Комната была мала, но мила и уютна, как всегда бывает там, где живут немолодые женщины: вязаные и вышитые салфеточки, какие-то трогательные тряпичные куколки на стене, домашнее печенье в некогда разбитой, но аккуратно, осколочек к осколочку, склеенной хрустальной вазочке - баккара, начало века. За столом, накрытым прекрасной вязаной скатертью, сидели три женщины и молодой мужчина. Потом мужчина вышел на кухню. Курил в форточку, поглядывая на чайник, который никак не хотел закипать. Было мужчине лет 25, вряд ли больше. Красивый и, судя по одежде, скромный мальчик несколько восточного типа. Похож на студента, хотя закончил институт три года назад и на работе его зовут не иначе как Сергеем Петровичем.
Чайник закипел. Сергей подхватил его вышитой рукавичкой-прихваткой, понес, замешкался в дверях. Эти три женщины были ему дороже всего на свете: мама, бабушка, невеста. Невесту звали Анна, и она была почти вдвое старше его.
Говорила Анна. Глубокий, мягкий голос ее звучал приглушенно.
- Был старше намного, детей не было. Очень я его любила, надышаться на него не могла. Когда он умер, для меня словно свет погас. Бросила работу, не могла. Сбережения кончились - стала вещи продавать! Какие-то темные знакомства, чужие люди в доме... Потом поняла: до помоек дойду! Если себя не спасу, никто меня не вытащит. Продала квартиру (дачу я раньше уже загнала), ютилась в комнатушке, но смогла начать дело. Мы с подругой скооперировались: она выпечку готовит, я продаю, потом наоборот. Дело у нас пошло. Выкупила помещение, которое арендовала, потом еще подкупила, смогла нанять людей. Сейчас три кафетерия, в сущности, маленькие ресторанчики. Беру недорого, поэтому доход небольшой, но стабильный. Хватает и мне, и людям. Купила квартирку, маленькую пока, машину - без нее нельзя! Сейчас строю дом в тихом пригороде. Почти деревня - лес рядом, речка. Вам хорошо будет, Наденька, и вам, Валерия Федоровна. Обязательно проект вам покажу.
- Нам бы уголочек какой, самый маленький,- робко сказала бабушка. Анна засмеялась:
- Ни в коем случае! Каждой - по комнате, только рядом, чтобы вы друг к
другу в гости ходили.
- Дай Бог вам здоровья! - сказала мама и еще что-то сделала, потому что Анна вскричала громко и сердито:
- Да что вы! Это я вам руки должна целовать за Сергея...
Сергей понял, что пора прервать разговор.
- Вот и чай! - сказал весело, заходя. Мама по-мышиному быстро отпрянула от Анны, села в уголочке, промокая глаза платочком. Анна подняла на него сияющие серые глаза и улыбнулась. Крупная, статная, с тяжелым узлом темно-русых, с чуть уловимой проседью волос, она казалась воплощением спокойствия. Черное платье зажигало ее плечи сияющей белизной. В ушах покачивались маленькие сапфиры. Ухоженная, сытая, красивая женщина. Мама, немногим ее старше, казалась рядом с ней старухой, и это больно царапнуло Сергея за сердце: «Вот женюсь, наладятся дела, заставлю ее заняться собой. Может, она тоже замуж выйдет за молодого - вроде меня. Зачем ей старик - кальсоны штопать!.. И бабушка... В ее возрасте в других странах носят шляпки и пьют кофе в ресторанчиках - таких, как у Анны...».
Пили чай, улыбались друг другу. Встречая взгляд Анны, Сергей еще смущался, вспыхивал, будто это он невеста, но заставлял себя не отводить глаз. К Анне, к мысли о том, что она скоро будет его женой, он еще не привык - уж очень быстро все решилось. Заходил в перерыв в ее кафе, выпивал чашечку кофе, съедал плюшку, скользил глазами по лицу женщины за стойкой. Она сама подсела к нему: «Не возражаете, если угощу вас нашим фирменным пирожным?» Говорить с ней было легко и приятно: умела слушать, понимающе улыбалась, кивала. Захотелось рассказать ей обо всех своих проблемах. Посочувствовала, а затем сказала твердо, взглянув в упор: «Знаете, я бы могла вам помочь...».
