Отыскал я как-то в старых бумагах тоненькую брошюрку под названием «Кибернетическая модель военного дирижера будущего» автора Аксенова. Попала она ко мне то ли в годы учебы, то ли в период повышения квалификации на дирижерской кафедре, уже не помню. Решил я ее сохранить, положил в архив, да и забыл, и если бы не случайность - лежать бы ей там еще много лет.
Ну, раз достал, решил просмотреть, и тут же пришла идея сравнить эту самую кибер-модель с реальностью. Все же прошло более двадцати лет. Стал примеривать к себе – никак, к другим однокурсникам – снова не то. Ну, думаю, наверное, устарели мы безнадежно, окончательно и бесповоротно. Надо прикинуть к молодым дирижерам. Выбрал парочку знакомых поинтереснее – вообще разочаровался. Ничего общего. Решил, что дело абсолютно пустое, и хотел было отправить брошюрку в мусор, да увидел на обороте тонкую карандашную запись семизначного московского телефона.
То ли из желания прикоснуться к прошлому, то ли из обычного любопытства взял да и позвонил. Ответил женский голос, и я спросил, нет ли среди жильцов этой квартиры военных музыкантов?
Оказалось, что это бывший домашний телефон композитора Сергея Дмитриевича Решетова, моего однокурсника. Я мысленно поблагодарил конструктора военных дирижеров Аксенова за оказанную услугу, назвал себя и заполучил нужные координаты мобильной связи. С Решетовым мы не виделись лет двадцать, захотелось снова общаться, и я тут же отослал ему по СМС свой Интернет-адрес. Ответ не заставил себя ждать, и вскоре мы уже нормально контачили по электронной почте.
Выяснилось, что он окончил композиторское отделение в Музыкальной академии имени Гнесиных, уволился из армии, вернулся в Москву и сейчас работает дирижером в оркестре имени Силантьева. Узнав, что я осел в Липецке, обрадовался и пообещал обязательно быть в гости.
Хорошо зная московскую суету, я особо не обнадежился, но на всякий пожарный случай прикупил бутылочку коньяку и стал ждать.
Наконец, раздался телефонный звонок, и мы с женой отправились на ближайшую остановку встречать гостя. Когда из троллейбуса шагнула точная копия генерала Решетова, я невольно заулыбался - так был похож сын на отца, когда-то оказавшего нам обоим значительную услугу.
Случилось так, что тридцать лет назад джазовый пианист из столичного музыкального училища и джазовый саксофонист из далекой Сибири оказались в одной группе абитуриентов. Конкурс, помнится, был запредельный, но мы конкурентами не были, и на почве любви к джазу испытывали друг к другу вполне объяснимую симпатию. Немного освоившись в непривычной военной обстановке, даже тайком поигрывали дуэтом в каком-нибудь классе для индивидуальных занятий блюзовые стандарты, давая отдых измученной гаммами душе.
Выдержав строгие экзамены и пройдя собеседование, мы оба оказались кандидатами на курсантские должности в составе экспериментального курса. Казалось бы, надо радоваться такому везенью, но не все было так безоблачно. При выезде в первый полевой лагерь для нас, тяжеловесов, не нашлось формы нужного размера и если бы не генеральская помощь, ходить бы нам по жаре в куцых гимнастерках целых полтора месяца.
О тяготах и лишениях курсантского лагеря говорить не буду, замечу только, что под конец мы оба похудели больше чем на двадцать килограмм. Тогда умели делать стройные фигуры будущим военным капельмейстерам, заставляя ежедневно передвигаться ускоренным шагом или бегом по 5 -7 километров.
Тем сладостнее были короткие часы послеобеденного отдыха, когда можно было, развалившись на травке в сени старинного собора, спокойно поговорить о джазовых кумирах без особой опаски. Джаз в то время, хотя и официально запрещен уже не был, но среди музыкального начальства особо не приветствовался, а потому афишировать свою увлеченность, как это делали гражданские музыканты, мы не решались. Оба хорошо понимали, что лагерный период обязательно завершится отсевом нескольких кандидатов, и что миновать эту опасность поможет только умение ни чем не выделяться из общей массы. Парадоксально, но таковы законы разношерстного армейского коллектива, даже если он состоит из творческих индивидуумов. Мудрость «слово – серебро, а молчание – золото» работает в нем как нигде.
