Красные Холмы..

Оливье Тюнер
Я человек.
Я испускаю и поглощаю. Могу делать это одновременно (под настроение).
У меня есть жизнь. Она красива (так говорят ангелы). Мне нравится жить.
Это здорово – просыпаться и засыпать, садиться и вставать, закрывать и открывать; всем интересно, как долго я смогу выдержать.

Оливье Тюнер



Зимой на Красных Холмах почти безлюдно. Лишь иногда, прогуливаясь по пустынным тропинкам, среди сырых стволов вековых деревьев, можно увидеть одиноко сидящие парочки на лавках с облупившейся краской. Все они либо ведут тихую и размеренную беседу, держа друг друга за руки, либо предаются самозабвенной любви, растворяясь друг в друге, и становясь едва заметными для постороннего глаза. Но зимой это случается очень редко. Видимо, не сезон.
Когда над Холмами собираются черные тучи, становится не по себе. По телу пробегает едва заметная дрожь, и пальцы перестают слушаться. Музыканты прекращают играть, а писатели писать. Все замирает.
В эти волшебные мгновения ощущаешь, как из-под земли поднимается к небу тепло. Оно становится все ощутимее и ощутимее, пока не начнет обжигать все твое тело. Глаза закрываются, и ты засыпаешь, а, проснувшись утром, обнаруживаешь, что холмы уже не те, что они уже не подходят под название, потому как все вокруг покрыто белым сверкающим снегом.
Вообще, по секрету, Красные Холмы – удивительное место. Еще не все об этом знают, а те, кто знают, никому больше не рассказывают; они просто приезжают сюда отдыхать и чувствовать на себе влияние природной силы и неисчерпаемого источника здоровья и энергии.
Максим распечатал новую пачку презервативов и с досадой обнаружил, что секса больше не хочет. Теперь она была ему не интересна. Он вспомнил, как в его голове рождались фантазии при одном только ее виде, как красноречиво играли при походке ее бедра, как он несколько дней в истоме ожидал встречи с ней, условившись заранее не задавать вопросов а тем более не рассказывать ничего о себе. Теперь эта женщина была уже далеко не желанной. Он вдруг ясно понял, что видит ее в качестве обузы, и никак в своей голове не мог соединить ту сексуальность, которой он не мог напиться, и эту навязчивую, бьющую по нервам расхлябанную в своей порочности позу, в коей и прибывала сейчас красавица.
Но теперь, утопая в тумане, и видя только как вздымается ее влажная грудь, со сверкающими на солнце капельками пота и безобразно-горячо торчащими вверх сосками, которые призывали снова взять ее грубо и безапелляционно, он не хотел разврата, пусть даже и с привкусом влюбленности.
Где-то далеко теперь были его мысли. Он пытался собрать их воедино, чтобы суметь таки насладиться моментами блаженства от вида этой шикарно-обнаженной женщины, но после нескольких попыток отказался от этой затеи по причине невозможности выполнения поставленной задачи.
Он откинулся на покрытый зеленым мхом ствол векового дерева (как оно называется, ему было безразлично) и полностью предался ощущением себя. Ему нравилось чувство сытости. Он пытался как можно дольше удержать в себе это сладостное ощущение животной удовлетворенности, но оно было таким тонким и таким воздушным, что, казалось, вот-вот растворится от его дыхания и, с сожалением, представил как он снова возьмет ее - такую влажную и такую теперь нехотя желанную.. Вокруг закружились солнечные зайчики, захватывая его в головокружительный хоровод, и Максим, не сопротивляясь, забылся.
Как раз в это время над Красными Холмами собрались черные тучи. Он уже не слышал, как перестали играть музыканты и как разом умолкли звуки печатных машинок. Он даже не почувствовал, как у него самого занемели пальцы и, как вокруг стало постепенно холодать.
Секундная стрелка на его наручных часах заставляла двигаться минутную, а та, в свою очередь, неумолимо подталкивала часовую. Шло время. На Холмы опускался сумрак.
Максим открыл глаза спустя какое-то время. Обычной усталости в своем теле он не обнаружил. Молодому человеку показалось, что прошла целая вечность. Он вспомнил о шикарной женщине. Она должна быть где-то рядом.
Повернув голову туда, где его взгляд последний раз различал ее силуэт, он с удивлением обнаружил странную картину:
На земле, подле старого дерева, у подножия лавочки с облупившейся краской, ровным снежным покровом был выложен женский силуэт. Очень аккуратный и очень сексуальный силуэт.
В руке Максим обнаружил распечатанную пачку презервативов, а в сердце облегчение.
Где-то играла музыка, и стучали пишущие машинки.