Следствие ведут домовые псевдосказка

Алена Виноградная
часть 2 - "Как домовой любовь няньчил".

Но сначала немножко текста, который можно пропустить - краткое содержание первой части под названием «Операция фэн-шуй»:

Жизнь Глум Глумыча - домового из 27 квартиры - подходила к концу. По закону природы, домовые – существа, лишенные души. И живут они не более 400 лет. А что же дальше?
А дальше распадаются на элементы. Иными словами - дематериализуются.

Но у каждого домового есть шанс обрести бессмертную душу. Для этого нужно
быть искренним; жить рядом с людьми, у которых сильная энергетика и любящее сердце; много работать, чтобы не проживать свою жизнь бездарно.

Глум Глумыч прожил хорошую 400-летнюю жизнь. А последние десять лет преданно защищал 27-ю квартиру вместе с ее замечательной хозяйкой Леночкой.

И поскольку Глум Глумыч готовился к полному исчезновение, то решил, что славная гибель лучше ленивой, незаметной кончины.

Потому решил помочь соседскому юному домовому Юпочке, квартира которого захлебывалась негативными энергиями и кишела сущностями.

Вот старику и пришлось вспомнить годы, которые он провел в боевом составе тонкоматеральных вооруженных сил. Сражаться с астральными сущностями не на жизнь, а на смерть ему приходилось не раз.

Итак, после ряда трудностей, Глум Глумычу удалось провести обследование «негативной» квартиры №  26, где хозяйничал парень Сережа. И, наконец, старик вступил в опасную схватку со злобной и гигантской сущностью курения по имени Николус.

В искреннем порыве Глум Глумыч пошел на риск. Старый домовой позвал ангелов на помощь. Да, да, тех самых окрыленных и прекрасных воинов Бога, которые просто не слышат призывов от бездушных и примитивных существ. Чтобы докричаться до ангелов, нужно иметь бессмертную душу – так и только так!

Поэтому Глум Глумыч решил напугать Николуса, позвав ангелов.

Домовой знал, что голос его вряд ли долетит до божественных воинов, но зато может вызвать не страх, а невероятную ярость урода, отравляющего энергии в квартире Сережи.

А тогда… А тогда Николус просто разорвал бы Глум Глумыча на детали и элементы.

Впрочем, бороться до конца, использовать каждый шанс, даже если он не больше одной миллионной – вот было кредо старого тонкоматериального вояки.

И что же? После того, как старик призвал Архангела Михаила и его ангельское войско, случилось чудо – кухня наполнилась ослепительным светом и прекрасные существа, на которых было невыносимо смотреть, превратили Николуса в струйку быстро улетучивающегося дыма.

А Глум Глумыч, опустив голову, побрел к своей Леночке – в 27 квартиру шестого дома по улице Волгоградской.

Побрел, чтобы выплакаться от счастья.

Ведь… Раз ангелы услышали его зов, значит…

Значит, у Глум Глумыча уже была бессмертная душа, и он обрел вечную жизнь…

А тем временем, Леночка и Сережа продолжали мирно соседствовать, не предполагая, какая драма разыгрывается вокруг них в невидимом мире.

Итак...

КАК ДОМОВОЙ ЛЮБОВЬ НЯНЬЧИЛ

  Никто, кроме старенького домовушки Глум Глумыча, не видел, как у Леночки и Сережи родилась Любовь. Пока теологи спорят, возможно ли непорочное зачатие, Глум Глумыч лицезрел его собственными уже подслеповатыми глазами. Дело было так.

Раздался звонок, и хозяйка квартиры Леночка открыла дверь. На пороге стоял сосед по лестничной площадке.

- Я Сережа из 26 квартиры. У меня что-то с домашним телефоном. А на мобилке закончились деньги. Можно от вас позвонить? –  смущенно пробурчал он.

Леночку так растрогала робкая растерянность молодого человека, что она, едва сдерживая улыбку, поспешно освободила проход: «Да, да. Конечно, Сережа, проходите».

Сережа тщательно вытер ноги в тапочках о входной коврик и проследовал в
комнату.

Набираемый им номер оказался занят.

- Вот незадача, - оправдывался он. – Когда нужно, невозможно дозвониться.

- Вы мне не мешаете. Звоните, сколько угодно. Могу вас пока чаем угостить, -  предложила Леночка.

И именно в этот момент Глум Глумыч стал свидетелем того, как золотая искра вырвалась из глаз Сережи. И почти одновременно из глаз Леночки, перехватившей взгляд своего гостя, вырвалась такая же яркая искра.

Эти искры столкнулись, завертелись, закрутились, визжа и жужжа.  И дом потряс взрыв такой неожиданный и такой сильный, что старый домовушка, сметенный ударной волной, отлетел на полтора метра и, больно врезавшись в стену, стек по ней на пол.

Леночка и Сережа стояли друг напротив друга молча. Девушка смущенно опустила глаза, разглядывая соринку на полу. Молодой человек зачем-то полез в большой накладной карман старого  пиджака и зашуршал какими-то бумажками.

А тем временем слившиеся воедино искры, крутились в воздухе, расширяясь и превращаясь в раскаленный розово-золотой шар – такой горячий, что у Лены из-за него в центре груди занялся маленький пожарчик. Через несколько секунд крохотное пламя появилось и в области Сережиного сердца. Правда, такое слабенькое, что почти тут же погасло, оставив только легкий дымный след.   

- Я могу печенье принести, - сказал Сережа, который, похоже, даже не заметил того тепла, которое охватило его на очень короткое время.

- Отлично, - воскликнула Леночка, почувствовавшая приятное волнение и стыдящаяся его.

Пока Сережа ходил к себе за печеньем, а Леночка разливала чай, Глум Глумыч осторожно приблизился к порождению искр. Он нацепил на нос пенсне и внимательно присмотрелся.