Мама сначала была в шоке: «Ну, тридцать, тридцать пять... Но - такая старая?» Потом задумалась: «Ну, под пятьдесят... Хоть тут сложностей не будет...» Сложности были серьезные. Отец Сергея, выходец из старинного дворянского рода, умер от мучительной наследственной болезни, поражающей мужчин в его семье через поколение и только через мужчин передающейся. У сестер было все благополучно, а он, Сергей, вроде бы совершенно здоровый, нес в себе эти проклятые гены, и не было у него права подвергнуть опасности своего ребенка. На третьем курсе влюбился в чудесную девушку, все ей, естественно, рассказал: и про отцовскую болезнь, и про то, что он не сможет позволить себе иметь ребенка. Но девушка тоже была из старинного рода, где позарез нужен был наследник, поэтому она без колебаний рассталась с Сергеем и вышла замуж за сокурсника с благополучной наследственностью. Сергей тяжело пережил эту историю, страдал от своей никчемности и даже помышлял о самоубийстве. Потом решил, что не женится никогда. Так что Анна была весьма приемлемым выбором: возраст освобождал ее от множества проблем.
А когда Анна дала понять, что заберет маму и бабушку к себе, обе воспылали к ней самой искренней любовью, замешенной на благодарности. Квартира у них была большая, но старшая дочь ждала второго ребенка, а младшая собиралась замуж за бесквартирного. Женитьба Сергея и переезд к Анне мамы и бабушки создавали отличный вариант для размена, решая и эти проблемы.
Все это обсуждалось, взвешивалось, анализировалось так часто, что Сергей наконец поверил, что всю жизнь мечтал жениться на богатой старой женщине. Банальность ситуации его не смущала: Анна в самом деле нравилась ему. Нравились ее уверенность, неторопливость, несколько ленивая пластика. Несомненно, привлекало ее большое, сильное тело, которого он до сих пор не смел коснуться. В ней чувствовалась волнующая, зрелая опытность, которой не было в знакомых девушках. Впрочем, он целомудренно загонял в глубь сознания мысль о близости с ней, разумно полагая, что она сама решит, когда должна быть перейдена грань. Ситуацией владела она, и он готов был подчиниться с благодарностью, что ему ничего не приходится решать. Видимо, ее вполне устраивали поцелуи руки при расставании. Это подтвердил телефонный разговор ее с подругой, который она, может, отнюдь не случайно, позволила ему услышать.
- Нет, что ты! - говорила она. - Мой малыш - пай-мальчик, у нас пока не более чем дружеские отношения... Нет, не думаю, что только после свадьбы, но торопиться не хочу. Мне торопиться, сама понимаешь, некуда. А он... пусть подрастет. Пусть у него будет время подумать.
Впрочем, однажды он поймал несколько фраз, которые его смутили и оставили неприятный привкус подслушанного.
- Я все понимаю, - говорила она кому-то. - Да, возможно, это продлится недолго. Да, молодость стремится к молодости. Но уйти от меня он не уйдет. Куда ему уходить?.. А если я возьму к себе его мать и бабку, он вообще никуда не денется. Покупают же старики девчонок в жены, не надеясь на вечную верность! Я не ревнива. Это последние мои женские годы, и пусть он мне их подсластит. А потом видно будет. Захочу - постелю скатертью дорогу.
Услышав это, хотел даже расстаться с ней - таким оскорбленным себя почувствовал. Но не расстался. Решил, что это просто эпатаж перед кем-то, и умилился силе ее характера. Успокоил себя тем, что все зависит от него, от его любви и верности. А он сумеет быть верным и благодарным.
Задумался и не заметил, что она уже собирается. Мама и бабушка смотрели на нее не просто влюбленно - благоговейно, как на ангела. «Покорила!» - подумал Сергей с неожиданной горечью. Анна накинула жакет поверх длинного платья. Было прохладно, но она ведь с машиной.
- А как он вас любит, как любит! - лопотала бабушка, и Сергей неприятно удивился фальши в ее голосе. - Только о вас и говорит!
Анна посмотрела спокойно, без насмешки:
- Я знаю... - И обернулась к нему: - Ты со мной?
Сергей почувствовал нечто новое в ее голосе - так она еще не говорила и не смотрела. Видимо, сегодняшняя встреча в его доме заставила Анну принять решение - он догадался, какое, и это его страшило и радовало. Поэтому он ответил значительно:
- Если ты этого хочешь...
- Хочу, - сказала она после маленькой паузы. - Предупреди своих, что... задержишься.
Он обнял ее, как только закрылась дверь ее квартиры. Она мягко, выбрирующе рассмеялась:
- Ты торопишься, мальчик! Сегодняшний вечер ничто не должно испортить, не правда ли?
