Бася – тот ещё мальчик. Рыжий, нахальный, и любопытный. Ни дать, ни взять – осетин на ереванском рынке. Или еврей на черновицком.
Манеры его как-то не очень соответствуют важности миссии, ради которой он в этот мир призван. Чего стоит, например, мерзкая привычка точить саблезубые свои когти обо что ни попадя? И – не дай Бог кому-нибудь оставить на диване или кресле газету… на «Брехунке» Бася просто лежит, слегка его помяв – а уж если «Городской лизоблюд» - так непременно в клочья!
Стоит открыть какую-нибудь дверь или коробку, или выдвинуть шуфлядку – «…он сразу шасть туды»! – как сказал поэт. Зато стационарный свой домик, где положено ему ночевать и медитировать, Бася игнорирует чуть ли не демонстративно. А ночевать он предпочитает на маменькиных ногах. Пытается лечить в меру своей квалификации. Но пока не очень-то и получается: молод ещё. Знания только в теории, опыта никакого. А на голой интуиции далеко не уедешь.
- Бася! – обличающее строгим тоном заклинает Маменька, застав его терзающим антимоскитную оконную сетку или обои: - …!
Бася поворачивает голову на голос. Круглый его взгляд являет не то, чтобы невинность, но полную отрешённость от мирских маменькиных сует: мол, не до обоев мне ваших и сеток, а что вам там почудилось – так то, небось, во дворе кто-то где-то чего-то…
- От уже я с тебя кролика изделаю! – ворчит Папенька, пристально глядя на Басю: - Польты с твоей шкуры стану шить на рабочий кредит!
Бася, грозно горбясь, выгибая спину одновременно в двух проекциях: вверх и вбок, атакует. Челюсти его намертво смыкаются у основания большого пальца папенькиной ладони, принявшей первый эшелон Басиной атаки. Когти передних лап впиваются в запястье, фиксируя руку, пока задние, от запястья до локтевого сустава, рвут её…клочья кожи и мяса мельтешат в кровавом мареве… Бася вбирает когти, шершавым своим языком выписывая на участке кожи с внешней стороны ладони, на промежутке между большим и указательным пальцем в узелке вен, вензель регенерации… папенька чешет ему пальцами за ушком… элементалы разочарованно слипаются в мутно пульсирующий комок, демон Карнаштепт спасается в углу под образами от нестерпимого сияния, вызванного Басиными пассами.
- В помойном ведре остатки рыбы хорошо завонялись! – издевательски-сочувственно сообщает Карнаштепт элементалам.
- Ага! Они в полиэтиленовом мешке, с которым Бася играл! Сунься-ка!
- Давай, Рыжий, спали их, отродий сатанинских!
Бася, не удостаивая взгляда кривляющегося в божьем углу демона, ёрнически принявшего образ Богородицы, с ленцой шествует в кузню. Тщательно обнюхивает кормушку. Тихонько так, хрустально мяукает, поднимая на маменьку вопрошающе-требовательный круглый взгляд:
- Что за дела? Здесь уже должны лежать пять креветок!
Бася мяукает очень редко и очень музыкально. В основном тогда, когда просится в спальню, если дверь закрыта.
Бася в положении сидя – божество, являющее совершенство форм. Прекрасные глаза его – зеркало вселенской гармонии и божественной любви. Начинаешь, глядя на сидящего в полной неподвижности Басю, ощущать себя древним египтянином.
Наглый, исполненный сатанинского соблазна взгляд похабно расщепенившегося на полу Баси, уже олицетворяющего всю сладость греха – всего лишь приглашение к игре.
По выходным, когда человек таки может себе позволить утром понежиться в постели, Бася открывает сезон охоты на папенькины пятки, всегда безошибочно обнаруживая их под одеялом, как бы тщательно папенька их не упаковывал.
- Ща я резинку с трусов выниму, – сонно мямлит папенька, - рогатку на пальцах изделаю – и буду в тебя шпиндюльками стреляться, падла рыжая.
- А шпиндюльки где возьмёшь? – спрашивает Бася.
- А во с газеты накручу…
- Я те накручу! – возмущается маменька: - хвоста я накручу вам обоим! То кроссворды мои! И лучше нехай пятки тебе дерёт, чем обои!
- Обои – их по новой поклеить можно, - мысленно возражает папенька, - а пятки – одни. С другой стороны, обои денег стоят. А пятки зеленкой помазал – и ничего.