Там – за переливающимися стенками золотого шара происходило какое-то странное движение.
 
- А вас зовут Лена? – спросил уже вернувшийся Сережа.

- Да. А давай «на ты», - улыбаясь, предложила она.

- С удовольствием. А ты давно здесь живешь?

- Лет десять. А ты недавно въехал в наш дом? И как тебе здесь?

Они одновременно потянулись к вазе с печеньем, и их пальцы коснулись друг друга. В этот момент, снова искра вырвалась из глаз Сережи, описала безумную траекторию и ударилась об огненный шар.

На этот раз взрыва не было, но шар закружился еще быстрее и увеличился в размерах в полтора раза.

- Мне здесь очень нравится. А тебе?

- И мне, - ответила Леночка и вздохнула.

Тут шар с громким звуком лопнул и из него выпал крохотный малыш.

Глум Глумыч от испуга шарахнулся в угол и уронил пенсне. Из стены высунулась озадаченная мордашка соседского домового Юпочки: «Глумыч, что у вас там такое?»

«Не пойму, - пробормотал Глум Глумыч. – А ну давай сюда».

Юпочка просочился сквозь стену и оторопело уставился на ребенка.

«Чей это? Что я пропустил? Что тут происходит?» - тараторил молодой домовушка, теребя  Глум Глумыча за рукав рубахи.

- Я такое впервые вижу, - старик нашарил на полу пенсне и водрузил его на свой огромный сизый нос. - Получается, что это - ребенок Леночки и Сережи. Только что родился.

Домовые с опаской подошли к малышу и оба, сложив руки за спиной, принялись разглядывать его.

- Девочка, - ласково промолвил Глум Глумыч.

- Точно, - сухо подтвердил Юпочка.

- Господи, да ты посмотри какая хорошенькая, - совсем растаял старый домовой, глядя на очаровательнейшее существо из виденных им когда-либо.

- Ну, - согласился Юп.

Девочка была и вправду необычайно красива – большеглазая, с золотыми вьющимися кудряшками и тоненькими крылышками.

- Может, это – Ангел? – предположил Юпочка.

- Нет, - покачал головой Глум, - не ангел. Больше похож на Амурчика. Но не Амурчик. Это, я так полагаю – Любовь?

Сказав это, он поднял крючковатый указательный палец. – Точно – Любовь!

Девочка сидела на полу, раскинув ножки, вертела головой в разные стороны и наивно улыбалась.

Глум Глумыч присел рядом с ней на корточки и взял в свою мозолистую ладонь ее маленькую белую ручку.

Девочка заулыбалась еще больше, потянулась всем тельцем к старику и сказала: «Агу».

У Глум Глумыча чуть сердце не разорвалось от прилива чувств.

- Господи, маленькая моя. Солнышко, - он схватил девочку на руки, и та прижалась к его плечу.

- Ну вот, - констатировал Юпочка, - нашел себе на старости лет заботу. Теперь ты будешь няньчить чужого ребенка. А эти, - он кивнул в сторону кухни, -  хоть знают о нем?

- Понятия не имею, - улыбаясь малышке, пропел Глум Глумыч, - какая же ты кроха!

- Пойду посмотрю, - сказал Юп и полез на стол, за которым, разумеется, не подозревая о происходящем, мило беседовали вдруг влюбившиеся друг в друга Лена и Сережа.

Так родилась Любовушка.

***      

Прошло два месяца. Любовь росла не по дням, а по часам.

И не удивительно, ведь Сережа и Лена, сами того не зная, берегли ее, как зеницу ока.

Действительно, они даже не подозревали, что вокруг происходят такие удивительные события, а чувства их имеют пусть невидимую, но совершенно реальную живую оболочку. И даже душу…

Любовь из беззащитного младенца превратилась в шуструю девчушку с длиннющими золотистыми волосами и двумя пока еще очень слабенькими крылышками за спиной.

Ее очень тянуло полетать, но, судя по всему, было рановато. И Глум Глумычу иногда приходилось стаскивать ее с подоконника, объясняя, что птичкой она станет, когда подрастет.

Юпочка тоже был очарован девочкой, и между ними завязалась настоящая дружба.

Они вместе рисовали, пели, танцевали и рассматривали подарки, которые периодически приносил малышке Глум Глумыч. 

Правда, для молодежи оставалось загадкой, где домовой, которого Любовь называла дедулей, добывал новые юбочки, платьица, заколочки для волос и всевозможные украшения.

- Поживите с мое… - уклонялся от ответа Глум Глумыч, улыбаясь во взъерошенную свою бороду.

Но однажды идиллия всеобщей радости оказалась под угрозой.

Вернувшись с очередного загадочного шоппинга, старого домового ожидала картина,  потрясшая его до глубины недавно обретенной души.

Леночка стояла на кухне вся в слезах. Вокруг нее сгустились облака серо зеленого дыма, на которых покачивались похожие на гусениц сущности ревности, обычно живущие под землей – в нижнем, адском мире.

Сережа гневным голосом вычитывал ее:

- По-твоему я не понимаю, что совсем не нужен тебе? По-твоему я – дурак?
 
- Но это не так, - оправдывалась хозяйка квартиры. – Я люблю тебя.

- А вот и не любишь! Иначе, почему ты любезничала с моим приятелем?

- Это ты любезничал с Аней позавчера. А я не любезничала, - всхлипывала Леночка. – Просто настроение было хорошее. И мы по-дружески болтали.

- Кокетство! Это все – кокетство, - упрямо сделал свои выводы Сережа. – Счастливо оставаться!

И он гордо, шаркая тапочками, удалился в свою квартиру. На спине у него болталась, присосавшаяся к затылку, большущая багровая жаба.

