Снежная красавица.
Из сборника « Люди пурги »
СНЕЖНАЯ КРАСАВИЦА
**********************************
Пурга догнала и навалилась снежной кутерьмой внезапно, как это и бывает в марте месяце. Но до озера горной долины, к которому правили свои нарты, Иннав и Пахом, оставалось всего ничего, и вскоре собаки двух нарт были пристроены с наветренной стороны, полу занесенного снегом зимовника, что стоял на небольшом пригорке.
- Вот метет! Даже озера не видно! – Доставая лопаты из-под брезента, Пахом, протянул одну из них Ветрову. – Ну, что студент, не жалеешь, что с нами напросился!?
- А что я, не камчадал, что ли!?
- Давайте, однако, откапывать…- поторопил Иннав.- пурга еще усилится, а нам еще и нарты натто разгрузить.
И действительно снежный шквал, не ослабевая, порой наваливался так, что приходилось минуту, другую стоять в бездействии спиной к ветру, и зимовник, точнее сказать проход к двери, уже откапывали в сплошной снеговой завесе. Наконец наружная дверь была открыта и путники, ввалились в маленький коридорчик.
- И как ты Иннав, точно к зимовнику прикаюрил!? Я бы, как пить дать, либо зимовник проскочил, либо в озеро попал.
- Это хорошо, что мы этим распадком поехали. Да и собачка у меня, передовик один, хоть и старый, а опытный.
- Это тот серый, что ты вместо рыжего перепряг?
- Он конечно. В любую пургу чует! И собачек подгоняет. Не любит, хитрых лодырей. Второй передовик тоже хороший. А тот молодой с ним, Рыжик, тот только еще натаскивается. Но хороший будет. У тебя, кстати, Бельчик, тоже хороший передовик. За сколько ты его у Сидора купил?
- А ни за сколько. За мелкашку обменялись. Не хотел он собаку продавать. А тут как-то вместе на охоте были. Ты же знаешь, я метко бью. А мелкашка, что, легонькая, пока Сидор со своим дробовиком, я прямо с нарты, с одной руки щелк, щелк по куропаткам. Точно бьет. Вот его и раззадорило. «Дай – говорит – попробую». Понравилась ему мелкашечка. А Бельчика я у него, давно присмотрел. Сильный пес, толковый. Вот и предложил на обмен. Да у него вся нарта из хороших собак.
- Да Сидор хороший каюр. Умеет щенков подбирать, для нарты. У меня тоже три собаки из его подбора. Илья, ты, однако займись печкой, а мы потихоньку нартами займемся, потом поможешь…
*************************
Пурга бушевала всю ночь и унялась только на утро, и на утро пришлось откапываться заново. С начало открыли дверь, обнаружив, что снеговая стена, только в верхней части проема, чуть тускло просвечивала дневным светом. И пока пробились наружу, чтобы собственно и заняться откапыванием, внутрь помещения навалилось предостаточно снежного крошева.
Вычистив коридорчик, и сделав мало-мальский проход к нартам, занялись чаевкой. Вторым этапом работы, была задача пробить тропу к клубившему туманом теплому озеру с целебной водой. Расстояние было небольшим, но да ведь сугробы выше головы!
- Однако надо с начало туннель делать, тропу и потом пробьем, – предложил Иннав.
- Этт, почему? – спросил Похомов, отхлебывая чай из кружки.
- Наверное, снова скоро запуржит, да и коридорчик, для дров маленький.
- А что верно! – поддержал старого каюра Ветров. – И дровам место и до озера ближе. Так хоть и по пурге в озере сидеть можно.
- Однако можно…неопределенно ответил Иннав.
- Тоннель, так тоннель. Но надо и зимовник окопать, а то сидим тут, как в темнице.
Словом работы хватило еще на пол дня, но уже к вечеру все трое отправились по проторенной и расчищенной до настила из досок, тропе в клубившийся стеной молочный туман. Вода у мостков и особенности в отгороженном досками пространстве, там, где били горячие ключи, была по первому ощущению, почти кипяток, не смотря на то, что прямо от мостков, уходя по обе стороны в туман, причудливо подтаивали отвесные снежные берега.
- Да накидало снежку, сидим, как белые медведи среди айсбергов – нашлепывая целебную грязь на плечи, Пахом в очередной раз перекинул языком дымящуюся папиросу с одного уголка рта в другой.
- Да сейчас уж ты, точно белый африканский медведь – улыбнулся Ветров.
- Не знаю, однако, как белый, а наши мишка, бывает тут купаются, – подхватил тему разговора Иннав.
- А что ж не купаться, видел я, как - то матуху с медвежатами. А вдвоем на ключах были, я и Федор. Сижу как то с утра пораньше грязью обстряпываюсь и слышу в стороне кто - то бултых вводу и давай плескаться, ну как пацаны балуют. Выгреб полюбопытствовать. Глядь, а это матерая с медвежатами. Ну, братцы, признаюсь, труханул я, давай скорее к мосткам и деру до зимовника. Федор вскочил с нар, хлопает глазами, – ты чего это!? Ну, в смысле, чего это я, как есть в грязях, в зимовник ввалился. А я значит успокоился малость и говорю, – « да вот в плане лечения хандроза, полезно с утра в грязях походить.», а насчет лохматых естественно молчок. Ну, не признаваться же, что струхнул. А Федор – « пойду однако и я хандроз полечу». Ну, я ему мол – « погоди Федор, если в первый раз, то надо с начало в вечер перед сном. А он ни в какую, – « Какая говорит разница!?» Пошел. Ну пошел так пошел. Думаю – « может уже ушли косолапые » сижу себе на нарах покуриваю, статус процедурный выдерживаю. Пять минут прошло, десять, Федора нет. Ну, нет, так значит, точно, ушли косолапые. «пора - думаю - пойти обмыться», только с нар встал, а тут Федор в дверях и в грязях, что тебе негр, только белки глаз и зубы светятся. Смотрит на меня, как паралитик в улыбке. И тоже молчок. Я чайку плеснул и опять на нары уселся. И он чайку плеснул, потягивает глоточками и молчит. Федор – говорю – давай что ли в покера сыграем. Давай! Сели играть. А у меня уже грязь подсохла, аж спина чешется. Так у меня то, что в сравнении с его добротным покрытием. Гляжу и он започесывался, как шелудивый леший. Сидим, чешемся, да от пыли чихаем. Не выдержал Федор и спрашивает « а сколько однако, так в грязи сидеть?» « а пока, - говорю – сама не отвалится.» а сам встал и к двери, ну, вроде, как по надобности. Вышел, прислушался. Вроде тихо. Но кто его знает. И тут мысль, как говорится, хорошая мысля приходит опосля. Зашел, снял со стены дробовик. Федор спрашивает – «зачем, однако?» «да вот – говорю – кулики за зимоником…» Гляжу и он за дробовиком, потянулся. Я ждать не стал, за дверь и трах бабах дуплетом. Он выскочил. « Все – говорю – улетели. Пошли, пора бы и обмыться ». Пошли, обмылись. Я насчет матухи, ни гугу и он ни гугу. Вечером спрашиваю – «ну, что Федор пойдем на процедуры?». « Пойдем - говорит, - но, однако грязью не буду процедуриваться. » «Это почему?!» « Однако пока чесался, хандроз, как рукой сняло »
-
- Так он тоже от матухи сбежал или как?! – отсмеявшись, спросил Ветров.
- А то, как же, сбежал. Я его уже потом на другой день расколол. Правда, пришлось самому с начало рассказать, как дело было, а потом уж и он поведал. А дело было так. пошел он в свою очередь к мосткам. И видать мишки - малышки к этому времени уже наплескались, в шикшовник подались, а матуха на мелководье к верху пузом разлеглась, может тоже хондрозную спину попарить, лежит, глазки прикрыла. Отдыхает словом. А Федор тоже на мелководье подался, там то грязь посмачнее. И приладился недалече, обстряпывает себя, думку думает, и не только по пояс обмазался, но ниже принялся, чтоб наверняка, хворь снять. Стоит задом к матухе и от хороших думок, вздумалось ему песню запеть. А голос у него басовитый. И запел – ой мороз моро-оз! И тут в туманчике за его мазаным задом, вздыбилось из воды невесть, что и как рявкнет! И плюх - плюх галопом по воде в сторону от Федора, а Федор по началу и толком разогнутся не может, от мороза по хондрозной спине…а потом, как сиганул прямиком до зимовника!
- Однако, наверное, за самца медведя его приняла, – рассмеялся Иннав и добавил, – бывает, самцы медвежат выслеживают.
- Да, вот в прошлом году госпромхозовские охотники видели, как матуха своих медвежат отбивала.
- Да, такое бывает. А хорошо сейчас зима, купайся себе, хоть днем, хоть ночью. Но, однако, я уже пошел. На первый раз хватит, а то совсем, как сварился.
