“Первый поцелуй”
Я не запомнил дня, когда оставил первое своё ругательное
сообщение-комментарий под одним из её рассказов в сети. Я не запомнил
дня, когда она мне недавно первый раз позвонила: среда, четверг, -
теряюсь в догадках. Но я никогда не забуду ласковую ночь этих суток (и
вечер прошедших): 22-23 ноября 2008 года. Ночь с субботы на воскресенье.
Это День, когда я впервые целовался с девушкой! От ненависти до любви,
видимо, тоже один шаг.
Была и присказка. Как-то гулял по округе. Вижу высокий дед меня манит.
Он попросил меня помочь ему спуститься с бардюра. “Хорошую невесту тебе
желаю”, - такими были его последние слова, приведшие меня в восторг.
Ура! У меня будет хорошая невеста. Знал, знал тот пожилой человек, чего
молодому человеку пожелать надо.
Она пообещала приехать. О, как я ждал её! А вдруг не приедет? Вдруг это
уловка помотать мне нервы. Разве можно так долго ехать с “Алексеевской”
до “Бабушкинской”?! Приедет или не приедет? Хочет помучить или
действительно я ей симпатичен?
Кто она и кто я? Она – бывшая подруга революционера, теперь сама
зарабатывающая себе на московскую жизнь, буржуазную жизнь, от которой не
смогла отказаться. Она любила удовольствия не меньше героини Прево. Елена имела две собственные постановки как режиссёр.. Она стильна и красива.
Сказка про Елену Прекрасную и Иванушку Дурачка.
Никогда в мою сторону не смотрели такие девушки. Длинные каштановые волосы и голубые живые глаза. Яркие красные губы. Толстенькая нижняя губа, как всем нравится. Чёрная шаль, чёрный костюм, блестящие сапожки. Бутылчатый голос. Нежная грудь, стянутая одеждой. В своё время она была бы княгиней. Она называет себя «Лилит», да в этом что-то есть. Ещё крыльев только не хватает (беру шумерскую мифологию о лилитах). Ожившая берёзка Есенина, Лилит, Исида воплоти. Демон или ангел, снизошедший до этого мира, чтобы подарить мне глоточек любви. Лена смотрела странно: вызывающе. Как бык при виде красного. Какая-то жадность и ненасыщенность делали её чрезвычайно сильной.
И вот она приехала ко мне, шизику на домашнем лечении, который писал
оскорбительные кляузы на её сочинения. Она приехала не с пустыми руками,
а прихватила бутылку вина.
Лена рассчитывала посидеть в кафе. Я продолжал настаивать, что я не
могу выходить надолго и далеко из дома – болезнь, отголоски болезни.
Решили сначала устроить попойку на улице.
У неё было вино, я взял вишнёвый сок и батончики. Мы нашли скамейку и
столик, где в светлое время суток бабки пьют водку. Расчистили от снега.
Но бутылку мы открыть не смогли. Я предложил пойти в мой подъезд, там
было всё-таки теплее. Но и в подъезде мы не нашли себе ме6ста, хотя
полюбовались видами с 14-го этажа. Бутылка была закрыта и по-прежнему не
хотел открываться. Я предложил пойти домой, ведь закрыта бутылка как
соленья-варенья на зиму: завёрнуто крышкой. Лена сначала говорила, что
это не удобно, но потом пошла.
Мама радушно приняла Лену. Они обе понравились друг дружке, с радостью
обсуждали м о ё психическое здоровье. Мама не много попила вина и
пошла играть в компьютерные сетевые игры. Я из-за принимаемых мною
препаратов вообще не пил. А Лена разбавляла вином уже выпитое с друзьями
по партии. Мы остались с Леной на кухне вдвоём.
Она много жаловалась на революционера, что он ругался на неё матом, что не уважал её. “Это ему надо лечиться, а не тебе”. Она мечтала о революционере, она добилась его, она должна от него отказаться.
Тебе кажется, что тебя преследуют? А вот нас действительно, наверное, преследовали.
На это я мог ответить, что “у меня тихая обычная жизнь, только вот в
психушках три раза лежал”. Это её насмешило.
Как у Достоевского: за чайным столом под двумя лампами собрались
шизофреник и бывшая революционерка.
Я по её же требованию подливал ей вино. Она пьянела. После каждой рюмки
она подкрашивала размазывающуюся помаду.
Мы говорили о разном. Она сказала, что Улицкая позавидовала моему
рассказу про Машу, “потому что её (Улицкую) никто так не хочет как ты -
Машу”. А ещё зачем Улицкой звонить мне прямо домой? У Лены были свои
противоречия с Марией Арбатовой.
Она много говорила о революционере. Я больше слушал, чем говорил.
Потом я показал ей свои пластилиновые фигурки. Она тут же попросила
слепить её, что я в скором времени и исполнил. Ещё я подарил ей
“Гитариста” - одну из лучших моих работ.
Лена всё утверждала, что вся моя болезнь от безделья и оттого, что у
меня нет возлюбленной. Может быть, она намекала на себя?
Бутылка вина приближалась к пустоте. Я притащил свой новый телефон с
проигрывателем музыки. Мы начали танцевать. Иногда пробовали чача-ча и
вальс.
Потом она вызвала такси. Наши танцы стали более эротичными. Не зря Лена
говорила, что может увести любого мужика из семьи. Я ответил, что если
бы у меня была жена, то у неё ничего бы не вышло. Лена узрела в моих словах провокацию, и поцеловала мочки моих ушей.
В танце она своими ладонями ненавящево прижала мои руки в своим грудям. Сама учила меня их массировать и сжимать. Я массировал и сжимал уже без её помощи. Как мягко, упруго и нежно! Я целовал её шею. Со спины
Потом она развернула меня и обняла.
Она поворачивала меня в своих объятьях по часовой стрелки. Прижималась как сиротливый зверёк.
Потом мы начали целоваться. Её губы захватили мои, мои губы робко
прикоснулись к её губам. Будто все соки обоих организмов сейчас
переливались. Такие сочные, такие мягкие, такие приятные. Я боялся, что
мама войдёт на кухню и всё увидит. Такси уже приехало и начинало названивать.
Я тяжело сказал Лене: “Такси.”. Она прошептала: “Подождёт!” ЭЙ,
ВКЛЮЧАЙТЕ СВОЙ СЧЁТЧИК!
Потом мы уже обнялись и целовались в подъезде. В этот раз я был уже
смелее. Но в подъезд вошла мама, а Лена Курапина вошла в лифт.
24-25 ноября 2008 Москва.