ТЕНЬ КАК СМЫСЛ
ОСТРОВИТЯНИН. Тень жизни. Сонеты.
- Вологда, «Свеча», 2000 г., 36 с.
«Воля», «Вездесь», «Мужчины тоже могут имитировать оргазм», «Одинокий дар» – так самоуверенно, высокопарно, то забавно, то пафосно называют стихотворные сборники поэты столичные. Провинциальные же, как бы извиняясь, скромничая, принижая свой одинокий дар, озаглавливают свои творения то «Несостоявшийся рассказ», то «Случайная небрежность»… Хотя, в оправдание авторов столичных, уместно, наверное, вспомнить утверждение Ф. Ницше: «кто унижает самого себя, тот хочет возвыситься». Вот и рассматриваемая мною сейчас книжка сонетов белозерского поэта Островитянина (то есть Владимира Попова) названа «Тень жизни». Не «О жизни», не «Жизнь», не «Годы и судьбы», не «Время и я», а только тень этого. Но в первом же тексте (я не думаю, что этот текст есть стихотворение, но, скорее всего, предисловие, предуведомление к стихам) книжки Островитянин разъясняет читателю, почему он её так назвал: «И смысл существованья,/ каким бы ни был он/ ничтожным и великим,/ лишь в том, что тень/ отбрасываю я…» Вот так-то: мы живем лишь для того, чтобы увеличивать в этом светлом, белом мире процент серого, тёмного, мрачного. Я-то вот думаю иначе. Тень, вернее же, источник света, благодаря которому тень и путается (а кое-кого и путает, иногда пугает) у нас под ногами, есть первопричина жизни, повод для жизни, но никак не её смысл. «Пока отбрасываем тени -/ мы существуем» - это, конечно же, так, но в то, что в этом самом отбрасывании и смысл жизни, я, простите, верить не хочу.
К стихам, которые пишет Островитянин, не может возникнуть любовь с первого взгляда (с первой строфы, с первого стиха). В них нет ничего такого, что сразу же бросается в глаза. Форма – традиционная. Пошлости нет совсем. Банальностей не обнаружено. Простота и не ночевала. И большинство, желающее видеть в стихах лёгкость, напевность, доступность или же, наоборот, оригинальность, претенциозность, вычурность, сразу же от них отвернётся, пренебрежёт ими и назовёт чушью.
Некоторые стихи книжки написаны как будто второпях, автор будто бы пытается объяснить всем всё и сразу и, боясь не произнести главного, не договаривает, вернее, не проговаривает (самому-то себе он это доказал, досказал), какую-то ерунду, самую малость. Но вот эта микроскопическая недосказанность меня иногда ставит в тупик и мешает понимать то, что старается то ли объяснить, то ли внушить поэт. Я так до сих пор и не понял, что же случилось «благодаря условности теней»? И «К чему мундир придворного поэта/ Для местных дам и сельских королей?». Или «И осень в нём (в чём? (когда?) - в тумане, в озере или в этот час?) – вечерняя прохлада…». Осень – это вечерняя прохлада? И только? Или же понимать так: случилось всё в тот час, когда туман и вечерняя прохлада миром завладели? Хотя, конечно, если не зацикливаться на таких мелочах, не придавать им значения (так, скорее всего, и должен поступать тонкий читатель), то мысль поэта ясна, точнее сказать, домысливаема.
Хотя строчки «Но кровью век изведавши сполна» и «Не жду ни распинаться, ни распять…» я ни расшифровать, ни додумать не смог. А, прочитав такое: «…друзья текущих дней…» – я чуть было не крикнул: «Ай, да Пушкин, ай, да…». Смелую же констатацию: «Всё брошено и предано огню…» – я хотел приписать Анне Андреевне, а просьбу «Хотя б на час оставь свои заботы…» – Сергею Чухину.
Наверное, потому, что Островитянин считает простое суетным: «…Всё в мире - суета,/ Одни твои глаза необъяснимы» и «Весь мир бескрайний до смешного прост -/ От атомов, до чёрных дыр и звёзд -/ Одни твои глаза необъяснимы», он и пишет часто не то что алогичные, невнятные, сложные и даже не необъяснимые, но, хочется верить, нарочито необъясняемые стихи. Почему забавный мальчик, словно седовласый старец, с тоской рассматривает себя в глазах мадонн (не мадонны!)? Ведь он не глядит в эти самые глаза, а глядится. И кому это поэт говорит: «А ты уснёшь, прижавши к изголовью…»? Не себе ли самому? И что «и скажется, и сложится в слова…»? А птица почему не заплачет, а заплачется? И вот когда эти, как кажется при первом и беглом прочтении, фрагменты разных картин читатель складывает в одну, в свою, находит общий знаменатель между собой сегодняшним или небольшой частью своей прошлой жизни и этими стихами, вот тогда они (стихи) перестают быть для него (читателя) нелепыми, пустыми.
Как «смысл огня не в том, что он горит», а в том, что он оставляет после себя - пепелище или ласкающую теплом печку, так и смысл стиха прячется не в словах, из которых стих этот состоит. Он, этот смысл, в том, что появляется в голове читателя после прочтения «слов» стиха, в послесловии, в послестихотворении, в тени, которую он (стих) отбросит.