Знаете, что такое настоящая страсть?
Страсть – это необузданность.
Страсть – это леденящий пламень.
Страсть – это обжигающий лед.
Это сонаты Бетховена. Это полотна Босха. Это танец балерины. Это пощечина, за которой следует поцелуй, а потом – бесконечная череда таких же сладких пощечин и болезненных поцелуев.
Страсть проявляется в излишествах. Излишествах эмоций, которые мы не должны себе позволять, и знаем это…но почему-то доводы рассудка ничего не значат.
Страсть – это…
Слышите? Кто-то бьет по клавишам: исступленно, обезумевшее и страшно – страшно быстро. И сердце – оно…оно кричит, воет, рвется из своих границ, отстукивая дикие ритмы, закручивая в тугой, запутанный узел вены и артерии, по которым наша страсть переносится во все уголки этого тела, что уже не принадлежит и не подчиняется нам. А этот глухой пианист все громче и громче вбивает свою мелодию, свою страсть, как будто он надеется услышать. Услышать свое произведение, свое детище, услышать крик новорожденного, и пальцы все громче и громче, быстрей и быстрей – они словно растворены в воздухе и во времени, не имеют четких границ – он пытается услышать своими пальцами, пропустить через них напряженный ток страсти, но, но, но…
Ему не суждено почувствовать вкус собственных звуковых молитв и проклятий. Зато мы уже перестаем сопротивляться этому натиску, оглушающему нас и не дающему опомниться. Он уже в нас: глубоко и близко – близко ко всему. Всему, что мы ценим и храним от этой необузданности, накатывающей время от времени яростной волной.
Он уже в нас: растекается по телу душной струей, заставляет расстегивать воротники и сбрасывать перчатки. Они должны лететь в лицо противнику, но летят по иной траектории – той, что указывает закон тяжести. Они летят на землю, на пол, на твердь под нашими ногами, а вслед за перчатками…впрочем, все и так понятно.
Страсть – это жажда, которую невозможно утолить. Жажда на то и жажда, чтобы ее нельзя было наполнить живительной влагой. Это не кувшин и не сосуд. Это бесконечная плоскость. И все, что на нее попадает, растекается дальше в бесконечность и неизвестность, и сколько бы мы не питали ее – ее жажда неутолима.
Наша жажда.
Наша страсть.
Страсть запретна и недоступна.
Но недоступное всегда более желанно.