Глава 4. Безумная беготня

Михаил Журавлев
Глава 4. Безумная беготня или "Все решится на закате".

Вода скользит в стремительном сабельном ударе, дышит, горит бриллиантовыми бликами. Всунешь ладонь – обожжет холодом. Ведь и говорят, будто Смородина – река огненная.

Недалеко от камыша, которым густо порос берег, на плоском торчащем из земли камне сидел косматый коротышка и глухо чертыхался. В его покрывающей грудь русой бороде застряли обрывки листьев, веточки, репья и прочий сор. Грубо сшитая одежда была запачкана травой и пылью. Насупившись густыми бровями карлик одной рукой приглаживал волосы, а второй потирал обширное брюшко.

– Хотел ведь водички попить. Только и всего. Всего лишь попить водички. Что за существа, эти поверхностные… Встретят кого-нибудь, кто меньше их ростом, и сразу норовят в морду дать… или по печени… и все с копытами ведь…

В этот миг из-за деревьев появился Тарасий и удивленно воззрился на бородатого лилипута. Тот тоже заметил сатира, поглядел хмурясь на его козлиные ноги с копытцами и спросил:

– Опять бить станете?

Мальчик только покачал головой.

– Ну, сейчас, может, и не станете. А потом набегут отовсюду дружки… тоже с копытами. Известное дело. Все вы такие, поверхностные.

– Не такой уж я и поверхностный… – промямлил оскорбленный Тарасий.

– А что, неужто земляк? Из подземелья?

– Э-э-э-э… нет…

– Так я и говорю – поверхностный. Известное дело. У нас в Подгорном с копытами не ходят… Там бы я сам любому бока намял, кто с копытами.

– Из какого еще Подгорного? Кто ты вообще такой, и чем тебе мои копыта пришлись не по душе? – сатир злясь подошел к камню, который оседлал маленький толстячок.

– У нашего племени имен много. В одних местах люди называли нас коблинаями, в других – кобольдами. А еще было такое имя – стуканцы. Но в стародавние времена снежные боги, асы, нарекли нас цвергами. "...из крови Бримира, из кости Блаина; был Мотсогнир сделан и назван первым в народе цвергов, вторым был Дурин, по слову Дурина и прочих цвергов человекоподобных вылепили из глины..." ("Старшая Эдда", перевод В. Тихомирова), – довольный карлик поднял назидательно палец. Видно было, что эти слова приносят ему удовольствие.

– Гномы! Ну, конечно, гномы живут под землей. А ты мне про каких-то богов… Погоди, а не ты ли оставил открытой дверцу в скале? Там еще ступеньки куда-то в темноту вглубь уходят…

– Гномы… Выдумали тоже кличку… – пробубнил раздосадованный коротышка и отвернулся, обиженно выпятив нижнюю губу. Тут Тарасий и сообразил, что видел уже этого гнома: сначала рядом с гиппогрифом, а потом с единорогами. Сатиру стало жалко его:

– Так это ваша дверца в скале, уважаемый цверг?

Бородач с удивлением посмотрел на него:

– Ну, положим, моя дверца, что с того? Признаться, я смутно помню, как открывал ее. Припоминаю только, что гнался за одним негодяем…

– Наверное, негодяй был с копытами?

– Да нет… Тот с метлой… Ох, и повезло же ему, что мы с ним так и не повстречались, а то б я ему… безжалостно… беспощадно… Уж в этот раз дотянулся бы, никто б не удержал… Известное дело… Между прочим, не подскажешь, юный козлик, в какой стороне отсюда та дверца?

– Я не козлик, я сатир.

– Не обижайся. Мне же наплевать, что сатир, что козел – один пень. Известное дело.

– Да я тебя!.. – Тарасий замахнулся кулачком. Гном отодвинулся подальше и сполз с камня.

– Я ж говорю, не обижайся, – протянул он, осторожно выглядывая из-за валуна.

– Дверь далеко отсюда. На той стороне реки, – буркнул сатир, разжав кулак.

– А как же через нее перебраться? – снова потянул расстроенный гном.

– Ждать следующего гиппогрифа, – отрезал Тарасий.

* * *
…Он вдруг понял, что ощущает на себе чей-то осторожный взгляд. И повернул голову в сторону реки. Карлик что-то бормотал над ухом, но прервался, заметив, как изменилось лицо собеседника. Поглядел в том же направлении. Невдалеке стояла босая девочка семи лет с русыми кудрявыми волосами, в белой мокрой сорочке без пояса. Стояла и смотрела на них, выпучив от ужаса большие темные глаза. Бескровные синие губы ее дрожали.

Это перекрещивание взоров длилось лишь несколько секунд, а потом девчонка сиганула с места в камыш.

– Кто… это был? – едва выговорил коротышка.

– Мавка. Утопленница, – ответил мальчишка и пошел прочь.

* * *
Все утро Бакулария рвала и метала молнии. Малыши брауни носились по хижине с лоханью воды на руках и едва поспевали тушить занимающуюся пламенем утварь. Черный котяра Астарот с вздыбленной шерстью, круглыми глазами и подпаленным хвостом сидел на крыше в компании деревянных демонов-оберегов. Снизу долго слышалась брань старой ведьмы, лишь ближе к полудню все стихло.

«И ведь почуяла что-то, ведь даже охранные заклятья оставила… Выпили всю бочку! Это кто ж на такое способен, у кого страха нет?! Но ничего, я его мигом выищу – хоть одно-то заклятье уж сработало. Да что там, все должны были сработать!.. Я ж не малолетняя какая девка-ворожея!.. Только ведь все равно… Выпили всю бочку! Бочку заговоренного пива! Пива для дона Водяного! Что ж мне теперь ему-то говорить… Не срамиться же в самом деле… Но идти к нему надо. А воры уж узнают, что такое… настоящая вендетта».

С сиими мыслями хмурая колдунья вновь натянула шляпу, отворила дверь и заковыляла в сторону Чародейственного Пруда. Некоторое время над безжизненной прогалиной вокруг каменной хижины висела тишина, а потом на крыше тоскливо заныл глубоко оскорбленный кот.

* * *
Сатирчик шел вдоль берега. За камышом слышался голос струящейся воды, сзади доносилось брюзжание гнома. Появление мавки напугало его, он не хотел оставаться один и поэтому трусил следом:

– Как же голова болит… И сухость во рту… Да и вид у меня совершенно не подобающий титулу…

– Какому еще титулу?

– Как же? Я разве не представился? Перед тобой, между прочим, Император Кентстантин, владыка всего Подгорного царства!
Тарасий обернулся, поначалу смерив гнома недоверчивым взглядом. Тот важно надул губы и задрал нос картошкой к небу. Словом, принял вполне царственный вид. Тарасий хотел было спросить, отчего Император правит царством, а не империей, но в этот миг карлик бросил взор за плечо сатира и замер, состроив гримасу ужаса. Мальчик оглянулся и увидел незабвенную утопленницу-семилетку, которая все смотрела на гнома и тоже корчила бледное синюшное лицо гримасой ужаса. Вновь скрестились взгляды, мавка с тонкоголосым вскриком прыгнула в воду и исчезла в бойком течении.

– Чего ей надо?.. И почему она всегда появляется из-за спины? Что за дурные манеры…

Сатирчик молча двинулся к тому месту, где мгновение назад стояла девочка. У берега что-то темнело, будто бревно, блестящее от воды… Но нет, вон же плещется широкий рыбий хвост… и длинные усы… Это же сом! Огромный черный сом, чертов конь! Тарасий усмехнулся и даже хлопнул в ладоши. Гномий царь внимательно с заронившимся подозрением оглядел его и спросил:

– Мы ведь не поплывем на этом чудище, правда?

* * *
Сатир долго вертелся на берегу, бегал из стороны в сторону, всё примеривался, гадал прежде, чем просто разбежался и сиганул в реку. Вода ошпарила льдом, рванула течением… но рука уже ухватилась крепко-накрепко за длинный сомовий ус. Отплевываясь, с круглыми глазами, Тарасий забрался на скользкое тело рыбины и крикнул гному: «Давай и ты!». Тот хоть и готов был уже пасть без чувств, собрал, видать, весь свой страх (а более собирать было и нечего) в кулак и прыгнул следом. Да только сом почуяв на своей спине первого еще седока решил взбрыкнуть… По-свойски, по-рыбьи… И ушел под воду. Сатирчик было заорал, но мгновение и крик его стих, и сам он исчез. Видел ли все это владыка подгорного царства, пролетая над водицей будто птица?.. Незнаемо. Сам он об этих ужасающих событиях никому и никогда после так и не поведал. По крайней мере, правды.

