Венгеров и Ровер решали трудную задачку: в районе, да и в городе действовали, по крайней мере, две разные группировки. Одна – под руководством мошенника Ярового, другая – скорее всего, вдохновлялась тренером Павлом Лызиным. Анализ действий тех и других явно показывал на то, что люди действуют разные, схемы у них – разные. Делом занимались уже не только районная прокуратура и ОБОП, а заодно и их отделение милиции, но и горпрокуратура, и УБОП.
Время, когда был принят злосчастный закон о приватизации, ударило по разным слоям общества – от инвалидов и пьяниц до власть имущих. Одни скатывались на дно от нищеты и безнадежности, другие – от возможности быстро и фактически безнаказанно заработать шалые деньги. Квартиры дорожали с каждым днем, мошенники плодились и усложняли схемы. И все-таки интересы Ярового и Лызина где-то пересеклись, хотя места в большом городе хватало всем. Точно также почти невероятным казалось пересечение Ярового и Карлсона.
Яровой для авторитета был слишком мелкой сошкой, но как стало известно от источников, он уехал с зоны не пустой, а с общаком – и сумма была далеко не малая. Вполне возможно, что Карлсону прислали с зоны еще одну «маляву» с просьбой разобраться и вернуть Ярового на место, желательно вместе с деньгами. Но все это были сплошные предположения.
Доказательств не хватало. Судмедэксперта Монархова решили от работы не отстранять, но он сам взял больничный. За это время на связь с ним никто не выходил. Наблюдали за паспортисткой Мариной Селяхиной – результат тот же: Яровой в ее квартире не появлялся, никаких признаков своего существования не подавал. Опера и следователи рисовали схемы, пересечения интересов тех и других, кружочков и квадратиков становилось все больше, а ясности в этих делах – все меньше. К делу подключились сотрудники Управления собственной безопасности: они пока что выясняли лишь одно – источники приобретения квартир сотрудниками паспортного отдела ОВД и заместителя начальника уголовному розыска Кузовщикова, в котором работал Михаил Лермонтов. Но и тут не все было ясно.
Квартира, принадлежавшая Марине Селяхиной, была получена по закону. Было видно, что она стала жить лучше, но не настолько, чтобы ее можно было обвинить в нетрудовых доходах. И, наконец, лед тронулся. След нашелся на юго-западе Москвы, там была прописана… все та же Марина Селяхина и неизвестно где находящийся пенсионер Семеркин Витольд Викторович 1922 года рождения. Пенсионер исправно получал пенсию по инвалидности, но в последние полгода его никто из соседей не видел. Дом построили в начале девяностых, большинство квартир были кооперативными, соседи между собой общались мало. Часть жилплощади была заселена очередниками города. Это уже была зацепка. С обыском к Марине нагрянули неожиданно, дела в отношении сотрудников милиции, как известно, идут особым порядком и ведутся в обстановке строгой секретности. Сотрудников отделения не привлекали.
В это время Марина была дома и готовилась ко сну. Результат превзошел все ожидания. В ящичках трельяжа под зеркалом у Марины хранились карточки на все квартиры подучетного элемента, которые могли стать предметом продажи. УСБэшники обалдели, Марину привезли в контору, и тут она «поплыла». Она не стала скрывать, что квартиру на юго-западе ей подарил любовник, но клялась, что понятия не имела, о том, что недвижимость имела «нагрузку» в виде прежнего жильца. Местонахождение пенсионера Семеркина до поры до времени оставалось неизвестным. Селяхина плакала и божилась, что не знает и о том, где находится ее любимый риэлтер.
На следующий день, после ее ареста начальница Селяхиной – Людмила Леонидовна Кабанова почувствовала неладное. Мало того, что Марина на работу не вышла, она еще никого не предупредила о том, где она и что с ней. Кабанова раз десять за день набрала ее телефон – тщетно – в квартире никого не было. Объявлять сотрудницу в розыск Кабанова не спешила, но в смятении побежала к Кузовщикову.
- Я уверена, что во всем виноват Лермонтов, - повторяла она. – Никак не успокоится, гад. Ведь предлагала ему по-хорошему – трехкомнатную в старом фонде, угловую, с двумя балконами, с видом на Москву-реку. Ни для кого бы не сделала, а для него обещала, - в слезах твердила она.
- И что он? – мрачно поинтересовался Кузовщиков.
- Сказал, что лучше будет жить в своей с видом во двор, чем в казенной – с обзором на Колыму.
- Никак не успокоится, сволочь честная, - пробормотал Кузовщиков. – А каково нам жить с этой правдой в кармане?
- Что делать, Ваня, что делать? Это он под нас копает!
- Ты с Селяхиной какие-то дела делала?
- Нет, мы с ней даже ни о чем не разговаривали, ни о каких наших мероприятиях, а так – по маленькой с клиентов она взятки брала. Я на это глаза закрывала, зарплата-то небольшая.
Селяхина не появилась и на следующий день. Лермонтов несколько раз заходил и спрашивал, что случилось с Мариной. Похоже, и он ничего не знал. По крайней мере, Людмила Леонидовна была уверена, что так правдоподобно перед своими играть нельзя. Но ни ее, ни Кузовщикова никто и никуда не вызывал. Первая волна волнений улеглась.
В это время Вася Курочкин готовился к командировке в один дальний монастырь.