Бася резко отпрыгивает к двери, разворачивается, заломив хвост, принимает боевую стойку. Взлетает на кровать и, на задних лапах, подобно кенгуру или тираннозавру, в несколько прыжков, свирепея лицом, достигает папенькиной головы. Папенька, от греха подальше, прячет её под одеяло…
- Иди уже туалеты проверь!
- Еси б там чего было – он бы щас носился по хате, как чёрт, - ворчит папенька, неимоверным усилием воли извлекаясь из под одеяла, - рыжей молнии подобный…
Бася вслед за папенькой запрыгивает в ванну. С интересом наблюдает за душевым рожком. Первые брызги уже готовы упасть на его рыжую шубейку – не тут то было! Исчезает в последний момент, несмотря на плотно задвинутую шторку…
В обед Бася съедает пять креветок. По праздникам – соответствующей величины краба, или ёще какого-нибудь лобстера. Стоически переносит тот факт, что морепродукты эти не свежеотловленные, а размороженные. Десерт же его состоит из йогурта, творога, или сметаны.
Завтракает Бася сухим кошачьим кормом, витаминизированным, с клетчаткой и растительными добавками. А ужинает мясом чёрной вьетнамской курицы. Срок годности – не более трех дней со дня умервщления. Причем – никаких заморозок-разморозок. Допускается трехдневное хранение при температуре +6 С. Правда, у курицы есть право пастись неделю в спецкурятнике, пристроенном к хозяйской лоджии. Так что, с поставками особого напряга нет.
Расти и воспитываться курица должна непременно в семье из племени Чёрные Мео, имеющей не менее троих детей разного пола. Папенькины сетования на то, что племя это поддерживало в своё время коммунистический ВьетКонг, Басю не впечатляют.
С убоем птицы также проблем нет: при виде Басиного великолепия, сражённая остротой его ума, курица тут же умирает от стыда за своё убожество и никчемность. Теряя перья в процессе. Остаётся только освежевать её, и отделить мясо от костей…
Надо сказать, Бася для Папеньки с Маменькой не родной кот. Приятельница попросила присмотреть за ним, на время командировки в Турцию. Хотя, Бася, скорей всего, здорово бы мог помочь ей: основная цель командировки – контроль за точностью реставрации православных святынь Айя София в Константинополе. Решающий фактор её назначении – факт прямого родства с Палеологами. Если доверять изысканиям директора Российской истории, исполняющего в свободное от науки время нелёгкую миссию Начальника Города, маленького – но нашего – нет у Палеологов потомка прямее, чем нежели она.
Все эти историко-гениологические неожиданности не то, чтобы взбудоражили, но некоторым образом возбудили общественное мнение…
- Стеречь тебе, Рыжий, всехристианнейший православный византийский престол! – резвился демон: - А там бесы покруче моего! Сожрут по рыхлому, вместе с хвостом, хозяйкой и родословной!
Бася едва уловимым движением хвоста послал заряд так, что он угодил инстинктивно отпрянувшему демону в самое неприличное место образа, принятого им под впечатлением папенькиной коллекции сугубо мужских картинок…
- Юморок у тебя извращённый! – прокряхтел Карнаштепт, морщась от боли и досады: так тупо купился на простенький манёвр! – Да, собственно, с кем поведёшься…
Бася без особого интереса слушает Карнаштептовы откровения по поводу рода человеческого и религии, как таковой.
- Всё ж к одному и сводится! – вещает демон уже в обличии Николая Кузанского: - насилие во имя милосердия, рабское поклонение Творцу, даровавшему свободу воли, маскировка низменных желаний высокими стремлениями… бла-бла-бла…
Бася внимательно следит за полётом мухи. Тонкие эволюции кончика его хвоста, сопровождаемые мерными ударами то влево, то вправо, то по центру, отмечают точки оптимальной траектории прыжка, в соответствии с расчетной траекторией полёта мухи… все аргументы Карнаштепта Бася знал наизусть ещё до своего рождения, чему подтверждение – высокий балл, полученный им на экзамене по демонологии…
- …бла-бла-бла… а как они рыбу ловят!
- Что-то новенькое!
Бася, не спуская с мухи глаз, поворачивает ухо на голос.
