22. Искусство в табор. 23. От парада до распада

Лев Верабук
    У Яши тоже возникли проблемы с красными труселями, точнее с их реализацией. Новая власть ещё не открыла скупку экспроприированных товаров, а таборные барыги сбежали, не приняв сердцем революцию. Даже цыганские бомжихи не брали поношенное изделие ткацкого комбината им. Ульриха Либкнехта. В их кругах считалось неприличным скрывать от людей женское достоинство под нижним бельём.

   Тогда Шакал решил делом доказать преданность правящему классу. Подкравшись к Большой Заре с тыла, он хлопнул её по турнюру и преподнёс добычу. За почти новые панталоны, Яков хотел выручить ночь её любви и пост министра финансов. Но его планы не сбылись. Революционерка вырвала подношение и, отвесив баклану пендель, пригрозила:
    – Будешь чуханить без спроса, падла, движок заглушу!

   Однако, прикинув труселя на себе, она потеплела от соответствия размера и цвета. Рябенькая потрепала сявку за лясу и дружелюбно добавила:
     – Слухай, товарищ Шакал, шпане и форточам нет места в новом обществе. Шагай в будущее в ногу с  Карлой и будешь отрядным запевалой на нашем майдане.

    От болезненного прикосновения и ласковых слов у Яши произошло второе непроизвольное извержение за последние сутки, и он потерял дар речи.

     Меж тем мимо митинга проходил путь из Варяг в Греки Сафрон Никосийский. Будучи глуховат, он не слышал шума политического сборища. Зато мэтр был сильно зорок и всегда смотрел в правильную сторону. Увидав таборную атаманшу на броне с устремленным в будущее протезом, он проникся картинной позой и остановился на творческом пути. За понюшку табаку, виртуоз вынюхал у народа о платёжеспособности натуры и обратился к ней с челобитной:
    – Народ в Вас души не чает! Вождя эдакого масштаба надо лепить при жизни. Готов увековечить на века.

    Ляля кивнула и попросила нарисовать до кучи Герб нового государства. Богатый художник составил на гербовой бумаге договор о сроках, авторском вознаграждении и ответственности сторон. Ляля лично макнула отрубленный палец Барона в голубую кровь и приложила его к  контракту.

    Под проект с цыган сняли последнюю рубашку и учредили правительственную комиссию во главе с З. Джага-Швали. При ней создали худсовет под председательством Р. Арман и назначали куратора расходных материалов Я. Шакальского.

    Придворный живописец набросал сангиной на картоне Герб: На голубом шаре стоял на дыбах медведь, а на нём сидела верхом Ляля. Левой рукой с молотом она замахивалась на зрителя, а правым протезом с серпом сносила сразу все три головы змеюки Бадулая. Почеркушку вставили под бронированное стекло и повесили в красном углу правительственного Шатра.

    Ляля легла в стиле ню и начала кокетливо позировать. Но маэстро убедил её стоять одетой и указывать перстом, где раки зимуют. По ходу творческого процесса всю таборную бронзу и мрамор распилили и шедевр пришлось лепить из пластилина. Малой Яшка постоянно бегал в поле за свежим материалом и пробивал его через наволочку.

    Слепив статую, мастер выкрасил её гуашью под мрамор и составил приёмо-сдаточный акт. Зара отказалась его подписывать, до воздвижения изваяния на постамент.

    Взбалмошный автор встал в заезженную позу обиженного художника. Ссылаясь на договор, он потребовал гонорары, заработанные в поте лица. Ручка поклялась мамой, расплатится, на его обратном творческом пути из Греков в Варяги. Но Сафрон неверующий стал во весь голос грозить Страсбургским судом и шёпотом знакомой братвой с Жмеринки.

   Ляля не желала скандала на людях. Она завернула непочатую посадскую в договор и сунула её бузотёру на дорожку. Но и это не помогло. Тогда Яшка выдал ему, через губу, шмат пластилина, а Роза спустила с поводка медведя без намордника. Свободный прислужник Мнемозины слышал о темпераменте бисексуального зверя и засверкал пятками.

      Подряд на постамент вождиха отдала своему гражданскому мужу Косолапову. Она взяла у него откат мёдом и передала ему липовый стройматериал. Огромное бревно Ляля свистнула на ближайшей стройке, а чтобы перетащить его в кремлёвский шатёр, свистнула там же жёлтых узкоглазых. За помощь в криминале она обещала гастарбайтерам, выстругать из липы Царь-спичку и разжечь ею пожар мировой революции у них на родине.

    Папарацци засняли воров в разгар кражи бревна и напечатали фото в бульварной и садовой прессе. Цыганка хотела распилить его на деревянные рубли для себя, но засветившись, струсила. Она объявила, что древо пойдёт на общественные нужды: постамент, Пиноккио и Буратин с Матрешками для прироста деревянного населения.

    Трудолюбивый Топтыгин взял в лапы зензубель*, шерхебель* и, конечно же, фальцгобель* и молча, приступил к работе.
    *Справный рубаночный струмент немецкого столяр-мастера, навроде нашего фуганка – Прим. Джузеппе.

    Соорудив на таборной площади постамент*, он забил в липу лом и аккуратно насадил на него сверху статую. Она затрещала от удовольствия, а работяга покрыл всё люминиевой краской, под серебро. Затем Косолапый выпил, для пробы, стакан политуры и, добавив в неё для пущей крепости жменю протёртой испанской канифоли и три капли нашатыря, залакировал. Укрыв скульптуру простынёй от косых взглядов, он удалился с чувством перевыполненного долга.
     *Несмотря на ментовскую суть постамента, разрешение на его установку не было, так как Косолапый не дал кому надо на лапу. – Прим. таборного летописца.


