Запятнанное совершенство

Мой Шкаф
/вне времени или позже, чем я перестал думать о таких глупостях/


Я знал её всегда. Я не мог себе предположить, что когда-либо в какой-то из жизней я мог её не знать. Не знаю, какой срок годности у реинкорнаций, но точно знаю, что в каждой из…мы находили друг друга, если не по облику, то по запаху.

- Нет предела совершенству! - я не помню, кто из величественных фигур первым сделал это замечание, но остальные подобрали его, как аксиому. Мне, завзятому системщику, такая постановка вопроса абсолютно не внушала доверия. Я всегда искал совершенство. Безупречность формы, безукоризненность облика, соотношение совершенства физического на амплитуде нравственного. У меня было своё положение идеального, нормы же социальных статусов по данному вопросу, я всегда ставил под сомнение, как раз именно в Этой точке, говоря об относительности. Что касаемо лично меня, в этом не было никакой риторики. И ещё, я очень не любил ошибаться…потому, как другие склонны были прощать себе ошибки, оправдывая лексической гуманитарией из ротовой полости. Я же был не слишком многословен и грамотен в постановке своей речи, из-за этого мне, стало быть, проще не ошибаться в своих действиях первоначально.

Она встречала меня на пороге с вечными порицаниями, но та-ак нежно, как встретить меня не смог бы никто.

- Привеееет!!! Вытирай ноги, испачкаешь пол, а я, между прочим, его мыла только перед твоим приходом. И вообще, ты всегда приходишь не во время: то, когда я в ванной или туалете, или зубы чищу, или на рынок собираюсь, или вот пол намылила! И вообще, ты заметил, что я его не как все мою?

Нине нравилось думать, что всё, что она делает, она делает не как все. Нет…не то, чтобы она делала это как-то иначе, просто она  всегда предпочитала делать всё тщательнее кого-либо. И этого кого-либо она называла «все».

- Ну, я, в общем-то… - как всегда, я не успел закончить свою мысль до того, как она меня перебьёт патокой своей протяжной и звонкой речи, похожей на детский восторг. Всегда!

- Ну, конечно, снова ты в непогоду в дырявых кедах, затасканном свитере, а голова… Как можно ходить с такой ужасной головой? Тебе никогда не говорили, что существуют парикмахерские или укладывающие средства для волос? – она с таким негодованием смотрела на меня, что мне казалось, я продырявлю дыру в её только что вымытом полу, своим заостренным взглядом в одну единственную точку, всегда в одну и ту же.

Маленькое красное пятнышко от лака, случайно, когда-то, капнувшее ей на линолеум.

Когда, она выговаривала мне все свои презрения по поводу моего внешнего вида, я всегда внимательно рассматривал эту точку, думая в этот момент не о том, как бы привести в порядок своё обличие, а о том, почему ОНА до сих пор не удалила его – это крохотное пятнышко, при всей своей опрятности. Но никогда не спрашивал её об этом, мне представлялось, что в этой точке присутствует какая-то волшебная символика, скрывается некий глубочайший смысл. И всегда, когда она занималась со мной бесполезными, однако милыми нравоучениями, я  думал о смысле этого пятнышка. Он казался мне слишком глобальным, чтоб говорить о нём вслух.

- Ну, что ты молчишь, разувайся уже и проходи, наконец!…Есть борщ, варёная картошка с жареной рыбкой, будешь обедать?



Есть я не хотел никогда, даже не потому что я знал, что всё предложенное Ниной было куплено на последние деньги и из-за своей искренней доброты, чистосердечно, открыто, и из самых чистых побуждений предлагалось всем кто бы не появлялся у неё на пороге. Мне,  казалось, что я насыщался уже самой открытостью и непритворностью её предложений. Впервые я видел, как настойчиво, может быть целомудрие. Насколько чистым оно может быть во всех проявлениях.

- Ну, что ты всё молчишь? Как у тебя дела? Почему ты ничего не говоришь? Хочешь, может быть чаю? Ааа, у меня ещё бананы есть, ты же любишь бананы, я знаю!!! Будешь? О, бери ещё печенья, только, если будет не вкусное, ты скажи, надеру продавцу задницу! А то сказал, что необычайного вкуса…ну, да я и поверила, ну попробуй хоть одно, ну, пожалуйста!

- Спасибо, я честно не голоден!

