Черные маклеры (Часть 48) - последняя
Алиса. Этот синий апрель
Я проснулась в своей квартире через 12 часов от отчаянного звонка в дверь. Так требовательно могла звонить только наша почтальонша. Она всегда старалась прийти или до восьми утра, или после семи вечера. Иначе многих жильцов было совершенно невозможно застать дома.
- Вам заказное письмо, - кричала она за дверью. - Откройте срочно. Я знаю, что вы - дома.
Пришлось с закрытыми глазами дойти до двери, я хорошо знаю ее характер. Заказное письмо было из налоговой. Я расписалась в бланке, попыталась закрыть дверь, но не тут-то было. Опять звонок, и опять она.
- Простите, чуть не забыла. Вам еще телеграмма.
Я открыла бланк: "Буду 19-30. Жди".
Подписи не было. Сердце тревожно забилось. "Неужели, Егор?" И это в тот самый момент, когда я решила уже не только побыть одна, но и вообще никого не пускать в свою жизнь! Я посмотрела на часы. 19-00. Надо хоть ванну принять. И я пошла отмачиваться и приводить себя в порядок. Значит, он все-таки решил не уезжать, и это после того, как я ему сказала, что хочу жить одна. Зачем я это сделала тогда? Наверное, в какой-то момент просто испугалась, что мне придется вместо своей собственной жизни проживать жизнь Егора. Вокруг него всегда крутилось всё - друзья, родители, его женщины, а характер у Егора был крутой и вольный. Он был настоящим лидером, по-другому и быть не могло...
Мне вдруг показалось, что я ведь не смогу терпеть ни его внезапных приступов мизантропии, ни его исчезновений без предупреждения, ни того, что когда мне было плохо, он вдруг срочно нашел другие неотложные дела. Он же - врач, а плохо мне было физически, потому что за свое любопытство я все же получила по голове. А потом меня опять мучили тревожные сны, где он объяснял, что мне не хватает здорового цинизма, что я его дергаю по пустякам.
Он - человек-оркестр, человек-праздник: умный, блестящий, талантливый, такой красивый и такой родной, временами проницательный, как рентген, временами - добрый и рыцарски великодушный, все-таки нашел в себе силы и предложил мне быть вместе. А я…
Пока в голове моей крутились эти мысли, я пыталась быстро привести квартиру в божеский вид. Потом уложила уже подсушенные волосы, даже накрасилась, и тут, наконец, раздался звонок. Я открыла, даже не взглянув в глазок. В лицо мне уткнулся огромный букет из лилий и каких-то мелких беленьких цветочков. Джаз зашелся в лае, я еле смогла запереть его в большой комнате, еще ничего не понимая. А в квартиру, тем временем, ввалилась толпа народу: Ровер с супругой, Гриша Венгеров, "металлический" Леша "Бумер", Вася Курочкин, Кирюха и Злата. Я обалдела.
- Ну, что стоишь? - строго спросила Людмила. - Забирай сумки со жратвой!
И протянула мне две внушительные сумки с провиантом.
Пока я несла все это в кухню, компания весело обсуждала что-то в коридоре.
Потом все ввалились в кухню и разом заговорили. Стоял страшный гвалт.
- Что у нас за праздник сегодня? - удивилась я.
- Ты что, вообще ничего не знаешь? - рассердилась Злата. - А мы старались.
- А мы не просто старались, - вступила в разговор Людмила. - Мы из-за нее у плиты сегодня полдня провели! Мальчики, ну-ка, стол на середину, а то все не уместимся!
Все пять "мальчиков" ринулись выполнять ее указания.
- И по магазинам мотались! - раздался Кирюхин голос.
- Что? Что случилось? - спрашивала я, наблюдая, как за считанные минуты моя кухня превращается в зал торжеств, круглый стол покрывается принесенной Людмилой белоснежной скатертью, а на нем под ее чутким руководством расставляются салаты, холодец и другие разносолы, вплоть до мяса по-французски. Хозяйственный Гриша уже залил самовар и пристроил его кипятиться на стиральной машинке.
- А то, - закричала Злата, - пробуя перекрыть общий гвалт. - У тебя сегодня именины! Садись, мы тебя будем поздравлять. Нет, не садись! Сначала примерь мой подарок.
