Две сестры. Глава XIV

Сергей Дмитриев
                Глава XIV




                Элеонора Валениус без стука открыла дверь  в комнату Марии. Дочь продолжала жить в своей старой детской комнате в родительском доме в Гельсингфорсе.

                - Ты не спустишься вниз, Мадлен? Отец пришел домой, а ты знаешь, что он не начнет обедать, пока мы все не соберемся за столом. К тому же, Владко плохо себя ведет. За ним непрестанно нужен глаз да глаз. Только что он пытался встать, держась за край скатерти. Хорошо, что на столе были только вилки и ложки, да и я вовремя заметила. А если бы обед или хотя бы сервиз были уже на столе? В любом случае…

                - Извини, мама, я так увлеклась письмом, что  не заметила, как бежит время. Я уже иду.

                Мария сунула недописанное письмо в ящик стола и быстро его закрыла. Мать попыталась  разглядеть, что там написала дочь, но письмо было убрано слишком быстро, и ни одного слова прочитать не удалось.

                - Пойдем, - сказала Мария, заметив неподдельный интерес матери к содержимому письма. – Ты же сказала, что папа ждет.

                - Веселину пишешь? – Мать не удержалась от вопроса. – Как ты предполагаешь отправить письмо? Ты же не получила еще ни одной весточки за все эти долгие месяцы… да, я должна сказать… твой муж не больно то переживает о своей семье.

                Мария вспыхнула. Она много раз объясняла матери все, что связано с Веселином, обо всех трудностях, которые выпали на его долю, но каждый раз, когда фру Валениус была в плохом настроении, она придумывала что бы такого обидного сказать про своего несчастного зятя.

                - Я уже говорила тебе, мама, - Мария пыталась говорить спокойно. – Я отправлю это письмо госпоже Вершининой. Она отдаст его Антону Савичу, который, в свою очередь, передаст это письмо своему старинному приятелю, который является большим чином как раз по инспекции мест каторжных работ. Он скоро едет с инспекторской поездкой в Сибирь, в том числе и туда, где находится Веселин. Этот чин обещал Антону Савичу разузнать все, что можно о Веселине и передать ему письмо. Все это я уже рассказывала тебе, неужели ты не помнишь?

                За этим разговором женщины спустились вниз, где Эрик Валениус ждал их.

                - Ну, наконец-то! Воскликнул он, когда обе женщины вошли в столовую. – Так ведь и с голоду можно умереть, пока вас дождешься. А ведь у меня опять эти боли, вот здесь, справа.

                Со страдальческим лицом отец надавил ладонью на правую сторону живота.

                - Малыш вон там, - он указал на Владко, который только-только начинал учиться ходить и познавать окружающий мир. – Зачем вы оставляете меня одного с маленьким ребенком? Из меня уже плохая нянька нынче. Да и парень такой, что… чуть-чуть не угляди, тут же набедокурит.

                Фру Элеонора позвонила в колокольчик и в комнате появилась новая служанка Валениусов, Пиркко.

                - Уже можно подавать суп? – Спросила она, скрестив руки на груди, и глядя на Валениусов недовольным взглядом. – Суп уже перекипел, но это не моя вина, коль господа не могут собраться поесть вовремя…

                - Хорошо, хорошо, Пиркко. Неси суп и забери Владко в кухню и покорми его там.

                После того, как за служанкой закрылась дверь, фру Элеонора подняла брови как можно выше и страдальчески покачала головой.

                - Изо дня в день, одно и то же. Прислуга осмеливается задирать нос, потому что хорошо знает, что мы ничего собой не представляем. Ни денег, ни положения… как подумаешь….

                Она умолкла, так как Пиркко в этот момент вернулась в столовую и поставила на стол дымящуюся суповницу. Затем она подхватила Владко, сразу ударившегося в слезы, и удалилась. Суп был очень вкусный, и звон ложек сменил рассуждения о зазнайстве прислуги.
                Второй переменой блюд было жаркое, остывшее и, вдобавок, пригоревшее с одной стороны. Его тоже поедали в тишине. Мария подумала, может ли она сейчас рассказать родителям о своей новой идее, которая недавно посетила ее. Когда отец, отправив в рот последний кусок, откинулся на стуле в ожидании кофе, Мария решила все-таки попробовать.

