Антон сжал руку в яростный кулак и замахнулся на Дашу. В его голове всё перемешалось настолько, что ярко-красная пелена страха заслонила реальность. В темноте своего бессилия он больше не различал перекошенное от изумления лицо когда-то родного человека. И он вложил в этот удар всю несчастную злость маленького ребёнка, у которого отбирают любимую игрушку.
Бац! Бац! Бац!
Получилось три удара – Антон себя не контролировал. Он снова остервенело замахнулся на Дашу, но не увидел её перед собой. Даша сжалась в дрожащий комок на полу, закрывая лицо маленькими ладошками. Антон замер с дрожащей в воздухе натянутой рукой, и только неожиданный писк мобильника вывел его из состояния безнадёжности.
Однако на звонок никто не ответил. Антон медленно – наверно, минут пять опускал руку и надевал человеческую маску, а потом ещё долго и молчаливо наблюдал за действиями Даши, которая потихоньку поднялась с пола и, прижимая ладонь ко рту, добралась до телефона. Никуда не торопясь, она набрала короткий номер из двух цифр – «02».
– Алло, – тихо произнесла она. – Это Контроль?
Антон вздрогнул и почувствовал короткое облегчение. Как же он умудрился довести себя до такого состояния? Что он вообще наделал?
– Это Контроль? – переспросила Даша. – Здравствуйте! Я впервые к вам обращаюсь. Дело в том…, что меня ударил муж… Да, несколько раз. Да, приезжайте.
Даша продиктовала домашний адрес. Антон закрыл глаза и с головой погрузился в нелепую бездну самокопания.
Суд состоялся на следующий день, во вторник. Жаркий летний день не слишком располагал к затягиванию юридического процесса даже в кондиционированном помещении, поэтому прокурор с адвокатом отстрелялись со своими выступлениями за полчаса. Антон и Даша сидели на одной лакированной лавочке возле обитой красным войлоком стены и с нетерпением ожидали приговора. Наконец, судья – сморщенная женщина в обязательных очках и рыжем парике – огласила:
– Вердиктом высшего суда города Москвы непрощённый Дмитриев Антон Владимирович и непростившая Нилина Дарья Михайловна за совершённые деяния, предусмотренные статьёй 140 и её частями 2 и 3 духовного кодекса Российской Федерации, приговариваются к трём дням публичного прощения. Исполнение приговора назначается на 7, 8 и 9 июля сего года при добровольном содержании потерпевшего Дмитриева в духовно-исправительном доме лёгкой кармы. Потерпевшая Нилина на время исполнения приговора обязана находиться по месту жительства и не покидать пределов города без разрешения суда.
В духдоме Антон очутился впервые – легкокармические располагались на окраинах города, в спальных районах вроде Истры или Купавны. Потерпевшему выделили небольшую отдельную комнату со всеми традиционными удобствами, очень похожую на простецкий номер в гостинице. Никакого отрыва от цивилизации в духдомах не практиковалось: всем жильцам предоставлялось телевидение, Интернет, общение друг с другом, а также различные тренинги и семинары, которые можно было посещать во время исполнения приговора. Разумеется, все приговорённые к прощению прекрасно знали, что могут подойти к любому сотруднику Контроля и заявить о желании покинуть духдом. Подобное заявление прикреплялось к делу, которое уходило в архив и изымалось оттуда только в случае нового судебного прецедента.
В ресторане перед первым обедом Антон познакомился с некоторыми соседями по этажу: подвижным пёстрым Романом и незаметным флегматичным Тимофеем. Оказалось, что Романа осудили на два с половиной месяца публичного прощения за кражу ценных документов из офиса собственной фирмы и их дальнейшую перепродажу конкурентам. Тимофей закона кармы не нарушал и жил в духдоме по доброй воле: посещал тай-цзы, йогу и тантру, курсы актёрского мастерства и баскетбол. В свободное время он подрабатывал тренером психологического практикума «Имитация проступка» для женщин.
