Жила-была скромная женщина Софья Петровна. Когда-то были у нее муж и сын, и была это дружная, крепкая семья. Сына они ждали долго, уже опасения возникали, что детей не букет; но вот он родился, славный, желанный. Муж Софьи Петровны был человеком трезвым и трудолюбивым, поэтому хоть и с трудом, но скопили они на подержанные «Жигули». Софья Петровна ревновала даже - так любили свою машину муж и жена, так ее холили и полировали, и она была для них четвертым членом семьи. Но однажды, когда сыну было уже тринадцать, двое любимых мужчин Софьи Петровны поехали на рыбалку, и на обратном пути хрупкая машина столкнулась с «КамАЗом». Сын умер сразу, муж еще помучился в реанимации, так что хоронили их с разницей в три дня.
Как она вынесла, Софья Петровна так и не поняла. Видимо, такое тяжелое горе включает в душе человека неведомые механизмы зашиты, они спасают от беспросветного отчаяния, уводя в отупение, отвлекая насущными делами. Она выжила - не умерла, не рехнулась. Научилась в одиночестве спать, есть, убирать опустевшую квартиру. Пришло время, и она вышла на пенсию - поработала бы еще, но пора уступать место молодым. Подруг своих она порастеряла: ей все время казалось, что ее жалеют, а жалости к себе она не выносила. Близких родственников у нее не было, с дальними связи были потеряны. Самый близкий когда-то человек - школьная подруга - жил в маленьком райцентре, и они время от времени писали друг другу короткие и довольно холодные письма, хотя порой в них прорывались и боль, и тоска, и тревога.
Так и жила Софья Петровна одна в хорошей двухкомнатной квартире, в престижном тихом центре. Пенсия у нее была неплохая, потребности невелики. Софья Петровна старалась не опускаться, а так как руки у нее были «золотые», то выглядела она в своем вязаном, шитом и вышитом достаточно элегантно и свежо - по крайней мере, не старше своих лет. Соседи считали се гордячкой, но даже самые зоркие старушки у подъезда ни в чем не могли ее упрекнуть, ни одна сплетня ее не коснулась. Мужчины старшего возраста, вдовцы и разведенцы, обращали на нее внимание, но она так решительно пресекала все попытки познакомиться, что соискатели сразу оставляли надежду. Так и жила она, ни в ком вроде бы не нуждаясь, словно сердце ее замерло навсегда.
Как-то раз Софья Петровна долго и бесцельно гуляла, устала и присела на скамейку в сквере. Была весна, распустились первые листья, щебетали птицы, что, видимо, в какой-то мере объясняет последующие события в жизни женщины. Беспричинно улыбаясь, она прищурила глаза и подставила лицо косым лучам вечернего солнца; поэтому она не сразу обратила внимание на черноволосого молодого человека, сидевшего напротив. Ей, конечно, было все равно, кто он такой и чего ради торчит в этом сквере, где гуляют пенсионеры и мамаши с детьми и где вроде бы не назначают свиданий. Но, повторимся, была весна, пели птицы, и немолодая женщина невольно поглядывала в сторону юноши. Был он хорош собой, черноволосый и светлоглазый, но одет как-то непривычно плохо: и джинсы потерты сверх меры, и кроссовки драные, и куртка какая-то мальчишеская. Встретившись с ним взглядом, Софья Петровна смутилась, отвела взгляд, но поняла, что юноша исподтишка рассматривает ее. Ей вдруг страшно захотелось встать и как можно скорее уйти. Желание это казалось необъяснимым, и все же было что-то, встревожившее ее. И ветер подул холодный, словно осенью, когда кружатся парашюты кленовых листьев, и время как-то странно перепуталось, и Софье Петровне показалось, что она уже видела и этот весенний вечер, и юношу на скамье (во сне, быть может?) и знает, что будет сейчас, и позже, и завтра, и через несколько месяцев... Ей стало страшно, но она усилием воли отбросила наваждение, достала из сумочки очередной дамский роман и погрузилась в чтение.
Тихий стон вернул ее к реальности. Софья Петровна испуганно вскинула голову и увидела, как незнакомец, закрыв глаза и резко побледнев, сползал со скамейки на землю. Через несколько секунд она уже была рядом и трясла за плечи потерявшего сознание человека. Как назло, рядом никого не было, а Софья Петровна боялась бросить юношу, чтобы с ближайшего таксофона вызвать «скорую» Но, к счастью, юноша, наконец, открыл прекрасные серые глаза, и его еще мутный взгляд остановился на лице встревоженной женщины.
- Благодарю вас, - тихо сказал он. - Ко мне уже давно никто не приходил на помощь.
Софья Петровна усадила его на скамейку, сама села рядом, и юноша бессильно прислонился к ее плечу.