Конечно, ни Сережа, ни Леночка не видели это жуткое существо. А жаба, пользуясь своим невидимым положением, успела напоследок пхнуть толстой уродливой лапой Леночку в грудь.

Та бросилась в комнату и упала рыдать на диван, увлекая за собой недоступное человеческому глазу серое облако с сущностями.

Опешивший Глум Глумыч, не выпуская пакеты с подарками, медленно пошел за ней.

Леночка в отчаянии била кулачками по подушке и выкрикивала: «Ну и уходи! Дурак! Дурак!»

Но то, что увидел старик посреди порядком вытоптанного ташкентского ковра, заставило его забыть о хозяйке.

Любовушка сидела, поджав ножки, и задыхалась. Ее тонкую шейку обвила ярко-красная змея. Всегда румяное личико малышки приобрело зеленоватый оттенок, а крылышки бились в конвульсиях.

-Радость моя, - завопил Глумыч, бросаясь к Любви и срывая с ее шеи змею. – Что с тобой, моя песенка? Ну что же с тобой?

 Девочка попыталась ему улыбнуться, но потеряла сознание. Змея с шипением рванула в сторону и испарилась в сумерках за окном.

- Юпочка, Юпочка, - забегав по комнате, орал словно обезумевший старик.

Соседский домовой тут же просочился сквозь стену с совершенно трагическим выражением лица.

- Сережа с ума сошел, - передергивая плечами, на которых осела щекотная пыль от стен, возмущенно заявил Юп, но, увидев, бездыханную Любовь, завизжал. – Ай, ай, ай!!!  Глумыч, воды! Чего бегаешь, как маленький? Воду что ли тащи. Да делай же что-нибудь.

И Юпочка, толкнув в спину, растерянного старика, кинулся к Любовушке.

- Раз, два, раз, два, - считал он, сгибая и разгибая ее тоненькие ручонки.

Глум Глумыч принес из кухни кружку, наполненную энергией воды, и плеснул девочке в лицо. Та приоткрыла глазки и быстро-быстро заморгала:

- Мне плохо, - тихонько простонала она. – Мама и папа меня побили. А потом хотели задушить.

- Что?! – возмущенно вскричал Глум Глумыч. – Как, как они посмели?!

- А что? Они увидели тебя? – заинтригованно спросил у Любви Юпочка.

- Не знаю, - призналась та и чихнула. – Но мне очень плохо. И я чувствовала, как меня колотили прямо по голове.

- Негодяи! – возмутился Глум Глумыч, но взял себя в руки и принялся с нежностью в голосе уговаривать Любовь. – Ты не расстраивайся. Они не хотели. Они ведь ничего не понимают. А мы здесь. Мы рядом. Тебя в обиду никому не дадим.

- А я, а я хочу, чтобы папа и мама больше меня не обижали, и больше не приносили домой этих змеючек, - заплакала Любовь.

- Все сделаю, все сделаю для тебя, моя радость. И папу с мамой научу, - пообещал растроганный дед и Любовь начала успокаиваться.

А заодно перестала плакать и Леночка.

***

Уложив Любовь спать, Глум Глумыч думал думу.

Итак, у Леночки и Сережи духовный потенциал оказался потасканным и прохудившимся, и, естественно, их начали атаковать сущности нижних миров.

Домовой знал, что это не закончиться одним-двумя нашествиями. Войну за каждый квадратный сантиметр своего обитания сущности всегда ведут не на жизнь, а на смерть.

И уж совсем не радовала старого домового перспектива наблюдать в собственной квартире омерзительных, сосущих энергии из человеческих позвоночников, опьяненных чужими страданиями и самодовольно распухших, червей, гусениц, толстенных жаб.

Любая из этих тварей может убить маленькую Любовушку без особого труда. А этого дед боялся больше собственной дематериализации.

И Глумыч решил разработать план действий по борьбе за жизнь и безопасность Любви в своем доме.

Конечно, невидимым гадам не поздоровилось бы, если б люди приобщились к битве против них. Ведь человек может позвать небесные силы, которых панически боятся сущности. 

Одного ангельского вида бывает достаточно, чтобы примитивные уроды из низших миров начали давиться собственным страхом, расползаться и лопаться от ужаса.
   
И хотя, вопреки тонкоматериальным законам, на зов Глум Глумыча однажды откликнулся сам Архангел Михаил и прислал ангелов, спасших домового от верной гибели, старик не обращался к небу больше.

Да, увидев божественных посланцев, он осознал, что перестал быть примитивным существом тонкого мира и обрел душу, которой прежде не имел, иначе бы его даже не услышал предводитель небесных воинств.

Но второй раз беспокоить ангельские силы он не решался. Глумыч всегда был честным и смелым.

А последнее время стал еще и принципиальным, стараясь оправдать в глазах целого мира такую высокую честь, как обретение драгоценной души.

Сейчас единственное, о чем сожалел старик, было прекращение существования тонкоматериальных вооруженных сил, которые некогда защищали человеческие дома от негативных энергий.

Правда, это были дома, где висели обереги, иконы, росписи, вышивки. Одним словом – дома, в которых были признаки того, что хозяева уважают своих незримых помощников и рады им.

Потом таких домов становилось меньше и меньше, тонкоматериальная армия все чаще оставалась без работы и, в конце концов, была расформирована. Демобилизованные домовые разбрелись по городским квартирам.

Ну что же… Глумыч достал из-под плинтуса свою казачью саблю, шапку, похожую на колпак, в кончик которого был вшит железный еж – страшное оружие украинских козаков. Достаточно было мотнуть головой, чтобы шапка-колпак прибила нападающего.

Одним словом, Глумыч вооружался.

***   

Основным местом дислокации сущности выбрали не Леночкину, а Сережину квартиру. И не удивительно, потому что у него была более приятная для них атмосфера.

