Проснулся Иван Иванович в плохом состоянии. Именно в состоянии, в плохом настроении он просыпался каждое утро: отравляла необходимость отрываться от блаженного ничегонеделанья и идти на поиски лекарства для души и пищи для тела. Ну а сегодня, вдобавок к обычному, ещё и организм сигнализировал всеми своими частями, вынося давно забытый ветераном алкогольных баталий диагноз: птичья болезнь. Немудрено: слишком много событий в один день. Во-первых, открытие Олимпиады. Во-вторых, Гоша обмывал продажу своего мебельного гарнитура. В-третьих…
По времени оно, конечно, было во-первых. Или во-вторых, продал Гоша гарнитур вечером, но не успел, или всё-таки утром, Иван Иванович не помнил. Словом, событие наступило уже давно, но из всех источников информации доступ имелся только к сообщениям агентства ОБС. А так как контингент начинал выгребать на точку далеко за полдень, о вторжении Грузии в Южную Осетию Иван Иванович узнал позже Гошиного проставления и куда позже открытия Олимпиады, за наступление которого пили всякий раз, когда не находилось более подходящего повода.
Трагедии, впрочем, могло и не быть. Если бы магазином во дворах не владел Эдик Никакой.
Эдуард был осетином. Причём тем самым, приехал в Москву из Цхинвала. Фамилию его Иван Иванович так и не запомнил, а прозвищем гордый сын Кавказа был обязан неудачной шутке. Ляпнул, представляясь:
-- Эдуард. Не Кокойты.
Вот и прилепилось: Никакой так Никакой.
Прозвище, правда, с реальностью не вязалось: начав с лотка, теперь Эдуард владел популярным магазином, двумя сверхприбыльными павильонами рядом со станциями метро, выставлял во многих местах навесы с овощами-фруктами. По всем параметрам принадлежал к крепкому среднему классу, что в глазах людей уровня Ивана Ивановича означало сверхбогатство, ибо более высокие финансовые материи таковыми просто не воспринимались. Сам Иван Иванович подвизался в магазине приходящим помощником, компенсируя низкую эффективность копеечной стоимостью труда. Эдуард здоровался с ним за руку, правда, деньгами и выпивкой никогда не ссужал.
Вчера к Эдику приезжала куча народа. Волновались, что-то горячо обсуждали, вытащили на улицу телевизор. И щедро угощали всех пришедших высказать слова поддержки водкой, вином, пивом. Сторонний наблюдатель мог, конечно, усмотреть в акте неслыханной щедрости желание спровадить неуместно сочувствующих как можно более быстрым способом… Но оставим это на совести стороннего наблюдателя.
Контингент сочувствовать умел, поэтому запасся хорошо. Тосты за Южную Осетию, дружбу между народами, победу осетинского оружия, победу российского оружия, поражение грузинского оружия звучали почти до утра. Под конец решили даже присоединиться к справедливой войне. Но выяснилось, что из всех способов передвижения доступен только пеший, а идти далеко. С чем и расползлись по домам.
Отдыхать бы по такому случаю до вечера, но увы, короток и тревожен вышел сон. Иван Иванович сполз с дивана, выхлебал на кухне стакан воды и поплёлся на улицу.
Официально магазин работал. Но Эдик, вместо того, чтобы с неизменной улыбкой суетиться за прилавком, сидел у входа на пластмассовом стуле с таким видом, что все почему-то решали: сделать покупки лучше в другом месте. Иван Иванович был с ними солидарен, да только выбор отсутствовал: и хождение давалось с большим трудом, и денег нет. Без них же, как известно, дают редко и мало, а если от души, то только в глаз. Эдик же, по вчерашней памяти, мог на что-нибудь расщедриться
Иван Иванович подошёл и присел на корточки. Помолчал, печально осознавая, что не стоит портить текущий момент банальным попрошайничеством: очень нездоровая идея. Решил, что стоит намекнуть на полезность облегчения души понимающему человеку под хорошую выпивку. Открыл уж рот, но Эдик опередил:
-- Иди, Иваныч, не до тебя сейчас.
Рот, осознав, что ни капли какого-нибудь из устраняющих нездоровье напитков не светит, закрылся.
Увы, идти было некуда, дальше ждали лишь боль и страдания. Трагедия осетинского народа стала вдруг невероятно близка, захотелось сделать что-то правильное, настоящее, и Иван Иванович, сглотнув, сказал:
-- Я же не просто так. Помочь хочу.
-- Чем? – удивился Эдик.
-- Всем, чем смогу, -- решительно заявил Иван Иванович.
А чем может пожертвовать человек, ничего за душой не имеющий? Что он способен положить на алтарь униженных и оскорблённых? Жизнь – самое ценное и единственное, что осталось! Не считая, правда, квартиры, но в такую минуту грех думать о материальном. К тому же жить где-то надо, да и денег она стоит весьма приличных.