Выбравшись к мосткам, Иннав, не накидывая камлейку, как есть, голиком в облаке исходившего от него пара, пробежал по доскам, скрывшись за брезентовым пологом туннеля. За ним вскоре ушел и Похом. А Ветров уходить не спешил, достаточно прогревшись, он, лениво загребая воду, проплыл в относительно прохладную сторону озера. Перевернувшись на спину, там, где вода была, потеплей, он, какое-то время, держался на плаву, глядя сквозь кисею тумана в загустевшую синь неба, с раздернутыми под вечер облаками. А по сторонам над темной водой, с пузырьками бивших со дна ключей, все было в завесе тумана и не было видно снежных, наметенных за зиму, обрывистых берегов.
- Как в призрачном шатре, – подумал Ветров – и, пожалуй, сходу не определишь, в какой стороны зимовник.
Но вот со стороны послышался лай, веселая перекличка ездовых собак, а вскоре и голоса Похома и старого каюра Иннава.
- Собачек кормят. А славно, что я уговорил Похома взять меня с собой, - поплыв на голоса, Ветров повернул влево и, как оказалось, проплыл мимо мостков, – вот ексель-моксель, да где же они?!
Развернувшись в обратном направлении, он поплыл вдоль белой кромки подтаявшего снежным навесом берега и, наконец, обнаружил отгороженное досками пространство грязевой ямы с мостками.
Накинув камлейку, Ветров поспешил к туннелю. Около туннеля его встретил Иннав.
- Ну, как накупался!? – спросил он, пропуская Ветрова, под брезентовый полог.
- И накупался и наплавался. Аж, устал!
В помещении домика гудела дровами печь, и было более, чем тепло. Следом за Иннавом, в зимовье ввалился Похом со связкой алыков.
- А я, уж думал, ты там ночевать останешься! – пошутил он, вешая алыки на гвоздь у двери. – И как тебе мартовские ключи?!
- Сказка!
- Не то слово! Вот завтра днем, если солнышко с утра будет, а не как сегодня под ночной занавес, то точно сказка будет.
- Да небо, вроде, как совсем проясняется.
- Однако, может, завтра и солнышко. Но однако, и пурга снова будет скоро.
- Да ты уже говорил, насчет пурги. Ты скажи, по каким таким приметам будет? – скидывая кухлянку, добродушно буркнул Пахом.
- А собачки скажут. Вороны скажут. Завтра посмотрим.
-А сегодня, что не сказали!?
- Сегодня до купания мой плечо шибко ныл. Говорит, опять будет перемена погоды. – сообщил Иннав.
- А что плечо то? – поинтересовался Ветров.
- Да, было время, на Большом спуске. Не удержал собачек на повороте, влетел нартой в ледовые торосы. И если бы не вторая нарта, что в низу поджидала, унеслась бы нарта с упряжью молодых собачек. Да и хорошо, что вожак из моей прежней нарты был, сцепился с молодым напарником и остальных собачек притормозил. Однако тогда крепко плечом ударился, рука сломал и ключица. Молодой, сам был. Старики говорили «всех из молодняка не впрягай, делай половину опытных». А я «ничего обкатаю, быстрей опытными станут». Вот, однако, и обкатал на спуске. Перед сном, однако, еще схожу, посижу.
- Пред сном в самый раз, – поддержал Пахом – и удовольствие и спится хорошо. А ты как Илья, с нами в охотку или уже наплавался?
- Я то!? Да я хоть сейчас.
- Однако почаюем, по ужинаем, отдохнем, однако, а потом и можно.
После ужина Инаав занялся алыками, а Пахом и Ветров сели резаться в «дурака».
- А покер можешь? – спросил через некоторое время Пахом, пыхтя папиросой.
- Да как-то раз пробовал. Игрок с меня плохой, да и скучно показалось.
- Ну, это, как играть. Давай научу. Пару раз с комментариями, а в третий по полной программе на ставку.
- Это как?
- А символически, для интереса, на копейки. Мелочь есть?
- Найдется.
- Лады. Иннав, а ты как?!
- Да учи пока. Потом, однако, подсяду.
- Иннав еще тот игрок. Я и то ему порой, просаживаю, - раскинув, для начало карты, Пахом принялся объяснять, и вскоре пошла пробная игра с комментариями.
Слушая Пахома, Иннав, то и дело подшучивал, а потом уселся и сам. Игра пошла интересней и время под прибаутки с чаевками летело незаметно. И, наверное, продолжалась бы еще, как вдруг с наружи послышался лай встревоженных собак.
- Чего это они? – кинул взгляд в темень бесполезного окошечка Ветров.
- Может дикий олень. Может росомаха. Однако, наверно, пора к озера сходить.
- А и то верно,- согласился Пахом, бросая колоду.
Выбравшись, вслед за Пахомом, из туннеля, Ветров увидел залитый лунным светом, горный ландшафт. Звезды, казалось, свисали над самой головой, а вокруг с резко очерченными провалами распадков, светло отсвечивали снежные вершины сопок срединного хребта. И только над озером по-прежнему клубился туман испарений, слегка задергивая дымкой вершину противоположной сопки и лунный диск.
- Красота!
- Однако пошли, - поторопил Ветрова, старый каюр, – а то простынем.
- Скинув, камлейку с обнаженного тела, Пахом первым плюхнулся с мостков.
-Ай, водичка! Тепличка, горячичка! Охо-хо….
- И… Охо- хо! – тут же глухо разнеслось эхом по темной озерной воде.
- Ох, ты! – следом плюхнулся Ветров и заспешил чуть в сторону от горячо бивших ключей.
Иннав опустился в воду, не спеша. И найдя местечко между нестерпимо горячих струй, расслабился, зарыв ноги в целебную грязь. Устроился неподалеку и Пахом. А Ветрову, как и в первый раз не сиделось, и он, перевернувшись на спину, пустился в плавание.
- Эй пароход! – окликнул его через некоторое время Пахом, стараясь разглядеть Ветрова за туманной кисеей, – мы еще минут пять и идем.
- Ладно! – отозвался Ветров, - идите я еще по плескаюсь.
То, плавая в относительно прохладных водах противоположного берега под сопкой, то отсиживаясь, в горячих потоках ключевых струй на грязевом мелководье, Ветров наслаждался тишиной зимней звездной ночи и зыбкими миражами горных вершин.
- А чего спешить, – размышлял он, - не спать же сюда добрались, ночь долгая.
Поплыв до мостков хорошенечко «прогреться», перед тем, как идти в зимовник Ветров размечтался.
- А хорошо бы здесь пожить не неделю, а целый месяц. А что, завтра вот Иннав, собирается по охотится на баранов. А здесь, наверное, и куропаток полно. Так, что можно не пол торы, а хотя бы недельки три. Хорошо бы…
Откуда-то со стороны послышался всплеск.
- Снежный навес обвалился. Подтаивает, – решил Ветров.
А всплеск повторился еще и еще, и невольно прислушавшись Ветров повернул в строну от ограждения.
- Не иначе Пахом! – предположил он, зная, что Пахом еще тот хохмач, в плане подшутить. – я значит сюда, а он туда. Ну, да я его первым достану!
Почти бесшумно Ветров подплыл к снежному обрыву, и слепив увесистый снежок, медленно направился в сторону повторившегося всплеска.
- Ага, а вот и Пахом – заметил он, наконец, впереди, в лунном сиянии, светлый зыбкий силуэт - ну, держись батенька, ишь ты, пугануть меня надумал! – прицелился Ветров и метнул снежок в Пахома.
- Ай! – чуть слышно и совсем не по Пахомовски, кто - то айкнул впереди Ветрова, и следующий момент, бесследно растворился в туманной кисее.
- Вот дает! Эй, Пахом! Чего притворяешься! – уже не таясь окликнул Ветров, и плюхнувшись в воду, поплыл в направлении растаявшего в лунном свете силуэта, пока не оказался на мелководье. Но ни там, ни далее никого не было.
- Эй, Пахом! – снова окликнул Ветров – Хватит, дурить!
Но никто не отозвался.
- Ну, хорошо, – усмехнулся Ветров – посмотрю, как он до зимовника голиком поскачет.
Вернувшись к мосткам, он, однако обнаружил, только свою камлейку, висевшую на перекладине.
- Обхитрил таки. Да и не мудрено в этом лунном молоке! – сунув ноги, в калоши из-под валенок Ветров накинул на плечи камлейку и трусцой заспешил к темневшему среди снега туннелю.
Иннав уже спал на нарах, по верх своего кукуля, а Пахом сидел, как ни в чем не бывало за столом, уткнувшись в страницы журнала, при свете, чадившей лампы.