Там и грязи побольше, и обстановка пообшарпанней, а молитвами не пахло ни на одном из языков уже много лет.

Ну а сам добрый человек Сережа был очень податлив влиянию адских существ. Видимо, каким бы храбрым не выглядел он в обычной жизни, глубоко в душе был труслив и предпочитал сторону гадов и хамов, чтобы не воевать с последними. 

Глум Глумыч, уже одетый в шаровары, колпак и противогаз, ходил за стеной Сережиной квартиры и прислушивался, пытаясь выбрать самое тихое место, чтобы незаметно десантироваться в нем.

Никого, даже Юпочку, не хотел старик посвящать в свои планы, чтобы не подвергать опасности. Это - во-первых.

Ну а во-вторых (что, может быть, еще важнее), Глум Глумыч не исключал провала операции, чему не должно было быть свидетелей. Если уж выглядеть героем, то настоящим, а не продувшим бой.

Наконец, домовой решил проникнуть в сережину спальню, откуда доносился мирный храп. Проходить через стену было слишком опасно, потому что, наверняка, сущности контролировали ее, зная об опасном и воинственном соседском домовом.

И Глум Глумыч поднялся по лестнице на этаж выше, и из 32 квартиры, находящейся над Сережиной, просунув голову сквозь пол, стал наблюдать за происходящим внизу.

Тошнота подступила к горлу старого вояки-невидимки. На спящего Сережу навалилось десятка два астральных червя. Они впились в его ладони, ступни, затылок, лоб и высасывали, высасывали через них жизненные силы парня.

Другие сущности вползали и влетали в немытые окна, лежа на серо зеленых сгустках негативных энергий, ожидая, что и им перепадет что-то аппетитно-мерзопакостное из Сережиной головы и позвоночника.

Некоторые сущности шипели друг на друга, явно не желая уступать место у кормушки, некоторые вползали под одеяло, и оттуда доносилось их взвизгивание и хохоток.

Тут зазвонил телефон. Сережа приоткрыл глаза, но сил подняться у него не было, и он, закрыв голову, усыпанную астральными червяками, подушкой, снова заснул.

«М-да, - почесал бороду Глум Глумыч, - Сережа с утра проснется в депрессии, обессиленный и больной. Оставлять его в таком положении нельзя».

И отработанным еще в молодые годы движением, он грациозно, словно на него были наведены телекамеры, достал веревочный канат.

Прикрепив один его край к ножке кресла, другой край домовушка просунул сквозь пол. Делать все нужно было очень быстро, чтобы застать сущностей врасплох. Тогда, пользуясь кратковременным преимуществом, Глум мог, если не победить, то хотя бы посеять панику в их рядах.

И он, с громким криком: «Ге-е-ей!», стремительно соскользнул по канату вниз и принялся размахивать саблей, рассекая клубы червей.

Во все стороны полетели отрезанные куски тел, лапки, хвостики и головки тварей. Множество сущностей с визгом, улепетывали прочь из квартиры Сережи, некоторые пятились с ярко выраженным ужасом на мордах.

Это продолжалось считанные секунды. Наконец, одна из грязно зеленых гусениц сообразила, что дело не так плохо, как показалось в первый момент, и закричала: «Без паники! Хватайте домового за ноги и валите на пол!»

Глумыч, отлично понимая, что пора ретироваться, высоко подскочил, схватился за край каната и начал быстро взбираться по нему.

Однако, уже пришедшие в себя от страха твари, испуская клубы зловонного дыма, набросились на старика и, за ноги оторвав его от каната, повалили на землю.

Дыхание Глумыча сперло, и через противогаз стали доносится шипящие звуки, издаваемые им.

В этот момент, уже несколько минут умиравший от любопытства, Юпочка выглянул из-за двери.

Узнав под клубком беснующихся змей растоптанную пятку Глум Глумыча, молодой домовой зажал себе рот, чтобы никто не услышал его крика и тихонько, на цыпочках, стал продвигаться в сторону лестничной клетки.

Сползающиеся отовсюду адские существа не обращали внимания на безобидного домовушку, и тому без проблем удалось выйти за дверь.

***
- Мурка, ты здесь!!! Какое счастье!!! – завопил Юпочка, увидев мирно лежащую на перилах бездомную кошку.

- Что ты кричишь, как псих? Говори без нервов, - промяукала Мурка.

- Да некогда, родненькая! – ничуть не тише продолжал домовой. – Идем, идем со мной. Там сейчас Глумыча убивают.

- Кто убивает? – встрепенулась кошка, которая, как и все прочие, очень любила героического деда и гордилась дружбой с ним.

- Сущности, сущности ползут туда со всех сторон.

- Но как я попаду в дом? Дверь же закрыта, а сквозь стены я ходить не умею…

- А через окно!!! Давай через форточку в кухне.

- Второй этаж? – почесала лапкой мордочку Мурка. – Ну, это возможно. Прыгай на меня, Юпочка, и держись крепко.

- Ок!!! – обрадовался Юп и верхом на кошке отправился на выручку старому своему наставнику и приятелю.

Вскоре Мурка, благополучно преодолев большую часть пути, оказалась в оконном проеме Сережиной квартиры.

Те сущности, которые уже взяли разгон, направляясь на праздничное «застолье», увидев кошачью фигуру, поворачивали назад.

Мурка, всей своей душой ненавидевшая паразитов, сосущих человеческие энергии, с громким мяуканьем и шипением, буквально влетела в спальню и, выпустив когти, прыгнула на клубок сущностей, под которым отчаянно бился за жизнь Глум Глумыч.

Те, почувствовав на своих призрачных шкурках острые кошачьи когти, с визгом бросились бежать.

Юпочка, схватив край каната, сунул его в руки старого домового и тот начал быстро карабкаться на верхний этаж. Там, он брякнулся на пол и сел, тяжело дыша.