                - Мне в голову пришла одна мысль, - начала она. – Я знаю, как сильно, Владко и я, обременяем вас тем, что живем вместе с вами. Но куда я могла бы еще податься, в моем положении, из родительского дома. Тем не менее, мне кажется, что может быть один выход… если бы ты, отец, смог дать мне денег на дорогу, я могла бы отправиться в Сербию. Попробую добраться до имения Дражичей. Турок там уже нет, может быть, господин Воислав, госпожа Мила, и Мирослава вернулись, и живут там. Во всяком случае, я узнаю, что с ними произошло за это время.
                Нужно было давно это сделать, но я ведь не могла… я написала им в усадьбу сразу, как приговор был объявлен, но ответа не было. Может быть, и письмо не дошло до места.. Во всяком случае, я думаю, они ничего не знают ни о судьбе Веселина, ни о существовании Владко. Но если я их найду, если они живут в Драговице, может быть они смогут и захотят помочь…

                Высказанная идея была действительно новой для обоих Валениусов. Они удивленно смотрели на дочь, пока та говорила и так же удивленно посмотрели друг на друга, когда Мария умолкла.

                - Эрик, что ты об этом думаешь? – Практически впервые фру Элеонора не нашлась сама что ответить. – Разве в Сербии больше нет войны? Можно ли решиться Мадлен ехать туда?

                - Война окончилась, во всяком случае, в Сербии. Что-то происходит в Болгарии, но русские войска уже  контролируют все важные территории, - отозвался Эрик Валениус. – Я думаю, что сама поездка возможна, хотя и проблематична. И, конечно, родители Веселина имеют право знать…

                - Но Владко?! Ты что, Мадлен, хочешь взять его с собой? Такой маленький ребенок в такой долгой дороге!

                - Нет, мама! Я понимаю, что это было бы слишком тяжело, - во многих отношениях. Знаю, что это очень обременительные для тебя хлопоты, но я просила бы, чтобы ты позаботилась о мальчике. Я ни в коем случае не останусь в Сербии одна надолго. Как только выясню судьбу Дражичей, проведу от силы там пару дней, обговорю все вопросы и вернусь назад.

                Отец явно одобрял идею Марии.


                - Может быть, тебе действительно стоит попробовать, - задумчиво произнес он. – Даже не столько из экономических соображений, которые могли бы иметь место. Война, наверное, изрядно разорила родителей твоего мужа. Дело в том, что  Дражичам тоже, наверное, хотелось бы знать о судьбе их сына и его семьи. Ведь и нам здесь интересно узнать, что происходит у них там в Сербии. Я берусь выяснить, какие бумаги нужны для того, чтобы проехать в Сербию, и как скоро их можно раздобыть. Я думаю, у Мадлен все получится.

                Дочь согласно кивнула головой.

                - Спасибо, папочка! Но мама, ты сможешь позаботиться о маленьком Владко все это время? 

                - Ну, конечно, раз уж все решено и отец такого мнения. Странно, однако, то, что дети могут придумывать что угодно, разные приключения и трудности, но в любом случае  в первую очередь все эти трудности ложатся на плечи старой матери.

                Мария поникла головой. Эти претензии она слышала много раз и в разных формах. В душе она понимала, что мать во многом права, но что тут поделаешь, раз все так сложилось. Может быть, это когда-нибудь все кончится. Веселин получил десять лет каторги. Если Мария будет вынуждена прожить все эти долгие годы  в родительском доме, обузой для своих пожилых родителей, то в каком душевном состоянии она будет находиться к моменту освобождения мужа, если сам Веселин не пропадет на каторге? В Петербурге Марии случайно довелось побеседовать с человеком, который вернулся с сибирской каторги. Мужчина был в другом месте, не на салаирских рудниках, но условия там были, несомненно, такие же. Выслушав его рассказ, у Марии больше не оставалось иллюзий. Если кто-то остается в живых, и не повреждается рассудком в тех нечеловеческих условиях, то это значит, что это очень сильный человек. Был ли таковым Веселин, Мария не знала.


