В конце февраля у меня образовалась новая тема из тех, о которых писать и снимать довольно сложно - тема чисто женских преступлений, подкинутая самой жизнью. Сначала от транспортной милиции пришла информация, что некая дама умудрилась купить ребенка прямо на Казанском вокзале у пьяного папаши-наркомана. (У мужичка была полинаркомания, пил и кололся, что по словам специалистов на сегодняшний день штука не слишком редкая.) Мать младенца трудилась на вокзале проституткой. Самому киндеру было около трех недель.
Информация о «сделке» дошла до транспортной милиции с космической скоростью: мальчика изъяли в момент, когда незадачливая покупательница пыталась скормить ему бутылочку с детским питанием. Ребенка отправили в Дом малютки для дальнейшего решения его судьбы, так и не отдав родителю, а покупательницу - 28-летнюю Ольгу Краснову сняли с поезда и задержали. В тот же день за дело взялась транспортная прокуратура. Новость была подхвачена информационными агентствами. Меня попросили подготовить версию для статьи в один толстый еженедельник.
Через несколько дней я сидела в кабинете у следователя - отца двоих малолетних детей. Игорь Аркадьевич Носков был настроен очень воинственно: его в данном деле возмущали и потерпевшие, и обвиняемая, которая постоянно путалась в показаниях.
- Вот, посмотрите дело, даже мать Красновой дает о ней не самые лестные отзывы. У задержанной - очень сложный характер и навязчивая идея - заиметь ребенка любой ценой. Четыре года она встречалась с мужчиной, каждый месяц при малейшей задержке цикла ждала беременности и при этом в доме ничего толком не делала! Как она могла ухаживать за своим ребенком, не то, что за чужим? Главное, чуть что, кидается в слезы. С нею совершенно невозможно разговаривать!
- Ну, с матерью у нее могли сложиться не самые простые отношения. А куда делся потенциальный папаша?
- Будете смеяться: ушел в монастырь за пару месяцев до этого безумного происшествия. Вполне возможно, что она таким способом пыталась удержать его возле себя. Ведь в тот же день уехала в Москву лечиться от бесплодия.
- А как она объяснила бы, что уехала, предположим, три месяца назад лечиться, а вернулась уже с младенцем? Сейчас все умеют считать.
- Вот этого я вам сказать не могу. Но она постоянно врет. Мне она сказала, что решение приняла спонтанно, увидев несчастного ребенка в руках у папаши-алкоголика, который шнырял по вагонам и стрелял деньги на выпивку. Но вы сами подумайте, как ее характеризует то, что она сотворила!
- А она пыталась усыновить кого-то до этого момента?
- Говорит, что пыталась, но зарабатывает очень мало на своей почте. Это еще тоже надо проверить.
Следователь, похоже, терял терпение и именно оттого, что я никак не пыталась поддержать его позицию в отношении Красновой. Хотя, с точки зрения закона придраться было не к чему. Он дал мне телефон адвоката, письмо в тюрьму и в УИН, в котором разрешал взять у Красновой интервью.
На свидание с Красновой я отправилась в среду. Доехала до Печатников, села на автобус, который останавливался возле женской тюрьмы №77\6 – в Печатниках. Раньше на месте тюрьмы был ЛТП для женщин, а до этого - кладбище Старицкого Успенского мужского монастыря. Так что место было, мягко говоря, биопатогенное.
Приехав туда, я встала в очередь, в которой преобладали, в основном, адвокаты и следователи, ожидавшие, когда освободятся кабинеты для свидания с заключенными. У меня взяли заявку, сверили паспорт с удостоверением и пообещали вызвать при первой возможности. Два с половиной часа я провела в коридоре, вчитываясь в ксерокопии с материалов дела. Мне еще повезло, в такой очереди можно прокуковать и полдня. Вокруг было мрачно и серо, хотя тюрьма была не так уж давно построена, и в нее часто наведывались иностранные делегации по юридической и правозащитной линии.
Наконец, за мной пришли. Вежливая женщина-контролер провела меня на третий этаж, проверила содержимое моей сумки, две пачки сигарет и шоколадку оставила у себя, мрачно пояснив, что не положено. Хотя, опять же, по-всякому бывало, в некоторых СИЗО мне разрешали приносить с собой те же сигареты - для установления контактов с клиентами. Одну пачку - уже начатую - она разрешила взять с собой. Та же дама проводила меня в небольшую, хорошо освещенную комнату для свиданий: столы и стулья прибиты к полу, стены окрашены в нечто тоскливо-бежевое.