- Да? Ну ладно…- она немного помолчала, секунды три…- О, ну хоть шоколадную конфетку съешь, ты гляди какой худой и выглядишь ты как-то худо! Может, поправишься… - с неимоверной заботой Нина уговаривала меня съесть….ну хоть что-нибудь…
Я согласился на резиновую жвачку и сигарету LD!

Нина воодушевлённо рассказывала мне, как она работает в больнице санитаркой и как распределяет деньги на месяц: чтоб не умереть с голоду, отложить себе на дорогу «на завтра» и ещё сходить на почту, отправить хоть мизерную сумму родителям с её тремя младшими братиками в посёлок, типа городского. Нина всегда  рассказывала всё с большим вдохновением и исходящими позитивными флюидами, которые заряжали меня, как батарейку!
Она с таким наитием делилась о том, как моет пол в операционном отделении и выносит кровавые бинты, иногда Нине даже вручали инструменты, которыми делали разрезы пациентам, и она долго стерилизовала их для следующих операций. После операций она коллекционировала фотографии окровавленных столов после процесса, перед тем как их вымыть. Нина даже своровала одно ведро из больницы – «на память»!

Такими подробностями она делилась только со мной, потому что знала, что мне не с кем будет это обсудить. У меня никого кроме Нины не было! Со мной больше никто не общался, или это я никого не хотел слушать, об этом не могу сказать даже я сам… Но имел ли для Нины такой фактор моей биографии какое-то значение? Я не знаю…

С самого детства из всех виденных мною за всю жизнь людей, только Нину я считал совершенством. Нет, не из-за того, что больше-то знакомых у меня не было, а даже по внешнему признаку. Учитывая же ещё внутренний, то больше мне и не хотелось иметь знакомых, я точно знал, что существо, которое хранит её нутро – святое, а значит совершенное! Одного совершенства в жизни мне было более чем достаточно!

Внешне Нина напоминала цветок, если быть точнее в обозначениях, то – ромашку!
Она всегда была: цветущей, стройной, гармоничной, ухоженной, весёлой, бодрой, чистоплотной, изящной, накрашенной и самое главное - «готовой к труду и обороне»! Нина всегда – была красивой и красота её в большей части заключалась в самой её скромности. Она всегда очень тщательно, «не так как все», следила за своей внешностью. Финансовое положение ей этого не позволяло, поэтому я часто становился свидетелем того, как в домашних условиях из всех ингредиентов находящихся в холодильнике она делала себе крема, маски и ванночки! Нина меня никогда не стеснялась и не скрывала секреты своих домашних преображений!


Я же любовался ею, никто другой не прельщал мой взгляд, так как Она!


Однако всё же оказались причины, которые смогли заставить нас с Ниной расстаться. И этой причиной случилось пограничное расстояние. В сентябре мне принесли повестку из военкомата, потребовав двухлетнего срока для доказательств моего патриотизма! Патриотом я не был никогда, но тому, кто принёс мне повестку в армию, видимо мой антипатриотизм был параллелен. Уже через месяц меня отправили в Урюпинск, в потугах сделать из меня солдата.

Нина осталась работать санитаркой в клинике. Прошло полгода, она писала мне письма, особо я ценил то, что "электронкой" Нина принципиально не пользовалась, не только из-за того, что мне было невозможно получить электронную почту, а вообще она предпочитала всё делать "по-старинке", это я в ней уважал, называл стабильностью.
Нина писала мне, как работает в больнице санитаркой и как распределяет деньги на месяц: чтоб не умереть с голоду, отложить себе на дорогу «на завтра» и ещё сходить на почту, отправить хоть мизерную сумму родителям с её тремя младшими братиками в посёлок, типа городского.
Ещё через полгода она писала о том, что её повысили в должности и теперь она работает операционной сестрой, но снова не хватает денег на еду и дорогу «на завтра», а один из младших братиков умер. Диагноз поставили – онорексия, она очень скорбит.
Ещё через полгода, она писала о том, что поступила в университет, и повышает квалификацию, теперь она стажируется у хирургов и скоро сможет сама оперировать. Я очень за неё был рад – это была её мечта, спасать жизнь людей! Но огорчился, когда прочёл, что умер ещё один братик из-за слабости организма. О том, хватает ли ей денег на дорогу «на завтра» и ходит ли она ещё на почту,отправить хоть мизерную сумму родителям, она почему-то умолчала, наверное, закончились чернила…
Через оставшиеся полгода мне, наконец, выпала счастливая возможность вернуться на Родину. Я был вне себя от счастья, когда увидел родные земли. Они казались мне самыми необыкновенными, самыми лучшими, я даже целовал асфальт, когда вышел из поезда! Наверное, именно в этот момент я всё-таки почувствовал в себе дольку патриотизма!!!