Если честно, старик был очень, очень доволен исходом и, не сдержав эмоций, рассмеялся. Из пола показалась голова Юпочки.

- Смейся, смейся. Интересно, если бы не я, что б ты делал?, - ворчал он.
 
Весь покрытый синяками и кровоподтеками Глум потрепал дружочка по голове. Юп с трудом подтягиваясь на тонких ручках, втащил ноги и, наконец, пыхтя от напряжения, целиком влез в 32 квартиру.

- Посмотрим? – предложил он.

-Ну, только – ссс… - согласился старик, прикладывая палец к губам.

Взъерошенные головы домовушек выглянули, пройдя сквозь пол и свесившись с потолка Сережиной квартиры.

Сущности расползались с недовольным видом. А Мурка продолжала шипеть, все же доставая некоторых из них своими страшными когтищами.

От шума проснулся Сережа. Увидев дворовую кошку, он простонал: «Что за черт!» и, нашарив на полу тапочек, швырнул его в Мурку.

- Пошла, пошла отсюда, - крикнул он, не вставая и, снова водрузив на голову подушку, захрапел.

 Мурка подняла обиженную мордочку к торчащим из потолка домовым: «Ну как вам? Неблагодарный человечек!»

Она вильнула хвостом в сторону Сережи и, гордо ступая, удалилась той же дорогой, которой пришла.

***       

- Знаешь, Юпочка, - Глум Глумыч ходил по комнате, держа на руках Любовушку, - она ведь не выживет, если эти дураки не помирятся.

- А вот и выживет, - возразил молодой домовой. – Сегодня мне твой друг Пал Балабоныч рассказал, что его хозяева расставались, разъезжались, грозились никогда не видеться, а любовь у них продолжала жить.

- Не знаю, не знаю, - скептически покачал головой Глум. – Посмотри на мою девочку.

  Домовой, держа Любовь под мышки, вытянул руки. Она мило улыбнулась и засунула в рот пальчик, продолжая с обожанием смотреть на дедулю.

- Ой, не могу. Как же я ее люблю, - вздохнул Глум Глумыч и прижал названную внучку к себе. – Не знаю, как складывалась судьба у ее сестричек, но моя малышка совсем перестала расти с тех пор, как Сережа и Лена поссорились. И смотри, Юпочка, какая она бледненькая.

- Да, - согласился молодой домовой. – И ведь не резвится, как прежде.

- Уй, уй, уй, - вытянув губы, нежно пропел Глум, потирая свой большой синий нос о курносый носик девочки. – Ложись, моя красатуня, спатки. Дедушка должен подумать.

- Ага, - кивнула Любовушка, и, потерев кулачками глазки, широко зевнула.

Уложив девочку, Глумыч предложил Юпочке пройтись по улице. Выйдя на свежий воздух, они почувствовали легкое головокружение.

- Да уж, - заметил Юпочка с ну очень умным видом. – Улица – не наша стихия. Насколько домовому лучше живется в доме. Наша стихия…

- На то ты и домовой, - перебил друга Глумыч и зыркнул на него из-под лохматых, суровых бровей. –  Сегодня я буду ходить по дворам, потому что хочу собрать всех знакомых, всех своих бывших однополчан и объявить тонкоматериальную тревогу. Мы должны серьезно подумать о защите наших родных и близких от зла.

- Ты серьезно? – у Юпочки буквально челюсть отпала от удивления, и он, хлопая рыжими ресницами, застыл на месте с открытым ртом.

- А что тебя так удивляет? – раздраженно спросил старик и тоже остановился, сложив руки на груди и сверля Юпочку грозным взором героя.

- Да ты ж настоящую войну начнешь, - ни капельки не смутился юноша и обрушился потоком упреков на важно приосанившегося Глума. - А ты подумал, что другие домовые не имеют души? Если они умрут, то умрут совсем! И другой жизни у них не будет! А выиграть в этой войне разве есть шанс? Ну хоть малейший при малейший? Глумыч, не сходи с ума, прошу тебя. Лучше займись философией.

- Нет, - топнул босой ногой упрямый вояка. – Я хотел один сражаться. Я думал, что так будет лучше. Но потом я подумал. А, когда я подумал, то понял – один в поле не воин.

- Но…

- Никаких но! – топнул другой ногой Глум Глумыч. – Я не собираюсь спешить. Мы соберемся, все взвесим, все обсудим и только тогда примем решение, что делать. А на растерзание сущностям ни Любовь, ни Ленку, ни Сережу я не оставлю. Все!

  И Глум Глумыч, заложив руки за спину, пошлепал по лужам.

***
Под кроной старого развесистого дуба собралось огромное количество невидимого народу, собранного Глум Глумычем.

Ведущим собрание был назначен несчастного вида лесовичек, чье хозяйство почти полностью искоренили люди, вырубив деревья, засыпав бьющие из-под земли роднички. На их месте теперь высились многоэтажки.

Лесовик без леса выглядел очень жалким, но все же определенной его силы нельзя было не заметить.

- Итак, уважаемые господа, - прошамкал он и улыбнулся, обнаружив всего лишь два, оставшихся целыми, нижних зуба. От улыбки он стал похож не на старика, а на младенца. – Мы собрались вместе впервые за последние сто лет. Многие из присутствующих тогда еще даже не родились…Что ж поприветствуем их.

 И лесовик захлопал в ладоши. Аплодисменты, подхваченные остальными, превратились в настоящие овации.

На звук стали сбегаться кошки, которые всегда славились своим любопытством. Но домовушки и лесовичек дружили с животными и были рады их появлению.

- На повестке дня у нас сегодня события, свидетелем которых стал наш многоуважаемый Глум Глумыч. Ему и слово, - сказав это, лесовик снова доброжелательно и глупо улыбнулся. И снова стал похож на дитятко.