- Что с вами? - спросила женщина. - Вы больны? У вас жар? - и она прикоснулась ладонью к его лбу.
Юноша перехватил ее руку и поднес к губам.
- Видимо, это голодный обморок, - ответил он. - Я не ел более двух дней.
Тень предчувствия снова коснулась ее сердца, но Софья Петровна упрямо
отбросила подозрение - на этот раз навсегда. Ни о чем не спросив, не раздумывая, движимая жалостью и сочувствием, женщина предложила:
- Я живу здесь рядом. Идемте, я накормлю вас.
Сидя в ее чистенькой уютной кухне, он воздал должное куриному бульону и сосискам с картофельным пюре - завтрашнему обеду Софьи Петровны.
- Теперь - в ванную, - скомандовала женщина. - А я пока подыщу что-нибудь получше, чем это тряпье.
- Вы слишком доверчивы, - возразил юноша. - Вы ведь меня совсем не знаете...
- Об этом потом, - прервала Софья Петровна. - Я доверяю вам. Помочь - мой долг.
- Все бы так рассуждали! - вздохнул юноша, подчиняясь.
Помывшись и переодевшись, он еще более похорошел, появился румянец. Удобно расположившись в кресле, он поведал Софье Петровне нехитрую повесть о своих злоключениях. Звали его Аркадием, и был он беженцем - без семьи, без документов, без жилья, без работы...
- Знаете сказку о летучей мыши? - спросил он с горечью. - Ее гнали и птицы, и звери, потому что ни те, ни другие не признавали ее своей. Так вот и я. Моя мать русская, отец, как тут говорят, «лицо кавказской национальности». Досталось мне от тех и от других. Отца убили, дом сгорел, мать умерла от ожогов, когда пыталась спасти хоть что-нибудь... Здесь я всем чужой. Спасибо, благодаря вам я сыт и одет. Прощайте, я должен идти навстречу своей судьбе.
Софья Петровна помнила несколько иную версию сказки о летучей мыши - вечной перебежчице, примыкавшей к победителям в войне птиц и зверей, пока враги не помирились и не изгнали общую предательницу. Но говорить об этом она, конечно, не стала.
- Вам никуда не нужно идти, - сказала она. - Оставайтесь здесь.
Юноша сделал то, что она предвидела и ждала - упал перед ней на колени и стал покрывать поцелуями ее руки, выкрикивая несвязные слова благодарности. Софья Петровна не сразу и не очень охотно выдернула свои пальцы из его цепких рук и закончила:
- Я все решила. Вы лишились родителей, я - мужа и сына. Сам Бог свел нас, двух одиноких людей. Будьте мне сыном, и я буду счастлива, если смогу вам помочь.
Аркадий улыбнулся, и у нее неприятно дернуло сердце: в этой улыбке красивого мальчика ей померещилось что-то отталкивающее. Но она уже вступила на путь, с которого не было возврата, и поэтому решила, что дело просто в игре неяркого света.
- Я никогда не посмел бы назвать вас матерью, - медленно сказал Аркадий. - Вы для этого слишком молоды и хороши собой.
И, как писали старые романисты, случилось то, что должно было случиться. Она подчинилась его властной нежности, а потом плакала от стыда и счастья, и Аркадий покрывал ее тело благодарными поцелуями.
- Как ты прекрасна! - задыхаясь, шептал он. - Как ты смогла сохранить такую молодость?.. Я всегда мечтал полюбить женщину старше себя, но, и предположить не мог, какое это счастье!
Софья Петровна включила бра над кроватью и тихо, горько сказала:
- Смотри - я старуха. Вот морщины - видишь? Мое лицо, мое тело увяли. Как ты можешь любить меня?.. Это просто порыв, он пройдет, и ты будешь презирать меня и себя...
- Можешь включать хоть все лампы мира, - засмеялся Аркадий. - Ты молода и прекрасна. Я люблю тебя.
Они зажили странной, причудливой жизнью. Соседи косились, шушукались за ее спиной, посмеивались. Она с поднятой головой шла мимо, хотя стыд и страх терзали ее постоянно: ей казалось, что рано или поздно он прозреет и с отвращением оттолкнет ее. Но шло время, она привыкала к нему, к его обожанию и ласкам, и, наконец, поняла, что не может без него жить. С работой у него, правда, не ладилось, поэтому, чтобы прожить, пришлось продать кое-какие вещи - Аркадий все это хорошо организовал, у него появились друзья, которые смогли помочь. Они даже смогли отреставрировать - иначе не скажешь - и весьма выгодно продать разбитые «Жигули», все это время валявшиеся в гараже, а потом и сам гараж. Аркадий приоделся и даже несколько пополнел; в доме появились какие-то энергичные парни в кожаных куртках, и Аркадий вел с ними длительные переговоры. Софье Петровне они не нравились - было в них что-то пугающее, но она понимала, что Аркадий должен иметь друзей, и терпела ради него, тем более что были это, видимо, люди деловые, трезвые, безупречно вежливые с ней.