- А я уже за тобой хотел идти, – не отрываясь от чтения, пробурчал он и, перевернув страницу, наконец, взглянул на озадаченного Илью. – А занятный журнальчик ты прихватил. Интересно, тут пишется…
- Интересно!? – перебил Ветров - А и мне интересно и как это ты успел…
- Что успел!? – не понял с обидой Пахом, - он тут, поверх твоего куккуля лежал…
- Да я не о журнале, читай на здоровье «Здоровье». Я о том, как ты успел раньше меня, в зимовник!?
- Ну, скажешь, да пока ты там параходил, мы с Инавом, даже пару раз картишки стусовали. Чай то пить будешь? Только, что кипел.
- А ты? – глянул в честнейшие глаза Пахома, Ветров.
- Да я уже напился, впору за угол, да спать ложиться, - поднялся из-за стола Пахом.
Налив себе чаю, Ветров, переоделся и, усевшись за стол, пролистал страницы статьи, что читал Пахом. С наружи пролаяли и смолкли собаки, скрипнула наружная дверь коридорчика, а рядом на нарах завозился, проснувшись Иннав.
- Ох, и долго ты купаешься. Как лахтак!
- Не то слово! – показался в проеме двери Пахом. – А ты, Иннав угадал, кажись, с востока вновь ветерком потянуло.
- Пока это ничего. Тут не сразу определишь с запада или с востока. Как там чаечек, горячий?
- Горячий! - Отзвался Ветров. - А что, думаете, завтра с охотой ничего не выйдет?!
- Да, может ушпеем поохотится. Тут далеко ходить не надо. Куропаток постреляем. А на баранов и потом можно.
Потом!? А ты думаешь, пурга, не долгой будет? – раздевшись, подсел к столу и Пахом.
- Кто его знает.
- А что пурга!? Продукты есть, да еще, если и куропаток поднастреляем…- оптимистично вставил Ветров.
- Дак юкола собачкам, на долго не растянешь. Нам долгая пурга не надо.
- Этт точно. Мне на следующей неделе на работу выходить. Это ты, студент прохладной жизни.
- Слышь, Пахом, а ты, значит… не ходил к озеру, ну когда я еще там был? – не удержался от вопроса Ветров.
- Зачем? Тебя покликать!? Так я уже сказал, собирался, да ты уже и сам пришел.
- Странное дело…
- Что странное?
- Да так, наверное, показалось…
- Что показалось?!
- Да вроде, как тебя, а теперь уж не знаю, кого я там, на озере видел. Толком не разглядел, туман ведь. Вот и подумал, что может, ты был, решив подхохмить надо мной.
- Надо мне хохмить. Перегрелся ты батенька, паров надышался.
- Однако, как видел то? – заинтересовался Иннав.
- Да слышу всплески. Ну, думаю, это наверняка Пахом. Скатал снежок. Ну вижу вроде, как силуэт, там на мелководье. Подобрался и запулил. А в ответ. Ай! Как вроде женщина или девушка. И все. Растаяло сие видение.
- Снежная, наверное, купалась, – помешивая чай ложечкой вполне серьезно молвил Иннав.
- Какая снежная!?
- Да, легенда, есть одна. Про Снежную Красавицу. Летом ее нельзя увидеть. А зимой бывает, вот, как ты можно ее увидеть.
- Так она что, в озере, что ли живет?! Как русалка. - усмехнулся Пахом.
- Да нет, конечно. Как люди живет. А где живет, кто его знает. Вот говорят, старые люди иногда она покажется мужчине ошень близко, покажется и, тогда все, пропал тот мужчина. Раньше так было. Пропадали. Иногда возвращались. Но как дети, что еще говорить не научились. Понимать вроде понимают, а говорить ничего не могут. Странные такие. Некоторые потом долго уже не жили. Или сами умирали или их убивали. Ночью они, как плохой собаки выли. Люди боялись и убивали. Старики говорили, что те, которые как собаки выли, плохие из плохих людей были. Она их, так наказывала.
- Интересный финт, ну прямо таки роковая баба! А я то вот все думал и почему в русских сказках, Снегурочка есть, так сказать внучка Деда Мороза, и, стало быть, девочка лет четырнадцати, и снежная Баба есть, эдак лет шестидесяти с гаком. А молодухи, как персонажа, почему то нет. Ан выходит она у нас, на Камчатке прописалась.
- А Метелица!?
- Нет, Ильюха, Метелица тут, ни как не подходит. Это из другой оперы, как допустим, как Пурга или Поземка. А вот Снежная, да еще и Красавица, в самый раз меж Снегурочкой и снежной Бабой вписывается. Так Иннав!? Или она не снежная и не красавица!?
- Зимой ее видели, значит Снежная, но конечно не из снега, как русских сказках. Говорят, просто, тела ее белый, белый, как снег и одежда. И, конечно Красавица она, раз уходят с ней. Было, вот сказывали, заблудились люди в пурга. И слышат вроде, как кто–то поет. Пошли, видят, совсем свежий след в сугробе появился, не было, и появился. Пошли по следу и на свои яяны вышли, обрадовались. А один красивый охотник говорит - «смотрите кто-то там, в стороне, вроде, как человек». Пошел смотреть. Крикнул – «Постой, однако!», все слышали, как крикнул, а в ответ песня красивый. И все и песня стих и охотник пропал. Им то, получается, помогла, вывела к яянам. А он вот пошел за ней, увидел близко, и увела.
- Так она, что одним только мужикам показывалась, если верить легендам? – спросил Ветров, дабы стушевать иронию со стороны Пахома.
- Сказывали, одна шаманка ее видела. Прабабушка Пелагеи. Близко видела, еще девочкой была. И стала потом шаманкой, ошень сильный! Людей лечила.
- Ну и, что сказывала эта девочка-шаманка? – снова спросил Пахом, подмигнув Ветрову.
- Ну, вот сказывала, тут ее видела, купалась она, белая такая, а волос, как синий небо и длинный, как косы у наших. Из воды вышла, в одежда оделась. Одежда белый, и красивый. Вот и все. Больше ничего не сказывала, как ее не допытывались.
- Да Илья попал ты на заметку Снежной бабе, - рассмеялся Пахом - смотри теперь... Уведет! Где тебя искать!?
- Так может не меня, а тебя приметила!
- Ну, я браток, уже не в тех летах. Да и женат. А ты, как раз по всем статьям.
- Так может она уже, старая. Как баба - яга.
- Ну тогда не я, а Иннав ей пара. – снова пошутил Пахом.
- Однако не старая. Вешно молодой, она. Зачем ей старый каюр. Однако Илья больше долго один не купайся. Раз показалась тебе. Кто ее знает. Может легенда все правда.
- А не пора ли нам спать ложится. Сказку послушали, и стало быть утро вечера мудреней, – подвел итог разговору Пахом.
Ворочаясь в своем кукуле, Ветров долго не мог заснуть. Ему все представлялась темная гладь воды с лунными бликами, призрачные клубы тумана и не ясный светлый силуэт, который уже представлялся в образе загадочной Снежной красавицы. Не спал и Пахом, невольно улетев мыслями к житейским делам и проблемам своей работы.
…Да не шуточное дело перетягивать зимой провода.- думал он - а ведь говорил парторгу. И что было не перетянуть, в летнее время. Путина! Путина! Небось, опять в пургу, кой – где по обрывало, – вздохнул Пахом. – Ну, да нечего, у меня отгулы, честь по чести, а ребята пусть и без меня потрудятся.
- Пахом, ты не спишь?
- Ага, спишь! Ворочаешься, тут под боком, как медведь. Сам то чего не спишь?
- Да, нейдет из головы, эта Снежная.
- Да буде, спи, давай. Это я на озере был.
- Ну, хохмачь!- ткнул локтем в бок Пахома Ветров -.И айкнул же, подстать девке! И Иннав – хитрец, подыграл.
После признания Пахома, видение уже не маячило перед газами Ветрова и он, засыпая, еще подумал - Ну ничего, я в долгу не останусь.
Утром первым проснулся Иннав. В зимовнике было прохладно, и пока он занимался растопкой, поднялся с нар и Пахом.
- Ну, как там погодка?
- Да, однако, еще не выходил. А так тихо.
- Значит поохотимся! Да и надо кедрача наготовить.
- Это в первую очередь. Ну, вот, однако, печка уже горит. Кто сегодня кашевар?
- Ильюхина очередь. Эй, кавалер Снежной Красавицы! Вставай! Тушенка в мешке, каша в горшке. А мы с Иннавом до собак.
- Пойдем. Немножко юкола дадим. Думаю, сегодня к увалу сгоняем. Там кедрач большой и сушняк есть. Да, и куропатка в ольховнике.
День выдался солнечным. Над маленькой долиной с теплым озером, высились остроконечные пики горных вершин. И всюду снег, снег нестерпимой белизны, под голубым куполом чистого ясного неба. Так, что кедрач, пришлось доставать из-под снега.
- А вчера то я действительно спутал – пуская дымок из папиросы, признался Пахом, сидя на груженой нарте – ветерок то был не с востока, а с запада, судя по распадку.