Вода застила глаза, наполнила рот, залив крик. Круглое тело карлика бухнулось в воду в сонме брызг и пузырей, гном заметался, пытаясь загребать руками, толкать ногами, но почувствовал только, что идет ко дну. Он оглох и ничего не видел, не мог дышать. Он вспомнил свою маму… А потом вдруг оказалось, что, если открыть глаза, то увидишь горбатую сомовью спину, покрытую прозрачной слизью, и слизь эта блистает на солнце… Сделав это открытие (то бишь открытие глаз) Император поначалу возликовал, но тотчас закашлялся, отплевывая речную воду. Его крепко придерживал продрогший сатир, сам обвязавшийся сомовьими усами. Рыбина меж тем плыла к противоположному берегу.

* * *
– Когда об этом узнает мой народ, они… вознегодуют… известное дело! Так обращаться с императорской особой!.. Я пошлю сюда армию, закованную в мифрильные доспехи! В руках у них будут факела и секиры! Они выжгут здесь все и высушат эту проклятую реку!.. Известное дело… Они обрушатся хирдом, сомнут всех железной свиньей…

Сатир взобрался на кочку, что была повыше, и грелся в солнечных лучиках. Признаться, ему порядком поднадоело хриплое ворчание, доносящееся из зарослей камыша, в коих и пребывало само императорское величество, покуда одежда величества подсыхала. Тарасий думал о пугливой мавке. Ясно было, что она хотела им помочь, хоть и боялась заговорить. И чертов конь, ждущий седока, – ее рук дело.
– И никого не останется на поверхности. Одни только мы, чистокровные гномы. Всяких карликов-полукровок мы, известное дело, тоже выгоним, давно пора. Ты не представляешь, сколько в Подгорном царстве приезжих! Знаешь, как трудно устроиться коренному цвергу на работу?!..

«Госпожа Лемезиндов сказала, что мне нужно искать защиты… защитника… Джека. А, может, она и не его имела в виду, хотя кого еще? Впрочем, она же дала понять, что Джек не тот, за кого себя выдает. Как отличить ирландца от британца, того, кто живет в графстве Клэр, от того, кто родом из графства Корнуолл, если не был ни там, ни сям? Если Томми, мальчик-с-пальчик, протрезвел и проспался, то, может, он объяснит свои вчерашние слова… И тогда станет ясно, можно ли доверять Догерти, он ли и есть мой защитник или, наоборот, стоит держаться от него подальше. Ах! Как же он сможет защитить меня, этот пьяница-рыбак?! А если незнакомец-в-черном это он, то зачем, скажите на милость, он отослал меня к Госпоже Лемезиндов? Нет, он не может быть незнакомцем-в-черном… Джек такой добрый, зачем ему гнаться за мной? От всех этих загадок голова идет кругом!», – сатир сморщился, зайдя своими мыслями в тупик. Кажется, ничего не оставалось, кроме того, чтобы следовать ранее принятому решению – искать Джека. Правда ли ничего?..

– …тогда я в честь совершенных побед приму от своего народа новый сан. Меня станут именовать Ангелом Смерти! Почему? Просто мне так нравится. А что? Звучит? Известное дело, звучит. И еще как! Хотя, возможно, я еще передумаю насчет имени. Видишь ли, у меня есть варианты. Хочешь послушать? Первый вариант ты уже слышал. Второй…

Тарасий встал в полный рост и спрыгнул с кочки, направившись сквозь камыш в ту сторону, откуда и пришел сюда, чтобы встретиться с гиппогрифом, гномом, Лемезиндами и их Госпожой. Коротышка-Император замолк и прислушался к удаляющемуся тревожному шепоту расступающегося камыша.

– Эй! Ты куда?! – закричал он вслед.

– У меня есть дело. Мне нужно идти. Я ведь показал тебе, в какой стороне твоя дверца, – донеслось уже издалека.

– Да, но… Ты так помог мне!.. Скажи, нам по пути? – гномик сдергивал развешенную сырую одежу.

– В общем-то да…

– Ты оказал помощь Императору, и Император должен помочь тебе! Я сопровожу тебя до того места, где наши тропы разойдутся! Я буду охранять тебя! Это страшный опасный мир! Я должен! Известное дело, не будь я Император!..

Мальчишка-сатир вздохнул. Приближался голос новоиспеченного защитника.

* * *
Лохматая костлявая, но широкая в кости, ведьма косолапила в малахитовой лиственной тени. Мрачный взгляд из-под кустистых седых бровей обращен был строго вперед, из ноздрей с шумом вырывался воздух, морщинистые губы беспрестанно бормотали что-то злобное и бессвязное… Красная волосатая бородавка на горбатом носу вызывающе вспучилась.

Незачем и говорить, что мелкая лесная нечисть, учуяв ее настроение, поспешила убраться прочь с дороги колдуньи Бакуларии.
А впереди уже блестела стеклянная поверхность Чародейственного пруда, сновали какие-то торопкие тени промеж деревьев, доносился звон голосов. Растерянная ведьма вышла к берегу и тут уж просто остолбенела. Вместо всегдашнего царственного спокойствия на пруду царило непривычное оживление. По берегу в суматохе носились нагие простоволосые русалки и никсы в платьях. Келпи, нинниры, нэки паслись рядышком, будто обыкновенные кони. В стороне кучкой сидели подводные чудовища и вполголоса переговаривались. Большой гладкокожий пожиратель людей, баньип, время от времени нервно рычал, подозрительно поглядывая по сторонам. Фалярон хмуро почесывал широкую волосатую грудь и хлопал оземь рыбьим хвостом. Над всеми возвышался огромный черный змей, Найтака. Похоже, соображали на троих.

А посреди пруда над самой водой висел в воздухе Водяной. Он судорожно дрыгал полными короткими ногами с белой кожей, делал неприличные жесты руками, размахивал зеленой водорослевой бородой, корчил рожи и громко отрывисто сквернословил. Короче, колдовал.

Бакулария прислушалась к словам заклинания, подивившись размахом ворожбы. К могутным Силам взывал Водяной, и самой страшной среди них была не раз упоминаемая в заклятье Кузькина мать. «Чего это старик задумал, зачем из родной водицы выбрался?», – недоумевала ведунья. Меж тем Воденик выудил из-под бороды, укрывающей большое круглое пузо, деревянный гребень и принялся расчесывать свои длинные до пят спутанные волосы. Русалки на берегу тотчас уселись и тоже стали со всем старанием расчесываться. Волосья с гребней падали в воду и начинали плавать на поверхности будто тонкие-тонкие змейки. Водяной дедушка материл кого-то незримого на чем свет стоит и с нечленораздельными вскриками выдирал из башки клочья. Волосцы быстро кружились, извивались, сплетались в сложные узоры, магические символы и непристойные знаки… Над Чародейственным прудом радужно заискрилось волшебство…

И в апогее всеобщего напряжения Водыльник выкрикнул короткое междометие, перевернулся в воздухе, блеснув белоснежными ляжками, и бухнулся в копань, взорвавшийся фонтанами брызг. Все вскочили  с мест с перепуганными лицами.
Старуха-ведьма почуяла, как мгновенно рассеялась вся магия. Ни один волосень уже не плавал в волнующейся воде. «Что-то тут нечисто», – решила Бакулария. И была права. Нечистым здесь в том или ином смысле было все. Нечистая сила в нечистом пруду. Только вот пруд-то как раз всегда был кристально чист. Это сейчас у водицы в нем появился нехороший желтоватый оттенок и (колдунья принюхалась) прескверный амбре полного ночного горшка.

С омерзением отплевываясь на берег вылез разгневанный Водяной:

– Что ж такое-то, твою через телегу?! Ведовство-то, так и сяк тебя в дышло, не работает! Такое заклятье сотворил – как об стенку горох! Как вонял пруд, так и воняет!

Набежала вся русалочья ватага – успокаивать своего набольшего. Но тот не унимался:

– Ох, посрамили меня, девоньки!.. Ох, оскорбили меня, доченьки!.. Да нешто сатиру малому такое-то под силу?!

– Он это!.. Видели мы его!.. Все мы его видели, охальника!.. Он ить ни единого слова в оправдание сказать не сумел со страху, что застукали его!.. – понеслось отовсюду.

– Да как жеш он такой маленький и так, Воден-царь его побери, много… Да как жеш излияния-то свои он, хвостом его в прорубь, заговорить-то сумел?!

– Знать, ворожбе шибко обучен, не гляди, что малец!.. Самому тебе за ним идти надо, зря двоих только послал!.. Иди, батюшка, и мы всем миром за тобой пойдем!.. Нешто забоишься?!..