Вскоре другая женщина-контролер привела одетую в очень чистый и дорогой спортивный костюм Ольгу Краснову, державшую руки за спиной. У нее были крупные, грубоватые, но правильные черты лица, короткая стрижка и крепко сбитая фигура. Я бы даже приняла ее за спортсменку-пловчиху, если бы не специфика заведения. Вид у Ольги был очень решительный и ничего хорошего не предвещавший. Нет, вовсе не такой я представляла себе девушку, которая, по словам следователя, то и дело плачет, и разжалобила даже своего опытного адвоката. Не было заметно, что Ольга уже неделю провела в камере. Она вовсе не старалась казаться "крутой", просто держалась с достоинством, возможно, врожденным. Хотя такие лица бывают у религиозных фанатичек, недаром и ее бывший сожитель отправился с горя в монастырь.
- Здравствуйте, Ольга. Я - корреспондент канала "Криминальные хроники". Готовлю материал по вашему делу. Меня зовут Алиса Адамс.
- Здравствуйте, Алиса, - ответила она деревянным голосом, плотно усевшись на стул. - Но мне не о чем с вами разговаривать, - решительно заявила она.
- Если вы расскажете мне свою версию произошедшего, это поможет вам в процессуальном и юридическом плане. Может быть, судьи отнесутся к вашему поступку более мягко, или дело вообще сойдет на тормозах.
- Не стоит меня уговаривать! - снова заявила Ольга, вытащила из моей пачки предложенную сигарету и стала нерешительно разминать ее в руках.
- Я уже беседовала с вашим адвокатом, и он сказал, что он - не против интервью. Ведь дело может принять совсем иной оборот - наиболее для вас благоприятный.
- А я без адвоката разговаривать с вами не буду! Поверьте, ничего личного! - и она, наконец, закурила.
- Ольга, но ведь никто, кроме вас, правды не знает, и не может ее рассказать! Папаша вашего ребенка вообще толком ничего не помнит. Мамаша пребывала на заработках. Я уверена, что вы пожалели мальчика, потому что не хотели, чтобы он умер на руках у таких родителей.
Она молча курила и равнодушно смотрела на меня темно-карими глазами. Наверное, точно так же уставшие посетители взирают на стены в каком-нибудь бюрократическом заведении, просто потому, что больше не на что. Голова ее была гордо вскинута, круглый, четко очерченный подбородок приподнят, в позе читалась твердая решимость не поддаваться на мои "провокации". Докурив, она устало поднялась со стула:
- Уведите меня. Алиса, спасибо Вам за сигареты!
Вот так, "спасибо за сигареты", и больше ничего. И это, не взирая на три часа ожидания! Я понуро побрела забирать сумки.
- Быстро вернулись, - заметила женщина-контролер.
- Не идет она на контакт, я полчаса распиналась.
- Бывает, но ее тоже можно понять. Никакой прессы Красновой сейчас даром не надо. Вас ведь смотрят и читают не только в Москве, но и у нее дома. Вряд ли она хочет, чтобы эта история стала достоянием гласности, - заметила контролер. Пойдемте, я вас провожу до выхода.
- А что надо? - спросила я у нее по пути. - Я пыталась объяснить Красновой, что это интервью - в ее интересах. И я же - не следователь...
- Надо? Чтобы она чувствовала, что это - действительно в ее интересах, - ответила моя провожатая. - Вы должны были как-то расположить ее к себе, а вы действовали чисто формально. Сигареты, шоколадки. У нас же даже свой ларек есть.
Мне отдали документы, я прошла через КПП. И вот - двойной щелчок за спиной: пока одна дверь не закроется, другая не откроется. В соответствии с принципом шлюзов. Обычно это неприятно поражает новичков. Я же спокойно выхожу на свободу, а вот Красновой еще сидеть и сидеть.
Тем не менее, обстановка тюрьмы давила на меня, хотя никто ровным счетом не обидел. Персонал вежливый, да и Краснова, в общем-то, в своем праве. Что же тогда? Серая, вязкая, полная отчаяния и разбившихся надежд атмосфера, в которой могут выжить только сильные личности, облепила меня, словно паутина, и не отпускала даже на улице.
Глотая слезы, я пошла на автобусную остановку, хотя очень хотелось взять такси. И все-таки, лучше автобус, переполненный уставшими, но свободными людьми. Мне хотелось домой, но нельзя было притащить туда эту сонную морось, эту тяжесть, облепляющую меня.
Все эти эмоции неприятно удивляли, ведь тюрьма в Печатниках была далеко не первой, в которую я приезжала по работе. Но это - была первая женская тюрьма, которую мне довелось увидеть. Не знаю, почему многочисленные мужские тюрьмы и колонии не производили на мои нервы такого разрушающего эффекта. Честно говоря, вообще никакого не производили: обычная работа, как у всех. Может, это было восприятие по гендерному признаку? Скорее нет, я просто не могла сформулировать свое отношение к этому делу. Конечно, влияла и погода. В тюрьму я вошла, когда на улице был еще серый, полный мокрого снега день, а вышла в темноту и вьюгу. Обледеневшие снежинки били мне в лицо всю дорогу до остановки автобуса 30-го маршрута, ведущего в Люблино. Но я ничего не замечала. В какой еще стране так долго живет пословица: от тюрьмы да от сумы не зарекайся? Только в России.