- Гм, гм, - прокашлялся многоуважаемый домовой, влезая на торчащий из земли дубовый корень, и становясь рядом с лесовиком, продолжавшим улыбаться. Видно, счастью его не было предела: наконец, о нем вспомнили.

А Глум Глумыч обвел строгим взглядом публику и, артистически выждав паузу, заговорил:

- Я не буду утомлять вас, друзья, долгим рассказом. Просто хочу сказать, что в моем доме родилась Любовь. Сейчас ее жизнь под угрозой, потому что мои влюбленные хозяева стали опасны для темных сил, и те насылают на них полчища адских сущностей. Эти сущности пьют жизненные силы из них, ссорят влюбленных, загрязняют их чувства и лишают ума. И я призываю вас, как в прежние времена, показать сущностям, где их место.

Молодежь восторженно закивала головами, радуясь возможности повоевать.

Более опытные домовые не торопились с ответом.

Наконец, раздался голос выдающегося в прошлом солдата - домового по имени Карапуз Барабанович:

- Дорогой друг и брат Глум. Прежде нам было проще, потому что люди верили в нас и уважали нас. Это - раз. И в домах у них был порядок, иконки, защитные амулеты. Это - два. И, наконец, люди обращались к высшим силам и рядом с ними были ангелы. Теперь все изменилось и сущности стали гораздо сильнее, наглее, чем в прежние времена. Сейчас нам придется ох как туго…

- Но у вас есть помощники, готовые вступать в смертельные схватки, - прозвучал приятный мурлыкающий голос, и из-за дуба появилась усатая мордочка.

- Мурка! – обрадовано вскричал Глум Глумыч и с него на миг слетел офицерски холодный образ. – Господа, друзья, познакомьтесь. Эта очаровательная кошка спасла мне жизнь.
 
Домовушки зашептались, заулыбались. Явно в этом собрании возникало согласие и хорошее боевое настроение.

- Итак, повторю, - вышла вперед Мурка, оглядывая собрание и повиливая хвостом. – Я и другие мои сородичи поможем вам. И вы убедитесь, что мы непревзойденные воины против астральных тварей.

- Вот видите, как все хорошо, - закричал Юпочка, в припляску подходя к Мурке. – С такой подмогой мы непобедимы! Все у нас получится, - и Юп, залихватски отстучав чечетку, остановился с торжественно поднятой рукой.

- Только надолго ли? – цинично заметил Карапуз Барабанович. – Сущности снова задурачат людей, и те снова станут их кормильцами, поильцами, а Любовь тихонечко испустит дух. Вот, если бы, кто-то молился. И, если бы, Глум Глумыч перестал зазнаваться, а позвал на помощь ангелов, тогда уж точно победа была бы за нами. И долгосрочная победа…

Глум Глумыч понял, что ему придется набраться храбрости и обратиться к небесным силам, которые откликаются, как известно, лишь на человеческие обращения. Ну а вдруг… Ведь когда-то отозвались ангелы на зов готового погибнуть домового…

*** 

Утро было погожее, только этого упорно не хотели замечать Леночка и Сережа, на голове которого восседала, уже сроднившаяся с ним багровая жаба.

Они, ужасно соскучившиеся друг по другу, вместо того, чтобы обняться и поговорить по-хорошему, метали глазами молнии.

- Отдай мне мою чашку, - с гневными нотками в голосе потребовал Сережа, стоящий, заложив руки в карманы своего модного пиджака, а сам подумал: «Что за чушь я несу?»

- Это все, зачем ты пришел? – с вызовом спросила Лена.

- А что еще? Я же тебе не нужен.

- Ну, бери.


Леночка достала из шкафчика белую чашку и сунула ее Сереже. Тот не пошелохнулся, и ей пришлось с громким стуком поставить чашку на стол.

- И ты ничего не хочешь мне сказать? – ехидничая, спросил молодой человек.

- А ты мне? – в тон ему переспросила Лена, испытывавшая дискомфорт, но не подозревавшая, что вызван он пощипыванием склизких, многоногих сущностей, витающих вокруг с довольными рожицами.

- Я бы хотел спросить. Неужели ты не могла мне позвонить за все это время ни разу?

- Интересно, а ты мне?

Одна из невидимых человеческому глазу гусениц пощекотала волосатым щупальцем Леночку под подбородком. Отчего той захотелось ругаться словами, которые раньше никогда не произносила – матерными, грязными оскорблениями.

Но Леночка сдержалась, хотя брезгливое выражение приняло ее миловидное личико.

Конечно, Сережа принял его на свой счет и тоже изобразил всем своим видом презрение.

- А кто из нас виноват? – спросил он.

- А что – я?

- Ты же вертихвостничала, а не я, дорогуша.

- Не называй меня дорогушей, - возмутилась девушка.

Глум Глумыч в это время в дверях кухни качал на руках Любовь, строя страшные гримаски и отпугивая сущностей, крутившихся повсюду и пытавшихся дотянуться до ребенка своими толстыми конечностями.

- Ладно, видно, ты ничего не понимаешь. Значит, я ухожу, - заявил Сережа.

- Подожди, - Леночка схватила за руку своего любимого, на миг почувствовав неискренность ситуации. – Давай попробуем помириться.


Жаба окрысилась на нее, и начала лапами колотить по макушке. У Леночки закружилась голова.

- Давай попробуем, - согласился Сережа и уселся на стул.

Жаба стиснула его своими лапами, отчего голова закружилась и у него.

- Фу, ну что за мерзость, и как они этого не замечают, - прошептал Юпочка, возникший рядом с Глум Глумычем.

- Такова человеческая природа. Они должны преодолеть невидимых врагов, чтобы доказать силу духа. А видимых врагов преодолеет и слабак.

- Фу, - еще раз фыркнул Юпочка.

