Жила была Чаща недалеко от возделанного Поля. Поле все хвалили, нарадоваться им не могли. Кто мимо ни идёт, как по делам ни торопится, а скажет обязательно:
- Какое же ты, поле, у нас плодовитое, красивое, просторное. Кормилица-землица ты наша! - хвалили так поле, а сами с чащей его невольно сравнивали.
- Вот противная чащоба: ни пройти, ни проехать, ни грибов собрать, ни ягод. Топора она так и просит.
Слушала это Чаща, и было ей очень обидно. Не за себя, а за зверюшек, которые в ней проживали, за воду, которую она в земле хранила, чтобы Полю жажду свою немалую утолять. Несправедливы были людские упрёки, ведь и грибы и ягоды и орехи Чаща всегда позволяла собирать, а далеко в лес ходить и не нужно и опасно – нечего там человеку делать. Терпела Чаща насмешки и упрёки очень долго, до тех пор, пока всё это только люди говорили. Что с них, неразумных, взять?
Мечтала Чаща: упаду, деревца разбросаю, колючками и кустами укроюсь, воспламенюсь и погибну во цвете лет. Пепел один чёрный от меня останется. Вспомнят тогда обо мне, ещё пожалеют злые языки, что так говорили. Когда же и Поле начало с чужих слов нехорошее о Чаще повторять и клеветать, то Чаща не выдержала и решила всех покинуть. Позвала она братца Ветра на подмогу и попросила его унести её так далеко, как только сможет, а он и спрашивать не стал: что, да почему, - подхватил и унёс. И унёс так далеко, что о людях и полях в здешних глухих краях никто и не слышал. Одни зверушки тут бегали, да поляны вольные на землице отдыхали, ягодками красными друг перед дружкой хвастались. Расположилась и Чаща неподалёку на берегу большого озера.
Часто она слушала, как волны бьются о берег, песком поскрипывают, на камушках позванивают, камышами шепелявят, братцу её музыку сочинять помогают. Смотрела она на птиц, по своим делам летающих в небе над озером и от полётов дальних на берегу и воде отдыхающих. Примечала она рыб огромных, круги по воде пускающих, за мальками и лягушками гоняющихся, слушала по ночам, как звёзды с озером разговаривают. Долго так продолжалось и, наконец, начала Чаща замечать, что становится она всё красивей, всё прекрасней, особенно когда смотрит на своё озёрное отражение. Дивно ей было это видеть. Привыкла она уже к тому, что крива, густа, не красива и всем только ужасно мешает.
Время шло, Чаща всё краше становилась, а Поле без неё заскучало. Некого Полю было ругать, не на кого беды свои перекладывать, а бед-то всё больше копилось. Один неурожай за другим следовал, одна пыльная буря за другой вились над ним. Земля в поле стала вся сухая, ни плугу, ни бороне не поддавалась. Плуг набок перебросить землю не мог, а борона только пыль пускала поверху. Люди давно уже на поле за это обиделись, а тут и вовсе перестали его пахать, урожай снимать, да похваливать. Наоборот, говорили: что за бездельница эта землица, что ей надобно? Чащи нет, солнца много, вода есть - поливать не успеваем, поле всё забирает жадно, пьёт и опять сухое стоит. Никто теперь полем не любуется, песни о нём не складывает. Грустно Полю.
Однажды птички принесли весточку от старого поля Чаще. Рассказали, как полю плохо без неё живётся, и пожалела Чаща Поле. Надавала птичкам всяких семян из своих запасов, велела рядом с полем рассеять, а Полю самому передать: не скупись на похвалу, не жалей слов хороших семенам этим, может, даст Бог и вырастут они, сплотятся в новую чащу. Опять станет поле плодородным, снова его люди хвалить будут, а пыль побегами укроется. Так и сделали птички. Спокойно стало на душе у Чащи, только один вопрос её волнует, никак не может его Чаща разрешить. Думала, думала, ничего не придумала, спрашивает у Озера.
- Озеро ты моё, милое, Озеро глубокое, синее, почему, когда на себя сама смотрю, то такой ужасной себе кажусь, а как на отражение своё в тебе гляну, так радостно становится – такая я в тебе красивая, да ладная?
Поплескалось Озеро о берег, будто смеясь, да отвечает.
- Старая ты, Чаща, да густотой своей с любой грозовой тучкой поспорить можешь, а простых вещей не знаешь.
- Не знаю, Озеро, ничего не знаю…. – Прошумела в ответ Чаща.
- Когда сама на себя смотришь, то только и видишь внешность свою, только о ней и думаешь, да об удобствах разных житейских, а как глянешь на своё волшебное во мне отражение, так душу свою прекрасную различаешь. Ей и любуешься.
- Неужели так это?
- Любуйся, на здоровье и счастье, истинную правду тебе открыла.
Обрадовалась Чаща. Так и стоит по сию пору неподвижно и взгляда от своего волшебного Озера никак не оторвать не может.