                *  *  *


                Эрику Валениусу понадобилось несколько недель для того, чтобы  без ущерба для домашнего хозяйственного бюджета собрать сумму необходимую для поездки Марии в Сербию.
                В начале ноября 1878 года Мария прибыла в Петербург, откуда, после радушного приема на ночлег у Вершининых, поезд унес ее в том же направлении, в котором несколько лет назад Мадлен Валениус ехала знакомиться со своими будущими родственниками.
В Белграде Мария начала выяснять в разных инстанциях судьбу семьи Дражич, пытаясь узнать, есть ли резон отправляться в Драговицу. Ведь может статься так, что ни Дражичей, ни Драговицы больше нет, после того, как там побывали турки. На хождение по инстанциям ушла пара дней. Должностные лица разводили горестно руками и отправляли Марию дальше.

                В конце концов, ей удалось только узнать, что Драговица не была сожжена, и Дражичей в Белграде, скорее всего,  нет. Был смысл продолжать путешествие.

                Дорога без Веселина была гораздо длиннее, ей пришлось заночевать в какой-то корчме. Хозяин, узнав, что молодая путешественница – невестка Дражичей, отвел ей для ночлега очень хорошую комнату, и не взял никакой платы. О судьбе же самих Дражичей он ничего не знал, давно не бывал в тех краях. Но, желая помочь гостье, хозяин расспросил посетителей и постояльцев о Дражичах и принес нерадостную весть.

                - В Драговице уже все не так. Старый господин умер, да и всякое там было. Но если вы все равно туда едете, так все узнаете на месте. Утром Янко, мой сын, отвезет вас. И не надо будет платить за дорогу. В молодости я был хорошо знаком с Воиславом, мы, как могли, боролись с турками. Если бы я знал, что он умер, я поехал бы на похороны. Так вот то, что я не беру с вас денег, это то малое, что я могу сделать для его памяти.

                Утром, действительно, во дворе корчмы уже ждал молодой парень с жалкой на вид лошаденкой, запряженной в убогую повозку.
                В дороге, сидя на ветру со снегом Мария начала замерзать. Янко, видя это, вынул из-под себя какую-то старую засаленную попону, и укрыл ею свою пассажирку. Марии стало немного теплее, хотя бы ветер не так мучил.
                Пейзажи были узнаваемы, но довольно скоро Мария уловила заметную разницу между тем, что было когда-то, и тем, что она видела сейчас. Нигде не было видно людей, и даже из труб неприхотливых жилищ не курился дымок. Как будто земля вымерла, и жизнь остановилась, угасла.
                Как и сказал корчмарь, Драговица была обитаема. Когда повозка, ведомая бедным животным, въехала во двор, в окнах было заметно движение гардин, и через несколько мгновений на крыльцо вышла женщина, которая глядела на приезжих тревожным,  недоверчивым взглядом. Мария спрыгнула с повозки, стащила за собой свой большой саквояж и сунула все-таки в руку Янко серебряный русский полтинник. После этого она повернулась к крыльцу.
                Кто эта женщина? В ее чертах угадывалось что-то знакомое – очень похожее на Мирославу, младшую сестру Веселина. Но сказать, что она изменилась, значило не сказать ничего. Мария помнила ее очень молодой девушкой, чьи косы были всегда заплетены и красиво уложены вокруг головы. Мария помнила, как Мирослава улыбалась всему, чему только можно было улыбнуться, и смеялась по любому поводу. Мария помнила задорные ямочки на щеках девушки. Стоящая перед ней женщина была необычайно худа, глаза потухли, частично убранные под платок волосы потускнели. Выражение лица Мирославы тоже было совершенно иным. Казалось, что улыбка и смех теперь редкие гости на лице, уголки рта опустились вниз и между бровей залегла глубокая морщина.
Две женщины внимательно вглядывались друг в друга, как будто не узнавая. Затем Мария решила первой нарушить эту неловкую тишину.

