бледным сиянием ветра,
Что-то там было, - и горечь…
Что-то там было задето.
И откатавши по полной,
Навзничь ручные манжеты
Я припадаю, как Павич, к сумеркам недорассвета… от недосыпа, от страха, в гроздьях стекающих зноя, ясно-каленая нежность и устремление воли.
Нам бы пройти эти дали, нам бы испить эти ветры, нам бы, ох, нам бы, ох, нам бы, стали б, как звери, у двери, - не расстрелять, не отринуть, не обойти, не отпрянуть, вот оно светлое Имя, ты, и твой солнечный праздник.
И поцелуй, как трилистник, и поволока, как вата, и на дороге у стога, вновь этот ангел усатый.
Только не мне это бремя, не побираться же жабой, ходит и бродит бесцельно, милый, мой мальчик распятый…