Собака храпит. Я отвлекаюсь от реформ Марии Терезии и
вывожу готическим шрифтом kobotni Batent.
Видимо, я стосковалась по храпу.
Прага. Февраль. 2008.
Зима какая-то хлипкая выдалась. Слякотная получается нынче зима. От такой зимы не хочется забиваться под одеяло с чашкой глина, зато хочется мягкой лампы и много книжек, поэтому мы и пошли в Билингву. Накануне странный для всех, понятный нам двоим диалог:
- значит, завтра на ЧП у Гриба?
- хорошо, Енот.
Гудки.
«я встаю и подхожу к раскрытому окну, вызывая, тем самым, весь мир на войну… Я взрываю мосты, но я никак не пойму, кто их строил» (Майк).
Моросит дождик. Противный и совершенно незимний. Но вы когда-нибудь видели зимний дождь? Может, сегодняшний как раз что ни на есть самый зимний?
С марта седьмого года я прячусь от всякого дождя в полуподвальный этаж книжного магазина О.Г.И., где пахнет старыми книжками и табаком, а столы исцарапаны и исчерканы. Пока сильные мира сего нежатся на… в общем, нежатся где-то, я тешу свои мечты в подвале, и, вот честное слово, люблю этот подвал.
Человек уже ждем меня у Гриба. Гриб – это Грибоедов. Памятник Грибоедову на Чистых Прудах. Человек сам напоминает мне гриб. Огромный подосиновик. Коричневые брюки и большая шляпка черного зонтика. Когда-то шапка кудрявых волос. Теперь ежик.
- зачем ты их отрезал? – чуть не плачу с досады: я дружу Арчи уже очень давно и наверное знаю: если он отрезает волосы, он в депрессии. Нет ничего страшнее Арчи в депрессии: последний раз я видала его с короткими волосами, когда он, будучи в полной отключке, бился головой о гальку у самого берега Черного моря. Потом последовали таблы. Потом исключение из универа. Потом дурка.
Арчи реагирует обычным для себя образом: секунд 10 смотрит на меня, потом широко улыбается, и только потом медленно изрекает: решил почистить карму.
- какую на фиг карму? – смеюсь я.
Мы идем по Мясницкой и говорим о том, что карму надобно чистить заранее, это вроде как профилактическое лечение зубов.
- сегодня иду к зубному! – делюсь я, – ну, и как карма?
- хреново – отвечает Арчи. Размеренно, – все-таки с ней что-то не так.
У нашего столика подкосилась ножка. В Билингве нет никого – подвал только что открылся. Играет тихонечко джаз.
- Мы прячемся по подвалам – говорю я, пытаясь острым кончиком туфли поставить ножку на место.
- да! – открывает рот Арчи. И замолкает.
Мне все-таки больше нравится, когда у него на голове волосы топорщатся в разные стороны, как одуванчик, а борода подымается верх, как у боевика-моджахеда. Помню, мы как-то приехали в Питер, а Дюха с Арчи туда днем раньше прибыли, на концерт Летова. На вокзале ночевали, нас у вагона встречали. Люди, которые со мной приехали, они были немножечко не в теме, вернее, совсем не в теме. Они, помню, страшно напугались при виде Арчи, а я наоборот, обрадовалась, такая диспозиция хаера означала, что хозяин его в полной гармонии с самим собой. А когда он бреет башку под ноль он как бы пытается примириться с миром, но на деле получается еще гаже – полный раздрай.
- как жить в этом мире, если, чтобы жить, ты должен воровать или приспособляться?
Я не знаю, что ему ответить.