                - Мирослава… это ты, правда? – Спросила она по-французски с дрожью сомнения в голосе. – Столько времени прошло. Ты не узнаешь меня?

                - Конечно, конечно, узнаю. Мадлен, да? Ты жена Веселина? Да, времени прошло немало. Проходи скорее внутрь, пожалуйста.

                Она подождала, пока Мария поднимется на крыльцо, и бросилась к ней в объятия. Оказалось, что ее французский язык не так плох, как казалось Марии в ее первый приезд в Драговицу.

                - Как хорошо, что ты приехала! Наконец-то мы что-нибудь узнаем и о Веселине.

                Она провела Марию в знакомый зал.

                - Мы отапливаем только часть дома. Пойдем к маме. Пальто оставь здесь, да и саквояж тоже.

                Мирослава открыла дверь маленькой спальни в углу холла.

                - Вот здесь будешь спать. Здесь тепло. А верхние комнаты мы вообще не отапливаем. Мы все сейчас живет только на первом этаже. Видишь, здесь многое изменилось. Пойдем к маме.

                Женщины вышли из комнатки, и Мирослава открыла другую дверь. Перед Марией появилось седое существо, которое сидело в кресле посреди комнаты, завернувшись в большой плед.
Могла ли это быть сильная и жизнерадостная Мила Дражич? Это была она, хотя Мария отказывалась верить своим глазам, настолько изменилась ее свекровь.

                - Кто там пришел, Мирослава? Кому мы еще понадобились. Пусть идут своей дорогой, у нас ничего нет.

                Госпожа Мила не поворачивала головы. Она смотрела на языки пламени в камине и говорила тихим монотонным, надтреснутым голосом, совсем не похожим на голос деловитой, все успевавшей хозяйки Драговицы.

                - У нас неожиданный, но милый гость, мама! Ты помнишь Мадлен, жену Веселина? Она приехала навестить нас!

                Тут старушка повернулась, чтобы взглянуть на гостью.

                - Неужели Мадлен? Не больно то она спешила к нам, надо сказать. Почему Веселин не приехал? Или он ждет во дворе? Что, не решается войти? Да, уж, отец сказал бы ему…

                - Перестань, мама! Мадлен приехала одна. Присаживайся сюда, Мадлен. Я сейчас что-нибудь приготовлю на ужин. Да, да, садись вот сюда, напротив мамы, вы сможете поговорить, пока я там суечусь.

                - Но Владко! Мирослава, нам нужно подождать твоего брата, он скоро придет. Он что, на конюшне?

                Мадлен с удивлением посмотрела на госпожу Милу и обратилась к Мирославе:

                - Может быть, я помогу тебе?

                Ей очень не хотелось оставаться со старой госпожой один на один.

                - Как хочешь. Пойдем на кухню. О своих делах расскажешь, когда вернется Васил.

                Мария решила пока не спрашивать, кто такой Васил и молодые женщины вышли из комнаты.
                Просторная кухня была такой же чистой и опрятной, как и несколько лет назад. Большая плита на своем месте и медная посуда на полках. От отсутствия прислуги казалось, что места в кухне стало больше.

                - Как видишь, я управляюсь здесь теперь сама. Иногда мне помогает Марсела. Сестра Васила. Сейчас Марсела в хлеву, одна из коров скоро должна отелиться. Коней мы больше не держим, за ними некому ухаживать. Васил и Марсела хорошо справляются с коровами.

                - Кто этот Васил? – наконец поинтересовалась Мария.

                - Это мой муж. Мы обвенчались в Белграде, два года назад. Васил – болгарин. Он с сестрой тоже спасался от турок. Сейчас в Болгарии война, русская армия воюет с турками. Веселин, наверное, там? Он так хотел воевать против турок, если придется, так он говорил.

                Не готовая к разговору о своем муже, Мария переменила тему:

                - Корчмарь, сын которого меня сюда привез, сказал, что господин Воислав умер. Как это случилось?