- А тут бывает и по распадку, не поймешь. И от туда заворачивает и от туда. Я вот думаю, еще ходку надо сделать, к березняку.
- Верно. Березовые дрова, на ночь в самый раз. И купайся Ильюха, хоть всю ночь. Али как!?
- А что не купаться. Курорт! Иннав, а как с охотой. Ружья взяли, а ни куропаток, ни зайцев.
- Да вот разгрузимся. И там, у березняка и поохотимся. Тут то кедрач с ольховником, вон, как замело. Чего им тут сидеть. А вот, как подтает ближе к апрелю, все тут беленькие будут. Я думаю, в апреле еще сюда. Жене обещал, и зять тоже на собачках хочет сюда, в апреле.
- Эх! А я бы, так до апреля и остался. Как ты думашь Иннав смог бы я до апреля здесь один прожить?
- Ружье патроны есть. Кушать добыча кругом. Да петли поставить. А может, и пастухи с четвертый табун оленей подойдут. Тогда, совсем хорошо. Но, однако, одному без собачек нельзя. Росомаха, ох и хитрый, вредный зверь. Да и с собачками спокойней. Вдруг медведь шатун. Ну, наверное, поехали к зимовнику!?
- Поехали! – с лихим посвистом на собак, первым, вниз, чуть наискосок, тронул с места нарту Пахом, а следом за ним Иннав.
Ветров с двустволкой за плечами покатил на широких охотничьих лыжах подбитых нерпичьей шкурой. Лыжи были Иннава. Ветров, хотя и тоже захватил в путешествие на ключи лыжи, но по глубокому после пурги снегу они не годились. А настовая, подмороженная за ночь корка, была еще непрочной.
Вторая ходка за дровами к березняку оказалась удачной и в плане охоты. Еще не успели притормозить, скатившиеся со склона нарты, как на встречу, чуть наискосок вылетели от березняка куропатки. Зазевались никем еще не пуганные в зиму пернатые. Но, да и Ветров с Иннавом замешкались, а Пахом вот, не оплошал. Сходу с нарты, пальнул, почти дуплетом с дробовичка и попадали в снежок куропатки, и те, кого достало дробью, и те не задетые, что в следующий момент кинулись перебежками в мелкий кустарник и, взлетая в россыпь, потерялись из виду среди ослепительной белизны сугробов.
- А ты, однако, и с дробовиком отменный охотник – восхитился Иннав, когда Пахом подкатил к ним на своей нарте - и меткий и расторопный. А мы с Ильей пока за ружья схватились…
- Так я то уже с ружьем в руках сидел, да и за вами следом, собаки сами правили, – поскромничал Пахом.
- И сколько, однако?
- Да четыре сшиб. Сворачивать к березняку, здесь будем, или чуть дальше?
- Наверно, дальше. Тут где - то незамерзающий ручей под снегом, лучше объехать. А ты Илья можешь уже на лыжи встать. Пройди там, ближе к деревьям, Пока к нам выберешься, может, еще подстрелишь.
- И действительно, шагая на широких лыжах параллельно нартовому следу, ближе к березняку, Ветров вскоре заметил еще одну стайку куропаток, сидевших в ольховнике занесенного снегами ручья. Но заметили его и куропатки, часть которых, тут же снялась со своего места, а вторая до времени затаилась среди заснеженных ветвей, как комья белого снега. И любуясь причудливыми снеговыми заносами в солнечном березняке, Ветров двинулся дальше, как неожиданно, прямо перед ним, взлетая с рыхлого снега, захлопали крыльями куропатки.
- Эх, опять я зазевался! – подумал без всякой досады Ветров и машинально, не вскидывая ружье и не целясь, пальнул с разворота вдогон. Пальнул и увидел, как одна из куропаток, плавно планируя, ткнулась в снег, да так и осталась лежать в размахе крыльев. Белая-белая, белее снега, а из-под белого пера ярко вспыхнула в солнечном свете и застыла россыпью красных ягод кровь. И показалось Ветрову, да нет, не показалось, осознал он вдруг, что не выстрелом и не попавшей в птицу дробинкой он сразил ее, а мелькнувшей прежде мыслью своей, точнее своим согласием, что не летать ей более среди белых снегов…
- Ай, да и хватит с меня охоты!.. – решил он вдруг и через пару минут поспешил в сторону нарт, где уже слышался звон пилы.
- Ну, как, охота? – спросил его первым делом Пахом. – Слышали, вроде пальнул.
- Да вот… - застыдился Ветров по поводу своей удачи.
- А и нечего, для начала, – подбодрил Иннав – а мы вот, тоже. Двух Пахом и я пару подбил. И, однако, на сегодня хватит.
- Этт точно, - согласился Пахом – дичи добыли, осталось с дровами, еще чуток попотеть, и назад.
- Да, чуток ничего, - улыбнулся Иннав, - а вот попотеть, обратным ходом вверх к зимовнику, придется изрядно.
- Но так, ведь «баня» рядом!
- Да, банька приличная…
- А парок! Зимовника не видно! – поддержал настроение Ветров.
- Ну, так что мужики, навалились!?
- Навалились!
- Пахомовский «чуток», как неспоро работали, растянулся на целый час, и еще почти час выбирались к зимовнику, пурхаясь с собаками по рыхлому снегу. Но вот наступил момент, когда распрягли собак и разгрузили нарты, и Ветров, скинув с себя амуницию и потное белье, первым ринулся босиком, голиком вверх по снегу и прямо со снежной кручи съехал, бултыхнувшись в озерную купель.
- Ах! Хо-хо! Мужики!,,
Не заставив ждать, последовал его примеру и Пахом, с разбегу скатившись на животе.
- Э-эх! – плюхнулся он в воду, выгребая, как морж - Хорошо! Эй! Иннав! Давай сюда!
- Однако сейчас! – отозвался Иннав, и неспешно забравшись к торной горке, так же бултыхнулся в природную купальню, – Ох, чисто, как на лыжах! И прямо в баню!
- А представляешь Иннав, вот такое озеро и прямо у поселка, а!? – подгребая на ноги грязевой ил, Пахом невольно прищурился от ослепляющего светового потока, со стороны берега.
- Однако хорошо! Нагрелся и в речка, а из речка, опять в озеро. Хорошо!
- Да… полное удовольствие. И попировать на бережку можно. Кстати я бутылочку прихватил. А сегодня в самый раз под куропаточек!
- Пахом, а как куропаток готовить?
- Да как. Как курицу.
- Да я в смысле с картошкой или с вермишелью.
- А в первую охоту не грех и с картошечкой стушить и супец сварганить. И пожалуй, я сам займусь, а ты Ильюха вторым номером.
- Понятно. Значит, мне и ощипывать и картошку чистить…
- Да, однако, все втроем займемся. Так быстрее…
- Ну, тогда, чуток, по бултыхаемся и вперед по регламенту – распорядился Пахом, залезая вводу, где погорячей.
- А как насчет того, чтобы и после ужина? – спросил Ветров, прикидывая, как бы и ему в свою очередь разыграть Пахома, в отместку за его вчерашнюю хохму.
- Ну, перед сном, это уже, как за правило…
- А вдруг, если Снежная Красавица!?
- А что Снежная!? Баба, как баба и в компании не помешает. Можно и в зимовник пригласить. Верно Иннав!?
- Однако зачем шутить. Было с одним охотником такое. Плохо кончилось.
- И как же это!? – желая выслушать еще одну занятную байку, поинтересовался Пахом.
-
- Да так вот, было. Сказывали, один охотник, в пургу над нартой палатка сделал, и спать лег. Совсем уснул. Слышит собачки, что - то залаяли. Ну, вышел наружу. Видит женщина в белый керкере стоит. Удивился, конечно. А она постояла и ушла, как не было. Вот думает - показалось спросонку. На другой день пурга, так же метет. И на другой метет. Собачек он поднимет, юкола даст, и опять спать ложится. Скучно наверно стало. И думает – Вот, если бы тот женщина, Снежная Красавица и вправду была. И тут слышит, собачки залаяли. Выглянул, видит, вроде тот же женщина стоит. Эй! – говорит, - чего там стоишь, если человек заходи ко мне, юкола кушать будем. Зашла она. Видит он, ошень красивый женщина. Улыбается ему. И песню запела. Так запела, что он не удержался, давай ее обнимать. Она, конечно, тут же ушла, а он затосковал сильно. Вспомнил, что старики говорили. Нельзя на нее любоваться близко. Утром стихла пурга. Приехал в свой селений. Приехал и ни чего не ест, не пьет, похудел совсем. Тут пурга опять началась. Слышит, песня красивый звучит, зовет его. Никто не слышит. А он слышит. Вышел. И подойти хочет и боится. Тогда она подошла, обняла его, как любимый девушка. И как любимый девушка песню запела. Тут люди в яяне, уже услышали, как поет. Хотел один молодой тоже выйти на этот песня. Но стихла песня, а то бы, наверное, не удержали. А тот охотник ушел с ней, и больше его не видели. Вот так было. Если бы ее не видел близко, то бы не затосковал.