- У меня не может быть именин! Имя - скандинавское. Его вообще нигде нету!
- А мы постановили - сегодня! - взрычал Ровер.
- Злат, пусть примерит, и не крутиться тут под ногами, - скомандовала Людмила. Хоть какая-то польза от нее будет.
Мы вышли в коридор, Злата взяла большой пакет, и мы закрылись в маленькой комнате. Она развернула свой подарок. Светло-вишневый брючный костюм - удобный и красивый одновременно. Мягкая плотная водолазка, вязаная жилетка в псевдонародном итальянском стиле, расшитая шерстяными нитками, и брюки-клеш. Я надела, и Злата восхищенно присвистнула.
- Сидит, как влитой! Повернись-ка. Отлично, а теперь туфли.
Она вышла в коридор и вернулась с коробкой, достав из нее пару изумительных красных кожаных туфель на среднем каблуке, с перепоночкой. Туфли тоже были впору.
- Теперь можешь выйти к народу. Не беспокойся, таких туфель и костюмов в России больше нет! - произнесла Злата.
Я все еще была в шоке от происходящего, даже чувств никаких толком не испытывала. Но послушно отправилась к месту пира.
Мужики восхищенно присвистнули. Гриша жрал меня глазами, остальные после трехминутного фурора начали гипнотизировать стол.
- Все, садимся уже! - скомандовала Людмила. - Поехали.
И мы "поехали", все, кроме Златы и Леши-Бумера, которые были за рулем. Ровер и Курочкин сыпали тостами и увлеченно уничтожали провизию, купленную вскладчину. Никто не слова не сказал о том, что еще утром я распрощалась с мыслью о том, что застану Тихона Кузьмича живым. И все-таки мне хотелось выяснить все до конца.
- Ровер, ответь мне, наконец, что объединяло Лызина и Ярового?
- Две очень сильные страсти, две, а не три. Попробуй, угадай…
- Насколько мне известно, Яровой любил играть…
- Первую угадала! Следующее…
- Неужели и Лызин тоже?
- А как же! Они и зацепились на игре. Яровой ему был должен.
- Значит, Яровой увяз в долгах – и общаку, и Лызину…
- Но он отыгрался. Это именно он, а не врачи придумал для Лызина схему с лекарствами, которые ослабляют сердечную деятельность. Потому что Лызин начал свою деятельность не три, и не четыре года назад. Первые схемы были топорными. Он их отрабатывал на доме, в котором живет Злата.
- И судился с ней именно Воронец?
- Вот именно, Воронец, посчитавший, что он является законным наследником своего старшего брата. Твоего соседа они вульгарно замочили и утопили в Москва-реке. Братца его – Воронца - нашли, благодаря фотоальбому старика и поздравительным открыткам с адресом.
- Руслан, ты сказал, что кроме игры, у Лызина и Ярового было еще что-то общее… Любовь к деньгам?
- Вовсе нет. Деньги для них были не целью, а лишь средством достижения красивой жизни. Все квартиры они продавали в два раза дешевле их рыночной стоимости. У Ярового на счету всего 20 тысяч долларов, а у Лызина – 27…
- Все это хорошо. А что стало с Ольгой Красновой?
- Вот ей, как раз повезло больше всех. Ей разрешили усыновить младенца и отправили в родной город. Я думаю, что деньги у нее имелись, потому что Карлсон добросовестно заботился о любимой женщине.
- Но как же – уголовное дело?
- Она же сотрудничала со следствием…
- Руслан, а Ямщиков-то, как со своим портфелем?
- Каждый сам по себе, - усмехнулся Ровер. – Но делать теперь милиции нечего, все раскрыто, так что все ищут портфель Ямщикова.
- Кивинова перефразируешь с шапочкой?
- А то? – засмеялся Ровер.
Опера поддержали его дружным хмыканьем.
Наконец, пришло время выгуливать шар-пея, и народ начал собираться. Как ни странно, еды осталось довольно много. Хозяйственная Людмила разобрала все по баночкам и кастрюлькам, и убрала в холодильник. Курочкин перемыл все посуду.
- Спасибо, ребята! - сказала я от души. - Как хорошо, когда у человека есть друзья. Такие. И почувствовала, как на глаза мне наворачиваются слезы.