В распорядке дня Антона на публичное прощение отводилось два добровольных часа в сутки, причём второй час разрешалось заменить «Имитацией проступка», где, по словам Тимофея, Антону пришлось бы сперва избивать виртуальную Дашу на специальном тренажёре, затем колотить резиновую куклу, а после – поднимать руку на совершенно незнакомую девушку.
И вот после обеда сотрудник Контроля – проще говоря, контролёр – сопроводил Антона до места, называемого улицей Справедливости, где уже три с половиной года происходила процедура прощения. Каждый духдом имел такую улицу, представляющую собой обычную пешеходную дорожку, вдоль которой на расстоянии 15 метров друг от друга рассаживали прощаемых. В тёплое время года их сажали на обычные стулья и выдавали зонтики на случай дождя, а зимой улицу помещали под крышу, ставили обогреватели и меняли распорядок дня. Никаких оков не налагалось: прощаемый, будь он хоть трижды вором, насильником или убийцей, мог спокойно уйти как с улицы Справедливости, так и вообще из духдома. Однако для поддержания порядка на улице присутствовали контролёры – по одному на каждые пять прощаемых. Женщины и мужчины прощались в разные часы и жили на разных этажах, но опять же, ничто не ограничивало свободу их общения – вплоть до интимного.
Рядом со стулом, на который усадили Антона, стояла ярко-жёлтая коробочка с прорезью, на местном жаргоне называемая «кармоправкой». Напротив стула, рядом с дорожкой, находился небольшой стенд и ещё две коробки – с медными жетонами и с камнями. Каждый человек – а на улицу Справедливости мог попасть любой человек – проходил мимо прощаемых, имел право остановиться у любого стенда и прочитать краткую биографию прощаемого и информацию о его поступке. Далее каждый прощающий мог осуществить свой выбор: либо пойти дальше, либо взять из коробочки жетон и бросить его в кармоправку, либо схватить камни и закидать прощаемого. При этом можно было произносить любые слова и применять сколько угодно жетонов и камней, коробки с которыми в юридической литературе назывались «весами Фемиды».
Антону всегда казалось, что Система Публичного Прощения, разработанная ведущими мистиками страны пять лет назад, является полным абсурдом, несмотря на её легализацию в Европе, США, Канаде и Японии без предварительной экспериментальной стадии. Также Антон совершенно не понимал, по каким параметрам рассчитывается карма потерпевшего, и почему в духдома с лёгкой кармой иногда попадают сексуальные маньяки, а в духдома с тяжёлой кармой – нашкодившие на уроках подростки.
Правда, за последний год ажиотаж вокруг Системы слегка поутих, и на улицах Справедливости уже не наблюдалось столпотворения. Однако Антон всё равно чувствовал себя не в своей тарелке, даже несмотря на то, что перед выходом на улицу он прошёл сеанс глубокой релаксации по системе Хейзингера, рекомендуемый всем впервые попавшим в духдом.
Слева от него – на расстоянии 15 метров – находился стул с Романом, а справа… справа сидел убийца – единственный убийца в этом духдоме, и, конечно, о нём знали все. Звали этого человека Павел Некрасов, и его приговорили к девяти месяцам публичного прощения за убийство близнецов Водоносовых – Коли и Вари.
Так что Антон никак не мог сосредоточиться – его голова постоянно стремилась повернуться вправо.
Людей на улице действительно было немного. Однако стендом Антона достаточно быстро заинтересовались: молодая мама в белом топике и её сынишка в розовой панамке. Мама лишь скользнула по стенду глазами, затем отвернулась и закурила тоненькую сигарету. А вот мальчик, прочитав всё очень внимательно, схватил из коробки жетон и сделал пять шагов – именно столько отделяло весы Фемиды от Антона.
– У вас не было детей?
Проницательный, совсем не наивный взгляд и простой детский вопрос. Антон опустил голову и упёрся взглядом в собственные колени.
– Не было.
