«Никто не хватает зубами за пятку,
Никто не с’едает гражданку лошадку
И с ней гражданина кота,
Когда у собаки есть будка и миска,
Ошейник, луна и в желудке сосиска,
И каждому ясно, что эта собака
Не круглая сирота!»
(Юнна Мориц, «Собака бывает кусачей…»)
Вчера вечером получил от руководства статистику, согласно которой в моём отделе, учитывая об’ём работ за год, число рабочих часов и среднее время выполнения заявок, должно работать два целых и двенадцать сотых человека. Остаток дня и всю дорогу домой я провёл в размышлениях, из каких соображений теперь следует рассчитывать зарплату двенадцати сотым, и вправе ли я требовать от оставшихся восьмидесяти восьми ежедневно являться на работу?
На лестнице сидела Морра. Замок заледенел и не открывался.
— Ты чего здесь сидишь? — спросил я, отогревая замок зажигалкой.
Морра посмотрела на меня долгим изучающим взглядом, и мне стало как-то не по себе. Наконец она коротко ответила:
— Бардак! — и удалилась, шурша бесчисленными юбками.
В квартире действительно был бардак, Морра оказалась права. Я перебрался через баррикаду из перевёрнутых коробок, ботинок, веника и совка в прихожей и увидел Бандитов хвост, торчащий из-под кровати. В комнате тоже всё было вверх дном.
— Что ты там делаешь? — спросил я у хвоста.
— Она потерялась! — раздался полный горя голос из-под кровати.
— Твоя прелес-с-сть? — передразнил я.
— Не смешно, — пёс выбрался из-под кровати. Нос и уши у него были в серой пушистой пыли. — Моя миска потерлась, — и он шмыгнул носом.
— Твоя миска?
— У каждой уважающей себя собаки есть своё место и своя миска. Место — вот! — Он махнул лапой сторону гладильной доски, — Пока вполне сойдёт, учитывая, что мы только что переехали. — А где миска?
— А. Ну да. Ты… ты посмотри получше, наверное, где-то в сумках. А я… мне надо ещё… надо хлеба купить, я по дороге забыл, вот, — неловко соврал я и выбрался в прихожую. — Я скоро.
Ближайший зоомагазин оказался в «Трамплине».
— У вас какая собака? — спросила скучающая молоденькая продавщица.
— Плюшевая.
И без того большие глаза продавщицы стали огромными.
— Это ещё что, — хмыкнул я. — У меня ещё Морра по ночам на обоях рисует. А я про всё это пишу истории в Интернете…
Похоже, девушка не читала Туве Янссон, но, судя по её взгляду, догадалась, что Морра — это не кошка и не попугай.
— Чек в пакет не кладите, пожалуйста. Это… это вроде как подарок. Спасибо!
Продавщица осторожно протянула мне чек, как протягивают сахар верблюду в зоопарке.
— Вот твоя миска! — выпалил я, вваливаясь в дверь.
— Ур-р-ра!!! Где ты её нашёл?! — завопил Бандит, танцуя на хвосте.
— Я… я забыл, я одолжил её Шарику. Ну, который живёт у шестого под’езда, — пробормотал я, стараясь не смотреть псу в глаза. — Извини. Понимаешь, его миску кто-то стащил…
— Какой ужас! — он всплеснул лапами и пошёл на кухню пристраивать миску.
Проснувшись, я не нашёл ни Бандита, ни миски. Зато нашёл крохотный огрызок угольного карандаша на самом видном месте на подоконнике. Я положил рядом новый карандаш, последний из коробки. Чистя зубы, я начал догадываться, в чём дело, а когда залез в холодильник, окончательно уверился в своих предположениях: пяти сосисок не было. Выходя из двери, я увидел Бандита — он поднимался по лестнице, волоча миску за собой.
— Почему лифты не рассчитаны на собак? — недовольно спросил он. — Во-первых, я не могу дотянуться до кнопки, а во-вторых, он всё равно не едет, потому что я слишком лёгкий!
— Шарику понравились сосиски? — поинтересовался я.
— Угу. Ты купишь ещё по дороге домой?
— Лучше я куплю мясо. Держи ключи.
— Я открою тебе вечером.
У под’езда лежал Шарик и грелся на солнышке. Я подумал, что мне пора менять работу. Как говорит Бандит, во-первых, две целых и двенадцать сотых человека — это бред, а, во-вторых, моей теперешней зарплаты явно не хватает и на карандаши для Морры, и на сосиски для Шарика.