Тут Водяной замолк с мятущимся взглядом и заметил невдалеке топчущуюся бабушку:

– Бакулария! Ты-то здесь почто?

Старушка, уже было пятившаяся к лесу, вздрогнула от неожиданного оклика. «Вот уж точно не время теперь со своей бедой к Водяному лезть. Про пиво он, может, и сам позабыл, а сейчас напомнишь – обозлится и злость всю разом выместит на бедной лесной колдунье. А жить еще так хочется… Да и какие мои годы…».

– Здравствуйте, дон Водяной. Как ваше здоровье, сеньор? Сеньоры? Сеньориты? Мимо я, стало быть, проходила. Послеобеденная прогулка, знаете ли… Мимо, ага… Засим, стало быть, и откланяюсь.

Никто бы и представить не смог, что старая карга может так бегать.

Впрочем, признаться, автор не присутствовал при описываемом событии, но очевидцы, гостившие у него однажды, рассказывали за чашкой чая, будто ведьма, извинительно улыбаясь, с ужасом в глазах, прыгнула шагов на семь в сторону леса спиной вперед, а потом, развернувшись, дала такого стрекоча, что коленками задевала поля своей шляпы. Что ж, остается лишь поверить им на слово, ведь это весьма уважаемые во многих мирах господа.

* * *
– Нет, ну никак невозможно вам, досточтимый сатир, путешествовать по сим опасным местам в одиночестве. Здесь же все как безумные! Того и гляди, поддадут копытом в бок… Защита вам нужна, известное дело. А кто лучше гнома знает, что такое защита! Помню, был молодой, так в бой аж с двумя щитами выходил! Да, враг, значит, бьется, бьется, стучит, стучит, а ты, стало быть, знай себе чаи с коржиками гоняй за щитами-то… Хотя лучше кружечку-другую пива пропустить, известное дело… Ну а уж, когда супротивник измается весь, тут его можно осторожненько из-за щита и кольнуть… Дьявольски хитрая тактика, известное дело! Недаром в лета боевой юности почитали меня за первейшего воина, прозывая почтительно профессором Зло…

– А правду говорят, будто у вас, гномов, женщин нет? – вдруг перебил хвастуна Тарасий. Цверг насупился, покраснел, буркнул после долгого молчания:

– Есть они, просто их никто не видел.

* * *
И вновь они скрылись от солнца под сенью Ватервалда, волшебного Отца-леса. Резвые ноги сатира все норовили перейти на бег, и ему приходилось их сдерживать всякий раз, когда позади слышались жалобные вскрики. Впрочем, жаловался бородатый карлик по большей части не на скорость их путешествия, а на собственный голод и, вернее сказать, на жажду. При чем, как оказалось, утолять последнюю великим воителям престало лишь доброй кружкой хмельного пенного напитка. Прочую жидкость нутро ратоборцев принимало с трудом и нехотя, а то и вовсе – не принимало. «По крайней мере, с этим чудаком из подземелий мне никто не страшен. Император, знатный воин… Может, он и есть обещанный Госпожой Лемезиндов заступник? Он-то и поможет мне поговорить с Джеком начистоту».

Сатиру и впрямь предстоял серьезный разговор, но пока он даже вообразить себе не мог – о чем в действительности пойдет речь. И насколько все это окажется важным для него и его друзей.

* * *
Все дальше вглубь… Не смотря ни на что все быстрее… Тарасий уже было совсем уверился, что они сумеют добраться до памятной поляны без дополнительных приключений, но человек со зловеще нависшими над клавиатурой скрюченными пальцами полагал иначе.

* * *
Вот только что впереди стояла беспросветная стена лесной чащи… А потом вдруг из нее вынырнули две знакомые гротескные фигуры: обезьяна-собака и чертенок-утка. И непонятно было, кто из них всех более удивлен нечаянной этой встрече. Замерли. Глаза Анчутика полезли на лоб, Тарасий побледнел и поджал губы, Агуицотль, весь в пене, часто дыша высунул синий язык, гном громко икнул.

– Сатир, ты не видел ли здесь сатира?.. – прорычал неуверенно Агуицотль, как будто заранее понимая глупость своих слов.

– Балбес, это же и есть тот самый сатир… – пробормотал Анчут.

– Уважаемый цверг, не могли бы вы… – Тарасий зашептал, не отрывая взгляда от настигших его преследователей. Он хотел попросить помощи у невысокого воителя, хотел попросить раскидать этих двух чудищ, ведь это не составило бы ему труда. Что это был бы за бой?! В пору продавать билеты, раздавать свистки и прохладительные напитки, повесить на дерево объявление «No smoking», пустить вокруг ринга нимфу в бикини с табличкой номера раунда, и пусть именитый рефери провозгласит, что бооой междуууу Ииимпераааатооороом аааацтекооов и Импееееерааааатооооором Пооооодгорноооого цааарства ооообъявляется ооооткрытым! Но просить гнома не пришлось.
Оглушительный режущий слух боевой клич низкорослого витязя заставил всех вздрогнуть, а кровь в жилах – превратиться в лед. С диким визгом, зажмурившись, покраснев, карлик бросился в атаку. И мальчуган-сатир отвернулся, он вдруг понял, что у гнома нет при себе ни его излюбленных щитов, ни какого-либо оружия… То есть неприятелей он будет разрывать на части голыми руками! Смотреть на это сатиру вовсе не хотелось, ведь, не забывайте, он был совсем еще маленький… Вопль берсерка звенящей нотой повис в воздухе, послышался хруст ветвей, топот, удаляющийся лай Агуицотля. Тарасий обернулся, но грозных противников рядом уже не было. Напротив только сидел, прикрыв глаза утиными крыльями, водяной бесенок Анчутка. Сатирчик кашлянул, и оглушенный черт поглядел на него:

– Чего это было-то?..

Ответить Тарасий не успел. Непрекращающийся визг вновь приблизился, и из зарослей на Анчута налетел, вслепую размахивая кулаками, воинственный коротышка. Бес вспорхнул вверх, увертываясь от ударов, и как будто сумел уже обезопасить себя… Но тут следом за Кентстантином из кустов вырвался ополоумевший обезьяна-пес и столкнулся мордой с союзником. Чертенок куда-то упал, а Агуицотль ничего вроде и не заметив помчался прямо на сатира. Пришлось и тому дать деру.

…Ветки кустов отвешивают хлесткие оплеухи, совсем рядом щелкают когти страшной обезьяньей лапы, рычание за спиной… Копыта стучат по земле, лапы стучат по земле, широкие сапожки стучат по земле… Впереди из травы вдруг взмывает кроха-бес, с видимым усилием удерживая в утиных лапках увесистую каменюку… Только камень выскальзывает из лапок раньше времени, падает прямо перед носом мальчишки, почему-то упруго отскакивает от земли и вновь сшибает Анчутика в траву… Где-то карлик с воем раз за разом бросается лбом на дерево… Сатирчик с круглыми блюдцами глаз скачет, прыгает то влево, то вправо… Анчутка пытается подстеречь его, внезапно вылетая из-за дерева со здоровой дубиной… Широкий размах, сатир пригибается, почти ложится… Дубина щепками разлетается в стороны от перекошенной физиономии Агуицотля… Частое дыхание, бешенный пульс… И в апофеозе… Впереди машет крылышками водяной чертенок, бегущая вонючая туша обезьяны-пса тоже впереди. «Почему я вижу их спины?». Тарасий уже сбрасывает скорость, но позади-то бежит красный встрепанный гном – кулаки так и мелькают в воздухе, глаза зажмурены, рот не закрывается ни на миг. Бежит, ничего не видит, ничего не слышит…

Безумный цирк закончился внезапно. Тарасий даже не заметил, не понял, как.

* * *
Просто вдруг оказалось, что он лежит на траве и ветках, забившись вглубь какого-то куста, стараясь отдышаться. Анчутика и Агуицотля поблизости не видно. Подгорного Императора тоже. Впрочем, чтоб знать, что тот рядом, не обязательно было его видеть. Ибо его все еще было слышно.

Невдалеке «кто-то» тонко сипел сорванным голосом.

Тарасий медленно выполз из своего укрытия и оглянулся по сторонам. Источник звука висел на нижний ветке ближайшей лиственницы. Ветка зацепила Кентстантина за воротник, но тот по-видимому этого не разумел, суча короткими ногами над самой землей. Глаза его все так же были плотно закрыты, руки вяло поднимались и опускались, разгоняя воздух редкими взмахами. Подземный ратоборец словно спал и в том сне плавал. Держась на безопасном расстоянии сатир нагнул удерживающую коротышку ветвь, и тот осел на землю.