- Рыбы при ловле сетью просто медленно и мучительно умирают от удушья, сваленные в кучу… холокост отдыхает! А все эти любительские причиндалы с крючками? Представь себе: глотаешь ты кусок мяса – а там – железный крючок, к прозрачной, незаметной верёвочке привязанный. И вытаскивают тебя за эту верёвочку в безвоздушное пространство, где тебя раздувает, и ты ме-едленно так умираешь, задыхаясь. А, Рыжий? А пока тебя тащат – крючок тебе впивается в нёбо, в пищевод, или в желудок… прелюдия, так сказать. И это – простенькая, детская спортивная удочка. Что уж говорить обо всяких донках и тому подобных перемётах!
Бася, в прыжке, для него самого неожиданном, молниеносным ударом передней лапы сбивает муху, и мягко приземляется, как ему и положено, на все четыре. Делает победную стойку на задних лапах, в боевой своей позе, в которой напоминает он геометрическую модель четырёхмерного псевдопространства Минковского и гордость отечественного авиастроения штурмовик «СУ-27» одновременно. Из этой позы молниеносно срывается, и с бешенной скоростью совершает рейд по всей квартире, в трёх проекциях. Под язвительные поздравления демона, принявшего на этот раз облик матери Терезы с головой Махатмы Ганди.
Муха грянулась об пол всей массой своего тела, с огромной скоростью, приданной Басиной лапой. Ударная волна ушла вниз, вызвав извержение вулкана на противоположной стороне земного шара, хотя Бася, спохватившись, успел частично погасить её. Боковые волны потревожили нефтеносные пласты близлежащих месторождений, что привело к существенному повышению дебита скважин.
Муха лежала навзничь, сложив лапки на зеленовато отсвечивающем брюшке. Из трещины в черепе сочилась густая масса грязно-белого цвета. Хоботок провалился внутрь головы, глаза, выскочившие из орбит от страшного удара, бусинками на ниточках лежали поодаль. Страшно щёлкая челюстями и завывая от голодного нетерпения, замыкали кольцо вокруг её ещё не остывшего трупа, полчища микробов.
- Не дело это, - сказал Карнаштепт, шуганув падальщиков кольцевым разрядом, - схоронить надо по-божески.
Бася снял блокировку. Демон тут же материализовался в паука. Вставил мухе глаза, выправил хоботок, плотно упаковал труп в паутинный саван.
Сейчас по труп-каналу её отправлю – и все дела… ты чего такой, рыжий? Первый раз, что ли?
- Да нет, - задумчиво ответил Бася, - мышку один раз убил. А птичку поймал – даже сьел…
- Ну-у! – Карнаштепт нарисовал на паучьей морде снисходительную ухмылку: - Это не считается! Это – твой законный рацион! Да и муху – по службе: вторглась в чужое воздушное пространство, имела на борту бактериологическое оружие… так что – не дрейфь, Рыжий! Ещё тебе и поощрение светит!
Бася отнюдь не мучался угрызениями совести после убийства мухи, совершённого исключительно из спортивного интереса: это он осознавал чётко. Что-то его тревожило, чувствовался в произошедшем какой-то подвох, и предчувствовались последствия чуть ли не грандиозные.
Служба по охране людей от несанкционированного влияния астральных сущностей, проще говоря – от нечистой силы – добровольный выбор каждого кота. Каждый кот изначально имеет демоническую сущность, и перед тем, как обрести сущность физическую, определяет своё призвание и специальность с помощью опытных, мудрых преподавателей. У демонов же вроде Карнаштепта выбора нет. Они сотворены послушными исполнителями воли Повелителя мух. И, кроме пакостей, ничего от них ожидать не приходится. А значит – следует часа два помедитировать на подоконнике, потом – пожрать и хорошенько выспаться, чтобы в ясном уме и крепком, послушном теле встретить любую неожиданность.
- А я чего только в жизни не видел! – пьяно бормочет папенька, мешая мурлыкать уютно устроившемуся у него на груди Басе: - И слаще морковки пробовал, и горше редьки приходилось… вкушая вкусих мало меда – и се аз набрался як свиння – а ты, зверь животный, рыжий, и что ты понимать можешь? Тебе вот креветок хавать, да на меня охотиться – и вся программа предназначения жизни…
Папенькино бормотание угасает, постепенно переходя в храп. Он переворачивается на бок. Бася скатывается с него, и устраивается поудобнее на нейтральной полосе, в ногах.
2007-09-26