- Да, какие мы - друзья? Мы - соседи по палате. Тут все с одним диагнозом, кроме Златы с Кирюхой, - съязвила Людмила. - Ты есть не забывай, а то совсем как тень стала! Все - пошли-пошли, - начала она выталкивать Ровера, - ребенок с бабушкой, собаку выгуливать пора!
- Погоди, Людмила, еще чуть-чуть, у меня еще один вопрос: что теперь будет с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым - начальником того отделения, в котором были квартирные аферы, - спросила я.
- Думаю, что теперь ему ничего не угрожает. Вся информация, которую он накопал на своих сотрудников, уже известна. А человек опасен не тем, о чем он уже сказал, а тем, о чем молчит. Правдолюбцев-то обычно убивают еще до того, как они открыли рот… Да, эту компанию то выпускают, то опять закрывают, но ему они уже ничего сделать не могут… Это просто не имеет смысла.
Наконец, все ушли, кроме Венгерова, который что-то искал сначала в карманах, потом в маленькой сумочке с документами. Наконец, он произнес:
- Давай, хоть собаку вместе выгуляем!
Мы вышли на улицу. Снег давно растаял. В воздухе пахло весной и первыми листиками. Погода стояла чудесная. Мы наслаждались этой ночью и тишиной. Спать не хотелось. Джаз уже закончил все дела, а мы все кружили и кружили вокруг дворов моего спального района.
- А давай-ка погуляем по Москве! - предложил Гриша. - Ты же мне давно обещала показать свой город!
- Давай, - только я очень много могу ходить.
Как-то я слишком легко согласилась, даже удивительно.
И мы пошли, через Люблинский парк в Кузьминки, оттуда пешком до Пролетарской, потом до Таганской, потом во двор дома на Котельнической набережной. Не знаю, за что я люблю этот дом и район, но во все тяжелые времена меня тянет туда с неудержимой силой. А уж этой ночью никакой усталости я не чувствовала. Мы поднялись на лестницу, к спортивной площадке и начали целоваться прямо во дворе. Тут кто-то из жильцов включил музыку, причем, в очередной раз шансон:
А жизнь, как на волнах порой качает,
То вниз летит, а то под облака,
А счастье, это то, когда встречает,
Любимый даже бывшую зэка…
Мы одновременно рассмеялись, так странно в ситуации с нами выглядели слова Кати Огонек. Впрочем, вполне душевные.
Мы продолжили целоваться уже на мосту на набережной, потом за мостом, и на Маросейке, и на Сретенке. Нас бросало друг другу, а потом отталкивало. И так всю дорогу. Как-то неожиданно мы оказались на Красной площади. На фоне чернильно-фиолетового безоблачного неба четко выделялись рубиново-розоватые звезды. Там мы, конечно, уже перестали целоваться. Пройдя ее насквозь, мы зашли в Александровский сад, оттуда - обратно на набережную к театру Эстрады, оттуда - к парку культуры. Мы прогуляли всю ночь, болтая ни о чем и обо всем. Фиолетовая, подсвеченная фонарями темнота становилась все более прозрачной. Черные мысли отступали от меня все дальше и дальше. Темнота стала светло-синей, потом бледно-голубой.
- Как я люблю этот синий апрель, - задумчиво произнес Гриша. - Самый счастливый месяц в году.
- Ты - Овен? - удивилась я.
- Нет, Водолей, я родился 14 февраля, в день влюбленных. Только меня девушки не любят. Как-то в свой день рождения я час прождал одну знакомую на переходе с Площади революции, а она так и не пришла.
- И ты оставил там гвоздики - две красные и одну желтую с окаемочкой, а сам сбежал, - заявила я.
- Ты их нашла? - не удивился Гриша. - Я так и думал, что их кто-то приберет.
Я попыталась что-то возразить, но он не дал.
- Смотри, красота какая! Рассвет над Москвой-рекой, Октябрьский мост. Мой дед был архитектором, он считал этот мост - одной из лучших конструкций своего времени. С дедом Гриши я была полностью согласна, хотя совершенно не разбираюсь в архитектурных конструкциях, тем более, в мостах. Но Октябрьский мост - один из самых живописных в Москве.
