Глазами беззаботного детства. Часть четвёртая

Георгий Фёдоров
Продолжение:

Я надеюсь, что читатель простит меня за философское отступление, тем более что оно дает понять нам, в том числе и мне, как формируется в детском сознании тот, или иной образ мышления, создавая «фундамент» будущего «здания», которое можно назвать общественно – социальной концепцией. Любая «надстройка» на этом фундаменте, может быть изменена, перепланирована и даже снесена до основания. Фундамент этот, дает возможность построить на нем, совершенно новое здание. Так, не смотря на то, что в пятидесятые годы, я считал себя закоренелым атеистом, я и не подозревал, что «камень» религиозного воспитания, заложенный в этот фундамент бабушкой и матерью, всего лишь присыпан «социалистическим мусором» и первое дуновение «Хрущевской оттепели», в мгновение сдуло этот мусор, обнажив «краеугольное основание».

А медный советский пятак, положенный на этот же фундамент, обречен на коррозию временем и с легкостью разваливает кажущуюся крепкой постройку, и остается от него лишь благородная патина, как «золотник» взвешивающий духовно – материальные ценности.

Советские – это слово пришло в мое сознание, не в сороковом году и, не в сорок пятом, а в сорок первом. Так распорядился случай, сведший местных жителей в трехкорпусном и многоквартирном доме с людьми, приехавшими из России в сороковом году и вселившимися, или вселенными, в этот дом, в первый год немецкой оккупации. По моему предположению, дом был выселен под гетто, на короткое время; на месяц, от силы, на полтора, поскольку территория гетто сокращалась стремительно, и к осени сосредоточилась, где-то в районе улиц Маза Калну и Ебрею. Дом по ул. Католю был наново заселен. Часть прежних жителей вернулось в свои жилища. Часть была заселена не успевшими эвакуироваться приезжими в 1939 - 1940х годах. Мы оказались там, мне кажется, из-за экономических соображений. Нами, не знакомыми с той идеологией, которая пришла к нам с востока в 1940ом году, а с 1945го года и начала настойчиво внедряться в наше сознание, в то суровое время 1941го года, слово – советские, воспринималось негативно из-за психологической несовместимости нашего менталитета генетически свободного племени, коими являлись местные староверы не знавшие крепостничества, с психологией людей, которые, хотя и были тоже русскими, но назывались нами, никак не иначе, как советскими. Не из-за презрения к ним, а из-за настороженности ко всему чуждому, что не укладывалось в «Прокрустово ложе» обособленной психики старообрядцев, строго соблюдающих «чистоту» верования и жестко ограничивая тесные контакты с инаковерующими. Четко разграничивать русских староверов, и православных русских, нас вынудила Имперско-Российская политика, изначально преследующая старообрядство. А тут еще советские безбожники, что от них ждать? Тут уж лучше, как с посудой; здесь наша, а там поганая. Не грязная, а от забытого смысла слова – поганый – язычник, иноверец. Но тут и причина негативности этого слова как нечистого. Старообрядцы вынуждены были заселять места, опустошённые эпидемиями и чистоплотность им давала шанс на выживание. Ведь у староверов  не только была поганая кружка, а индивидуальная посуда на каждого члена семьи. И все это через отношение, и поведение взрослых впитывалось в мое подсознание.

Сорок лет настойчивой советской пропаганды сгладило разницу в нашем психологическом различии, и я сам превратился в «добропорядочного хомосоветикуса». Но Хрущевская оттепель, впустившая свежее дуновение вольного дисиденства, которое, в свою очередь приоткрыло путь ветрам от венгро-ческо-польских «бурь» и настойчивому «сквознячку западных ветров», стало постепенно сметать внешний лоск с основания «Библейского колоса на глиняных ногах», обнажая при этом, несоответствие провозглашаемых лозунгов с действительностью, вынуждая перепланировывать надстройки философских концепций, пока события девяностых годов не разрушили окончательно, это криво построенное «здание». Готовому, гневно возражать, оппоненту, я подчеркиваю, что речь здесь идет об идеологической пропаганде, а не о том, где, когда и кому жилось и живется лучше.

Этот снимок интересен тем, что развёрнут во многих аспектах. Первое: второй слева, мой отец, как один из организаторов партии «Рабочая гвардия». В сущности, сфабрикованная Вышинским. Если Кто-либо из, восьми, взглянет на лево, он увидит одно из архитектурных гордостей Риги, что будет показано в (см. Иллюстрация к части четвёртой). Справа, между деревьями двухэтажный деревянный дом, давно заменён  многоэтажной гостиницей «Латвия». А если вглядеться в постройку, в дали между моим отцом и красивой дамой, то это место весьма символическое! Этот киоск, просматриваемый на фото, уступил своё место памятнику Ленину!

Продолжение следует.