Из цикла "Билеты встреч и разлук"
Моя А, или просто эгоизм
От повествователя: «Бывают, но редко пассажиры, от которых не остается ничего вещественного, но их могучая эмоциональная волна кроет все купе, разливаясь по вагону и телепатически передаваясь мне».
***
Тук-тук-тук…
Моя А.
Вот сейчас произношу «моя», и не верится, что говорю это пустоте, что ты никогда не услышишь этих слов, никогда не узнаешь, что я назвал тебя: «моя» – так коротко и так бесконечно. Тук-тук-тук… Когда мы были вместе, я всегда был нарочито сдержан. Мне казалось, что я унижу свое достоинство, если опущусь до ласковых признаний – всего того, что ты более всего ждала от меня.
Снова стук колес и остановочные судороги вагонов…
1.
Моя А., когда ты не приехала, а позднее прислала письмо, я долго не мог постичь смысл… Сперва я был взбешён, оскорблён. И лишь спустя много дней понял: это конец. Ты пожелала, чтобы мы расстались. Ты так решила. Ты написала, что слишком любишь меня, чтобы довольствоваться теми крохами, которыми я радовал тебя. Ты хотела быть рядом всегда…
Где были мои глаза, моё сердце? Как скряга, лелеял я холостяцкую вольность. Мне было удобно ничем не связывать себя. Я привык брать твою любовь, как безусловную подать. Для меня это были эпизоды страсти. А для тебя? Я никогда не задумывался о твоих чувствах. А мысль, что ты привязана ко мне, лишь грела мужское самолюбие. О своих чувствах к тебе я тоже не думал. Я просто знал, что есть зажигалка - для сигарет, есть бокал - для вина, есть ты… И вот мы расстались.
Я приезжал к тебе, но ты избегала встреч, объяснений. Уже один мой вид бередил приглушенную разлукой боль, заново будя всё. Теперь я понимаю, на какие страдания обрёк тебя тот последний визит. Ведь я приехал, чтоб только развеять своё недоумение, найти приемлемую логику в твоём мятеже. А что творилось в твоей душе, когда я вдруг возник из пустоты? Увы, я не думал о твоих ранах, я переживал за свои царапины. И вот мы расстались.
День ото дня во мне бухнет ком досады, тоски, сомнений в своей правоте и… жалости к тебе. Себя, себя я корю за незаслуженность твоих мук, несправедливость твоих терзаний. Как же был я мелок и жалок, полагая себя за господина, который снисходил. Ведь я всего лишь ползал, спутав с небом свое отражение в луже. Что-то будет?
2.
…Сегодня ночью я услышал незамысловатую песенку – ту, что неизменно сопутствовала нашим встречам. Отчего-то исполнял её эксцентричный, нелюбимый певец. Но дело не в нём. Я внимал душе-трепетной мелодии, как вдруг стена попрозрачнела, и по ту сторону близко-близко возникло твоё лицо, бледное и грустное. Ты смотрела на меня, губы страдальчески сжаты, из глаз – холод ночной пустыни. Ты напряжённо слушаешь. Я пытаюсь что-то промолвить, подаюсь к тебе, но не могу шевельнуться, точно напитан свинцом.
Твои ресницы едва дрогнули, губы раздвинула судорожная усмешка, лицо же оставалось каменным. С ресницы сорвалась слезинка, и ты медленно испарилась - в тот самый миг, когда я нашёл силы, приподнявшись, рвануться к твоей груди. Но сграбастал пошлого певца. Волчий вой протаранил мои внутренности, гортань, зубы, но намертво сомкнутые губы не пропустили ни звука. Я задохнулся…
3.
Я несу тумбочку. Снял с грузовика и волоку в мебельный магазин. Сердце шалит с похмелья. Уже пять лет как мы расстались. Я уверенно качусь на дно. Грузчик в мебельном магазине! О тебе вспоминаю редко. Трудно ли мне было приехать к тебе хоть раз? Трудно! Сотня верст разделяет нас. Два часа электричкой. Всего два. Но я знаю, что за ними лежит нечто большее, неодолимое, не поддающееся метрике.
Я биоробот. Вот взваливаю на плечо седьмую тумбочку и спотыкаюсь. Ой! Голоса. Гул. Подают руку. О, моя нога. Морщась, пригубливаю папиросу. Визг тормозов. Заторможено поднимаю глаза. Туман схлынул. В окошке белой «волги» знакомый силуэт. Пьяный мозг яснеет. Но машина срывается в туман. Её давно уж нет, и лишь из расплывчатых черт мелькнувшей эфемериды слагается родное лицо. Твоё лицо, моя А. Лицо Женщины. В глазах этой женщины – ни презрения, ни насмешки. Лишь рот искривлён печальной улыбкой.