На журнальном столике ждали бутылка с хорошим коньяком, конфеты в коробке, виноград в вазе на высокой ножке. Сергей понял: она готовилась заранее, она все рассчитала.
- Выпьешь рюмочку?.. А я с удовольствием!
Вышла из ванной в розовом махровом халате, вытирая слегка увлажнившиеся волосы. Он опять попытался обнять ее, и она опять его удержала:
- В ванную, марш!
Он вспомнил, как нелепо скакал на одной ноге, вытряхиваясь из джинсов, перед первой своей женщиной. Анна действительно предусмотрела все мелочи, чтобы ничто не омрачило этот вечер.
Она ждала его уже в постели. Пахло чем-то изысканным, какими-то неведомыми цветами. Он по-мальчишески прыгнул к ней, стряхивая халат, и они наконец-то поцеловались долгим, жадным поцелуем, от которого заныли зубы. Его ладони описали округлость ее плеч и, сдвигая розовые ленточки, торопливо скользнули к груди. Она перехватила его руки.
- Не так, - шепнула она. - Ничего не надо делать. Я сама.
Склонилась к нему сверху, роняя прядь волос. Ее глаза сияли.
- Не нужно спешить. Я хочу пить тебя маленькими глотками, как дорогое
вино.
Улыбнулась этой неизвестно из каких глубин памяти пришедшей фразе. Любовалась красивым, стройным молодым телом в своей постели. Очень бережно, еле касаясь, погладила его плечо, ощутила бархатистую кожу, ее упругость и свежесть. Опустила лицо ему на грудь, вдохнула влажный запах, и он вздрогнул от горячего прикосновения ее губ и языка. Ее ласка была ему приятна, но он не понял, для чего она нужна: не возбуждала, а снимала возбуждение, что начинало его тревожить: не окажется ли он в нужный момент слишком успокоенным для столь, видимо, искушенной женщины?
А она ласкала его, как привыкла ласкать своего немолодого мужа, которому нужно было время, чтобы, как он невесело шутил, «раскочегариться». И память воскрешала перед ней то, другое, бесконечно любимое тело. Оно, конечно, уступало этому, такому юному и свежему, но было безмерно любимо, знакомо каждой клеточкой. Вот тут, на левом боку, был маленький желвачок, она всегда обходила его пальцами. А под правым соском была маленькая черная родинка - как любила она целовать это место! А на груди росли жесткие волосы, и это доставляло ей огромное наслаждение острым прикосновением к ее груди. И никакое мыло не могло отбить неповторимый запах его тела, запах любимого мужчины. Мальчик был хорош, она могла гордиться отличным выбором, но это было другое тело - не то, такое любимое, так безнадежно желанное...
И когда она наконец разрешила ему перейти к финалу, ее тело молчало, и она не испытала ничего, кроме недовольства собой и глухого раздражения. Мальчик очень старался, она пыталась подыграть ему, чтобы он хотя бы не переживал бесполезность своих усилий, но ничего у нее не получилось, и она только могла надеяться, что по неопытности он этого не поймет.
Когда он заснул, Анна накинула свой розовый халат (специально покупала для этого случая!), вышла в гостиную, налила коньяку. Выпила, внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале серванта. Сейчас, без грима, с растрепанными волосами и припухшими глазами, она показалась себе совсем старой - гораздо старше своих сорока восьми. Ну, не старуха, но и не женщина почти. Климактерическая дама, на которой женятся, чтобы снять проблемы с деторождением.
Горько усмехнулась своему отражению, налила еще. Стиснула лицо руками, тихо, по-бабьи завыла, как на похоронах:
- Витя, Витя, на кого ж ты меня покинул?.. Как мне жить без тебя, Витя? Ни детей, ни родни - пустота кругом. И деньги эти чертовы, и тряпки эти, и камешки - на что они, если тебя нет? Как жить мне, Витя? Для чего жить?
Понимала, что отступать нельзя, предавать этих людей, которые так понадеялись на нее, этого мальчика, который, может быть, сумеет ее полюбить - хотя бы ненадолго. И понимала еще острее, что не нужен ей этот обреченный брак. И в немыслимой надежде ждала, что вот откроется дверь спальни и выйдет он, до сих пор бесконечно любимый, и скажет необходимые ей единственные слова, которые никто другой никогда уже ей не скажет:
- Что с тобой, девочка моя? Не плачь. Иди ко мне!
1997.