-
- Ну, ты Иннав и наговорил нам страстей - всех мастей. Хотя что, в плане аллегории в твоей этой сказке, есть доля правды. Они ведь, бабы и впрямь, то снежные, то нежные. То, как птички поют, а то и не подступишься. Так отчешут! Вот твоя то Аннушка, небось, остра на язык не хуже моей!?
- Бывает, однако.
- Эх! Да еще и как бывает. Вот к примеру. Я иной раз, дома, после дежурства на электростанции, возьму, да и что ни - будь мясное, сготовлю. Детишки лопают, будь здоров! А она с работы придет, поест, ни улыбки тебе, ни спасибо. А все почему?! А признать, ни в какую не хочет, что я мясные блюда, лучше нее готовлю. Раз я спросил, так и не рад был. Таких мне шпилек, наддала! Дня три не разговаривали. А вот по части щей, да борщей и прочей там, кулинарии, то тут я пасс, в этом она класс повар! И надо признать, фарш готовить и она мастер. Особенно, если чебуреки затеет.
- Однако чувствую, пора нам кухней заняться.
- Так оно, к тому и разговор…
-
- Взяв на себя обязанности шеф-повара, Пахом распорядился работами, сам, занявшись в первую очередь печью. И через пол часа от печи пышущей жаром, понесло первыми ароматами обработанной на открытом огне дичи. А спустя еще некоторое время, все уже сидели за накрытым аппетитно столом и, уплетая дичь под веселые байки, не заметили, как за окошечком заголубели снега.
- Уф, однако, еще бы съел, да некуда, - первым отсел на нары Иннав.
- Ну, так может теперь и в картинки, скинемся? – предложил Пахом. – А потом скупнемся – окупупнемся и бай-баиньки. Завтра на баранов, так пораньше лечь надо.
- Ладно. Давай, где твои картинки, – согласился Иннав.
- Ну, вы играйте, - поднялся, убирая посуду Ветров, - а я чуть попозже. Хочу на своих лыжах пробежаться.
- Но, однако, уже ночь скоро.
- Да я быстро. Пару, раз скачусь и назад.
- Ну, давай…
Снаружи, было еще относительно светло, от сиявших в вечерней заре, снежных сопок, но вся долина, была уже в тени горного перевала. В воздухе чувствовался легкий морозец, и лыжи легко скользили по окрепшему в вечер снегу, особенно там, где розово отсвечивал, оплавленный за день, наст.
- А не плохо прихватило! - Скатившись вниз от зимовника, приостановился Ветров - И луна сегодня хороша…ай, да и поплаваем сегодня!
- Глянув в сторону загустевшего над озером тумана, Ветров направился к его заснеженным берегам, туда, где из озера с веселым журчаньем сбегала теплая вода, за которой тянулся призрачный шлейф испарений, исчезавший, где-то там, внизу, среди снежных сугробов.
А в зимовнике уже во всю шла картежная игра, с переменным успехом, для игроков, напрочь, забывших, об отсутствии Ветрова и о времени. И когда Ветров, вернулся к зимовнику, после своей лыжной прогулки, в помещении стоял дым коромыслом от накуренного в азарте табака папирос.
- Ну, вы братцы и надымили! – придержал, распахнутую дверь Ветров.
- Ничего, пред сном проветрим. Как там с наружи? - Поинтересовался Пахом, беря заем из колоды.
- Да подморозило.
- Ну, что сыграешь с нами?
- Доигрывайте. Сяду, уж так и быть.
- А что доигрывать, – бросил карты Пахом. – Иннав, твоя взяла!
- Давай, однако, чайку попьем.
- Попьем. Так значит подморозило. Это хорошо. Давно на баранов не охотился. Карабин завел, а все как-то недосуг было.
- И пристрелял уже!? – спросил, для проформы Ветров, разливая по кружкам чай.
- А то, как же. Хороший карабинчик. С таким можно и к Снежной Красавице в гости.
- Ну, ты вчера меня и разыграл! И как ты успел, вперед меня из озера вымахнуть!? А тут еще и ты Иннав со своими байками.
- Какой такой байками!? И Пахом никуда не ходил. Я только- только прилег и тут ты пришел.
- Как не ходил!?
- Да, не ходил, ну так что... Ты то, ворочаешься в кукуле, да ворочаешься. Ни спать, ни помыслить спокойно. А как я сказал, что это я, так ты в раз стих. Только носом запосапывал.
- Так выходит, я все же, кого-то видел?!
- Да надышался серных паров вот и все.
- Однако, может, и надышался, – поддакнул Иннав. – Однажды вот, честно скажу, Сидор рассказывал. Сидел он в озере, да засиделся. Разленился, спиной на доски привалился. И вдруг перед ним большой и почему-то розовый медведь. Лапы в свой боки, смотрит, и говорит, человеческим голосом, – «кушать или не кушать». А тогда пастухи, тоже на ключах были. Смотрят, Сидор голиком к ним бежит, орет что-то. А следом за ним жена его в розовом халате. Она ходила позвать его ужинать. Сидор, конечно, очухался, пришел в себя и говорит - «И как это я свой жена испугался!?» - хитро глянув, на Ветрова рассмеялся Иннав - Перекупался, выходит, и надышался, вот может, как ты.
- Да Ильюха, а тебе, видать на оборот, медведь-шатун, в виде бабы привиделся!
- Да, нет, однако, конечно не медведь. Собачки бы учуяли, – снова посерьезнел Иннав. - Может Снежная показалась.
- Ильюха, а она, как тебе привиделась, в халате или голиком!?
- Да ну вас! Хохмачи! Посмотрю на вас, как вам привидится.
- Луна, как там? Плечо, что – то опять ноет, – перевел тему разговора Иннав.
- Да ясная…
- Однако может, сходим, а потом уже и картишки сыграем. Плечо погреть натто.
- Ну, если плечо – подмигнул Ветрову, Пахом, – тогда, так и сделаем, чтоб погода не переменилась, и пурги не было.
Подкормив собак, нерпичьим жиром и юколой, компания отправилась на вечерние ванны. Над головами уже сияли звезды, а по сторонам тропы в лунном сиянии отсвечивали снежные барханы.
- Может, скатимся, как днем!? – предложил Ветров.
- Ну, если задницу не жаль, катись, в самый раз по насту, – рассмеялся Пахом.
- Однако и хозяйство срезать можно, – подшутил Иннав.
- Жаль. Славная горка. А туманище! - скинул на ходу камлейку, Ветров и, пройдя к мосткам, первым плюхнулся в темный провал воды.
- Н - да туманчик сегодня густенький. – пыхтя папиросой, Пахом полез в воду позже всех. – Ну, Ильюха, сегодня к Снежной бабе можно вплотную подобраться.
- Однако, так, зачем шутить.
- Да, Пахом, вдруг и в самом деле, – в тон Иннаву подыграл Ветров
- Ерунда! Что она в снегу, что ли зиму проводит. Биологически невозможно. А сверх природного, в природе нет.
- А может она, как рептилия в грязь зарывается.
- Во-во и пропадают мужики, потому, как она их, заглатывает! Не Красавица, а женщина - крокодил!
В отдалении послышался всплеск.
- Вот, вчера так же, - нарушил в пол голоса недолгую паузу Ветров
- Да снег обвалился! Чего притихли!
- Бывает, однако, и снег.
Всплеск повторился.
- Пахом давай сплаваем!? – предложил Ветров, - Что - то мне не верится, что это снег…
- А в Красавицу значит верится!? Ну, да ладно, чуток охладится не помешает . В какой стороне прохлюпало?
- А кажись, в той, чуть дальше, где вода из озера вытекает.
- Точно! Там и должно быть. Ближе к сопке снежные навесы гораздо выше. Иннав, а ты не хочешь, малость охладиться?
- Да, я еще не прогрелся.
Выплыв из заграждения, Ветров не спеша, последовал за Пахомом, и вскоре потерял его из виду, за клубами тумана.
- Эй, Фома неверующий! – оклинул его Пахом.
- Да я тут, рядом! - приблизился Ветров. – Слышь, Пахом, вон там с права от тебя вроде, что - то побелело и исчезло, – показал он в направлении предполагаемого видения.
- Побелело! Да снег, упавший плавает, - направился в сторону Пахом.
- Да нет, оно намного выше воды. Там дальше.
- Я лично не вижу, ни выше, ни…- смолк внезапно Пахом, при виде возникшего на какой то момент в лунном свете призрачного силуэта. - И чего ж это там, едрена – зелена…
- Она…
- Ты что всерьез, что ли в байку поверил.
- Ну, так и ты же видел... Во, опять… Смотри!..