– Все, делайте со мной, что хотите, – прохрипел гномик, опустив усталые руки, и открыл глаза. Дабы узреть восхищение на лице маленького сатира.

– Как вы их… Прямо жуть…

– Как я их? – изумился гном, украдкой осматриваясь. – Как я их… Да уж… Как я-то… Я их-то… Как я их. Я. Их.

Просияв Подгорный Император вскочил:

– Как я их! Как! Я! Их! Ха! Ага! Как я их! Известное дело! Как я их, ага!

– Неужто все из вашего племени так умеют? Я-то и не знал! Надо будет всем рассказать! Пусть слава о вас на земле растет и крепнет…

– Слава? – цверг неожиданно задумался. – Гм… Не надо славы. Нет, не надо. Боевая техника эта секретная, основана на принципе психологической атаки, разработана в оборонных наших институтах, преподается воинами-монахами… Приказ верховного командования – живых свидетелей не оставлять. За разглашение – в лагеря на рудники. Прости меня, мама, я буду ждать твоей малявы…

Пропев последнее предложение он замолк, выжидательно глядя на Тарасия.

– Верховного командования?.. – пролепетал сатирчик.

– Ну да… Меня то бишь, – подумав ответил гном.

– А меня, значит…

– И тебя. Известное дело.

– А можно…

– Вообще-то нельзя. Но по личной договоренности… Ладно, должен мне будешь. Пивка бочонок. Варят у вас пиво-то?

– Варят… Вот вчера ведьма одна целую бочку наварила…

– Ведьма, говоришь?

– Да, ведьма. Бакулария. Она в каменной хижине живет, а вокруг хижины…

– …ничего не растет.

– Так ты ее знаешь?

– Какое глупое предположение. Я там даже рядом не проходил. Даже не знаю, где это. Известное дело, я ж здесь проездом. Буквально сегодня утром приехал. Чемоданы еще не распаковал.

– А?..

– Пойдем, сатир. Пойдем.

– А где теперь те два чудища: собака с лапой на хвосте и чертенок с крылышками?

– Не знаю. Надеюсь, далеко. В смысле в лучшем из миров, ага.

* * *
Бакулария бежала без оглядки, пока не стала замечать удивленные взгляды белок на деревьях. Старый еж, несущий на колючей спине пару большущих грибов и бутыль соевого соуса, уступил ей дорогу. Из зарослей травы, где скрывалась могилка, показался было, протирая костлявыми ладонями заспанное синюшное лицо и клацая острыми железными зубами, еретик, но завидев скачущую ведьму, в обмороке хлопнулся обратно. Тут уж колдунья решила сбросить скорость, а перепрыгнув через держащихся за руки детишек в ночных рубашках вовсе остановилась.

Детишек было трое, были они мал мала меньше и вид имели глубоко несчастный, будто сиротки.

– Мама там… – пролепетал насупившись самый младший, указывая куда-то пальчиком.

– Что с твоей мамой, мальчик мой? – ласково обратилась к нему Бакулария.

– Мама там папку гоняет, – ответил малец.

И тут только старуха услышала где-то рядом топот, стремительный шелест листвы, женские вскрики. Оказывается, вокруг того места, где стояли колдунья и дети, носились двое: перепуганный старичок в буром полушубке и жуткая баба в застиранном сарафане с заброшенными за плечи грудями… В первом Бакулария признала лешего Пантелея, во второй – его жену, лешуху, тогда получается, что… Ведьма поглядела на детишек, на их одинаковые ровные проборы волос, зачесанных налево… Да, так и есть. Дети оказались лешенями, маленькими лешими.

– Папка посередь ночи пришел выпивши. Ну мамка ему скандал учинила, а папка молчит как воды в рот набрал, – быстро затараторила старшая девочка. – Мамка громче кричит, а он молчок. Мамка орет уже. А он как столб. И молчит. Мамка визжит: «Отвечай! Отвечай!». Ну а он того… этого… молчит, короче. Ну она за кочергу…

«Вот поэтому я до сих пор не замужем», – подумала Бакулария и, тут вдруг ее как громом ударило.

– Молчит, значит, Пантелей, да? – прошипела колдунья и вытянула руку со скрюченными пальцами в сторону гоняющихся супругов. Да. Так оно и есть, она тут же почуяла заклятье и узнала его. Ведь именно она его и сплела. Им околдовала болтливого сатира, им зачаровала бочку пива.

– Испепелю! – гаркнула Бакулария, поднимаясь в воздух на разрастающейся грозовой тучке.

* * *
Гном неспешной поступью триумфатора шел впереди в гордом знающем себе истинную цену молчании. Лишь теперь разглядел сатир в этом карлике и богатырскую стать, и царственную осанку. Воистину се шагал могучий воитель и великий Император. Или пусть даже Ангел Смерти, как он сам себя хотел однажды наречь. Пусть, такому все можно…

Быть может, все дело в бороде?

* * *
Лес как-то странно притих. И если бы Тарасий не глядел все время с восхищением в спину своего нового знакомца, то и сам бы заметил это. Но нет, не заметил. Он только думал, как будет с гордостью рассказывать всем, что дружен с настоящим Императором, который спас ему жизнь. А то, что нельзя никому поведать о сокрушительном поражении водяных чудищ, даже к лучшему. Нагнетет таинственности. К тому же вдруг кое-кому все-таки можно рассказать? По секрету.

Уж теперь-то ему никто не страшен. Ни Водяной, ни Бакулария, ни таинственный незнакомец с ржавым мечом. Вот он, обещанный заступник Тарасия! Сейчас-то с Джеком Догерти и пора побеседовать без утайки! Пусть только попробует юлить! Впрочем, если честно, Тарасий не очень-то верил, будто ирландец и есть незнакомец-в-черном. Может, Госпожа Лемезиндов ошиблась…

Меж тем гномик высоко задрав нос вломился грудью в самую гущу кустов, как бы и не замечая их. Словно бы это было ниже его достоинства… Мальчишка влез следом и вывалившись из плотного сплетения тонких ветвей чуть было не споткнулся обо что-то мягкое… Это был все тот же гном. Он весь напрягся, всматриваясь куда-то вперед. Сатир тоже поднял взор и понял, что они пришли к памятной поляне. В десяти шагах высился тот самый ясень. Но вокруг никого не было. И эта неестественная тишина… Однако, Тарасий ошибся, решив, что на поляне не было никого, кроме них. И Кентстантин то ли увидал, то ли почуял это раньше.

Под ясенем произошло движение, и с мягким шорохом поднялась с земли знакомая зловещая фигура.

Черный мешковатый плащ, изъеденный ржавчиной покореженный клинок в руке и тяжелый взгляд из мрака под капюшоном.

– Кстати, я все хотел вам рассказать… – начал было сатирчик и опустил глаза на гнома, но…

…гнома рядом не было.

Лишь удалялся стремительно шелест потревоженных кустов да топот коротеньких ножек…

* * *
«В этот раз не сбежать! И зачем, скажите на милость, я ему сдался?! Пусть не получится улизнуть, но надо хотя бы попробовать…».
Незнакомец выпростал руку в перчатке из-под плаща и протянул ее в сторону окаменевшего сатира. Он поманил мальчишку пальцем, и тот… пошел. Здесь не было никакого волшебства, чувство безысходности обрушилось на мальчугана, погребло под собой. От неожиданности он был готов выполнить любой приказ. Чей бы он ни был.

Увидев, что сатирчик приближается, воин вновь сел на траву, одел меч в ножны, прислонил к дереву и стянул капюшон. Тарасий обомлел: так странно было увидеть у незнакомца обычное человеческое лицо. В первый миг он подумал, что узнал его, что это… Но нет, лицо мужчины было загорелым, немолодым, очень утомленным и совсем незнакомым.

– Что же ты опять остановился, мальчик? – голос у него был незлой, чуть хриплый, напоенный ледяной усталью.

Тарасий и хотел бы что-нибудь ответить, но не знал, что, да и губы окаменели, будто скованные заклятьем Бакуларии.

– Почему ты так меня боишься?

Тарасий покосился на меч, и мужчина поймал его взгляд.

– Люди с мечами – у вас редкость?

Тарасий лишь кивнул.

– А там, откуда я родом, мечей даже слишком много.

И тяжело вздохнул, опустив глаза, и сатир уверился наконец, что он не злой,  и подойдя ближе спросил:

– Как тебя зовут?

И был ему ответ:

– Джек.

