Кафе Разбитых Надежд

Эх, давненько я здесь не был… Вот я стою у входа. Вывеска, эх, какая это была вывеска! А сейчас… Половина лампочек перегорела, и рюмочка уже не «двигается»… Ну да ладно, это всё то же место, какая, к чёрту, разница? Захожу. О, да, оно. Да иначе и быть не может быть. Деревянные столы, табуреточки, обветшалые плакаты на стенах, лет так 60-х, и, конечно, ну как же без него!, jukebox (аппарат для проигрывания дисков (пластинок)) у стеночки. Сейчас из его хриплой колоночки раздаётся не менее хриплый старина Луи. Ну, как можно забыть слова, вырезанные старым боевым ножом на твоём сердце «Give me a kiss to build a dream on, and my imagination will drive upon that kiss. Give me one thing before you leave me, a kiss o build a dream on» («Подари мне поцелуй, чтобы с ним я мог построить свою мечту, и всё моё воображение сосредоточится на этом поцелуе. Подари мне лишь одно прежде, чем ты меня покинешь – поцелуй, на котором я бы мог построить свою мечту»). Конечно, здесь мог звучать и старина Дюк, и, конечно же, Нэт Кинг Коул, ну, про Короля я вообще молчу, но звучал именно Луи. Чёрт, как будто бы знали, что сейчас зайду я. Мест свободных, как обычно, нет, но здесь это не проблема. Каждый посетитель рад принять гостя за свободную табуретку у своего столика. Вот и сейчас я вижу одно место. Но в гости без гостинцев не приходят, поэтому иду к барной стойке. Старенький бармен клюёт носом, уже в полусне протирая бокал. Готов поспорить, он протирает его уже минут 20. «Эй, Генри, как у нас с виски?», - задорно говорю ему я. Генри резко просыпается, смотрит по сторонам непонимающим взглядом, потом вглядывается в меня, как будто я табличка на стене у окулиста, но, естественно, узнаёт: «Эй, парень, нельзя же так людей пугать!». Я улыбаюсь, протягиваю Генри руку, он же всё-таки мой давний знакомый, и говорю: «Капитан, мне бы соточку виски и ещё одну для того парня». Генри улыбается, все старые посетители, уж тем более моего возраста, для него как дети, которых у него никогда не было: «Виски как обычно, как я думаю? Широкий стакан, три кубика льда, никакой колы и исключительно «Джек Дениэлс»». Я улыбаюсь, прислоняю правую руку к несуществующей фуражке в воинском приветствии и говорю: «Так точно, капитан!». Старина Генри сквозь кашель (Эх, уже сколько лет он не может устоять пред своей любовью к los puros («Кубинские сигары», исп.) отвечает: «Вольно, сержант. Сейчас всё будет». Я улыбаюсь и беру две сигары из коробочки у стойки бара, Генри знает, что его «сыновья на вечера» с удовольствием разделят с ним его пристрастие. И вот, взяв два стаканчика, я направляюсь к столику с одиноким парнем. Вслед мне Генри кричит: «Парень, а мне ямайцы такой ром привезли!». Не оборачиваясь, я улыбаюсь, эх, старина Генри, а ведь он, и правда, мне, если не отец, то уж дядя точно. Я подхожу к столику и говорю: «Эй, мистер, можно?». Парниша поднимает глаза, до этого устремлённые в вечность в образе дымящейся пепельницы, как-то неловко улыбается и говорит: «Да, конечно». Я сажусь, ставлю свой стакан, пододвигаю второй стакан к нему, кладу на него сигару и говорю: «Надеюсь, я могу чувствовать себя как дома, но не забывать, что в гостях?». Парень улыбается уже более естественно и отвечает: «Конечно, ты же знаешь, в этом заведении нужно быть либо одному, либо вдвоём». Я довольно улыбаюсь, да, парень знает, что это место и для чего оно. Это как классическая кантина, куда девушкам вход строго заказан, где настоящие мужчины могут позволить себе и сказать лишнего, да и слезу пустить. Кантина как Вегас, что происходит в ней, остаётся в ней. Ну так вот, я сел. Парень с удовольствием взял сигару, мастерски откусил кончик и закурил: «Ну, ты… Эй, ты же не против, что на «ты»? Ну, отлично! Так, ты, как я понял, тут завсегдатай?». Я усмехнулся, я-то завсегдатай? Хе, да я это заведение с первого дня знаю! В ответ я тоже закуриваю сигару и говорю: «Ты, как я понимаю, тоже? Ну что ж, тогда…по душам, как положено?». Он усмехается (чертяка, прямо как я!), выпускает дым, поднимает стакан и говорит: «Ну, за искренность, камрад?». Я, улыбаясь, чокаюсь с ним, отпиваю. Да, старина Генри левака не держит, старый добрый Джек здесь как надо! Я смачно затягиваюсь, ведь, кстати, понятие «закусить дымом» пошло ещё с Петровских