На этот раз туман раздернуло, чуть больше и обозначило световое видение на фоне темневшего обрыва у склона сопки.
- Все – зашептал Ветров, - я поплыл на зад, к мосткам.
- Да постой. Давай, чуть ближе подберемся.
-Нет, Пахом. Считай меня трусом, но без фонарика я не ходок.
- А, пожалуй, верно. Давай ко потихоньку к Иннаву.
Выбираясь к мосткам, Пахом и, стало быть, и Ветров старались не шуметь.
- Эй, Иннав! - Негромко позвал Пахом. – Ты еще здесь!?
- Да, здесь однако. – послышался голос чуть в стороне от мостков.
- Иннав, дай ко фонарик.
- Да не взял я. Сегодня, луна то вон, так хорошо светит.
- Ну, что Ильюха, я, или ты за фанариком?!
- А может, ну ее эту Снежную.
- Что видели кого - то?
- Да, что-то белело пару раз. А толком не разглядели. Как ты думаешь, Иннав, может старый медведь-шатун быть седым, как лунь?
- Видел старых, но таких, не видел. Да, ведь собачки бы залаяли. Однако, пойдем, лучше чаявать. В бинокль посмотришь.
- А и действительно! – согласился Пахом.
Но от зимовника, разглядеть, ничего удалось. Туман, светлым облаком клубивший над озером, рисуя причудливые фантасмагории в лунном свете, рассеивался высоко над его поверхностью.
- Ну что, Ильюха, сплаваем еще раз?
- А ты думаешь, «это» ждет там?
- Я думаю ждать там некому. И, скорее всего… это световой эффект.
- Эффект!?
- Ну, а что еще. Пойдем, в зимовнике объясню.
В зимовнике, за кружкой чая, Пахом не откладывая, принялся рисовать огрызком карандаша в тетрадке со столбцами картежного счета.
- Вот. Смотри. Здесь, напротив озера, отвесная вершина сопки. И здесь вогнутой лопатой. Луна светит с этой стороны. Снежную Красавицу по легендам видели когда? Зимой! Так!? Так! И, скорее всего, в марте-апреле. Когда что?
- Что?
- Ну, подумай!
- Ну, весна… - потакая рассуждениям Пахома, улыбнулся Ветров.
- Вот именно! А весной по склонам сопок подтаивает снег и образуется наст. Сам, небось, в детстве не раз на пузе катался.
- Да катался. Летишь! Аж, в ушах свист!
- То - то и оно. Наледь будь здоров! И отсвечивает!
- Ты хочешь сказать. Это лунные зайчики от наста?
- Ну да! В журнале одном читал. Да, это, как в накуренном помещении, когда луч из окна. А тут может, два или три лунных зайчика, в одной точке пересекаются, как раз в клубах тумана.
- Может ты и прав, насчет зайчиков, – снова улыбнулся Ветров, - Но скажи… ты сколько раз, в эту пору на ключах был?
- В эту, раза два. А так больше осенью
- А ты Иннав?
- В эту пору, не считал, – отозвался с нар бывалый охотник.
- И что до этого никто из вас не замечал сего лунного призрака?
- А что тут удивительно? Снега в зиму по-разному наметает. Может раз в двадцать лет такое явление возникает. Да если еще учесть необходимое положение луны и наличие ясной погоды.
- Ладно, тогда сейчас пойдем и проверим.
- Сейчас!? Ты же не хотел.
- А сейчас хочу, вдруг завтра уже финал явления или погода испортится.
- Ну, пошли, а то я честно сказать, толком и не прогрелся, - поднялся Пахом, забирая со стола фонарик.
- Вот, какие, однако, вы дотошные! – пробурчал в след Иннав, - Зайчики! Завтра на охоте зайчики будут.
Первым делом, решив погреться в яме у мостков, Пахом залез вводу, где было по горячей, а Ветров пристроился с обратной стороны ограждения, откуда просматривалась сквозь лунный туман белеющая макушка сопки и часть звездного неба.
- Эх, жаль, Иннава нет с нами - нарушил затянувшееся молчание Ветров.
- Да… без его баек, скучновато.
- И скучновато и некому будет засвидетельствовать встречу с лунным зайчиком, если таковой обнаружится, в чем я лично сомневаюсь.
- Ну, если, что и засветится, так только он.
- Ну, тогда может, двинемся!? А то вдруг луну задернет.
- Ну, давай двинемся…
Впереди, взяв на себя инициативу, в этот раз был Ветров. Пройдя некоторое расстояние по пояс в темной воде, он сменил направление, уходя в сторону, от доносившегося журчания, сбегавшей из озера воды.
- Ну, вот кажись, что-то уже высвечивается, – зашептал, он приостановившись.
- Что-то мы в этот раз быстро подобрались.
- Дак луна переместилась и зайчик стало быть. И если это по твоей теории лунный зайчик, то по мере приближения он должен исчезнуть. А если вблизи не исчезнет…
- Исчезнет… - двинулся вперед, Пахом, и чем дальше он продвигался, тем яснее проступало, сквозь туманную кисею, нечто белевшее в лунном свете над темной водой. - Интересненькое дело! - С придыханием пробормотал он и поскольку «видение» и не думало исчезать, включил фонарик.
- И в первое мгновение, при виде белого силуэта с несколько аморфными женскими формами, мурашки галопом пронеслись по спине бывалого охотника. Но в следующий момент Пахом, уже разразился четырехэтажным «матюком» в адрес заледеневшего снежного изваяния на березовой жердине.
- Ну, едрено – зелено! Ну, Ильюха! А я то думаю и чего это ты вдруг, такой спокойный. – обернулся Пахом, предполагая , что Ветров стоит рядом.- Эй! Илья! Где ты там!? Разыграл меня и будет!
Но Ветров не отозвался. Посветив фонариком в разные стороны, Пахом направился к мосткам.
- Ну, прохиндей, небось, молчком сидит там, посмеивается. Устрою я сейчас ему купальню.
У мастков, Ветрова не было, а на перекладине висели две оставленные камлейки.
- Ветров! Илья! Ну, хватит шалить! Вылезай!
Постояв, некоторое время, Пахом напялил камлейку и, сунув ноги в калоши, направился к зимовнику.
- Может, «прохиндей», уже там. Иш, ты! И камлейку оставил, нагнать страху! Так пусть сам и идет за ней!
Послышался вой собаки. С начало одной, потом еще одной, а затем и целый собачий хор.
- Вы тут еще, развылись! – уже в сердцах матюкнулся Пахом, ныряя в туннель.
В зимовнике был один Иннав. И уже видать давно похрапывал, в своем кукуле. Открыв дверцу печи, Пахом расшевелил тлеющие дрова, и, взглянув на часы, занялся переодеванием.
- Ну, студент! Разыграл таки меня. Ну, пусть только придет!
Прошло минут пять, потом еще и еще, и Пахом уже всерьез забеспокоился, тем более, что за стенами зимовника вновь раздался, как показалось Пахому жутковатый собачий хор.
- Эй! Иннав! – окликнул он каюра, - проснись, дело есть!
- Какое дело?! – заворочался в кукуле Иннав.
- Вставай, Ветров пропал.
- Да хватит уже шутить.
- Я серьезно, вставай!
- Как это серьезно, пропал? – вылез, наконец, из кукуля, Иннав.
- А так. На озере…
- Вот говорил же, однако! – озадачился не меньше каюр. - Ну, столько времени купаться! Разве можно!?
- Да, если б купался. Хрен с ним!
- Придется пойти, покричать. И собачка пару отпустить надо.
- Да, что собака у воды, тем более у сероводородной!?
- Да кто его знает, может, учует таки. Давай одеваться. Как там луна, еще над сопкой?
- А куда ей деться!
Выходя наружу, Пахом прихватил дробовик. А луна между тем, уже зацепилась за край сопки, и по распадку ощутимо тянуло сырым ветерком.
- Однако пурга будет мокрый, – сделал заключение Иннав.
- Этого еще не хватало! Ну, Ильюха!
- Как пойдем, в круг озера?
- Да, с начало схожу к мосткам. А ты вроде, своих, передовиков хотел отпустить!?
- А конечно, сейчас.
Отпущенные собаки, с начало покрутились возле Иннава, а потом оббежали зимовник и часть лыжни, что вела в обход к озеру.
- Ну, что Серый!? Что скажешь? И ты что скажешь?– спросил Иннав подбежавшего вслед за старым передовиком, Рыжика.
Рыжик завилял хвостом, а Серый гавкнув на Иннава, взбежал на сугроб, разразившись в ночное небо долгим лаем, который тут же подхватили и остальные ездовые собаки.
И в ответ, со всех сторон, понеслось многократно умноженное эхо, и одновременно с этим хаосом звуков, по заснеженной горной долине, поползла черная тень. Луна, подернувшись дымкой, уже приметно скатывалась за остроконечные гребни горных вершин. А, напротив, через долину, за другою горной грядой, уже надвигался издалека, с моря, ненастный морок.