-- В добровольцы хочу. С грузинами воевать.
Эдик, однако, к заявлению отнёсся спокойно. Руку пожимать не стал, по плечу хлопать тоже, уж тем более не изъявил желания окропить героический порыв. Лишь печально вздохнул:
-- Спасибо, Иваныч. Выспись лучше.
-- Не могу, -- честно признался Иван Иванович, -- душа горит.
-- Ну, это поправимо.
Иван Иванович обрадовался, что разговор входит наконец в правильное русло. Но оказалось, Эдик просто не закончил:
-- Ты денёк посиди, подумай, а там, глядишь, остынешь. Война – дело серьёзное и тяжёлое.
-- Не могу я столько ждать! – не выдержал Иван Иванович.
Подумав, добавил:
-- Люди гибнут.
Эдик посмотрел на него удивлённо, но головой покачал с большим сомнением:
-- Скажи честно, Иваныч, много ль ты навоюешь?
-- Что успею – всё моё. Всяко лучше, чем здесь загнуться. Мне б только доехать, сам понимаешь, с деньгами проблема.
-- Деньги в таких случаях никогда не были проблемой, -- веско сказал Эдик.
-- Вот, вот, -- обрадовано закивал Иван Иванович. – Главное ведь – доехать, а там и от нас будет польза.
-- Ты что, не один?
Иван Иванович собрался было объяснить дикарю, что множественное число в данном случае используется исключительно для усиления эффекта, но вовремя притормозил. Конечно, бумаг вчера никаких не подписывали. Но ведь кричали и соглашались, то есть в принципе готовы. А уж при наличии денег поднять народ на справедливую борьбу не составит особого труда.
-- Многие рвутся.
-- И сколько?
Иван Иванович задумался. Искусством счёта он, конечно, владел, но не в том состоянии, когда пальцев на руке становится от десяти до пятнадцати. Но если отсутствуют точные данные, на помощь всегда придёт образное мышление:
-- Вагон. Общий.
-- Серьёзно. И все согласны?
-- Да, -- выдавил из себя Иван Иванович, -- пытаясь представить кучу денег, что подплывала всё ближе и ближе.
А Эдик уже полез в карман.
-- Нам ведь и не надо ничего, -- проинформировал его Иван Иванович, опасаясь, как бы человек не передумал из-за слишком больших расходов. – Только чтоб доехать. С едой сами сообразим, а нет, так потерпим.
-- Зачем терпеть? – удивился Эдик. – Питанием обеспечим, в автобусе даже кофеварка есть.
-- В каком автобусе? – пробормотал Иван Иванович.
-- В комфортабельном. – Эдик вытащил из кармана мобильный телефон. – У меня знакомые в Цхинвал едут. На вас, конечно, не рассчитывали, но ещё машину достать смогут.
-- Слушай, зачем людей беспокоить. – Идея Ивану Ивановичу почему-то решительно не понравилась. – У них и так дел много: собрать, организовать. А мы как-нибудь своим ходом.
-- До Владикавказа, -- просветил его Эдик. – А дальше что? Автостопом добираться будете? Нет, автобус надёжнее.
-- И ладно, -- сдался Иван Иванович, -- по шоссе так по шоссе. Думаю, отметим это дело и двинем с божьей помощью. Неплохо бы уже сейчас горло промочить, затем ребятам за успех мероприятия по…
-- Зачем? – спросил Эдик.
-- Ну, традиция такая.
-- Воевать лучше трезвым.
-- И правильно. Пока доедем, сто раз протрезветь успеем. Дорога ж длинная. Ты не беспокойся, тут и надо всего ничего, эдак…
-- Извини, Иваныч, но денег я тебе не дам.
-- Это как?
-- Никак.
-- Я ж не для себя, ради общественной пользы. Вашим помочь хочу.
-- Вот и помоги. А потом мы такой пир закатим…
В выжженной длительным воздержанием душе Ивана Ивановича вскипело праведное негодование: Это варвар, недавно спустившийся с гор, необразованный дикарь, пригревшийся на груди великой нации, нагло попрал незыблемые народные традиции! Плюнул обществу в душу! Решил, что не стоит наливать защитникам отечества! Его же, между прочим, отечества!
-- Мудак ты, Эдик, -- сказал Иван Иванович, поднимаясь.
Развернулся и пошёл прочь, готовый к немедленным побоям. Но в спину выстрелило другое:
-- Подметёшь у входа – получишь бутылку “Жигулей”.
-- Всегда было две, -- возмутился Иван Иванович.
-- Считай, что вторую ты пожертвовал в фонд обороны Южной Осетии.
-- Гнида, -- высказался Иван Иванович.
Но тихо, чтобы работодатель не услышал.
И побрёл за метлой.