Сережа и Леночка сидели друг напротив друга, и в головах их была полная неразбериха.

Через закрытую форточку в квартиру влетела большая мохнатая гусеница и шмякнулась на плечо девушке.

Конечно, влюбленные не видели и этого, но от интуитивного ощущения опасности, у обоих почему-то затряслись руки.

Гусеница начала нашептывать какие-то гадости Леночке и та, едва сдерживалась, чтобы не повторить то, что считала собственными мыслями.

Гусеница, пока не добившись желаемого, принялась хлестать девушку по затылку своим слизким хвостиком, желая вынудить свою жертву отречься от всякого света и возможности приносить радость миру.

- Посмотри, что с ними делается, - снова тихо, чтобы не разбудить Любовь, зашептал Юпочка. – Интересно, они хоть догадываются, что им плохо из-за сущностей, а не из-за друг друга. И, что нападают именно на них, потому что они именно друг с другом могут быть счастливы.

- Да ничего они не понимают. Ведут себя, как идиоты, - ответил Глум Глумыч.

- Так они же столько книжек читали. Умные такие.

- Ну и что, что читали? Прочитали и забыли, - грустно пробормотал Глумыч.

Тем временем, собравшись с духом, Леночка дрожащим голосом начала оправдываться:

- Сережа, я не виновата перед тобой. Я тебя люблю и мне никто другой не нужен. И я могу больше вообще ни с кем, кроме тебя не общаться.

- Во дура, - воскликнул Юпочка.

-Тише, - шикнул на друга Глум Глумыч. – Смотри и молчи.

Сережа заерзал на стуле и провел рукой по своей голове, ощущая давление. Но рука прошла сквозь жабье тело, не причинив ему ни малейшего вреда.

- Лена, я тебе не верю, - наконец, выдавил из себя парень. Хотя было похоже, что эти слова выдавила из парня жаба, прилипшая к голове.

- Потому что ты сам не любишь меня, - чуть не заплакала Леночка, поскольку гусеница ковырялась своими щупальцами в уголках ее глаз.

- Люблю, - признался Сережа, и жаба брезгливо поморщилась от этих слов. – Но не верю.

- Не веришь и не надо. Мне незачем тратить свое время на придурка, - заявила Леночка, уже не понимая, что она говорит, зачем и вообще она ли это.

- Это я – придурок?! – вскакивая, вскричал Сережа.

- Ты! Ты! – вызывающе повторила девушка, и гусеница приняла торжествующе довольную позу, высоко подняв голову, хвост и щупальца.

- Да чего ты хочешь тогда от меня? – заорал молодой человек.

Глум Глумыч тихонько попятился, потому как увидел, что из углов квартиры с довольным видом стали выползать похожие на монстриков существа.

- Идем, - приказал старый домовой Юпочке. – Здесь начинается скандал. Сейчас эти гады, - он кивнул в сторону незваных гостей, - набросятся на наших хозяев и начнут пить их кровушку.

Глум Глумыч с Любовью на руках и Юпочка пошли в комнату и расположились в тени цветущих азалий.

- Значит так, - изрек старик, - пришло время решающей битвы. Ты останешься охранять Любовушку, а я объявлю всеобщую тонкоматериальную тревогу. И запомни - ни при каких обстоятельствах, ты не должен покидать свой пост. Потому что битва будет вестись именно за Любовь. Понял?

- Понял, - кивнул испуганный Юпочка.

- Сабля есть?

- Есть.

- Ну, если что, будешь Любовушку защищать ею.

*** 

Два десятка домовых, босые, но в казачьих шароварах и болтающихся на шеях противогазах, строем вошли в Леночкину квартиру.

Из кухни доносилась ругань людей и довольное шипение сущностей.

- Сначала откроем дверь кошкам, - поправив противогаз, скомандовал Карапуз Барабанович, взявший руководство военными действиями на себя.

  Дверь не была закрыта на замок и домовые дружно навалились на нее.

- Эээх, - вскричали они, и дверь приотворилась на пару миллиметров.

  С другой стороны Мурка подцепила ее коготками и потянула к себе. Но усатой, хвостатой красотке не хватило сил даже немного изменить ее положение.

- Еще немножко, - промяукала кошка.

- Эээх, - домовые снова навалились на дверь, и та сдвинулась еще на пару миллиметров.

На этот раз Мурке удалось лапой открыть ее настолько, чтобы ее собратьям - дворовым котам - удалось прошмыгнуть в квартиру Леночки.

Коты и кошка, неслышно ступая, разбрелись по квартире.

Домовые, обнажив свои сабли, приблизились к кухне, откуда доносились крики Леночки и Сережи.

Глум Глумыч в позе лотоса восседал на столе, готовый призвать ангельские силы и, в случае неудачи, погибнуть от зубов сущностей, пока что увлеченных поеданием Леночкиных и Сережиных сил.

Он прекрасно знал, на какой риск идет. Ведь, если Ангелы не придут, сущности не простят ему такой смелости и растерзают.

А гадами кухня уже кишмя кишела.

Увидев это, старенькие, закаленные некогда в боях, домовые не только не испугались, а наоборот, приободрились перед лицом опасности.

Они помнили пример Глум Глумыча, который, благодаря своей смелости, обрел бессмертную душу. А что могло быть более желанным для домовушек?

- Внимание, - тихонько сказал Карапуз Барабанович, и, выждав несколько секунд, заорал. – Впереееед!!!

Домовые с саблями наголо бросились в атаку, разя направо и налево мерзких тварей, питающихся человеческими силами.

Сущности с воем разлетелись по кухне. Самая большая из присутствующих зеленая гусеница со страшным оскалом, сообразив, что происходит, клацая зубами, бросилась на старого Карапуза.

Но тот был отменным бойцом и так лихо орудовал саблей, что ей никак не удавалось укусить его.