Если Краснова помешана на детском вопросе, а зарабатывать нормально для содержания ребенка не в состоянии, то мысль о том, чтобы добыть его другим способом вполне могла поселиться в ее голове. К тому же бюрократические процедуры по усыновлению - это тяжкое испытание для нервов, а Краснова, по словам следователя и родной матери, девушка с норовом и весьма чувствительная.
Я была готова к тому, что она не захочет разговаривать, и все-таки мне очень хотелось разгадать эту загадку. Предполагала ли Краснова неминуемую расплату за свой опрометчивый поступок, или он был результатом хождения по инстанциям и долгого, но безуспешного лечения бесплодия? Она хотела скрыть то, что ребенок не ее. Но кто бы додумался сделать генетический анализ на отцовство. Ее бой-френд, ушедший с горя в монастырь? Так ему, возможно уже все равно. Ее мать? Но у них были весьма непростые взаимоотношения. Вряд ли она бы решилась задавать дочери лишние вопросы.
Домой я приехала разбитая, словно отработала смену во вредном цеху, где-нибудь на цементном заводе.
Вскоре мне позвонил ее адвокат:
- Ну, как поговорили?
- Честно говоря, никак. Она ссылалась на вас и боялась полслова сказать.
- Вы знаете, она подала прошение об усыновлении мальчика.
- И что? Есть перспективы?
- Посмотрим, по крайней мере, я обещаю сделать все, от меня зависящее, чтобы в этом деле разбирались не по букве закона, а по сути происходящего.
- Давайте хотя бы с Вами поговорим поподробнее! - попросила я. - Когда вы свободны?
- Для Вас - и сегодня, и завтра, и когда захотите. Я - вообще мужчина свободный. Назначайте встречу!
- Это из-за дела? - на всякий случай уточнила я.
- Можете считать, что из-за дела, если вам так удобнее. Жду вашего звонка.
- Тогда давайте встретимся в пятницу, попробуем спланировать все так, что на этот раз пресса ей поможет. Трогательный сюжет: отчаявшаяся женщина, решившаяся на преступление, чтобы усыновить ребенка, еще при рождении обреченного на жалкое существование. Даже, если бы он вырос, то от таких "родителей" прямой путь - на улицу и в тюрьму. Когда вы собираетесь к ней в следующий раз? Сделайте мне еще одно разрешение на посещение.
- Договорились, я буду у нее в субботу. В пятницу утром я позвоню вам, чтобы уточнить наши совместные планы, - удовлетворенно произнес адвокат.
Час от часу не легче, то никого нет, то целых двое напрашиваются, или трое, если то, что Кирилл говорил про неслужебный интерес ко мне Гриши Венгерова - правда. Хотя самый главный "кандидат" - Егор так ни разу мне и не перезвонил, а адвокат - слегка полноватый высокий мужчина типично славянской внешности: кудрявые светлые волосы, водянисто-серые глаза, круглое лицо, бородка, с такими бы данными, да батюшкой в церкви работать. Наверное, старушки-богомолки его бы очень любили. На меня же он особого впечатления не произвел. Хотя… Кто его знает?
Я заварила себе крепкий чай с бергамотом, который обычно улучшает мне настроение, отрезала хлеб, намазала сверху майонезом, нарезала лук и накрошила его на хлеб. Это был мой фирменный бутерброд для поднятия духа.
По телевизору показывали замечательную передачу про дизайн и перепланировку квартир. Это было очень кстати, потому что в голове моей неотвязно, как заноза, засела Краснова и тюрьма в Печатниках, и надо было чем-то разбавить всю эту "муторную морось", как любит выражаться Ровер.
Господи, ну почему моя башка настроена только на работу? Почему я даже полюбить кого-то нормально не способна после не слишком удачного первого брака? Ведь столько интересных мужчин вокруг! Взять хотя бы Егора. Сначала я каждый день ждала его звонка, мне казалось, что вот, наконец, я уцепила удачу за хвост, пусть и на короткое время, пока он решает свои дела в России. Но теперь он не звонит и не откликается на мои звонки уже больше двух недель, а у меня даже нету горечи утраты. Хотя, ну, провели вместе ночь, было хорошо, уютно, и на том спасибо.
Ужасно болела голова, не взирая на полтора литра чая с бергамотом. Надо было ложиться спать. Выгулянный в рекордно короткое время Джаз уже устроился на любимом кресле под пледом. Кошки разлеглись на кровати, Рыжая периодически поднимала свою мультяшную приплющенную голову и вопила нечто в духе: "Все приличные животные уже спят, а хозяева дурью маются!" Она вообще - очень ответственный товарищ, считает, что за хозяйкой надо следить, чтобы вовремя поела, покормила животных, да и сама легла уже отдыхать. Хотя иной раз в два часа ночи мои кошки и пес устраивают такой футбольный матч в квартире, что всякие "Спартаки" и "Динамо", нервно курят в сторонке.