                - Когда мы смогли вернуться в Драговицу, то узнали от соседей, что турки отрубили головы Владко и Милице. Отец сперва обезумел от горя, а затем просто тихо умер. Мать тоже повредилась рассудком, она не верит, что Владко нет в живых, она думает, что он либо в поле, либо на конюшне.

                - Чем вы сейчас живете? – Спросила Мария.

                - По возвращении из Белграда у нас оставались кое-какие средства, но заниматься конями уже было некому. А Васил вырос с коровами, он простой человек, но очень хороший. Мне не стыдно, что я, дворянка, вышла замуж за простого крестьянина. Он хороший хозяин, и очень добрый человек. В Болгарии турки убили его родителей, брата и мужа сестры. Он порывался поехать в Болгарию, воевать, но что тогда будет с нами? Мы отговорили его. Тем более, что у Марселы двое детей.

                За разговором Мирослава разожгла огонь и поставила на плиту кастрюлю с водой. Глядя, как быстро и хорошо ее золовка управляется с овощами для супа, Мария замешкалась, в чем же она может помочь.

                - Порежь аккуратно сыр и ветчину. Только не режь много, у нас мало этого добра нынче.

                Последнюю фразу Мирослава произнесла, чуть понизив голос и немного смутившись. 
                Суп вскоре весело булькал на плите.

                - Так это сын корчмаря из Баницы привез тебя на повозке? – Спросила Мирослава, помешивая в кастрюле.

                - Да, только я не знаю, как называется то село, до которого меня довез платный экипаж из Белграда. Мне пришлось там заночевать. Корчмарь говорил, что он знал твоего отца, господина Воислава.

                - Да, да, это старый Главич. Я почти не знаю его, они были знакомы с отцом. Отец всех знал далеко в округе, и на похоронах было много людей. Правда самого Главича я на похоронах не видела.

                Мирослава умолкла, некоторое время мешала суп, затем, заправив его мукой и насыпав зелени, обратилась к Марии:

                - Мадлен, отнеси, пожалуйста, суп в комнату к маме. Я скажу Василу, чтобы он взял вина и шел с Марселой ужинать. Ступай, я приду скоро, и сама принесу все остальное.


                Старая хозяйка Драговицы сидела на своем месте не шевелясь. Казалось, она ни разу не пошевелилась за время отсутствия в комнате Марии. Когда Мария вошла в комнату, госпожа Мила повернула голову и спросила:

                - Ты позвала Владко? Он на конюшне? Почему он не идет?

                - Я не была на конюшне, мадам Дражич. Мирослава пошла звать Васила и Марселу.

                - Да, Васила… я почти не хожу, очень болят суставы. Но никому нет до этого дела.

                Старая женщина больше ни о чем не спрашивала Марию, а только продолжала что-то бормотать про себя.
Мария поставила суповницу на стол и присела на стул, стоявший чуть поодаль от стола. Жизнь в Драговице нельзя было назвать хорошей, да еще она, Мария, свалилась на их голову, лишней обузой, да еще с такими рассказами об их сыне и брате.

                Мирослава вскоре вернулась с мужем и золовкой. Марсела, черноволосая болгарка с грустными черными глазами, быстро поприветствовала гостью, и исчезла, сказав по-сербски, что ей после хлева надо привести себя в порядок.
Васил и два вихрастых светловолосых паренька, сняли шапки, поклонились Марии, как хозяйке и тоже отправились мыться, поставив на стол кувшин вина.

