ПРАЗДНИК УРОЖАЯ
По пашне опытно-производственного хозяйства «Воскресенское» мчит американский трактор «Джон Дир». Машина сверкает новенькой зелёной краской. Ее мощный дизель в сто пятьдесят лошадиных сил легко тащит за собой роторный культиватор, превращающий в пыль своими бешено вращающимися ножами глыбисто-комковатую структуру северного подзола. За ним двигается посадочная машина – махина высотой с дом тракториста Оскара Рямонен, который сидит за ее штурвалом. Машина формирует из распыленной почвы гребень и сразу закладывает в него ярко- бордовые клубни голландского семенного картофеля. Поле после иностранных машин выглядит ну совсем, как на картинке с надписями на английском языке, которая вывешена в дирекции хозяйства возле кассы, где работники два раза в месяц получают свою зарплату.
Недалеко от Оскара Рямонен на тракторе «Беларусь», силенок у которого в два раза меньше, чем у американца, работает Петр Широков. Он культивирует вспаханное поле, с трудом волоча за собой дисковые орудия, оставляющие за собой полосы с небольшим горбом. Петр, как ни старался, все же не смог отрегулировать культиватор по горизонту: прицепное орудие было сделано кривым на заводе.
Его напарник, молодой механизатор Семен, нарезает за ним лапчатым культиватором борозды, между которыми картофелесажалка, очень похожая на зерновую сеялку, выбрасывает из семяпроводов семенной картофель. Посадка картофеля заканчивается очередным проходом лапчатого культиватора, закрывающего клубни проросшего картофеля гребнем земли. Легкую технику слегка водит при движении по полю. Мешают камни и неровности рельефа. Поэтому после посадки борозды кое-где виляют, и идеальной картинки не получается.
Что поделаешь, подготовка пашни перед посадкой на поле Рямонен велась с помощью иноземного сепаратора, выбирающего из пахотного слоя почвы даже мелкие камни, а на поле Широкова камни в телегу собирала бригада студентов, отрабатывающих ежегодную трудовую повинность. Студенты весело, с песнями и шутками-прибаутками собирали камни только с поверхности. Да и планировщик поверхности у голландцев был получше.
Неравный бой длился до осени, когда в битву за урожай были брошены картофелеуборочные комбайны.
Рямонен сидел в теплой и сухой комфортабельной кабине комбайна, выкрашенного в оранжевый цвет, и спокойно наблюдал за движением своей машины, иногда подправляя ее тяжелый плавный ход движением рычагов. Машины не успевали забирать собранный картофель из бункера. Рямонен останавливался и жалел, что не были закуплены иностранные грузовики большей вместительности и проходимости.
Вдали на поле Широкова ползал отечественный картофелеуборочный комбайн. Он часто останавливался и женщины, стоящие с двух сторон на платформе, очищали от ботвы и камней ленту транспортера, сбрасывающего картофель в бункер.
Время от времени к остановившемуся комбайну Широкова подъезжала машина технической помощи, и ремонтники что-то выбивали и забивали в комбайн тяжелой кувалдой.
Все время моросил противный и холодный дождичек. Механизаторы, ремонтники и женщины промокли и снимали стресс спасительным русским матом. Всех согревала мысль о том, что до окончания уборки оставалось совсем немного, а в следующий выходной будет праздник урожая.
Праздник урожая был государственным и всенародным праздником. Его отмечали в последнее воскресенье октября, когда урожай был заложен в хранилища. Полевые работы были, в основном, закончены. Погода совсем портилась, и поля превращались в непролазные топи. Наступала глухая пора торжества идиотизма сельской жизни. Мужики запивали. Бабы воевали на двух фронтах: с мужиками и в хозяйстве. В хлевах и сараях тоскливо мычали частные коровы и требовательно хрюкали личные свиньи, напоминая о часе их кормежки.
И вот день праздника наступил. В официальной части торжества раздавались Почетные грамоты, премии и подарки. Все с нетерпением ждали окончания официоза и начала самого интересного – концерта и застолья.
В такие дни в местном Доме культуры выступали приезжие артисты из города или своя художественная самодеятельность. Какая-нибудь местная красавица Валька или Нинка выплясывала на сцене чардаш, да так, что пылкие взгляды молодых парней лезли далеко к ней под юбку, до тех пор, пока у них не темнело в глазах. Женский хор в платьях, пошитых под народные костюмы, с воодушевлением пел «Подмосковные вечера», представляя себе свои деревенские посиделки. Водитель Петя или Вася, посещавшие в свое время музыкальную школу в соседнем рабочем поселке на торфоразработках, старательно перебирал пальцами клавиши на аккордеоне, слегка путаясь в мелодии.
По окончании концерта убирались стулья. Приносились и накрывались столы. Начиналось самое главное – хмельное коллективное застолье. Сегодня, в день праздника урожая застолье открыл директор опытного хозяйства Литвинович Максим Владленович.
Директор хозяйства был крутой мужик. Он мог дать в морду механизатору, напившемуся в поле и разбившему трактор о придорожный столб. Больше он не наказывал провинившегося ни штрафом, ни выговором, ни лишением премии. За это ему прощали разбитый нос, подбитый глаз и не жаловались в профком и вышестоящему начальству.