Зачем ты появилась? Неужели только затем, чтоб отомстить бедолаге, давным-давно отвергшему твою любовь? Не знаю, но если б ты знала, как стало мне тяжко и пустынно. «Волга» унесла тебя. Нас отделяет сотня парсеков, и никогда не сыскать мне ракеты, которая настигнет тебя…
4.
Сегодня мне 43. Ровно 20 лет назад я получил от тебя единственную открытку. С днём рождения! К тому времени мы уже расстались, но ты знала такое слово: вежливость. Больше я никогда ничего от тебя не получал, больше я никогда ничего о тебе не слышал. Ведь нас разделяла сотня километров и, сверх того, у меня было то, что называется карьера.
И вот позади 20 лет.
День ангела. Жена колдует над банкетом. Я же всё утро вспоминаю очаровательную пору тех наших встреч, недолгих поцелуев. Прошвырнуться ль по городу? Зелёные улицы сливаются в хлорофилловую ленту. Незаметно оказался за городом. Куда?
Это дорога в соседний город. Я так часто там бывал по делам, а, на самом деле, не был 20 лет. Как он разросся! Сердце защемило: старая лесопосадка так же величава и интимна. 20 лет назад в последний раз шагал по ней я юный, смятенный, с грошами в кармане. После встречи с тобой. Шёл к старому автовокзалу, чтобы уехать… Навсегда!
На краю лесопосадки торможу, потягиваюсь, готовлюсь, однако. К чему? Ага, вот старенький блокнот. Листаю и натыкаюсь на твои координаты. Случайно? Так же случайно, как я прибыл сюда.
Из задумчивости выводит весёлый щебет. Встрепенувшись, удивлённо провожаю глазами юную парочку. И вот уже кроет могучая волна тепла и нежности, а с изнанки – свербящей боли, тайной зависти и великой ностальгии по невозвратному. Ба, неужто я опять тот же, такой же? Ведь и думаю, и переживаю то же и так же. Волосы – дыбом от пронзительного волнения, рука машинально приглаживает их. И пальцы скользят по слабой проплешине там, где 20 лет назад буйствовал чуб. Зачем-то нагибаюсь к зеркальцу заднего обзора: оно отражает молодое, справедливее сказать, моложавое лицо. Но, при всем великом желании, ему не дашь ни 23, ни, пожалуй, 33. Чего не скажешь о состоянии внутреннем…
К машине приближается женщина. Ей лет сорок. А у меня вздорная мысль: да, это же студентка, и 20 лет назад именно она вот так же попалась мне навстречу. И было ей тогда всего 20. Что делает время? И что за дурь срывается с моих губ: «Девушка, не подскажете, как проехать до такой-то улицы?». В ответ – её взгляд, слегка недоуменный и чуток возмущённый. Впрочем, он тотчас смягчается. Мое лицо, знать, чересчур задорно и бесшабашно для сорокалетнего очкарика. Горьковато усмехаясь, но не без игривости, она отвечает. А, отходя, смеётся: «Девушка»… Только пусть не врёт, что всё это ей неприятно.
Оставив машину, вхожу в цветущий дворик против пятиэтажки, выбираю беседку поуютней. Мимо снуют люди с колясками и портфелями, цветами и детьми. Бесцельно провожаю глазами каждого.
И на эту женщину смотрю я из скуки. Озабоченная, замкнутая, присаживается на скамейку рядом. Возраста примерно моего. Лицо скрыто листвой.
«Мама», – к женщине подбегает худой юноша, целует в щёку.
«Ну, и как?» - в её тихом голосе волнение.
Что такое? Глаза застилает влагой, в ушах – стихийный перезвон. Какой потайной сейф уберёг «запись» этого голоса?
«Поступил!» А этот голос мне что ли не знаком? Ведь это мой голос, мое лицо! Боже… Так она уже была с ним, когда разорвала нашу связь?! Моя А., целых 20 лет ты была матерью моего сына. А я, тем временем, не зная (или не желая знать?) занимался чёрте чем!
Сдавленный кашель вспугнул обоих, заставив обернуться. Снимаю очки, отираю пот. Сын смотрит, не узнавая. Да и может ли он знать меня, ведь у них нет даже моей фотографии? Ты, моя А., слегка прищурилась. Твои губы вздрагивают. Ты узнаёшь меня, моя любовь? Ты что-то хочешь сказать? Я не так уж изменился. И даже не слишком располнел. Всего пара морщин и пепел в висках. Ты привыкла видеть меня без очков, так я их снял. А ты изменилась! Годы хищно отняли у тебя то, что мне удалось отстоять – свежесть лица. У тебя та же фигура и, не сомневаюсь, то же прекрасное тело. Но ты не та... Ты ничего не успеваешь сказать…
«Вам нехорошо?» - слышу я собственный голос. Никогда бы со стороны я не узнал своего голоса, если бы не слышал его сотни раз в записи. Только это были не мои слова, слова произносил… Я не знаю даже имени сына.