* * *
Пара водяных выскочила из леса внезапно.

Расправив утиные крылья Анчут взмыл сначала ввысь, а потом стремительно спикировал на Тарасия. В догонку уже мчался Агуицотль, захлебываясь злым лаем.

- О... - сказал сатирчик и закрыл голову руками, прижав островерхие ушки.

Тушка Анчутки беспятого шлепнулась на выставленную ладонь. Человек по имени Джек отшвырнул бесенка подальше и протянул руку к мечу... И Тарасий мог бы поклясться, что видел, как потертая рукоять сама прыгнула к его пальцам. Пустые ножны пали на земь, свирепо блеснул древний клинок... Тупое, хотя бы на вид, лезвие врезалось в воздух, удивление бликом отразилось в песьих глазах Агуицотля, в последний миг он сумел увернуться от разящего удара. Пес-обезьяна отскочил назад и швырнул вперед свою страшную лапу. Когти летели прямо в лицо странника, и он глядел на них без страха... Шаг в сторону и рубящий удар клинком. Агуицотль взвыл от боли, пятерня упала в траву, извиваясь обрубком хвоста. Джек шагнул к жуткой инкарнации Императора ацтеков... и вой его прервался. Меч скакал вверх и вниз как живой, разрубая давно мертвую плоть на части.

- Все. - хрипло произнес Джек. Казалось, комок стоит у него в горле. Меч трепетал в его руке, будто требуя продолжать, продолжать... Или это просто сама рука дрожала от напряжения. На поляне вяло шевелились разбросанные куски обезьяны-пса, грустный Анчутик, с обидой косясь на Джека с Тарасием, собирал кусы своего товарища в какой-то мешок и тихо ворчал:

- Порубить-то все горазды... Конечно, тут большого ума не надо... Знай за рукоять-то держись и махай, знамо дело... А Водяной с меня опять голову снимет за то, что этот реликт в таком виде возвращаю... И сшивать заставит... А это ж одних только ниток сколько уйдет...
Из мешка глухо с тоской вздыхала морда Агуицотля. Потом они ретировались.

* * *
Шумел ясень на ветру. Тарасий рассказал Джеку о своих приключениях, Джек слушал и грустно улыбался.

- ...Да, а потом надо мной пролетели Горыня и его братья. И я не смог даже окликнуть их из-за этой подлости Бакуларии!..

- Так этот Горыня, он...

- Что?

- Он великан, верно?

- Да, так же, как и его два брата, Дубыня и Усыня. Но, конечно, Горыня - больше их и сильнее, он же старший.

- Что ж, продолжай. Что было дальше?

"Какая глупость!.. Джек - всего лишь имя! Джеков может быть сотни... И при том Госпожа Лемезиндов была права, - я действительно знал, как зовут незнакомца-в-черном... И Томми сказал правду..." - думал про себя сатир.

А потом Тарасий слушал, Джек рассказывал о странствиях, о битвах, о множествах миров, в которых побывал. И все было, наконец, спокойно, хорошо.

- Я прошел долгий путь. Тяжелый путь, который начался в графстве Корнуэлл, на мысе Лэндс-энд, где я жил с отцом-крестьянином. Многое изменилось с годами, я многого достиг. Но этот путь все еще не окончен, хотя я и очень устал...

- Куда ты идешь?

- Не знаю. Боюсь, что никуда. Дело не в цели пути, а в причине, в самом пути. Я иду, потому что что-то гонит меня. В том мире, где я родился, у меня была жена, сын, был замок и угодья, был рыцарский титул. Но я снова ушел, чтобы искать...

- Что?

- Это нелегко объяснить. Словом, этого больше не было в моем мире. И мне пришлось пуститься в странствования по другим мирам.

- И нигде ты не находил... того, что искал?

- Почему? Находил. Но... понимаешь... это лишь мгновение, страшное леденящее кровь мгновение... и ты думаешь, что это конец, что можно вернуться в родные земли и омыть свои руки... Но потом... Потом я иду дальше. - Джек пристально глядел на свой клинок, прислоненный к дереву.

- Ты думаешь найти здесь это?

- Да. Здесь это есть. Я уже знаю.

* * *
Малахитовые вежды Отца-леса опущенны, трепещут тонкие черно-коричневые ресницы. Ватервалд погружен был в тягостный туманный сон и в тех сновидениях видел мальчугана-сатира по имени Тарасий, скачущего по тропе чуть впереди усталого путника с заброшенным за спину мешком.

* * *
Они вышли на тропу, ведущую к Перекрестку. Встречный ветер овевал их лица. Вновь малец встречал здесь закат. Небо на западе было густо алым, солнца огненным зраком своим глядело недобро сквозь прищур тучных темных облаков. Вскоре должен был вернуться Пан, отец Тарасия и прочие сатиры, нимфы, кентавры. Вскоре здесь должно было стать весьма шумно.

Вскоре все должно было разрешиться.

Видны стали подернутые таинственной дымкой полуразрушенные стены Перекрестка. Сатирчик все вглядывался вдаль, стараясь не просмотреть появление родичей и друзей. И вот мелькнуло в пустых дверях мглистое движение, и сквозь отсутствующую крышу взмыл в небеса крылатый Змей. Стремительно пронеслась над идущими размашистая трехголовая тень, но Тарасий успел углядеть короткий приветственный взмах рукой сидящего на Змее усатого наездника.

- Дубыня и Усыня, - с улыбкой проговорил мальчишка и помахал в ответ. Цепким холодным взором Джек проводил улетающих братьев. Тарасий вновь обернулся к развалинам, маячащим впереди, и увидел третьего, старшего братца.

- Горыня Змеевич, да? Самый могучий из здешних великанов. - спросил Джек, и в тихом голосе его неожиданно зазвенела сталь.

Виевич приближался к ним быстрым широким шагом. И фигура его с шестью головами в кольчужной рубахе на багровом фоне заката казалась черной.

- Уходи. - буркнул Джек Тарасию, вперив странно блестящий взгляд в гиганта.

Сатир даже не сразу понял смысл обращенной к нему фразы.

- Что? - переспросил он.

Рыцарь швырнул заплечный мешок в высокую траву и развязал тесемки плаща.

- Ты должен был сам понять, что мне нужно от тебя. Прости.

- Я не понимаю...

Из ножен со скрежещущим стоном выбрался странный внушающий страх меч.

- Ты сам мне рассказал, как Томми, мальчик-с-пальчик, с которым судьба нас свела однажды при дворе короля Артура... как он назвал тебе мое имя.

- И что?

- Так вспомни его. Вспомни мое имя.

- Джек...

- Не просто Джек.

И вдруг Тарасию по настоящему стало жутко. Перед ним стоял воин, изготовившийся к бою. Тарасий произнес:

- Джек Победитель великанов...

- Прости, друг. - нахмурившись пробормотал Джек. - И уходи, прошу тебя.

- Но зачем тебе это нужно?! - крикнул сатирчик, но крик его потонул в громовом грохоте голоса Горыни:

- Отойди от него, Тарасий!

Быть может, он увидал меч. Быть может, просто почуял угрозу.

- Великаны - зло, которое я истребляю. - прошипел ратник, и мальчишка не узнал его.

- Горыня - мой друг! Он не злой!

- Я убил сотни великанов, и не было среди них добрых. Корморен, Бландебор и его брат, хитрый великан из Ульса и зловредный Галлигантюа, державший в заточении дочь герцога, мою будущую жену, и другие, многие другие. Все они разрушали деревни, воровали скот, детей, варили людей в котлах и пожирали... Этот меч, эти туфли и еще куртку, и шапку я обманом отобрал у одного из них, моего трехголового дядюшки, который выходил сражаться против пятисот воинов в доспехах и разгонял их будто мух. Я обманывал многих, многих мучил, убивал...

Это был уже другой Джек, который не слушал никого. Безумный Джек. Джек Победитель великанов.

* * *
Покрытый сколами и ящерками ржавчины старинный меч завибрировал в ладони, и Джек, глянув с огненной злобой в глазах на рукоять, бросился вперед. Тарасий было заступил ему дорогу, но был отброшен толчком кожанной перчатки в плечо. Поняв, что другу более ничего не угрожает, шестиглавый великан ждал, широко расставив ноги. С его напряженной руки свисала огромная булава.

Джек подлетел к гиганту, замахиваясь с плеча. Тот вовремя переступил, уберегая ногу от удара. Человек двигался слишком быстро, быстрее всякого, кого видел Горыня в своей жизни. И еще этот меч... Дело пахло волшебством. Плохим волшебством, злым. Виевич махнул булавой, тряхнуло землю. Там, где миг назад мелькнула фигура рыцаря Круглого стола, уже не было никого, и булава лишь впустую взрыла землю. Джек носился под ногами громадины, заставляя его едва ли не плясать. Горыня уже заметил, как легко прорубает этот необычный клинок подметки его сапог.

