Вечер удался на славу. Мы не решились вечером оставить опечаленного поступком своей ущербной половинки Саню одного, и поэтому вся компания отправилась к нему. Немного стесняясь в полузнакомом обществе, я устроилась между ним и Максом; второму (да и первому, поди выбери!) необходимо было сейчас, чтобы что-то маленькое и тонкое испуганно жалось к ребрам, заставляя расправлять плечи и сжимать челюсти.
Спустя несколько литров парочки начали расползаться по углам. Александера увлекла милая, но очень ценящая любовь девушка, и я вздохнула с облегчением. Опечаленный очередным Машкиным отказом Макс ухватил бутылку пива и махнул мне головой направлении балкона. Там мы и укрылись, захлопнув дверь.
Он едва не плакал; растрепанные русые волосы, тонкие длинные пальцы, прозрачно-серые глаза… Быстрые слова, выталкиваемые из горла торопливо, нечетко и сбивчиво:
- Что я… сделал не так? Все для нее, ей, с ней… смотреть ни на кого не мог…
Я хотела перебить его, но Макс на меня не смотрел; в его устремленном в окно взгляде плавало бесконечно любимое лицо. Тогда я просто встала, подошла и обхватила его плечи; к слову сказать, рук едва хватило. Он вздрогнул, замер – еще бы, ведь друг друга знаем хорошо если шесть часов… Только вырываться почему-то не захотелось. Макс из осторожности не шевелился еще десяток секунд, затем прижался щекой к ее плечу, потерся:
- Спасибо.
- Было бы за что благодарить, - почти неслышно толкнула ему в ухо голос – это даже не помощь…
- Да… - так же тихо, отчетливо артикулируя, - это тепло. Просто тепло… как из печки.
Улыбнулись бесшумно и одновременно, почувствовав друг друга морщинками на прижатых щеках. Чуть отстранились; руки наперегонки рванулись к бутылкам, столкнулись и перепутались, опрокинув в небо испуга и нежности.
Из окна балкона – недостроенный мост за ворсистым свитером дождевых капель. На нем царила настолько вселенская пустота, что стало неуютно и очень холодно, несмотря на свитер и опоясавшие плечи руки. Макс за моей спиной тоже поежился; тогда я обернулась и обхватила его поперек груди, намертво, словно удав, сжимая объятья.
Может, это ложь, разумеется, в этом нет и грана любви… Почему же тогда хочется простоять так вечность? Хочется – чувствую по дробному стуку сердца о клетку груди – обоим?
Просто капля понимания, просто море спокойствия, и мы болтаемся на волнах, вместе и поодиночке, хватаясь за руки и отплывая так, что слуха едва касается далекий голос.
Сомкнутые ладони, нечесаные волосы одинакового цвета, четыре глаза и четыре руки для одного существа, страдающего раздвоением личности… Сущность милая, домашняя, хозяйственная, верная – и потерянная, скитающаяся, изменчивая, как владикавказская погода зимой. Мы… …они… я?