Дождь собирался весь день, но словно боялся городской суеты. Видимо, его пугал вид огромного, окутанного шумом и дымом, спрута, распластанного внизу.
Дождь начался незаметно, когда город уже покрывался сумерками и затихал.
Сначала как бы выключили огромный механизм и над городом сразу стало тише.
Потом на улицы выплеснулась масса из людей и машин. Они, шевелясь, разделяясь и вновь смешиваясь, растеклись потоками и, то кружа на месте, то стремительно несясь к неведомой цели, наконец, рассосались и исчезли в огромных коробках дворов.
В наступившей тишине стало отчетливо слышно, как спешит где-то одинокий запоздавший автомобиль. Рев его мотора, отражаясь от серых стен, становится все ближе и ближе и, когда уже кажется, что машина вот-вот вынырнет из-за угла, вдруг пронзительно взвизгивают тормоза и двигатель устало смолкает. Дверца, прощаясь, хлопает на весь мир, и теперь слышны только шаги. Они сначала пересекают улицу, потом поднимаются по лестнице и, наконец, замирают где-то на площадке перед дверью. Слышно, как опоздавший, позвякивая ключами, долго не может в темноте отпереть замок. Потом слышно, как дверь открывается и человек, облегченно вздохнув, входит в квартиру. Замок лязгает и во всем городе становится тихо и пусто.
Зажигаются фонари и опустевшие улицы устало мигают желтыми глазами светофоров. Городом окончательно завладевает ночь и только тогда дождь, ранее нерешительно пробежавший редкими каплями по раскалившемуся асфальту, ободренный тишиной и не встречая сопротивления, опускается на город.
Дождь все нарастает и усиливается. Ровно, без скачков, без грозы и ветра, он постепенно наполняет улицы шумом своего бесконечного падения. Вертикальные пунктиры капель светятся вокруг горящих фонарей, окружая их матовым ореолом, а листья деревьев, мелко подрагивая, блестят и впитывают омытыми ладонями освежающую прохладу.
Время течет, как первые мутные потоки воды с крыш, и в домах одно за другим гаснут окна. Где-то далеко-далеко раздается гудок ночного поезда и, перебегающая улицу, бездомная, мокрая от дождя собака на миг останавливается, чтобы прислушаться, но слышит только ровный шум дождя.
Кажется, что этот дождь навис над целым миром и от его влаги начинает блестеть асфальт, отражая пятна света. В парках таинственно блестят аллеи и скамейки вдаль них, пустынные и сиротливые. Блестят перила мостов и ступени пешеходных переходов. Блестят мокрые витрины магазинов и стекла телефонных будок, в одной из которых раздаются короткие гудки из повисшей на проводе трубки. Блестят бамперы и капоты машин, оставленных у подъездов и испытывающих одиночество, затаившееся в пустых салонах. Блестят трамвайные провода, и рельсы под ними перекатывают на своих изгибах пятна света. Блестит дождевая капля на нейлоновых ресницах куклы, забытой кем-то у песочницы. Кукла сидит среди огромного двора и напряженно смотрит синими глазами сквозь пелену дождя в даль, только одной ей ведомую.
А дождь все льет и льет и нет ему конца, и нет конца городу, его проводам и улицам, его ослепшим темным окнам, его скелетам телеантенн на мокрых крышах. Нет конца ночи, охватившей мир, и нет конца темноте, и не видно ни одной звезды.
Нет конца дороге, по которой идет человек. Он идет один, и куртка его промокла, и по лицу стекают холодные капли. Он идет долго и его шаги гулко отдаются вокруг. Он идет по середине улицы, вдоль прерывистой линии на асфальте. Он идет, подняв воротник и засунув руки в карманы и не смотрит вперед, ведь улица пряма как стрела.
А где-то за одним из темных и мертвых окон не может уснуть девушка. Она прислушивается к дождю, но не слышит ничьих шагов. Она лежит, широко раскрыв глаза и тревожно вглядывается во тьму под потолком. Ее постель горяча от ночной лихорадки мыслей, а грудь ей давит пустота и ожидание. Иногда она принимает стук своего сердца за шаги того, кого так ждет. Тогда она приподнимается на постели и прислушивается, но нет никого, молчит звонок, и только шумит и шумит дождь.
Но человек, идущий сквозь тьму и сквозь дождь, не знает этого. Он идет дальше, мимо темных окон, наступая прямо по лужам, мимо очередного мигающего светофора, мимо подворотни, из которой на шум его шагов вышла собака… Этому человеку неизвестно, что бездомная собака, вышедшая из подворотни, хочет чтобы чьи-то теплые руки потрепали ее по голове и чей-то добрый голос сказал:
- Ну что, пес? Пошли домой. Ты же совсем промок под этим дождем.
Человек идет, а собака все стоит и смотрит на его одинокую фигуру, удаляющуюся среди дождя, стоит и смотрит, пока еще есть надежда, стоит и смотрит, веря, что ее сейчас позовут.
Вдруг человек останавливается и все мышцы собаки напрягаются от ожидания, что вот сейчас, сейчас... Но человек только прикуривает сигарету и уходит дальше, оставив после себя сизое облако дыма.
А дождь все льет и льет и мне кажется, что это я иду по пустынным мокрым улицам, иду, сама не ведая куда, иду и не знаю, что делать, когда над городом ночь и дождь…