Шах так и не узнал подлинные мысли своих подданных и продолжал пребывать в прекрасном настроении. И лишь по ночам, его тревожили приступы геморроя и кошмарные сны. Так и в эту ночь ему снилось, будто бежит он на ватных ногах, а за ним гонятся три огромных Дэва и кричат:
– Держи вора! Гарунка у народа свободу свистнул!
Вбежав на женскую половину дворца, Шах видит старшую жену, сидящей на троне и прячется у неё под халатом. Она стискивает его голову мощными ляжками и, предательски, начинает бесстыдно обмахиваться подолом и кричать:
– Ох, как жарко! Подать мне опахало!
Дэвы видят Царя над Царями в непристойном положение и зло ухмыляются. Двое хватают его и выкручивают руки, а самый страшный заходит сзади, приспускает шальвары и говорит:
– Сейчас узнаешь, какого женщинам в твоём гареме!
Шаха прошибает холодный пот, и он просыпается от боли в заднем проходе. Из распахнутого окна доносится тихое постукивание колотушки и монотонные выкрики:
– Спите спокойно, жители Хорезма! В городе всё спокойно!
Шехеразада, как сомнамбула, двинула прочь от дворца на убаюкивающий голос. Ветреный Хорезм встретил её ночной прохладой и её зубы, подобные жемчугам, забили чечётку. Внезапно крики и стуки стихли, и даже цикады прервали любовный стрёкот. Дева испугалась и вспомнила, что она одна голая в чужом городе. Шехе заплакала и стала хулить судьбу и роптать на Творца.
Силы небесные услышали и сжалились. Они разбудили одноглазого дервиша, дремавшего поблизости в мусорном бочке с терпким запахом роз. Ведь богатые помойки Хорезма славятся на весь мир своей свежестью и сытностью. Хорезматики помнят, как одна дородная дама прожила в мусорке 73-и года, не вылезая даже по нужде.
Проснувшись, крошечный циклоп с бородой протёр глаз и увидал нагую красотку. Он подошёл к ней, чтобы рассмотреть то, что обычно бывает прикрыто. И его естество стало, подобно минарету и дервиш понял, что она ниспослана свыше. Он прервал её причитание, журчащее, как горный ручей и воскликнул:
– Сократи свои речи, женщина! Я всё уяснил и могу дать тебе мудрый совет и показать путь. Что ты дашь мне?
Шехе поняла потаённый смысл его слов и ответила с достоинством:
– О мудрый Шейх, дам тебе столько, сколько ты сможешь взять, клянусь Аллахом. А для начала у меня есть стартовый капитал: серебряная серёжка с бирюзой.
И бородатый бомж сжалился над нею и громко произнес:
– Да будет так! Отныне ты будешь моим послушным муталимом, и я открою тебе тайные знания. И Всемилостивый тому свидетель.
Он застелил помойку лучшим тряпьём и зажег всевозможные благовония и достал вино. И они пили и веселились, и одноглазый делал с ней, что хотел, и она не сопротивлялась.
Когда раздалось пение муэдзина, призывающее правоверных к утренней молитве, он прекратил ласки и совершил намаз. Забрав у Шехе украшение, дервиш спрятал её на самое дно мусорного бочка, а сверху прикрыл тряпьём, чтобы никто не мог любоваться женщиной без хиджаба. Насвистывая под нос «Болеро» Равеля, он понёсся босяком на базар по узким улочкам Хорезма.
Над рыночной площадью клубилось влажное марево. Испарения народа и лежалого провианта не пропускали солнечные лучи и затрудняли дыхание. Внутри, словно мураши в муравейнике, сновали и тёрлись друг об друга телами люди. Теснота в круговороте была на руку ворам всех мастей от Япончика, до Тайваньчика. Карманники крали даже у своих: Золотая Ручка обворовала Багдадского вора, а он – Солнцевских.
Время от времени гомон торгов прорезал резкий крик ограбленных. Но он сразу тонул в весёлых прибаутках зазывал и гнусавом нытье нищих, клянчивших подаяние. Чеканщики позвякивали маленькими молоточками, выстукивая из меди монотонную мелодию. В неё вклинивались жесткие удары и скрежет жестянщиков, прогибающих металл под себя.
Ораторию рынка обрамляло жужжание грузных зелёных мух, роящихся над мясными рядами. Отмахиваясь от них, покупатели привередливо отбирали из кровавой груды, приглянувшиеся куски мертвечины. Топоры взлетали и, сверкнув остриём в апогее, опускались, со свистом рассекая воздух. Они так впивались в дубовые плахи, что между лезвием и толстыми пальцами красномордых мясников, придерживающих вырезку, не вошёл бы и стебель осоки.
Злые осы кружили над горами фруктов, сладостей и кувшинами, наполненных вином и шербетом. Наевшись и напившись, насекомые с трудом передвигались, не в силах взлететь. Многие не могли вынести утрату левитации и сводили счёты с жизнью, бросившись головой вниз в приторное зелье. И лишь ряды пряностей они облетали стороной, пугаясь дивного запаха базилики, розмарина, барбариса и других трав.
Возле мешков шафрана дервиш встретил знакомого коммерсанта. Он с прилавка продавал насвай, а из подполы приторговывал бирюзовым гашишем и черным опием. Бомж мудро выстроил восточный базар и долго описывал красочные детали похождений Шахского подарка. Когда купец клюнул и повёлся, он всучил ему серьгу за приличные деньги.
Радуясь выгодному приобретению, торгаш до вечера удачно обманывал покупателей, имея добрый гешефт. Утром он отправился во дворец, чтобы воссоединить царский комплект украшений и снова нажить хороший барыш.
Продолжение: http://www.proza.ru/2008/12/11/21