- Слушай, Софи, - сказал однажды Аркадий как бы невзначай, - а квартира у тебя приватизирована?
- А зачем? - удивилась она. - Детей у меня нет, родня только дальняя, завещать квартиру некому.
- Всегда есть, кому завещать имущество, - внушительно сказал Аркадий. - Хотя бы дальней родне.
Она подчинилась, и, разумеется, как-то само собой получилось, что квартира была завещана отнюдь не родне, а именно ему - любимому. К тому времени он несколько охладел к ней и даже позволял себе резкости. Но когда она показала ему нотариально заверенное завещание, прежняя любовь, казалось, вернулась, и он подарил ей несколько божественных ночей.
А потом все пошло наперекосяк. Друзья и их общие дела были ему, несомненно, важнее ее любви и преданности. Все же Софья Петровна терпела до тех пор, пока не застала Аркадия с красивой длинноногой девицей.
- Я ничего не значу для тебя! - впервые за все время упрекнула она его. - Я так и знала, что этим кончится. Хорошо, что я это вовремя поняла. У меня в конце концов есть дальние родственники, есть подруга детства, ее дети. Я и так слишком много отдала тебе, пусть хоть квартира им достанется!
Аркадий слушал, опустив голову, и выглядел обезоруживающе виноватым.
- Прости меня, любимая, - сказал он, и в его прекрасных серых глазах закипели слезы. - Я позволил себе забыть, кто я и кто ты. Я неблагодарный негодяй, забывший, чем я тебе обязан... Я молю тебя о прощении!
Она, конечно, растаяла, и их размолвка кончилась тем, чем и должна была закончиться. За утренним чаем Аркадий сказал Софье Петровне:
- Наверное, мы просто немного устали. Нам нужно пожить отдельно, освежить наши чувства. Поезжай куда-нибудь, к твоей подруге, например, отдохни.
Софья Петровна подумала, что логичнее было бы ему уйти и дать ей отдохнуть от себя, если уж он считает, что так нужно. Но воли возразить ему у нее уже давно не было.
- Как ты решишь, мой мальчик, - покорно ответила она. - Возможно, это будет к лучшему.
- Только обязательно предупреди соседей, чтобы не тревожились за тебя, - уточнил Аркадий. - И обязательно оставь адрес. Я, может быть, приеду, если соскучусь.
Софья Петровна не видала необходимости в том, чтобы предупреждать соседей, но и в этом подчинилась Аркадию. Она зашла к единственной соседке, с которой когда-то дружила, а теперь просто сохранила относительно нормальные отношения, и сообщила, что уезжает, оставляя дом на Аркадия. Соседка неодобрительно покачала головой, но не решилась спорить.
Райцентр, где жила подруга Софьи Петровны, был далеко, километров за 50. Аркадий проводил свою Софи на вокзал и очень трогательно простился с ней, усаживая в электричку. Софья Петровна выглядела постаревшей и не совсем здоровой, она была опечалена и не скрывала слез. Аркадий помахал ей рукой, а потом встретился взглядом с двумя парнями в кожаных куртках, севшими в соседний вагон, и чуть заметно кивнул им.
Больше Софью Петровну никто не видел. Соседка встревожилась было, зашла к Аркадию, но он, очень приветливо встретив ее, показал письма от Софи, в которых она уверяла, что любит, скучает что встретили ее тепло, очень рады и не хотят пока отпускать. В доме были чужие люди, а на диване развалилась красивая длинноногая девица. Пахло вином и дорогими сигаретами, мебель была частично сменена, и вообще казалось, что это уже совсем другой дом, с другими хозяевами. Соседка запомнила адрес на конверте, дома записала его, да и забыла. Года через полтора она опять вспомнила о Софье Петровне. Но в ее квартире жили уже совершенно другие люди, к тому же плохо говорившие по-русски. Соседка с трудом поняла, что Аркадий живет в другом месте, но была ли с ним немолодая женщина, новые жильцы не знали. Соседка Софьи Петровны не поленилась, разыскала адрес, съездила к подруге Софьи Петровны. Дом был продан, в нем тоже жили новые люди. Они знали только, что прежняя хозяйка уехала в другую область к сыну, а насчет ее подруги никто ничего не мог сказать. В милиции соседку и слушать не стали: мало ли где загуляла одинокая дамочка, с имущественными правами на квартиру все было благополучно, да и открывать безнадежное дело никому не хотелось.
Так и пропала без следа женщина по имени Софья Петровна.
А на бульваре в другом конце города стал появляться к вечеру красивый юноша в обносках, и его серые глаза зорко выхватывали среди гулявших и сидевших на лавочках людей немолодых и, видимо, одиноких женщин...