Тарасий бежал к сражающимся, но падал от ударов булавы, сотрясающих почву под ногами, но не задевающих неуловимого мечника...
Великан пытался достать человека булавой, пытался растоптать его... Одно касание - и тот был бы мертв. Но зачаровнные сапоги все время уносили Джека из под смертоносного ливня ударов. Скорее, усталость сморит великана...

Рыцарь запрыгнул на сапог Горыни, вскарабкался по шву, как по лестнице, зацепился левой рукой за пряжку, а правой с размаху рубанул по икре противника... Змеевич зарычал от боли, и небо вздрогнуло в страхе. Казалось, сотня меченосцев обрушили один за другим свое оружие в одну точку. Волшебный меч вгрызался в ногу великана, словно голодный хищник. Ладонь Горыни хлопнула по икре, но человек уже спрыгнул наземь и обегал огромную фигуру кругом, выверяя миг для следующей атаки... И снова шесть голов сына Вия гримасничали и стискивали зубы, и рык их гремел над холмами.

* * *
...Горыня Змеевич опустился на колено, зажимая просто пробуравленное бедро левой рукой. Правая выпустила оружие, ища опору. Победитель великанов тотчас взбежал по его руке до плеча, метясь клинком в ближайшее горло, в толстую отбивающую ритм огромного сердца вену...

И застыл, навострив уши.

* * *
Со стороны темнеющего Ватервалда двигались какие-то существа. Щупальца, клешни, жабьи буркала... Шлепающие звуки, чавканье... Гикань, безумный смех... Обнаженные белокожие девицы, рассыпавшиеся вокруг зеленобородого толстяка... Чудища, утопленницы и сам Водяной.

- Он! Он! Он! Он! - на бегу визжали русалки, указуя на испуганного пуще прежнего сатира.

* * *
Меч замер в замахе, взгляд Джека устремился к приближающейся толпе. На миг он расстерялся. А спустя миг уже летел в небо. Это Горыня сбросил его резким движением плеча. Несколько раз перевернувшись в воздухе Джек упал на землю. Гулкий удар вышиб из груди воздух, рыцарь задохнулся, кривясь от боли. Тень великана накрыла его... И Джек зажмурился.

Змеевич перешагнул через поверженного, пусть и недобитого врага и встал на пути у водяных страшилищ. Не мешкая Тарасий спрятался за его сапогом.

-Чего вы хотите от моего друга? - громоподобный голос Горыни заставил лоскоталок замолкнуть и остановиться в отдалении. Клыкастая братия с щупальцами проползла чуть дальше. Вперед выступил дедушка Лембой:

- Пруд испоганен, понимаешь! Пусть отвечает! И ты, Горыня, его от нас не прячь! Небось не справишься, коли всем скопом налетим!
Русалочья ватага воодушевленно заголосила. Защелкали клешни, затанцевали щупальца, затопали копыта...

Но вдруг над галдящими повис чужой тонкий, но властный голосок:

- Сатир нужен нам!

Все закрутили головами, отыскивая говорившего. Но глаза находили не его, взгляды натыкались на хрупкие фигуры лучников в темно-зеленых одеждах. Оказалось, они были повсюду, замершие с луками наизготовку, не выпускающие курительных трубок из уст. Не менее трех десятков пыхтунов.

- Сатир заманил в лес одного из наших и жестоко избил!

Два эльфа подняли из травы небольшие носилки, в которых лежал знакомый уже злотокудрый игрок в мяч. Слышалось его приглушенное болезненное постанывание.

- Сатир сначала ответит нам за это! - закончил невидимый обладатель тонкого властного голоса.

Горыня недоуменно поглядел из-за плеча на Тарасия:

- Ты что-нибудь знаешь о том, что все они говорят?

Малыш только неуверенно кивнул, выглядывая из-за великаньего сапога. Виевич нахмурился, потемнел...

- Я никому не отдам своего друга, - упали сверху слова гиганта.

- Сатира нам! - заверещал Водяной (скорее правда не со злобы, а с испуга - его неожиданно ущипнула одна из русалок).

- Мы не хотели войны. - промолвил тонкий голосок.

Сухо скрипнула натягиваемая тетива...

* * *
Пальцы шарили по земле, словно разозленный паук... Меча нигде не было. Джек не помнил, когда выпустил его из рук. Он видел, что происходит вокруг, и первый заметил чудных стрелков. Обстановка возле маленького сатира, который успел понравиться Джеку, все время накалялась. И этот великан, вставший на его защиту... Это было неправильно, неверно в корне, это противоречило всему, что Джек видел в своей жизни, всему, во что он верил. А верил он своему зачарованному клинку.

И Джек встал. Он знал, что тело его обессилено и страдает, но что-то заставило его подняться. На некрепких ногах он побрел к высящейся спине Горыни. Он прошел мимо великана и сатира, остановившись чуть впереди, безоружный, но готовый драться. За долгие годы впервые понимая, почему и за что.

* * *
Это был миг, когда все натянулось, напряглось, сжалось. Когда в головах бились злость и страсть. Когда стиснулись кулаки, но не родился удар. Миг, когда тишина комком забила течение времени...

И в том безмолвном мгновении все услышали пульс. Далекий, но отчетливый нарастающий звук, будто множество сердец, бьющихся в унисон. Но то были не сердца... То был дребезжащий пульс металла, в который заковалось приближающееся спорым шагом войско. Воители в глухих серебристых доспехах были невысоки, ниже тех же пыхтунов, но коренасты, крепко сбиты. Из-под шлемов глядели твердые голубые глаза, и свисали пышные бороды. В руках крепышей блистали острые секиры и крепкие щиты, украшенные замысловатой вязью и четким руническим письмом.

Растолкав пребывающих в ступоре лоскоталок Воденик запрыгнул и неожиданно легко влез по длинной шее озерного чудовища Найтака до самой его головы.

- Гномы вышли из подземелий, - пробормотал старик, обеспокоенно разглядывая бойцов. Русалки подхватили:

- Гномы вышли из подземелий... Гномы вышли из подземелий... Гномы вышли из подземелий...

* * *
- С кем мы будем говорить? - из строя выдвинулся седобродый коротышка. Он оглядел всех пронзительным взором и поняв, что вожака у этих существ нет, продолжил:

- Мы, племя цвергов, рожденные в теле Имира, создавшие ожерелье Бриснингов, золотые волосы Сив, чудесный корабль Скидбладнир, копье Одина, вепря с золотой щетиной и молот Мьелльнир, - кивнув, вновь обвел всех взглядом. - Мы пришли сюда за одним из нас. Он пропал, и тайный ход на поверхность был найден открытым. Если наш соплеменник мертв, мы жестоко отомстим. Если вы удерживаете его в плену, отпустите не медля. Потом мы жестоко отомстим.

"Император! Они говорят про Императора!" - понял Тарасий.

- Мы не знаем, о ком ты говоришь, гном... Мы сами пришли сюда, чтоб... - начал один из эльфов. Вот, кому принадлежал тот тонкий и властный голос!

- Мы - цверги! - гаркнул седобородый. - И ты лжешь! Зачем иначе собрались бы вы здесь с оружием, если б не знали о том, что мы придем?! Хорошо же, поверхностные... Мы заберем своего силой!

Кто-то зарычал, кто-то вскрикнул, лязгнуло железо, карлики закрылись щитами и грохочущим шагом двинулись вперед. Русалки заголосили, разбегаясь. В глазах пыхтунов заметались растерянность и страх. Тарасий перебегал с места на место, пытаясь укрыться ото всех: гномов, эльфов, водяных. И тут в разномастной смешавшейся толпе мелькнули огромные переполненные немого ужаса глаза, и сатир узнал старичка-лесовика Пантелея. Рядом с ним, закинув груди за спину, бежала встрепанная лешуха с такими же глазами, только ужас в них был довольно голосистым. Недоуменно провожая супругов взглядом Тарасий заткнул уши ладонями, но голос Бакуларии проник и через эту преграду:

- Испепелю-у-у-у-у-у-у!

Перед ведьмой расступались все. Да какое там расступались: все просто прыгали в стороны, расталкивая друг друга! Разгневанная Бакулария летела над землей на громыхающей иссиня-черной туче, сыплящей молнии. Не отступили лишь рыцарь Джек и великан Горыня. Ну и Тарасий, прячущийся за ним.