- На Рыжик еще шапка чуй, и ты Серый ищи, ищи!
- Да, как им его, искать?! - Вернулся от мостков Пахом. - Не пошел же он голиком по снегу!? Да и куда!?
- Кто его знает. Вдруг надышался и пошел…или Снежная…
- Да какая там, к едрене-фене, Снежная! Вот напость, и фонарик сел! – обозлился, сам, не зная на кого Пахом. – Дошутились! Может, он и впрямь надышался, и ко дну!
- Давай, наверно факел делать.
- Да, уже думал. Толку с него!
- Но да хоть, что над водой, что будет видно. А я с собачками пойду в обход.
От горевшего факела, вода в бликах казалась еще черней. Луна уже была по ту сторону перевала, и только отраженный свет от макушек сопок, еще подсвечивал долину с зимовником. Пока Иннав шел в обход озера, Пахом почти параллельно брел по темной воде, оставляя за собой шлейф из пузырьков и мутно всплывавшего ила. По другую сторону от озерного ручья илистое мелководье уходило в глубь. Снежный береговой обрыв под сопкой был высоким, и Пахом постояв по шею в воде, повернул обратно. Повернул обратно и Иннав из опасения, провалится в ручей, шумевший по каменьям под слоем снежника.
Вернувшись в зимовник, Пахом и Иннав, какое-то время молчали, дымя папиросами у печи.
- Накупались! Ешь твою корень! – наконец не выдержал молчания Пахом. А ведь, как чувствовал, не хотел брать с собой. Дак, моя тожеть, пристала «что ты Пахом, возьми парня» Что делать, то теперь будем, а!? Как в воду канул! Канул. А нешто и утонул?! А!? Или скажешь, Снежная Красавица увела!?
- Ох, однако - однако…- вздохнул Иннав. – раньше сказывают, ей подарки на берегу ручья оставляли.
- Иннав ты партейный?
- Партейный, с сорок второго…
- И до сих пор в эти россказни веришь!?
- А как не верить. Вот Илья пропал. И ты же там, тоже ведь видел?!
- А что, я не сказал тебе, что я видел?
- Да нет.
- Ну, так я видел жердь березовую, облепленную снегом. Тоже, самое, должно быть, видел и Илья, до того, как меня решил разыграть. Кто-то видать воткнул, а в пурги ее снегом облепило, облепило и подморозило, – пояснил Пахом, не подозревая, что это Ветров самолично устроил на жердине снежное изваяние - Может она с осени, уже там стояла. Красавица, в лунном сиянии.
- А на жерди ничего не висело?
- Не разглядывал. А что?
- Да, так, в давние времена, подарки, для Снежной подвешивали. Так уж давно, ни кто не делает, многое, что забыли. Я про этот легенда, тоже уже давно не вспоминал. Старики, вот, как все по умирают... И легенды умрут.
- А что по твоим легендам о снежной бабе, именно здесь, на озере мужики пропадали?
-Да нет, я же говорил. Просто считается, что здесь она бывает. Ну, здесь кругом в горах и по долине. А так вон и у Ачайваямских, есть такой легенда. Вообче, есть и у анапкинских и у других многих про такие исчезновения.
- Ну, да ладно с этими исчезновениями. На счет Ильи то, что делать будем?
- Утром, смотреть будем. Больше как!? Однако, хоть чуть, прилечь надо.
- Да придется…
*********************
Стекая по мшистым камням, холодными струями чистой родниковой воды, ручеек мелодично звенел, как некий волшебный инструмент, периодически повторяясь звучанием в нотах. А где - то вверху слышались, то утихающие, то нарастающие завывания вихревых потоков снежной пурги. И вслед за этими еще не до конца осознанными звуками, постепенно возвращались и все остальные ощущения реального бытия. Но, открыв глаза, Ветров ничего не увидел, его взор еще застилала зыбкая пелена. И первым желанием Ветрова, было желание, избавится, от этой смутной пелены, как это бывает после сна, но чья то теплая ладонь отвела его руку.
- Где я? – спросил он, но вопрос заданный им, вдруг потерял смысл, понятие, как и понятия тепла, холода, света, все понятия слов, стали абстрактными, утеряв связь со всеми чувственными ощущениями, как и та теплая волна, что пробежала по всему его телу. И на какой-то момент Ветров вновь потерял сознание. Но вслед за этим, взор его прояснился и он уже мог не только слышать и ощущать, но и видеть. Но в момент этого возвращения к ощущениям жизни, образы его видения, были в начале абстрактно размытыми. И прошла еще минута, прежде, чем из бесформенно нечеткого, цветового калейдоскопа, перед Ветровым возникло окружающее пространство и белоснежное лицо девушки сидевшей перед ним на коленях. Он снова видел, чувствовал и ощущал, но его мысли были только видением без слов. Он понимал, что передним молодая женщина, девушка, человек, но не было слов эквивалентных ее образу, не было речевого обозначения тому, что он теперь мог видеть. Он видел ее агатовые глаза, широко распахнутые в обрамлении ресниц и слегка вытянутые к вискам, ее черные с голубоватым оттенком волосы, ниспадавшие по плечам. Он видел над собой полог из шкур с белым коротким мехом, и видел свет, льющийся со стороны, звеневшего струями воды, ручья, и сам ручей бегущий, под снежным просвечивающим сводом. Он мог видеть и понимать, но не мог назвать ни одного предмета в словах, как это бывает иногда во сне.
Но этого было достаточно, для взаимного понимания по жесту и глазам. Поднявшись, он видел, как девушка скатала меховое ложе, на котором он лежал, как она убрала и собрала полог и подала ему одежду из шкур тонкой выделки. Оделась сама и помогла одеться ему. И как, поманив за собой, повела его вдоль ручья под сводом звеневшего капелью снежника. И он шел за ней, и время отсчитывалось не в минутах и часах, а в запахах и звуках, и в том изменении пространства, в котором он находился в данный момент. Ветров видел и все понимал, но то, что было с ним час назад, уже таяло в его памяти. Он видел, как они вышли из-под снежного свода, и то, как девушка в белой меховой одежде, точно такой же какая была и на нем, приладила свою легкую поклажу на спину белого оленя. И ему уже казалось, что это всегда было так, и эта девушка, и этот белый олень, и белая тяжеловатая в боках важенка, которую она вела.
В распадке, по которому они теперь шли, было тихо. И лишь над головой кружились мелкие хлопья снежинок, а где-то там, в оставленной позади горной долине, уже бушевала пурга. Но вот открытое пространство закончилось, и путники вновь оказались под сводом снежника с просветами на верху. Дальнейший путь уходил постепенно вверх, а затем незаметно перешел в свод векового ледника и дневной свет неприметно угасал по мере продвижения, и ничто не удивляло и не тревожило Ветрова, словно его сознание покинули все чувственные эмоции. Но это было не так, просто он был всецело охвачен стремлением, идти, след в след, за девушкой, что вела его и лишь из–редко, оборачивалась к нему, пока он мог видеть ее видеть. А далее, она взяла его за руку, и шла рядом, и его шаги были легки и уверенны. Его осознаваемая реальность плавно перетекала от прошлого к будущему, и лишь одно было, для него в этой реальности постоянным, это снежной белизны два красивых оленя и светлый облик девушки А, где-то там, впереди, уже снова забрезжил свет, рассыпавший по наледи свода, радужно мерцающие блики. И там начиналась, для него иная новь, на смену того, что уже ускользало из памяти. И если бы он мог дать в словах определение своим чувствам, то он бы назвал свои чувства дыханием весны, светлой зорей и трелью синицы, перезвонами талой воды, и песнею перекличкой белых птиц летящих высоко в поднебесье.
И когда она произнесла первые слова, он понял зазвучавшие сочетания звуков. К нему вернулось Слово. Слово, в первозданной чистоте бытия. Слово, в котором звучат мелодии весенних трав и шепот листвы, и пение птиц… Слово, в котором осязаемы ароматы лета и весны, звонкой осени и запахи зимних снегов. И это было Слово, которым слагались поэмы и песни…
- Ты видишь больше, чем видишь… И все слышишь, больше, чем слышишь…
- Я знаю…
- И знаешь, большее…
- Но я…
- Да, там…я знаю, там нельзя быть, более других…
- Но возможно, если во имя Жизни…
- Вот, ты и ответил, ответил сам себе… и не забудешь…
Ручей шумел перезвонами, это был ручей, широко вытекавший теплыми потоками из озера горной долины. Долины, где под лучами весеннего солнца, золотой туман, воспаряя над гладью воды, тянулся шлейфом вниз по распадку. И туда, звеня переливами струй и шумя отдаленными водопадами, сбегала по каменьям озерная вода, отражая солнечный свет, что проплывал светлой рябью по снежным, обрывистым берегам и по снежному своду…
Она была еще рядом с ним, светлая ликом и ясная взором, с улыбкой тающей в Светлую печаль. Но не одно из определений характеризующих молодую женщину не подходило к ее образу, она была, как может быть, гроздь рябины над водой, или цветок в лучах солнца, или, как утренняя роса…Ее жизнь была неотъемлема от природы и от более высшего, чем природа… И в ней было то, что давно утратили люди - доброта души, сердца и рассудка, в единстве доброты высшей - Духовной.