- Рази тварей!!! – отбиваясь от летающей над ним гусеницы, кричал командир отряда домовых.

Но тут зеленая мерзость с молниеносной скоростью метнулась на пол и схватила Карапуза за ногу. Тот взвыл от боли и упал.

- Кошки, кошки! – закричал Пал Балабоныч, тоже участвовавший в военной операции.

В кухню ворвалась Мурка и, подхватив когтями гусеницу, клацающую зубами, отшвырнула ее подальше от Карапуза Барабановича.

Леночка и Сережа прекратили кричать и в удивлении умолкли.

- Как она сюда попала? – удивилась хозяйка квартиры.

- Дверь закрывать надо, - не преминул упрекнуть ее Сережа, и топнул на кошку ногой, - Пшла отсюда…

 Мурка, не зная от кого отбиваться - от Сережи или от оскалившихся на нее сущностей - стала на задние лапы и выпустила коготки.

- Хорошенькая, не бойся, - наклонилась к кошке Леночка. – Я тебе молочка налью.

Но Мурка и не думала бояться.

Ей было не до страха, слишком много было дел.

На нее, хлопая слизкими крыльями, летела какая-то тварь, похожая на летучую мышь.

Кошка подпрыгнула, как завзятая акробатка, в воздухе оцарапала морду твари, и приземлилась на все четыре лапы с шипением, вертя головой.

Леночка замерла в недоумении. Сережа продолжал топать ногами на Мурку. Та попятилась.

Но из комнат на подмогу героической кошке подоспели два ее друга – Васька и Мурзик.

Сережа, к голове которого по-прежнему прижималась багровая жаба, схватил веник, но Леночка остановила его.

- Не надо, Сережа. Я налью им молочка. Пожалуйста, не прогоняй их.

- Ты посмотри, какие они злые! И что это вообще за нашествие! – лицо Сережи изобразило нечто наподобие праведного гнева.

- Попьют молочка и подобреют. Они просто голодные, - улыбнулась Леночка и с ее плеча на землю плюхнулась сущность, которую тут же рассекли на части домовые.

Но силы вояк уже иссякали. Слишком уступали они в численности врагам.

Кошки, конечно, здорово помогали, но и им было не под силу справиться с полчищами сущностей.

И Глум Глумыч понял, что пробил его час. Он встал, выпрямившись во весь свой крошечный рост, поднял над головой руки и закричал, что было сил:

- Архангел Михаил, на помощь, на помощь, на помощь!

 Как и в первый раз, не успел он договорить, как кухню залил невероятной красоты и яркости свет. Домовые зажмурились, продолжая отбиваться от все еще нападавших сущностей.
 
Кошки притихли и только широко раскрытыми глазами наблюдали за происходящим.

Леночка и Сережа с удивлением смотрели на Мурку, Мурзика и Ваську.

 А в кухне происходило настоящее побоище.

Сверкали ангельские мечи, наповал разя сущностей.

Домовые с закрытыми глазами крутились вокруг своей оси, отбрасывая за окно, падающие тела гусениц, червей и всякой прочей дряни, еще несколько минут назад пирующих вокруг Леночки и Сережи.

Вскоре все успокоилось. Ангелы исчезли, оставив после себя приятный голубоватый свет.

В кухне не осталось ни одной твари, не считая жабы, все таки прочно присосавшейся в голове Сережи.

Домовые стояли, опустив сабли.

- А что с этой делать? – наконец, спросил Карапуз Барабанович, кивая на Сережину голову.

- Гм, - кашлянул Глум Глумыч. – Мурка, может ты попробуешь?

- Ну, хорошо, - согласилась мужественная кошка и прыгнула на руки Сереже.

- Вот видишь, как она тебя любит, - восхищенно воскликнула Леночка, чувствуя, как сердце ее оставляет беспокойство, ревность и обида.

- Ну и что дальше? – заулыбался тоже вдруг подобревший и тронутый кошкиным вниманием парень.

Мурка, ласково мяукая, взобралась к нему на плечи и, облизываясь, приблизила свою мордашку к жабьей голове.

Жаба квакнула и в испуге спрыгнула на пол.

Тут ее достал саблей Пал Балабаныч и отбросил за пределы квартиры. Жаба с воем улетела.

- Вроде бы порядок, - потирая руки, изрек Карапуз. – Ну что ж поздравляю всех с победой.

- Да, но они ведь захотят вернуться. Не будем же мы их здесь караулить… - заметил домовушка Буб - единственный одетый не в шаровары, а в детские шорты с цветочками.

- Ну, они еще долго будут бояться. А тем временем, может, мы придумаем что-нибудь, - вмешался Глум Глумыч.

- Что?! – хором спросили домовые.

- Ну… - Глумыч скромно замялся. – Я буду ангелов звать. Вот ведь как. Кажется, у меня получается… С ними и посоветуюсь.

- Да! – обрадовалась Мурка, уже пившая вместе с Мурзиком и Васькой молочко, налитое Леночкой. – Это точно поможет.

***   
 
Прошел год.

Любовушка превратилась в красивую девушку с длинными золотыми волосами и такими же золотыми крепкими крыльями.

Глум Глумыч был ей теперь по колено, но любовался он своей внучечкой все с такой же отеческой нежностью. Особенно, если та летала за окном, резвясь среди облаков.

А, когда старый домовой смотрел, как Любовь склоняет свое улыбающееся лицо над мальчиком, который родился у Сережи и Леночки, слезы наворачивались на его подслеповатые глаза. 

А малыш протягивал Любви ручонки и говорил «агу», как когда-то говорила Глум Глумычу маленькая девочка, выпавшая из золотого шара.

Сережа и Леночка стояли в стороне и дивились: кому это так радуется их драгоценный сынишка?

Продолжение следует…