                23. От парада до распада.

    На следующий день у зачехлённой статуи выстроился в каре духовой оркестр таборных пожарных. Он играл жизнеутверждающими марши, пока не собралось толпа, а руководство не выплыло в полном составе.

     Председатель правительства Р. Арман открыла торжественную церемонию зажигательной речью. Она рассказала о славном историческом пути вождя от проституции, до гаранта конституции. Генеральный Секретарь партии «Большие Ля-ля» З. Джага-Швали раздала народу остатки водки и, под гром аплодисментов, лихо расчехлила памятник. Он засверкал, ослепляя публику и жуков залётных. От столкновения с произведением искусства, они теряли голову и пачками падали к его стопам.

   Осенью приехали академики художеств, писать на пленере уборку картошки. Подивившись скульптуре, они слизали её под копирку и велели подручным неграм поставить вождя на поток. Чтобы пьяные лепилы не ваяли вместо Ляли, какую-нибудь прошмондовку с Курского вокзала, мэтры установили строгий канон в виде истукана с протянутой рукой.

    Вслед за академиками все члены МОСХа встали, как члена Босха*, для претворения в жизнь дивного изваяния. Потом памятник взяли на вооружение боевые художники Греко–Латинской студии и бары–растабары из Грабарных мастерских. Только диссидентов из Мало–Грузинского ателье наказали и не взяли в проект.
      *Ван Акен часто забирался с подругами на воз сена, и катался по саду наслаждений. Однажды он свалился оттуда и поранил причинное место. Остроглазые нидерландцы прозвали его: Хиеронимус. – Прим. искусствоведа.

     В итоге статуей утыкали все голубые города и блёклые веси, оказавшись впереди всей планеты по глобальной Лялянизациии. Свободные художники запада забили на канон и стали ваять свои упаднические версии в стили фонтанирующего барокко*.
     *Сейчас каждая, уважающая себя, столица имеет памятник нашему вождю в образе ангела писающего на буржуазию. – Прим. искусствоведа.

     Чувственные цыгане души не чаяли в своей статуе. Они водили вокруг неё хороводы, повязывали её лоскутиками, а к подножию возлагали полевые цветы и монеты самого мелкого достоинства. Народ назначал подле неё свидания, забивал стрелки и распевал патриотические гимны:
                Ветры дуют переменок,
                Поднимись цыган с коленок,
                И потребуй смело стоя,
                Долить пивка после отстоя.

    В праздники Ляля Красная нахлобучивала малиновый берет, вставляла в петличку алую гвоздичку и забиралась на шею статуи. Присвоив себе чин Генералиссимуса всея планеты, она брала под козырёк и принимала парад.

    Шествие открывала Зара, лихо гарцуя на сивом мерине. В честь торжества его красили белой эмульсионкой и надевали синюю попону с красным седлом. За ней косолапил медведь, запряжённый в телегу с огромной ракетой*. Она была выкрашена в грозно-грязный цвет хаки для устрашения врагов, союзников и неприсоединившихся.
        *Психическое оружие тайно выпилил лобзиком из фанеры Генеральный Конструктор (имя сокрыто до 2084 года) на стратегическом объекте «Арзамас 16 тонн» (Бывшая кузня). – Прим. таборного летописца.

     Следом, чеканя шаг, маршировал строй младоцыган, вооруженный битами и кольями. Замыкал парад Яков с красным флажком и шилом, которым он тыкал в задницы отстающим. Трибуны аплодировали и подбадривали Шакала ласковым матюжком.

     Однажды гуманные врачи выписали из таборной психушки не долеченного диссидента. Без галоперидола и сульфы на четыре точки, у него началась политическая абстиненция. Опьянев от свежего воздуха, он забрался на скульптуры и откусил ей нос. Своим терактом, злой душевнобольной указывал народу на неизбежные последствия болезни вождя.

      Заражённый дурным примером отщепенца, некий молодой вандал, вырвал у памятника, вытянутую в голубую даль, длань вместе с арматурой. Как принято, юная поросль, пошла дальше предтечи и гвоздём нацарапала на пьедестале: «Ляля – дырка общественная. Я её за пятак сначала в…», – далее шли нецензурные перечисления противоестественных действий сексуального характера. Конечно, в силу юношеского максимализма, анонимный автор немного утрировал свои сношения с вождём.

     Михаил Потапович трудолюбиво закрашивал похабные письмена каждое утро. Но к полудню буквы упорно проступали вновь и весть о мистическом знамение быстро распространилась по табору. Неокрепшие умы поодиночке и целыми классами съезжались к статуе на скейтах и роликах. Не понимая негативных воздействий, они со смехом постигали по слогам неведомые им причуды чужой половой жизни.

      Когда на голову однорукому и безносому истукану насерели птахи небесные, то он превратился из культового тотема в идолище поганое. В его тени стали кучковаться цыганские бомжи, покрытые коростой и язвами. Беспрерывно распивая спиртосодержащие жидкости, они тушили окурки и откупоривали бутылки об башмак статуи.

    Бродяги плевались, сморкались и мочились на национальное достояние. Прячась от косых взглядов прохожих, они устроили за постаментом сортир и вертеп в одном флаконе. Посреди экскрементов распутники устраивали пьяные оргии с падшими полуженщинами и развратными не по годам беспризорниками.