Она была рядом, но образ ее уже таял в глазах Ветрова. И вместе с ее образом таяла последняя реальность из тех дней, когда он видел ее рядом с собой и слышал…
*********************
Слегка проминая снег, на широких охотничьих лыжах, Пахом шел по склону сопки, огибая озеро с противоположной стороны от зимовника. Шел, подымаясь, наискосок, к кущам ольховника, где по совету Иннава собирался поставить петли на зайцев. Ветрова, они уже не искали, обшарив все озеро в первый день до пурги, и в первый, после того, как стихла пурга. До намеченного сбора в обратный путь к поселку, оставалось всего два дня. Но Пахом старался об этом не думать, чувствуя, каким тяжелым будет, и день отъезда, и возвращение. Старался не думать, но да, как не думать!?
- Вот и на охоту так и не пошли. Разве что вот …
Неожиданно лыжи Пахома попали на настовую залысину и, он, заскользив, упал на бок, чтобы не съехать вниз к озеру.
- Ешь, твою, снега наст! И дальше, кажись залысина, – передвинувшись с наста, в рыхлый снег, Пахом не вставая достал пачку папирос и тут его взгляд упал в сторону отсвечивающего синевой неба потока воды истекавшей из озера.
Там, в низу, в бликах освещенного солнцем ручья, Пахом успел заметить, «нечто светлое», исчезнувшее в следующий момент, на фоне снежного обрыва, перед которым лежало нечто похожее на человеческий силуэт.
Ветров!? Да, конечно, же! – Быстро поднявшись, Пахом пальнул из двухстволки, и, не задерживаясь более, поспешил в обратном направлении к зимовнику.
Услышав выстрелы, прокатившиеся над озером, Иннав с начало не придал этому значения. Он и понятно. Охота! Но тут раздался еще один выстрел, и еще, почти, совсем рядом от зимовника.
********************
Лежа на мелководье в теплых струях ручья, Ветров, не слышал выстрелов. Но в тот момент, когда Пахом и Иннав, обрушив снежный берег, скатились на мшистые каменья, он уже приходил в себя, и, услышав над собой их говор, открыл глаза.
- Ильюха! Жив пропащий! – обрадовался Пахом, подхватывая его под руки.
- Однако, давай скорее в одежда! – Распорядился Иннав, стягивая с себя кухлянку.
Ветров еще не понимал смысла слов, и еще не узнавал лица хлопотавших в радости Иннава и Пахома. И только, когда оказался в теплом зимовнике, его сознание окончательно прояснилось. И след за этим вспомнились последние минуты до его исчезновения, там, на озере. Вспомнились светлые блики и светлый силуэт с плавным жестом руки и светлый овал лица, и интонации первых слов… Вспомнились и стаяли, оставив только мерцающие лунные блики той ночи, неприметно преходящие в ясный чистый свет, за тем в блики солнца и в слепящие снежные берега ручья…
- Как я оказался здесь!?- первое, что он спросил, глядя прояснившимся взором.
- Ну, с этим то, все ясно, - улыбнулся Пахом, - а вот, как ты оказался там, вниз по ручью, да и…Впрочем, давай поговорим потом. А сейчас давай - ко перекусим, малость. Ты ведь, считай, четверо суток ничего ни ел.
- Четверо суток…-повторил, как эхо Ветров.
- Все Илья, об этом потом, – еще тревожась за состояние Ветрова, Пахом протянул кружку – На ко вот, с начала, согрейся чайком!
Отпив, мелкими глотками с пол кружки чая, Ветров почувствовал себя несколько бодрее, но все же, через некоторое время, прямо за столом, на него вновь навалилась сонливость.
- Однако он уже спит…
- Не мудрено, – уложив Ветрова на нары, Пахом вздохнул – ну, да слава тебе Господи! И жив и вроде здоров. Как ты думаешь, Иннав, он там, в ручье, так и пролежал все эти дни?
- Ох, сложный вопрос! И как он там, в беспамятстве!? Я то, как день наладился, почему ни на какой охота не пошел!? Тебе не говорил, а сам нет-нет, да высматривал, нет ли где вороний сборища. Я как ты, уже всякое думал. И скажу там, над тем местом, не видел я, чтоб ворона кружил. Странно конечно!
- А знаешь, я его с верху увидел, когда вроде, как над ним, снежная ниша обвалилась. Обвалилась и стаяла, вода то теплая.
- Да, если б вода холодная…Надо же, четверо суток!
*****************************
В последнюю наступившую ночь перед отъездом, совсем не по-весеннему ударил крепкий морозец. И все деревья, и кусты окрест озера, были обряжены пушистой, снежной бахромой, засверкавшей в утренних лучах солнца.
- Смотри Иннав! Сколько Снежных Красавиц! – рассмеялся Ветров, подходя к мосткам, где уже плескался Пахом.
- Да конечно, - улыбнулся в прищуре Иннав, - здесь, когда-то совсем, рядом, один береза росла, ох и красивый в бахроме была, да и летом в листве. Срубил кто-то, плохой человек.
- Вот- вот, из-за нее, из-за березы этой, легенда и возникла! – выдвинул новую версию Пахом – А что, в тумане, да в инее, да под мухоморную чарку, чем не Снежная Красавица.
- Легенды по всякому бывают, может и по этому…Однако, Ильюша, тебе нельзя долго плавать – предупредил, как в первый день Иннав.
- А что, с утра и я не прочь подольше. – Ответил за Ветрова Пахом - Пусть плавает. Я думаю, раньше одиннадцати все рано не тронемся. Снежок крепкий, и в обратный путь будет не то, что мы сюда пурхались. Эх, гуляют, где-то наши бараны!
Чуть раньше одиннадцати две нартовых упряжки, сорвавшись с места, понеслись по склону горной долины. И хотя, в начале, путь уходил полого вверх, нарты легко скользили по плотному снегу, оставляя позади, обжитый зимовник, теплое в клубах тумана озеро и обряженные в иней березы. Сидя в нарте позади Пахома, Ветров с грустью расставался с предвесеннею сказкой зимы, где услышал легенду о Снежной красавице.
Он не помнил и не осознавал, что где-то в глубинах его сознания остался ее светлый образ. Но он видел и чувствовал ее реальность и сам ее образ, во всем, что его окружало, и в свежести утреннего воздуха и в запахе смолистого кедрачника, мимо которого скользила нарта, и в горном ландшафте и в ольховнике, уже меняющем свой окрас. И через проснувшееся в нем чувственное единство с природой, он мог определенно сказать, как пахнут весенние снега, и рассказать о множестве вкусовых оттенков талой воды, и какая своеобразная красота явлена в каждом камне, в каждом дереве и в каждой березовой ветке с набухавшими под солнцем почками.
И было удивительным, для Пахома и для старого каюра, охотника – Иннава, то, что когда нарты остановились на повороте в распадок, при виде стоявших на расстоянии выстрела, белой важенки и белого оленя с ветвистыми рогами, Ветров вдруг положил руку на поднятый ствол карабина, что держал Пахом.
- Не надо стрелять, Пахом…
- Почему!?
- Разве ты добавишь этим выстрелом Красоты!? Нет, ты ее отнимешь, и, прежде всего в себе самом.
- Да брось ты Илья! Одним оленем не убудет!
- Жаль, что ты меня не понял… Но я скажу и, о другом. Ты видишь, как тяжела эта важенка? Скажи, сможет ли она защитить себя, если останется одна?
- С чего ты взял, что она тяжела!? Да я завалю их обоих.
- Однако, Пахом он прав, – глядя с интересом на Ветрова, молвил Иннав. - Я конечно тоже, отсюда, издалека, не могу определить насчет важенки, но ведь уже март. Давай не будем, как тот плохой человек, что срубил белый береза у озера.
- Ну, и поохотились, едрна–зелена! – с досадой буркнул Пахом, убирая под брезент карабин и вдруг, добродушно молвил, просветлев улыбкой – Как пить дать! Сбрендила, тебя Илья, Снежная Красавица! Так, что не печалься Иннав! Не умрет твоя легенда! Эй! Эй е-ей! Красавчики, ушастые! Пошли домой!!!
И нарты вновь понеслись распадком туда, где за сопкой Мухане, открывался тундровой простор с небольшим селом у реки и синей полоской, вскрывшегося в весеннюю мартовскую пургу моря…
………………1981 год.