«Нет, нет, всё путём», – глухо отвечаю я. Похоже, что он ещё не знаком с записью своего голоса, к счастью или увы.
Ты порывисто встаешь, ещё раз смерив меня непонятным взглядом. И вы уходите, ты и твой сын. Я так и не понял, узнан или нет? Но готов поклясться, оно было – почти беззвучное: «Здравствуй». А, может, галлюцинация? Вы неторопливо удаляетесь. Лихорадочно шарю по карманам. Ага, на руке флотские часы. Подарить ему! Это очень, очень дорогая штука. А ещё снять приличную сумму… Брр, какая всё-таки низость.
Встаю и крадучись следую за вами. Но чёрная дыра подъезда проглатывает обоих. Я спотыкаюсь. Есть ли смысл вас догонять? Я же проворонил старт. Вам давно, вам всегда хорошо. Вдвоём. 20 лет – пропасть. 20 лет назад ты любила меня, не могла без меня, покуда оставалась одна. Потом возненавидела и, наверное, проклинала… Ещё позже у тебя появился я, лучший я. Мой двойник, но совершенней!
Плетусь к машине. На банкет, конечно же, опоздал. Только ли на банкет? Ты не попал на главный праздник. Груз лет впервые придавил тебя с такою силой. Тебе, действительно, уже 43, и душа куда дряхлее тела…
5.
Нет, я посетил этот город через 15 лет после нашей разлуки. 15 лет чего-то искал, так и не найдя.
Я без труда отыскал твой дом, твою дверь. Отворивший паренек сообщил, что такие-то здесь давно не живут. Я не без труда раздобыл телефон твоей лучшей подруги. Трубку подняла женщина: «Марины нет, будет после шести». Перезвонил. Марина не сразу уразумела, кто на проводе. Пришлось напомнить то прозвище, под которым котировался среди приятельниц А. в далекие годы нашего знакомства.
«Ах, это вы, - в её тоне заметны сардонические нотки. – Понесло, стало быть, по местам славы?» – «Перестань, Марина, у меня не так много времени. Я без тебя знаю, кто я и чего заслужил… Мне бы найти А.» – «В самом деле? Ещё помним! Эка ведь честь! Ладно, слушайте. А. вы можете найти за городом. Мимо лесопосадки от вокзала и направо». - «Она, что, переселилась в частный сектор?»
После короткой паузы Марина продолжила: «Можно сказать и так. Можно было давно навестить её»… - голос на том конце прерывался, очевидно, от гнева. «Тогда назови…те, пожалуйста, адрес поточнее». – «Гм, четвертая, как её, аллея… от центральных ворот… и до самого конца… левее тупичка…» – «А дом, номер?» – «Ну, там найдёте как-нибудь… Гу-гу-гу»… Я повесил трубку. Верно, в её глазах я подлец, но ехал-то я не к ней.
…Я с ужасом озираю «пригород», в котором поселилась ты, моя А. Миновав аллею, застываю у скромной плиты со скорчившимся стебельком. Я не зря захватил этот букет. И очень боялся, что ты его не примешь. Теперь мне не страшен твой отказ, но как страшно всё остальное. Кладу букет на даты твоей жизни. Взгляд фокусируется на финишной точке.
Дыхание спёрло: ты ушла ровно 15 лет назад, в тот самый день, когда я получил от тебя единственную поздравительную открытку на свое 23-летие…
Тук, тук… тук……тук… Псшшш…
Сны измучили меня, А. Несомненно одно: я люблю тебя. Но смею ли рассчитывать на взаимность? Неважно. Сейчас я сойду на перрон и первым делом помчусь к почтовому ящику в надежде обнаружить весточку со знакомыми инициалами. Мы расстались вечность назад – завтра будет уже две недели! Время идёт, а вместе с ним... Всё глубже, всё острей, всё понятнее великое и простое открытие: никогда я не смогу быть счастлив без тебя, моя А.
***
Остановка. Конечная. Конечно...
1986
Опубликовано в художественно-публицистическом альманахе "Литературный факел", Москва, 2010
Продолжение в цикле "Билеты встреч и разлук":
http://proza.ru/avtor/plotsam1963&book=1#1