– Первый раз всегда стыдно, – прошептал ребёнок. – Я прощаю тебя.
И первый жетон опустился в ярко-жёлтую кармоправку.
Антон знал, что количество собранных жетонов будет фигурировать в его деле. «А второй раз уже не стыдно?» – хотел спросить он, но не осмелился. Ребёнок побежал к следующему прощаемому – убийце Некрасову. Мама потихоньку зашагала следом. Малыш изучил стенд убийцы, затем схватил жетон и подошёл к нему. Он долго что-то шептал Некрасову на ухо, а мама, не подавая признаков беспокойства, курила и ждала, пока сын сделает своё важное дело.
Контролёры обычно прогуливались по специальной дорожке за спинами прощаемых. Антон заметил своего – пожилого мужчину в очках и спецформе: чёрных брюках, белой рубашке с короткими рукавами и бейджиком на груди.
– Можно задать вопрос?
Контролёр оторвался от чтения газеты и превратился во внимание.
– Почему никто не договаривается насчёт жетонов? Ну, я мог бы попросить этого мальчика… или своих друзей приходить каждый день и кидать жетоны в коробку.
Контролёр на секунду нахмурился и поправил очки.
– Вас зовут Антон, да? Понимаете, Антон, Система Публичного Прощения совершенна.
– Об этом я уже слышал. Я не могу понять, почему её нельзя обмануть!
– А кому нужно фальшивое прощение, Антон?
– Но ведь я могу договориться!
Контролёр развёл руки в стороны.
– Вы здесь впервые. Вы можете встать и уйти в любую секунду.
– А второй раз что, не стыдно?
Контролёр снисходительно улыбнулся:
– Вторых разов не бывает.
– Я не верю!
– Вы так искренне сомневаетесь, что мне вас даже немного жаль. Дорогой Антон, конечно, люди совершают ошибки много раз и попадают сюда. Но вы сами всё поймёте, если совершите вторую ошибку.
– Я не совершу!
Контролёр снова развёл руками и ещё раз улыбнулся. В добродушном взгляде старика чувствовалось безоговорочное доверие и необъяснимо спокойная мудрость. Однако и Антон не считал себя идиотом.
– Кто вы такой?
– Сотрудник Контроля, Кочетков Вадим Борисович, – прищурился контролёр и похлопал себя по бейджику.
– Так в чём секрет системы? Меня интересует конкретно ваше мнение. Слышал, что раньше было две коробки и два разных типа жетонов, затем упразднили «жетоны наказания» и ввели камни. Это что, возврат в каменный век? Кочетков, я не понимаю!
– Секрет, дорогой Антон, в свободе. Это же очевидно.
– В какой свободе?
– Каждый свободен делать свой выбор и каждый ответственен за него. Как только мы ограничиваем свободу или выбор человека – мы его убиваем.
– Эту песню я тоже слышал. Поначалу казалось, что преступники обнаглеют – без уголовного кодекса и тюрем. «Свобода – лучшее наказание» – это сказал тот, который всё придумал, да? Профессор немецкий, его звали Герман… Герман… как его?
– Витге. Герман Витге – австриец, профессор юриспруденции. Просветлённый мастер Адвайты.
– Он прожил в Тибете пять лет, по-моему, да?
Кочетков кивнул. Антон хотел ещё что-то спросить, но тут его неожиданно громко окликнули по имени.
Это пришла Даша.
Он не предполагал, что она придёт так скоро – ведь в этом не было крайней необходимости. Прощение со стороны непростившей находилось целиком и полностью на её совести. Она могла приходить, могла не приходить, а могла получить разрешение суда и уехать. Единственное и самое главное – результат, на который работала система – не фиксировался в деле. Простил ли на самом деле себя непрощённый, простила ли на самом деле его непростившая – никому из посторонних знать не обязательно, и нет такого контроля, который мог бы это доказать. Оставалось довериться словам потерпевших: «Я простил, я простила». И потерпевшие произносили такие слова – или не произносили их – в любом случае, это не записывалось. И Антон, узнав об этой странности ещё накануне суда, не мог понять, в чём здесь подвох. Неужели совершенная система не доверяет главным словам, при этом делая возможным любой обман? Какая тогда разница, если люди обманывают сами себя?!