Так что пришлось нам на время упрятать свои творческие способности куда подальше, в надежде реализовать их потом, когда серость и солдафонщина младших командиров уступят место разуму и интеллигентности профессорско - преподавательского состава. С началом учебных занятий так оно и произошло, и жизнь стала потихонечку возвращаться в привычное русло.
Учился Решетов легко, сказывалась крепкая столичная подготовка по музыкально-теоретическим дисциплинам. Играючи освоил абсолютно незнакомый инструмент военного оркестра (туба) и сделался одним из самых перспективных учеников курса. Общительный по характеру, много помогал другим, и помнится, я даже восстановил под его руководством почти утраченную способность к восприятию абсолютной высоты звуков.
Если рядовому курсанту на освоение сложнейшей учебной программы требовалось в среднем 22 часа в сутки, то нам вполне хватало и учебных занятий, а ежедневную самоподготовку, не обращая внимания на недовольство курсового начальства, мы использовали по-своему. Я настойчиво осваивал пласты мировой литературы, а он упорно вгрызался в тайны гармонии и инструментовки.
За злостное нежелание показывать отличные результаты и повышать курсовые показатели, по завершению учебы нас примерно наказали: его, учитывая генеральское происхождение, распределили в Уральский военный округ, а меня, как непокорного философа-вольнодумца, попросту сослали на берега Тихого океана.
Тяжелейшие условия, в которых мы тогда оказались, заставляли работать не покладая рук, и через несколько лет наши пути снова пересеклись уже в составе элитной оркестровой службы Группы Советских Войск в Германии. Для меня это был период бурного академического роста и завоевания известности, для него же – очередная ступенька к профессиональной композиторской деятельности. Однажды встретившись на окружных сборах в Вюнсдорфе, мы всю ночь проговорили в офицерской гостинице, а утром наши пути опять разошлись на долгие годы.
И вот мы снова сидим за одним столом и под рюмочку коньяку вспоминаем минувшее.
Наши судьбы в погонах почти не отличались: нелегкая лейтенантская доля в отдаленном гарнизоне, служба за пределами Родины и снова далеко не столичный комфорт жизни в Закавказье и Заполярье.
Но удивительное дело – профессиональное мастерство с годами не только не терялось, а наоборот, росло вместе с жизненным опытом, и когда фортуна, наконец, улыбнулась майору Решетову, он уже вполне был готов к преподавательской деятельности. И пока я, набирая стаж, завершал службу в снегах Заполярья, в Москве, вопреки всему, все ярче разгоралась звезда молодого дирижера, композитора и педагога, уже снискавшего славу мастера инструментовки.
Поужинав, мы перешли к компьютеру, и пока пытливый гость критически изучал мое дирижерское искусство по фотографиям и видео, я нетерпеливо запустил подаренный лазерный диск,и стал блаженствовать в звуках роскошной оркестровой сюиты, написанной по мотивам картин гениального русского художника Никаса Сафронова.
Музыка была свежая и интересная, в инструментовке чувствовалась зрелая рука, и мне вдруг подумалось, что вот так, буднично и просто, сбываются сейчас прямо на глазах самые смелые мечты нашей молодости.
Перехватив горящий взгляд своего приятеля, я понял, что он сейчас думает о том же. И стало ясно, что титул одного из лучших аранжировщиков, крупные заказы от ведущих оркестров и сотрудничество с выдающимися композиторами, - все это для него лишь последние ступени когда-то бесконечной лестницы, ведущей к заветной мечте, воплотившейся, наконец, в дипломе свободного художника. И не могло быть иначе в его жизни, ибо, хорошо помню, он всегда утверждал, что рожден быть композитором.
В тот вечер мы пожалели лишь об одном: не было возможности подольше поговорить, да поиграть джаз, как, бывало, делали мы в старые и добрые времена курсантских погон.
Вот уж что точно упустил в своей брошюрке гениальный конструктор кибер-капелей, так это неиссякаемую жажду спонтанного творчества, помноженную на вечно неудовлетворенное желание слиться со своим инструментом воедино и сыграть хороший «джем-сейшн» в хорошей компании хороших джазменов.
Ну да ничего, жизнь поправила…
Липецк
2018 год