А как бы вы поступили на моем месте? Каждый день, всякий раз, проходя мимо зеркала или ловя на себе испуганный взгляд, вспоминать и ощущать это чувство. Не страх, я давно ничего не боюсь, а тревогу. Тревогу, что за этим может что-то стоять.
Когда я услышал, что ад - это повторение, я понял, где живу. В моем существовании не было разнообразия, событий, ни хороших, ни плохих. Подъем – завтрак – смердящее метро – ланч с такими же инертными коллегами – смердящее метро – хлебный ларек – ужин – телевизор – сон. Иногда дочь могла внести поправку в мой маршрут, позвонить и сообщить – хлеб уже купила. Никаких проблесков, никаких огней в конце тоннеля, никаких лучей в темном царстве. Воспроизведение одной и той же пленки. Впрочем, между станциями «подъем» и «завтрак» находится встреча восхода солнца. Моя отдушина. То, что для жены всегда являлось поводом брюзжания, для меня было подарком вседержителя. Наша квартира расположена на четырнадцатом этаже. Окна на восток, так что я мог наслаждаться восходом солнца, как тогда, в детстве. Так было, пока не появилось казалось бы долгожданное разнообразие – злосчастный штамп на моем теле.
Истории про амнезию всегда вызывают живейший интерес. Но одно дело - читать в бульварных изданиях про других, страдающих частичной или полной потерей памяти и совсем иное – быть на их месте. У меня никогда не было подобных проблем. Единственное, что меня беспокоило и, что греха таить, довольно часто – парамнезия, ложные воспоминания, впечатления от уже виденного, обманы памяти. Все это можно на французский манер назвать дежа вю. Но это чувство знакомо каждому если не второму, то третьему. Вряд ли кто посчитает странным, что мне кажется, будто я провел на улице, по которой иду впервые, все детство. Или что, смотря на спотыкающегося в коридоре начальника, я смутно припоминаю, что уже видел его, скрючившегося и потирающего локоть. В то время как многие будут поражены, услышав, что я заимел татуировку, о происхождении которой не помню ничего. Ни-че-го. И не где-нибудь, а на шее, с левой стороны. Даже ворот рубашки не скрывает чернеющие на моем белесом теле буквы. Буквы. Не рисунок, который мог выбить на мне подпитый неостроумный татуировщик. Целых двенадцать букв. Букв, которые переворачивают мое сознание и сознание всех, кто их видит и слагает в слова. «Я умру сегодня».
Никто не смог помочь мне выяснить и вспомнить. Ни коллеги, последний раз видевшие меня на работе в здравой памяти и с девственно нетронутой шеей; ни семья, открывшая дверь мне, ввалившемуся в прихожую после девятичасового отсутствия; ни гипнолог, ни гадалка, ни колдун, больше похожие на актеров школы-студии МХАТ.
Вы можете представить себе состояние человека, который, сдирая повязку со своей шеи, видит там то, что никогда бы не представил и в кошмаре? Который тщетно пытается объяснить семье, друзьям, коллегам, родителям, что не имеет к возникновению надписи отношения? Который не снимает шарф, а если это необходимо, ловит на себе испуганные взгляды. Взгляды собственных дочери и жены. Нет, вам не знакомо это чувство тревоги за то, что надпись на собственном теле, окажется пророческой. Она каждый день напоминает о неизбежности смерти. И до истерики доводит то, что когда-нибудь я умру, и все наконец-то поймут - надпись оправдала себя, и я действительно умер «не завтра, не вчера, а именно сегодня».
Больше всего тревожит не возможное отсутствие логического объяснения. Меня сводит с ума, что оно может находиться у меня в голове, а я к нему и не подберусь. Подойдя к дому, мы ищем ключи в большой сумке, и, чтобы убедиться что они не потерялись, трясем ей, надеясь услышать звон. Точно также я трясу своей головой, вожделея услышать звон. Звук, который докажет - я знаю зачем и как все произошло. И еще немного тревожит, что я не могу объяснить даже самому себе, почему не собираюсь сводить татуировку.
Теперь окружающие считают меня сумасшедшим, все необъяснимое отдаляет людей близких, что уж говорить о малознакомых. Я и правда изменился, может, действительно потерял рассудок. Думаю, приговор на работе и дома давно был вынесен, они просто ждали повода его огласить.
Я оттягиваю этот момент. Стараюсь редко появляться им на глаза. Может, надеюсь, что не видя злосчастные буквы, выведенные через трафарет, все забудут о них навсегда. Я полюбил гулять по городу. Глядя на огромные сооружения, технические и архитектурные достижения, можно думать о многом. Скорее всего возникнет восхищение архитекторами, дизайнерами, строителями, воплотившими свои масштабные замыслы. Но, проходя по подсвечиваемому со всех сторон мосту, на строительство которого ушли месяцы и миллиарды, и вглядываясь в лежащий под ним переливающийся всеми цветами радуги мегаполис, вы подумаете «Как прекрасен этот город». В то время как любуясь перистыми облаками, слепящим солнцем и полями подсолнухов, наслаждаясь созерцанием всего, к чему человек, собственно, не имеет отношения, возникнет мысль «Как прекрасен этот мир». Жить в прекрасном мире важнее, чем в прекрасном городе. Разве нет? Впрочем, ко мне пришло осознание того, что ни мир, ни тем более город прекрасными для меня уже не станут.
Не торопясь брел я по плохоосвещенной трассе в гору. Машин не было. Я смотрел на мокрую землю под ногами, и заметил нечто странное. Капли дождя во мраке невидимы, единственное, что можно увидеть – то, как они бьются о лужи, взбивая воду. Десятки миниатюрных водоворотов возникают на воде, как будто ниоткуда. Она неспокойна; из-за того что самих струек дождя сквозь тьму не разглядеть, кажется, что вода бурлит сама по себе. Когда вода в чайнике закипает, раздается оглушительный свист. Каким же должен быть свист, когда дождевая вода закипает в трещинах земли. Я прижал руки к ушам и шагнул на середину дороги.
По встречной полосе к вершине пригорка приближалась машина. Ее видно не было, но показался отсвет ее фар. По мере того как она приближалась, свет, сначала еле заметный, все рос и рос. Казалось, восходит солнце, и даже при таких обстоятельствах мне нравилось наблюдать этот странный восход. Последний восход, которым я любовался.
Глядя сверху на плачущую жену и скорбящую дочь – она так взросло и элегантно выглядит в этих черных очках – я со стыдом осознаю, что поступил как слабый человек, но с облегчением ощущаю, что тревоги не стало. А как бы вы поступили на моем месте?