- Сатир, это ты?! - лицо колдуньи было ужасно, вместо глаз горящие уголья, вместо улыбки ощеренная клыкастая пасть. Седые волосы завивались вверх, будто под вертикальным потоком воздуха... Кривые когти ее руки потянулись к мальчугану...

- Не стой на моем пути, сатир...

И тут старуха-ворожея осеклась. Что-то было не так... Пыхтуны уже сами были не рады, что решили искать возмездия, лучники так и не опускали оружия, вертелись, не зная цели. Гномы молча продолжали маршировать, только маршрут их не был уже прям, мифрильное войско браво огибало самое напряженное место: и колдунью, и великана.

- Ты... расколдовался? - наконец удивленно пробормотала Бакулария. - Кто-то смог развеять мое заклинание?.. Или...

Она глянула на удаляющихся супругов-лешаков.

- Или всего лишь перенести его с одного на другого...

Грозовое облако как-то сконфуженно присело. И тут Тарасий услышал твердый голос того, кого так ждал, но сейчас и думать забыл:

- Что тут происходит?!

Конечно же, это был голос его отца.

* * *
В суматохе бегающих и вопящих водяниц, рычащих чудищ, марширующих войск Пан отыскал глазами сына:

- Ты имеешь ко всему этому какое-то отношения, Тарасий? - он будто и не кричал, но суровый голос его перекрывал прочий шум.

И как только Тарасий не провалился под землю в этот миг?..

По округлившимся виноватым глазам младшего сына Пан узнал все, что хотел. Голова сатирчика, выглядывавшая из-за носка великаньего сапога, исчезла. "Как он догадался-то?! Теперь такой разнос устроит!". Но отец Тарасия решил оставить нагоняи на потом, сейчас он пытался навести порядок:

- Остановитесь, замолчите, послушайте меня.

Кто-то впрямь остановился, глядя на него. Визги русалок стали стихать.

- Я понимаю, что всем вам кто-то очень сильно насолил. И похоже на то, что это сделал мой сын Тарасий...

- Точно так, он! - подал голос с шеи Найтака старикашка Водяной.

- Этот маленький сатир, что прячется ныне за стопой великана. - уточнил предводитель пыхтунов.

- При чем здесь какой-то сатир? Мы пришли сюда не за сказками о сатирах! - рявкнул недоумевая белобородый вожак цвергов.

И тут в голове Тарасия будто сложились смешанные элементы головоломки, и увидел он цельную картинку. Как известно, такими словами авторы по давней договоренности решили успокаивать своих читателей. Они, эти слова, служат словно бы опахалом заскучавшему читателю, и дойдя до них он, то есть достославный читатель, умиротворенно вздыхает и мыслит так: "Наконец-то и этот оболтус до всего догадался, и значит уже скоро долгожданный конец". За сим автор уверяет: "Действительно, конец скоро, не расходитесь".

Маленький сатир протолкнулся между своими защитниками и заверещал, что было сил:

- Это не я! Не я! Во всем виноват гном!

* * *
Ну, быть может, не все элементы головоломки сложились в голове у Тарасия. Может, не вполне цельную картинку он и увидел. Но что не может сделать логика, на то способна интуиция, а где не сдюжит и она, там дело докончит воображение.

- Какой еще гном? - Пан подозрительно глянул на сына через плечо.

- Да, какой-такой гном? - сварливым голосом выкрикнул дедушка Лембой.

- Что еще за гном? - удивился лидер эльфов.

- Гном? Где гном? - грозно надвинулся набольший карликов.

- Император Подгорного царства, профессор Зло, Ангел Смерти... - принялся бормотать сатирчик, чувствуя, как душа уходит в копытца под этими тяжелыми взглядами... Нос его опускался, глаза уже смотрели в землю. Казалось, сейчас все набросятся на него, ведь ему никто не поверит...

Шум расступающейся толпы достиг заостренных ушей Тарасия, он осторожно поднял голову, и увидел чудаковатую процессию. Первей всех катилась странно знакомая бочка. И ладно бы катилась себе молча, ан нет, эта была не из молчаливых. Сквозь деревянные стенки кто-то глухо охал, кряхтел и сыпал безыскусной бранью. Бочку подталкивали довольные собой малютки брауни, вокруг них вился распушив хвост черный кот Астарот. Следом шли, приветственно помахивая руками, Джек Догерти из Клэр с сэром Томом на плече, сэр Майкл Скотт из Балвери, сухонький плотоядно ухмыляющийся поури и раскрасневшийся от волнения огр. Далее же мерным горделивым шагом шествовали единороги, и среди них Тарасий увидал (или, может быть, всего лишь причудилось?) мелькнувшую на миг девчоночью фигуру мавки.

- Нам сообщили, что в Ватервалде появился некто, сеющий смуту и неразбериху. Мы вынуждены были вмешаться, - один из единорогов  чуть потряхивая серебристой гривой приблизился к бочке и обвел всех собравшихся голубоглазым мудрым взглядом. - След привел нас к хижине ведьмы.

Из бочки вылетела крышка, и наружу вывалился весьма потрепанный цверг Кентстантин. Помятое хмурое лицо его хранило выражение заспанности и недовольства.

- Ох, надо было маму попросить, чтоб два "Кулера" припасла...

И тут среди эльфов возникло волненье. С носилок живо вскочил "жестоко избитый" пыхтунчик и указуя на гнома пальцем торжественно возопил:

- Ты! Вот мы и встретились вновь! Покажи теперь, какой ты весь из себя храбрец!

Затем молодой пыхтун смутился под ошарашенными и осуждающими взорами сородичей, поспешно лег на носилки и снова притворился тяжело раненным.

Тарасий первым опомнился от удивления и подойдя к Кентстантину произнес, дабы нарушить неловкую тишину:

- Вот он, тот самый гном, Император Подгорного царства...

Договорить ему, правда, не дали. Взрыв необузданного хохота потряс ряды цвергов. Иные ратники с грохотом и лязгом, смеясь, со слезами на глазах, падали наземь в своих тяжелых доспехах и сучили руками и ногами не в силах подняться.

- У нас республика... демократическая... - вытирая слезу, выступившую от смеха, пробормотал вожак цвергов.

