Вот эти мальчики лет тринадцати-семнадцати, что стоят кучками и гыгыкают...
Ух, как они меня раздражают!
Ни о чём же ржут и смех у них кретинский.
Мы вот в их годы разве так ржали?
Да нет же, конечно!
Ну, стояли кучками, да, но без ржача. Просто смеялись, важное что-то обсуждали, а не то, что эти.
Ручкались со всеми вновь прибывшими. Это класса с шестого - как раз в тринадцать лет. Как взрослые, значит - за ручку, как равный равного.
И опять базар за важное.
Не про женщин, конечно, какие женщины - их тогда для нас не существовало, да и засмеяли бы, если б кто про девочку сказал, а уж если бы приобнял - вообще позор.
А девочкам мы и без того были неинтересны - они со старшими шмыгали, нас даже не презирая, а просто не замечая.
А нам - очень надо было, у нас важное обсуждение. А этих девиц мы скока хошь видели. На "цыганских картах". Они, правда, затёртые были страшно, почти ничего не видно, но зато можно было больше представлять. Потом быстро спрятать карты, чтобы класснуха не заметила и не потерялись чтобы - дорогие же, рублей по пять колода.
А потом опять повспоминать с прошлого года чего-нить, когда ещё пацанами были, в двенадцать-то лет, не то, что сейчас, в тринадцать: теперь и голос ломается, и волосы растут там, где не было. А некоторые даже мерили у себя - больше, говорят, стал. У всех, кто измерял - больше двадцати сантиметров. "Чесслово".
Обсудить надо и это - и опять поручкаться с кем-то.
А потом, если уходит - попрощаться.
Посмеяться напоследок - и разойтись.
А не то, что эти - гы-гы, да гы-гы.
И девочек приобнимают, идиоты. У которых полпопы со стрингами открыто, хоть и морозы стоят.
То ли дело раньше было. Ни стрингов, ни поп.
И пацаны все нормальные.
И лет ещё по тринадцать-семнадцать.
Сашка говорит:
- Пап, а чего эти мальчики так себя ведут - такими идиотами и вырастут?
Не знаю, что и ответить.
Я ж - вырос.