Перед тем, как зайти к себе домой, мне показалось первично необходимым проведать, моё единственное совершенство, мою Нину! Тем более, что в первый раз я действительно был голоден!
По дороге к ней домой, я напевал мелодию из её любимой песни, хоть слов и не помнил, но мелодия мне казалась, столь же прекрасной, как всё вокруг, столь же прекрасной как сама Нина!

Когда я позвонил в дверной звонок, все нервы сжались у меня в единый комочек, в ожидании, когда же она откроет мне двери и вновь начнёт приветствие с привычного когда-то для меня возмущения, о том, что даже сейчас я не во время! Она не знала, что я вернулся…

Дверь открыла Нина.
- Нина!!! – я хотел полезть со своими объятиями к ней на шею, но она аккуратно и жестикулярно, очень вежливо, запретила мне это сделать
- Здравствуй! Проходи, я тут не прибралась немного, давно же тебя не было…проходи, рассказывай! Хорошо выглядишь…Когда вернулся? Почему не сообщил, что приезжаешь?

Квартира сияла чистотой, той же Нининой чистотой, какую я всегда в ней боготворил. Только чего-то не было при входе, чего именно я не понял, показалось, что передвинули обувную полку. Как же долго меня не было в этом доме! Когда долго где-то отсутствуешь, вещи непременно начинают жить «своими жизнями» и от тебя это независит.

- Проходи на кухню, - послышалось эхо голоса Нины.
Я уселся всё за тот же неизменно чистый стол.
- Сколько пыли на столе, извини, я не была подготовлена к твоему приходу… - начала передо мной вежливым тоном оправдываться она!
Я по своему обычаю молчал и слушал её, но сегодня мне было странно её  слушать, она говорила совсем не так, как говорила Нина! Но я сделал скидку не ей, а скорее себе на то, что давно она меня не видела, наверное, отвыкла…
- Могу предложить чай? Только, прости, лимона, и сахара в доме нет, в магазин с работы заскочить не успела!
- Не страшно, это неважно, я буду чай!

Нина сделала мне чай и больше не предлагала, как ранее печений или шоколадной конфетки, потому что я плохо выгляжу.

-«Наверное,- подумал я, - Я стал выглядеть лучше!» - и даже обрадовался этому.
- Как ты тут? Я получал твои письма, я так сожалею о твоих братиках! Это такая беда….

Она промолчала так, словно не слышала моих сочувствий.

-«Наверное, ей больно говорить об этом» - подумал я и снова замолчал, попивая приготовленный чай, моей НИНОЙ!

- Ты изменилась…

Она улыбнулась.

- Похорошела?
- Не знаю, изменилась…

- Знаешь, я не писала тебе в письме, но меня теперь можно величать настоящим хирургом, у меня уже была первая операция! Всё прошло очень удачно, хотя я сильно боялась, но после повышения квалификации, начала чувствовать себя более уверенно, закончив университет, думаю уехать в Европу и там продолжать карьеру хирурга, там за это хоть платят нормальные деньги, а тут что…копейки! На дорогу даже не хватает!

- Какая ты умница, я так рад за тебя и за твои планы на будущее, они отличные! А родные как?

- Мама умерла…Врачи сказали - онорексия! Я не ездила на похороны, времени нет, работа, ну ты же понимаешь…да и дорого это нынче, поездки в такую даль!



Я молчал. Нина продолжала говорить о себе и о клинике. Я смотрел на неё, слушал её, я даже улыбнулся ей полтора раза и всё больше осознавал, пока, наконец, не согласился с тем Великим о "предельном совершенстве", которое вдруг оказалось предельно сомнительным. 

Я очень медленным шагом, но очень быстро вышел из Нининой квартиры, за это время я успел ещё два раза обрадоваться и ещё один раз огорчиться. Нина, наконец, перестала  сочинять домашние рецепты, чтоб ухаживать за своей внешностью и обзавелась фирменными лосьонами и кремами.
И видимо она всё же разгадала волшебную символику глубочайшего смысла маленького красного пятнышка на поверхности линолеума у входа и стёрла его…


А я этот смысл понять так и не смог…