* * *
- Так. А теперь по порядку, - единорог медленно прохаживался меж слушателей. - Все началось позавчерашней ночью. Многие из нас слышали странный шум, будто бы исходящий из земных недр. Голоса, барабанный бой... У затворников-цвергов была пирушка. Опустим рассуждения о нежелательности подобных мероприятий в столь поздние часы. Один из карликов решил удалиться от шума и суеты. Нетвердые стопы направили его к лестнице, ведущей наружу. Влекомый свежим воздухом он вышел. Итак, погуляв немного на поверхности и, естественно, заплутав наш герой находит место для сна. Под кустом волчьей ягоды, да? На утро проснувшись в весьма болезненном состоянии этот цверг пополз наугад. Головная боль просила его остаться на месте, но кое-что еще звало немедленно в дорогу. Что это было, вы, конечно, уже догадались... СУШНЯК. Случайно или чутье привело его, но вскоре гном наткнулся на воду. Чародейственный пруд присутствующего здесь Водяного. Напившись вволю и ополоснув лицо карлик не мудрствуя лукаво справил в Чародейственный пруд малую нужду. Вообще, конечно, отнюдь не малую, наоборот. И как вы там, у себя в подземельях только в туалет ходите... Словом, подозреваемый Кентстантин за сим нарушением лесного порядка был замечен одной русалкой. А точнее, мавкой. Девочка была в ужасе от увиденного. Думается мне, гном с похмелья – картина сама по себе не из лучших. Девочка скрылась от сородичей... Но мы следуем за цвергом. Опорожнив таким образом чресла свои Кентстантин движется далее. Плутать по лесу, как известно, можно часами, днями и неделями... Но к вечеру нюх выводит гнома к хижине Бакуларии, ибо ведьмовскую обитель в ту пору окружал густой хмельной дух. Забравшись внутрь преступник находит бочку свежего пива и, обрадованный долгожданной возможности опохмелиться, опустошает ее за раз. Такие аппетиты отчасти, кстати, объясняют и обилие... гм... отходов. Совершив вышеперечисленные виновные общественно опасные деяния преступник удаляется в ночь. Петляя и кружась он добирается до предела Ватервалда и под густым кустом репейника засыпает. Утром его нечаянно будит молодой пыхтун, забредший на нашу землю в поисках своего мяча. Спутанный с личным врагом карлика эльф подвергается физическому насилию в виде нанесения вреда здоровью средней тяжести с временной нетрудоспособностью. И вновь Кентстантин опознан потерпевшим. Далее... Преступник покидает место очередного преступление. Жажда вновь тянет его к воде. Так он оказывается на берегу реки Смородины. Неясно, зачем ему понадобилось злить юного гиппогрифа, пасущегося там же, был ли в том какой-то злой умысел, укрывшийся от взоров следствия? Словом, гном попадает на противоположный берег и оказывается на Круглой луговине. Признаться, мы с братьями поначалу решили, что это... сумасшедший зверек какой-то... Подозреваемый бежит обратно к берегу, где встречает сына Пана и мавку. Естественно, мавка в ужасе от вида негодяя, искалечившего детскую психику, она таится в камыше, но помогает им перебраться через реку. Выдавая себя за Императора Подгорного царства Кентстантин входит в доверие сатира. Тарасий провожает гнома к тайной дверце в скале, но по пути происходит силовое столкновение с бойцами Водяного, посланными за Тарасием, ложно обвиненным в надругательстве над девственной чистотой Чародейственного пруда. Гном ведет себя, мягко говоря... неадекватно. Затем Тарасий и Кенстантин продолжают путь, на некой поляне с одиноким ясенем посередине они встречают вооруженного человека Джека, гостя в нашем мире. Карлик в страхе убегает. В панике он вновь движется наугад... Зачем он вернулся к хижине Бакуларии? Возможно, инстинкт подсказывал ему, что там может быть еще пиво... Словом, преступник всегда возвращается на место преступления. Гном в страхе ли, от усталости ли и перенапряжения или влекомый ароматами хмельного напитка заползает в пустую бочку и засыпает. Здесь его пока и оставим. Меж тем упомянутая дважды мавка направлялась к нам, ища защиты и справедливости. Благо Круглая луговина была уже недалеко. Внемля призывам девочки мы двинулись в погоню за гномом. Преодолев Смородину вброд, а нам и такое под силу, мы обнаружили спустя какой-то срок досточтимых друзей сатира Тарасия, которые рассказали нам о тех самых бойцах Водяного, коих удалось на время задержать и запутать. Впрочем, быть может, именно в этот миг Тарасий и Кентстантин как раз и повстречали посланцев Лембоя. Объединив усилия мы обнаружили след цверга, неловко пробиравшегося сквозь родные для нас буреломы. Рядом тянулись также и отпечатки копыт сатира, но, как говорилось выше, в какой-то момент их пути разделились. Последовав за приметным гномьим следом мы вышли к жилищу известной всем нам ведьмы Бакуларии, где нас уже встречали трудолюбивые и исполнительные крошки брауни, изловившие почивающего злоумышленника. Тут уже нам пришлось искать, куда подевалось все прочее население Ватервалда…

Девочка-утопленница застенчиво улыбнулась Тарасию, и он вздрогнул. Гномы слушали сидя на земле или все еще лежа вповалку, все они довольно ухмылялись и вполголоса грубо подтрунивали над разрумянившимся Кентстантином.

- А как быть с моими охранными заклятьями, сеньор? - встала уткнув сухонькие кулаки в бока ведьма Бакулария. - Ведь я наложила на бочку их десяток!

- Все дело в том же, почему Водяной не может никак очистить свой пруд. Речь ведь идет о гноме! А это плюс двадцать пять к сопротивляемости магии!

Цверги ответили согласным гулом и горделиво вскинутыми топорами.

* * *
Тарасий улыбался. Все, наконец, стало на свои места. Единороги принесли ясность и справедливость. Отец уже не смотрит на него так сурово. Отбросив обиды эльфы (ведь вся мнимая искалеченность молодого озарливого пыхтунчика оказалась на поверку лишь притворством) угощают гномов своим вином, те в ответ зазывают в гости, бахваляясь своими кабаками и низкими в них ценами на пиво. Водяной и сокомпания сердечно со всеми распрощались и пошли от "этой вашей сухости"  к себе, в Пруд. Нимфы принялись петь и плясать, кентавры напились и, как водится, затеяли драку. Расколдованный Пантелей мирится с супругой. Горыня стоя на одном колене, склонив низко голову, о чем-то беседует с единорогом. Джек из Корнуолла сбросил оковы безумия и... А где же Джек? Будто только что он был рядом...

Маленький сатир оглянулся в поисках своего нового друга. И увидел его. Джек шел куда-то прочь. Сгорбившийся, хромающий, слабый... Казалось, это шел старец, больной бродяга, не рыцарь.

- Джек! Куда ты? - звонко выкрикнул Тарасий.

Победитель великанов вздрогнул, но не обернулся.

- Эй, ты чего, Джек? - малец уже подбегал к страннику. - Что на тебя...

Тарасий смолк, заметив побледневшее лицо Джека. Глаза его ничего не видели вокруг, безумный пустой взор устремился куда-то вперед. Побелевшие губы дрожали. Тут только сатирчик углядел странную походку человека: он не хромал, а скорее, двигался рывками, судорогами. Джек словно противился незримой силе, тянувшей его вперед.

- Что с тобой, Джек! - почти закричал от страха мальчишка. На них стали обращать внимание, великан тоже обернулся на звук дружеского голоса. В вечернем сумраке мало, кто разглядел бы страх, промелькнувший на его нахмурившемся лице.

- Джек, остановись! Зачем ты идешь туда! - Тарасий орал прямо в уху корнуоллцу. Тот будто оглох, будто ослеп, только где-то в глубине его сознания шло неравное противоборство. А впереди... Сатирчик глянул туда и увидал... сначала подумал, что показалось... хотел уверить себя, что показалось, но нет... В высокой траве нетерпеливо скакал ржавый древний клинок. И Джек уже протягивал к нему свою руку.

- Нет! Нет! Не надо, Джек!

Позади уже скакали единороги, кентавры, бежали нимфы, сатиры, гномы, пыхтуны, широко шагнул Горыня... Но Тарасий помнил, как страшно и жадно рубил этот заколдованный меч. В одно мгновение младший из сыновей Пана обогнал Джека, прыгнул навстречу танцующему в воздухе клинку...

- Запомни, в самый важный момент ты должен будешь взять все в свои руки, - тихо, словно на ухо произнесла Госпожа Лемезиндов.

...и поймал рукоять.
 
* * *
Горыня видел, как сатирчик упал. Какая-то слабость подкосила его тотчас, только он схватил меч. И тут же замер на месте Джек, выпрямился, словно очнувшись от морока.

- Прочь! - оглушительно заревел великан, когда Джек хотел было нагнуться над Тарасием. Не думая Виевич кистью левой руки отбросил корнуоллца далеко в сторону, а ладонью правой подобрал и поднял к глазам тельце сатира.

- Тарасий, дружище, ты слышишь меня? - прошептал он.

Тело мальчика не шелохнулось.

* * *
Злость... Тарасий увидел злость. Она просто была. Ни чем не выраженная, не облеченная в плоть. Не мысль, не чувство. Просто сила, энергия разрушения.

Потом сатир понял, что злоба похожа на туман. Серое клубящееся месиво. Нет, это был не туман - метель из бесцветных комковатых образов. Злоба хотела крови. Неважно, чьей. Главное, много. Каждый глоток увеличивает жажду стократ. Вот какого вампира разбудил Джек Победитель великанов...

Из снегопада послышался голос:

- Ты взял меня в руки, Тарасий. Теперь я повинусь тебе, как королю. И нет никого, чья власть выше. Направь меня скорее против тех, кто неугоден тебе, кто злит, кто раздражает, кто скучен. Знай, меня не остановят и армии. Легионы разбивались о мое лезвие, тысячи раскрошенных доспехов затупили мой клинок, но не смогли пересилить мощь вечного голода. С твоим предшественником я убивал лишь великанов, он видел в них своё зло. Но покорный твоей воле я поражу любого. Со мной ты легко достигнешь всего желаемого. Власть уже в твоих руках. Ты будешь владеть всем: миром, сонмом миров!

 И Тарасий отвернулся:

- Нет, клинок, я не смогу... просто не смогу всего этого...

И голос зачарованного меча стих. Морок осел и расстаял, бессильный противостоять бессилию...

* * *
- Тарасий, дружище, ты слышишь меня?

Не открывая глаз, сатир узнал Горыню. Было очень тяжело, и не было сил пошевелиться. Но вместе с перенапряженной слабостью по всем мышцам тела разлилось чувство облегчения. Всё позади.

- Тарасий! Тарасий! Что с Тарасием? - донеслись издалека крики Пана.

- Со мной все хорошо, - ответил сатирчик мысленно. И улыбнулся. Сверху грянул счастливый хохот великана.