– Даша, – произнёс Антон, приходя в себя. Он не заметил, как контролёр потихоньку пошёл дальше.
Незнакомый мужчина, стоявший рядом с Дашей, держал её за руку и рассматривал Антона, будто неведомую зверушку в зоопарке. Коробка с камнями бережно покоилась возле самых его ног.
Даша не взяла ни жетона, ни камня. Она сделала пять шагов навстречу и, улыбаясь, протянула книгу в твёрдом переплёте.
«Герман Витге, Чарльз Хейзингер. Непротивление злу. Пособие для начинающих юристов».
– Это очень старая книга, – сказала Даша и вернулась на дорожку.
Пока Антон хлопал себя по одежде в поисках камня за пазухой, Даша льнула к своему другу и задорно улыбалась.
«Совершенная система!» – недовольно буркнул он про себя, понимая, что кроме подаренной книги, у него нет другого оружия. Сжав её в руке, Антон почувствовал, как ярко-красная пелена злости застилает ему глаза, а книга медленно наливается свинцом. Ещё мгновение – и его рука сожмётся в бешеный кулак… он вскочит со своего стула и бросится на них… на эту предательскую стерву Дашу и на её смазливого кавалера… он ударит их столько раз, сколько потребуется, и пусть потом прощают его… ходят каждый день в течение девяти месяцев и мучаются… и страдают от своей сытой безысходной справедливости!!!
Однако его голова снова смотрела направо. Антон был не в силах совладать с ней!
Перед убийцей Некрасовым находилась какая-то женщина, она стояла на коленях и сжимала руки в молитвенном жесте… и чем сильнее она это делала, тем быстрее расслаблялась рука Антона.
Даша и её кавалер прекратили лобызаться и куда-то пропали.
Антон раскрыл книгу на первой странице. Там были фотографии авторов – Германа и Чарльза – Антон вперил в них изумлённый взгляд… и затем суетливо завертелся на стуле в поисках своего контролёра.
– Кочетков! Эй, Кочетков!
Вадим Борисович, не торопясь, подошёл. Антон вскочил со стула и дрожащей рукой сунул книгу ему под нос.
– Кто они?! Кто эти люди?! Почему они… так похожи на вас?
– Потому что у нас одинаковые взгляды, – улыбнулся контролёр.
Неожиданно их беседу прервал странный крик – или это был даже вопль. Некрасов, схватившись за голову, кричал что-то неразборчивое, дрыгал ногами и катался по газону. Контролёры уже сбегались к месту происшествия.
Кочетков достал рацию и произнёс в неё:
– Катарсис прощения у потерпевшего Некрасова. Собирайте всех жильцов на внеплановый тренинг.
– Какой ещё тренинг? – не понял Антон.
– Убийца простил себя. Если это увидят, может произойти групповое очищение. Ступайте за мной.
Но Антон вцепился в свой стул, как в спасательный круг. Он ничего не понимал и от страха скуклился до размеров дрожащего комка. Он видел неадекватного убийцу, его дикий непонятный припадок … и думал, что самое время звать врачей, а не потерпевших! Он видел пожилую женщину, уже не стоящую на коленях, но благодарно возносившую руки к небу. Прохожие аккуратно скапливались вокруг, не создавая толчеи и не вмешиваясь. Два контролёра негромко объясняли им происходящее.
Пробегая мимо, Роман похлопал каменного Антона по плечу и присоединился ко всем. Вадим Борисович сделал пару шагов и обернулся.
– Эй, стойте, Кочетков! – наконец, выкрикнул Антон. – Кто это женщина? Кто молится?
– Водоносова Татьяна Николаевна. Мама Коли и Вари, – ответил контролёр.