времён! Что ж, если парень знает, как оно здесь положено и что здесь простительно, выдыхаю и начинаю: «А, знаешь… Давно дело было. Молодой был совсем, неопытный, ну и, ясное дело, была Она». Он усмехается, выпускает дым и говорит: «Готов поспорить, если бы ты писал это, ты бы написал «Она» с большой буквы». Вот, дьявол, понимает-то как! Он продолжает: «Мы же по правилам, так? У меня та же ерунда… Ну, там, классический любовный треугольник. Плюс ещё мои друзья против, её подруги тоже…». Я отхлёбываю виски и продолжаю: «Но она всё же выбирает тебя. А ты её. И ведь хорошо так всё, да? Сколько там…? Ну, год где-то…». Он приподнимает стакан, как бы чокаясь со мной, отпивает и продолжает: «А потом, раз, и всё! Как в песне, это…». Я не даю ему закончить: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону». Он улыбается искренне как никогда: «Да, только не комсомольцы мы были, и не Гражданскую уходили… Эй, не перебивай секунду! Знаешь, что ещё было? Да-да-да, по глазам читаю, ты прав, парень. Да, она. Эх, что за девочка была! Знаешь, как сестра была, но только не такая сестра, к которой чисто платоническое, ну, ты понимаешь…». Я ухмыляюсь, эх, до чего же….: «Эх, мне ли не понимать? Красивые месяца так пять. Рай этакий на земле. И даже ж слов не надо было, всё и так ясно было. И всё с ней хорошо было, но…». Он как бы откидывается на невидимую спинку: «Да-да-да, а потом… Ну, комсомольцы и Гражданская, да?». Я усмехаюсь: «Да уж точно. Знаешь… Давай за то, чтоб «Гражданских» не было?». Чокаемся, выпиваем. Эх, до чего хороший парень! И тут начинает он: «А, знаешь, какой выбор я делал? Он – мой друг, она- его девушка, а я вот её люблю её, и тут…». Перебиваю я: «Ага, у них «комсомольцы». Тоже было. И тут ты… Точнее, она не выдерживает, ведь она тоже тебя любит, ну а ты…». Он, затягивается: «А ты не особо-то и сопротивлялся. Да уж, ситуация… И…сколько там рая-то?». Я выпускаю дым: «Месяц. Максимум полтора. Потом «комсомольцы». Слушай, давай ещё раз за это, а?». Парень понимающе смотрит, поднимает стакан, и мы выпиваем. Осталось немного, лишь чуть-чуть на дне. Я предлагаю: «Давай допьём? Ну… За мужское братство давай?». Он замолкает, смотрит куда-то в потолок. Такое выражение лица. Чёрт, было бы такое у меня, значит, я бы сдерживал слёзы. Да, видимо, у парня, как и у меня, свои нехорошие воспоминания. Но он снова смотрит мне в глаза: «За истинное мужское братство». Допиваем. Только  я хочу подняться, он встаёт, и говорит: «Сейчас моя очередь». Я усмехаюсь и затягиваюсь, да уж, этот парень точно из наших. Он возвращается с полупустой бутылкой «Джека» (да, точно наш!) и немного виновато говорит: «Генри из неё нам наливал, ну, вот я и решил…». Я смотрю на него: «Правильно подумал, наливай». Наливает, молча выпиваем. Это тот случай, когда слова-то и не особо нужны, и так оба знаем, за что. Насладившись теплом доброго виски, я продолжаю: «А потом череда…». Чёрт, в этот раз он перебивает даже раньше, чем обычно, ну, ладно, он всегда правильно говорит: «Череда тех, кого хочется любить, и тех, кого ты сам веришь, что любишь, себя убеждаешь…». Ну, в долгу не останусь, перебиваю я: «И хорошо убеждаешь, веришь же! Но у них только подход другой, поэтому и череда… А потом…». И снова он: «Потом снова «Она» с большой буквы. Думаешь уже, что количество перешло-таки в качество…». Хе, истину глаголит, продолжаю: «Но вот ни разу, да? И думаешь, что количество с ней перейдёт в качество с ней же, но…». Он отпивает: «Но тоже вот ни разу. А потом…». Я наклоняюсь к нему и смотрю прямо ему в глаза: «А потом снова череда. А зачем? Сам-то знаешь? Знаешь, ведь, веришь…». Он в ответ наклоняется ко мне: «Веришь в то же, количество, качество, а потом…». Я снова сажусь нормально: «А потом переосознание». Он молча и с улыбкой поднимает стакан, предлагая выпить, так же молча я поддерживаю предложение. Он закрывает глаза, чтобы лучше прочувствовать вкус, открывает и говорит: «И вечный бой, покой нам только снится…». Я резким движением выпиваю допиваю оставшийся виски: «Парень, да неужто не узнал меня?». Он тоже допивает, усмехается: «Как тут не узнаешь-то? Ведь ты – это я. А я – это ты. Я всегда любил это место… Когда-то оно называлось «Мальтийский Сокол»….». Смотря в сторону, говорю: «А сейчас…». И хором: «Кафе Разбитых Надежд»…