                Через какое-то время все собрались за столом. Мирослава принесла тарелки, бокалы, сыр и ветчину. Мария украдкой рассматривала Васила с чисто женским любопытством. Болгарин казался много старше своих лет, с черными, как смоль волосами, смуглой кожей и густой щетиной на щеках. Мохнатые, не стриженые усы свешивались над верхней губой, закрывая ее.
Сестра Васила, хоть и была заметно младше, была очень похожа на брата, из чего Мария сделала вывод, что убитый шурин Васила был светловолосым мужчиной. После молитвы, прочитанной Василом, мальчики очень быстро поели, схватили еще по куску хлеба и, поблагодарив взрослых, убежали из-за стола. Взрослые взяли бокалы вина и хлеб. Мирослава поблагодарила Марию, за то, что та навестила их в их таком не столь радостном жилище. Затем все приступили к еде. Горячий суп, это было то, что нужно, после долгой поездки в такую погоду на открытой повозке.
Никто ни о чем не спрашивал Марию, все ели молча, но она поняла, что от не ждут рассказа о Веселине. Она чувствовала. Что здесь, в семье ее мужа, его считают в чем-то виноватым. Она хотела объяснить все, оправдать его, рассказать о том, что ему сейчас очень плохо.
Мирослава слушала ее внимательно и молча. Старая Мила Дражич иногда жестами показывала, что она не может следить за ходом рассказа. Васил, не знающий ни слова по-французски, сидел молча, с интересом разглядывая свою внезапную новую родственницу. Когда Мария закончила, Мирослава вполголоса быстро перевела Василу и Марселе всю эту грустную историю.

                - Ну вот, теперь вы с госпожой Милой знаете о судьбе Веселина столько же, сколько и я. Сейчас он в ужасных условиях на Салаирских рудниках, и у меня нет с ним никакой связи. В любом случае, даже если, по-вашему, он в чем-нибудь виноват перед семьей, как-то косвенно, в том, что его брат с женой погиб, то он сделал все что мог, чтобы спасти их. Он отмстил за них, убив не только их убийцу, но еще много других турок. Из-за того, что он пытался спасти своего брата, он сам попал на каторгу. Так все вышло, хотя он ни в чем не виноват.

                - Мы все страдали от турок, - тихо произнесла Мирослава. – Погиб Владко, погибла Милица, умер отец. У Марселы убили мужа, у них с Василом – родителей. Сами они с мальчиками чудом спаслись. Не сердись на нас, если тебе показалось, что мы не очень радостно тебя встречаем. У нас пока нет сил для радости. И появятся ли они, кроме Бога, никто не знает. Мы благодарны тебе за то, что ты добралась до нас и рассказала нам о судьбе Веселина и о том, что на свете есть маленький Владко. Если бы ты привезла его показать нам, вот это была бы радость! Но мы понимаем, что это слишком хлопотное дело, путешествовать с таким маленьким ребенком.

                Марсела тоже, как и ее брат,  с интересом рассматривала гостью. Она тоже, естественно, не понимала по-французски, но ее полностью удовлетворил перевод Мирославы.

                - Мы сейчас довольно бедны, продолжала Мирослава. – Все, что в доме было ценного, забрали турки. Хорошо, хоть усадьбу не сожгли, у нас есть хотя бы крыша над головой. У нас есть небольшое хозяйство, мы работаем, не покладая рук, но если весной мы не наймем батраков, то мы не справимся с кормами, да и огород, и небольшое поле, все это надо обрабатывать. Минувшее лето кое-как перебились. Но заплатив батракам, у нас почти ничего не осталось. Если не удастся за зиму хорошо продавать молоко и свинину, то на следующее лето можно будет на все махнуть рукой. А крестьяне не охотно идут в батраки.

                - Война задела всех, так или иначе, - задумчиво произнесла Мария. – У людей свои хозяйства тоже в разорении. Я ехала и видела, что людей вообще мало в деревнях.

                - Люди подаются в города, надеются там заработать. Я не понимаю, ведь лучший способ заработать в городе, это продавать там продукты. Ведь в городе то они не растут. Да и какой из крестьянина рабочий? Этому надо учиться. Каждый должен делать свое дело. Да я заболтала тебя нашими заботами. Давайте выпьем.

                Мирослава подняла бокал, и все последовали ее примеру.

                - Мне очень жаль, что мама не в себе, и не может от души радоваться редким счастливым минутам, а я вот что скажу тебе, Мадлен. Я очень рада и тебе и вестям о том, что Веселин жив. Если будет хоть малейшая возможность передать ему весточку, то передай ему, что у него есть сестра, которая любит его, молится за него и желает ему силы и мужества.




                Продолжение следует