СНЫ ОРГАНА
Орган Домского Собора спит и видит сны, в которых звучит прекрасная музыка, сплетая созвучия нот с образами. Слушая музыку, я вижу обрывки снов...
На краю облака.
... На самом краю облака стоял он, опустив белоснежные крылья, уронив руки, глядя вниз. В глазах его застыла боль; ветер чуть шевелил его длинные, темные волосы, застревал в складках белых одежд.
Там, внизу, две человеческих волны сошлись на поле боя...
... Ранним солнечным утром провожали его в поход. Белый конь нетерпеливо переступал по доскам старого замкового моста. Синее небо, яркие краски. И только глаза матери молча плакали о том, что он еще слишком юн для подвигов и дорог. Солнечные зайчики, сорвавшись со сверкающих лат, скользнули под ноги маленькой сестренке, запрыгали по ее щекам - та, засмеявшись, спряталась в складках мягкой маминой юбки.
И вот уже плащ хлопает за спиной, точно крылья поднявшейся наконец в небеса птицы. Сердце стучит, и копыта по сухой земле, как эхо, повторяют ритм. Свобода! Счастье лететь навстречу подвигам, сражениям - настоящей жизни...
... У подножия огромной горы по утрам клубится туман, поднимается вдоль серого камня по склонам, заросшим низким кустарником, и там, у самой вершины, превращается в облака. Гора спит. много веков. Спит и не ведает часа своего пробуждения...
...Первый бой оказался просто скоплением озверевших человеческих тел, оставивших свои души по ту сторону сражения: солнце бешено мечется по полю, вспыхивает на остриях копий, на лезвиях мечей, на пробитых шлемах, гаснет в застывающих глазах тех, кто никогда больше не увидит рассвета.
Первый бой оказался последним.
Белый конь вынес на дорогу тело, которое уже покинула сметенная душа: темные волосы темны от крови, ноги застряли в стременах, а глаза испуганные, детские...
... В самом сердце горы зарождается гнев на бесконечное синее небо, на спокойные реки, цветущие сады, на равнодушный туман. Еще мгновение, и небо окрашивается в красное, в черное, в желтое. Туман испуганно растворяется в горячем дыхании земли, а сады стонут и гибнут под огненной лавой, несущейся от самых облаков...
... Девочка в старом замке спит под тяжелым балдахином. А может, это грезится ей наяву: по закатному морю вдоль полосы прибоя скачет белый конь, а на нем - юноша в рубахе с расстегнутым воротом; нет на нем ни шлема, ни лат, только тусклый меч поднят в дрожащей руке, и ветер путается в темных волосах. И вот, спешившись, юноша бросается в море, точно видит там своего врага. Так, с поднятым над головой мечом, бежит он по волнам, как посуху, прямо по золотой дорожке к солнцу. А белый конь смотрит ему вслед, переступая по влажному песку тонкими ногами...
... По широкому полю ходит похоронная команда. Стонущие, еще живые, протягивают к мрачным фигурам свои руки, ставшие такими непослушными. Слышится песня, почему-то бодрая, маршевая песня сквозь стоны, плач. Солнце не выглядывает из-за облаков, хотя уже полдень. Вместо солнечного света опускается на землю прямо с небес воронье полчище.
Человек в сером капюшоне ведет под узцы белого коня. Конь вздрагивает, перещагивая горы человеческих тел, копыта его в крови, седло его пусто...
... Над дымящейся вершиной горы, ставшей такой низкой, кружится пепел, или это обрывки облаков, почерневшие от злобы огнедышащего вулкана, клочья черноты, как стая ворон над обгоревшей землей, бывшей когда-то садами, над руслом высохшей реки...
... На самом краю облака стоит он, и кажется, будто вот-вот кинется вниз, расправляя на ветру свои белоснежные крылья, и опустится на землю тот, кто стоит на самом краю облака. Его темные волосы отливают красным, точно кровь засохла и впиталась навек, или это закатное солнце бросает багряные отсветы на облака. Тонкая рука дрожит, точно силится вспомнить, нашел ли тогда тусклый меч то, что искал на золотой дорожке к солнцу. В глазах застыла боль.
Он смотрит вниз, туда, где уже зажигает свои огни вечерний город, где безумие ярких реклам смешивается с мягким светом фонарей, где мигают светофоры, и девушка с длинными волосами опускает ладонь в темную воду фонтана...
Шаги по каменным ступеням.
Наверное, это был только сон. Тогда почему я вздрагиваю от звука шагов на каменной лестнице?
Это было ночью. Темной ночью, в полнолунье.
Я увидела, как идешь ты по каменным ступеням лестницы, ведущей на вершину горы. Лестница без перил, узкая, крутая, едва светящаяся в непроглядной ночи. Ты идешь, и шаги твои отдаются в моем сердце. Ты идешь, как во сне, не понимая, что стоит тебе оступиться, и ты исчезнешь в бездонной пропасти, и даже крика твоего не донесет ветер.
Там, на вершине горы, ты должен пройти сквозь галерею узких комнат, и тогда только ты достигнешь высокого трона, где сидит прямая и строгая черная колдунья, королева горной страны. Я не знаю, почему, но я вижу ее также ясно, как и тебя, а она не видит меня, она сосредоточенно ведет тебя по ступеням, ведь стоит ей отвлечься - и ты очнешься, выйдешь из-под ее власти.
Мне хочется закричать, проснуться, я открываю глаза, но продолжаю чувствовать каждый твой шаг по каменным ступеням. С трудом я приподнимаюсь на постели, встаю, стряхиваю остатки сна...
Это было сном? Я бежала по переходам, террасам, бежала через весь замок к часовне. Мне казалось, что я вижу себя - так быстро я бежала. И там, при свете свечи, я смотрела в глаза Марии и просила - дай мне силы остановить тебя.
И я увидела: там, на пороге тронного зала загорается яркий свет, на твоем пути появляется девушка - не я ли это? - и ты просыпаешься, открываешь глаза, протягиваешь ко мне руки, а стены вокруг рушатся, осыпаются; мы стоим, прижавшись друг к другу, стоим на краю горной вершины. Смех перекатывается над нашими головами, как гром, мы пытаемся укрыть друг друга от ветра. Я видела, как мы медленно превращаемся в камень, но чувствовала, что мы победили, что отныне мы свободны.
Утром я проснулась в своей постели. Я могла бы думать, что все это - только сон, если бы не слышала, как прислуга шепталась за моей спиной.
Я не помню твоего лица, только звук шагов по каменным ступеням...