Над парком культуры всходило солнце, оно отражалось в реке, подсвечивало мосты и старые постройки вдоль набережной, темные силуэты деревьев ЦПКиО были окутаны зеленоватой дымкой первой листвы. Чертово колесо, неподвижное в этот час, выглядело архитектурным изыском. Скрипела сонная карусель с конями перед входом в парк, по мосту медленно тянулись первые машины.
Просыпалась Москва - тревожная и прекрасная, неожиданная и манящая, а мы все продолжали невероятно длинный пеший путь. К переулочкам Арбата, к его проходным дворам и старым липам Гоголевского бульвара, к задумчивым зазеленевшим тополям, притаившимся в этих каменных старомосковских джунглях, к двухэтажному, опоясанному балконами домику в стиле старого Тбилиси, в котором располагались мастерские и жилища неизвестных художников. Во дворе этого домика мы насчитали не менее 18 черных кошек разных возрастов.
Оттуда в обнимку отправились на набережную, но уже к "Киевской".
Нас опять закружила и заворожила старая Москва, мы шли по пустынным утренним улочкам наугад, без всякой цели, болтая о пустяках, и любовались тихим золотисто-розовым городом, который не торопился сбросить с себя сладкий воскресный сон. Наконец, мы оказались у "Киевской". У входа в метро Гриша снова начал что-то нервно искать в своей сумке. Похоже, просто тянул время.
- Ну, что? По домам? - спросил он упавшим голосом.
- Ко мне, - решительно произнесла я. - Еды еще на два дня хватит!
- А потом? - зачем-то уточнил он с самым идиотским видом.
- А потом поедешь в Ашан за продуктами, - засмеялась я.
Приободренный Гриша тут же поймал такси, и мы домчались до Ставропольской за двадцать минут. О любви и прочих глупостях мы так и не говорили. Поживем-увидим, а пока хоть будет, кому с собакой гулять…
Следующей ночью мне снился Егор, он снился мне и потом - еще ни один раз. Я не раз искала его в московской толпе, вздрагивала, когда видела похожий типаж в вагоне метро. Он позвонил под Новый год мне на мобильник: "Как дела? Я сейчас в Москве. Хочешь, в гости заеду?" Гриша был на сутках. "Не хочу, я занята!" - отчеканила я. А сердце снова сжалось, выдавило удушливый ком в горло, руки потянулись к сигаретам.
Дело было не в том, что Венгеров может явиться домой ужинать или занести посреди ночи три сумки продуктов из круглосуточного супермаркета, как он это предпочитает делать, ненавидя очереди. Можно скататься и в Марьино, ведь квартиру Егор так и не стал продавать. По делам своей клиники он регулярно бывал в Москве. А меня, как и Гришу, по работе могли дернуть в любой момент в любой конец Москвы, а порой и в область. И даже не в том, что я теперь - не одна, не только со своими кошками и собакой, но и с мужчиной.
Может быть, я все-таки заслужила покой? В моей голове гвоздем застряла одна из финальных фраз из "Мастера и Маргариты". Я подошла к компьютеру и щелкнула клавишей Enter. На экране высветилась последняя глава моего первого детектива "Черные маклеры"... Я щелкнула мышкой "Сохранить файл" и, открыв сайт "История московской подземки", углубилась в жизнеописание историка Игнатия Стеллецкого - первого диггера современной Москвы. "При сооружении станции "Боровицкая" метростроевцы натолкнулись на остатки древнего городища", - прочла я. - "В строящийся тоннель хлынула вода, а вместе с ней и кости из древнего захоронения. Рабочие кинулись врассыпную"...
Очень хотелось вишневого сока и дыни, но палатка возле дома уже была закрыта. Я продолжила работу. Около четырех утра явился Гриша с двумя огромными сумками с провизией.
- Опять накурила в квартире? - бросил он.
- А что ты купил? - поинтересовалась я.
- Посмотри, тут много всего. Я купил, мяса купил, я купил - помидоры купил. Я купил - котлеты купил, я купил - рыбу купил... И еще...
Слушать этого зануду было невыносимо! Я вместе с кошками и Джазом бросилась разбирать сумки. Вишневый сок я достала из первой, на самом дне второй холодела желто-зеленым боком дыня-торпеда. Как он это угадывает, причем уже не в первый раз? Я ж ему даже не звонила...