Литвинович мог послать «куда подальше» и неосторожного сотрудника из вышестоящей организации, приехавшего проконтролировать ход какого-нибудь важного производственного опыта и по неосторожности попытавшегося начальственным тоном указать директору на огрехи, допущенные при пахоте.
В периоды межсезонья директор запивал и бродил по центральной усадьбе хозяйства, играя на гармошке и распевая песни.
За грубое поведение и запои начальство неоднократно рассматривало вопрос об его освобождении от занимаемой должности, но народ любил директора и каждый раз собирал подписи в его защиту.
У Максима Владленовича была одна слабость – молодые девки. Менял он их часто и неожиданно, без сюсюканья давая поворот от ворот надоевшей красотке. Сейчас у него в фаворе была Надюшка, крепкая грудастая девица, живущая в соседнем рабочем поселке, но устроившаяся в опытно-производственное хозяйство по причине нашумевшей любовной истории с местным начальником торфопредприятия, человеком семейным и страдающим ишемической болезнью сердца. Однажды его пришлось срочно госпитализировать из Надюшкиной постели с инфарктом миокарда. После этого супруга начальника потребовала увольнения с торфопредприятия шальной девицы.
Максим Владленович принял Надюшку на работу, на должность секретарши, так как девушка она была грамотная и обучалась на заочном отделении сельскохозяйственного института, овладевая экономическими знаниями. Её целью в жизни было пробиться «в люди», вращаться среди конторских людей, быть поближе к начальству и найти себе достойную пару: мужа обеспеченного, культурного и образованного. Пока ей не везло ни с учебой, ни с мужем.
За праздничным столом Надюшка сидела обычно недалеко от директора через главного агронома и главного экономиста хозяйства. Директор последнее время приходил на торжества и мероприятия без жены. Она обезножила после гибели единственного сына, разбившегося на мотоцикле.
Надюшка вертелась на своем стуле как юла, пытаясь обратить внимание директора на глубокое декольте ее нового вечернего платья от местного кутюрье - старого еврея-портного, дяди Симы, не чуждого французским веяньям моды, которые надувало к нему в квартиру с подиумов телевизионного экрана.
Но сегодня Максим Владленович не обращал на нее внимания. Он был увлечен производственными обстоятельствами. Хозяйство перевыполнило производственные задания и успешно провело опыты по сравнительному испытанию голландских и отечественных технологий, которые курировали аж из самой Российской сельскохозяйственной академии.
Максим Владленович был истинно русский человек по матери, не смотря на фамилию и отчество иностранного происхождения. В этом был виноват его отец, а еще раньше отец отца, то есть его дед, приехавший в Россию с Западной Украины после разгрома там националистов, которым он симпатизировал.
Как истинно русский человек Литвинович не любил все иностранное. Он считал, что самобытность русского народа, обеспечивающая ему выдающееся место в мировой истории, заключена в его способностях преодолевать трудности, которые он не редко создает себе сам. Русское пьянство он считал одним из эффективных способов создавать себе трудности и поэтому относился к нему с большим вниманием.
Опыты с иностранными технологиями Максим Владленович переносил тяжело, как хроническое гриппозное состояние. Вроде бы и температуры нет, а всего ломает и постоянно болит голова. В первую же ночь после разгрузки голландской техники на машинном дворе кто-то снял разноцветные трубки с гидравлической системы. Кому это понадобилось – не понятно. Ведь для своих машин они не подходили. Пришлось установить на дворе постоянное дежурство специалистов: агрономов и конторских служащих.
Долго судили и рядили у него в кабинете: кого посадить на иностранную технику, что бы он ее по пьянке не угробил. Остановились на Оскаре Рямонен и его сменщиках. К тому же технику приехали налаживать специалисты из Финляндии, а Оскар худо-бедно лопотал по-фински.
На другой половине поля, на российской технике определили работать Петра Широкова, способного трудиться круглые сутки без сна и отдыха. Запивал он редко и то от страшной усталости, так как был человеком ответственным и коммунистом. Партком выводил его из запоя буквально за одно заседание.
Оба механизатора были награждены многочисленными медалями за трудовую доблесть и кипой Почетных грамот. Рямонен удостоился даже отдельного приза за победу на областных соревнованиях пахарей – новеньких «Жигулей» пятой классической модели. Между этими двумя механизаторами развертывалось не только официальное соревнование, но и развилось скрытое бытовое соперничество, перерастающее в столкновения по разному поводу.
Директор хозяйства, начиная застолье, первую рюмку предложил выпить за дружный коллектив хозяйства, ударным трудом обеспечивший выполнение и перевыполнение производственно-научных планов. Через небольшой перерывчик между первой и второй рюмкой он поблагодарил Оскара Рямонен и Петра Широкова за их особые заслуги перед наукой и производством:
- Мужики! Вы – молодцы! Показали высокий класс работы на земле! Не подвела и наша отечественная технология. Урожаи картофеля по иностранной и нашенской технологии получены почти одинаковые: около 35 тонн с гектара. Конечно, голландская техника понадежнее нашей и работать на ней удобнее, но это - пока она новая. Пусть поработает в наших условиях года два-три, а там посмотрим!
Надюшке скоро надоело слушать хвалебные речи шефа и она, разогретая изрядной порцией вина, стала «клеиться» к рядом сидящему гостю из академии Антону Анастасовичу Вихроняну. У начальника отдела внедрения научных разработок в производство Вихроняна, действительно, на голове рос вихрь черных непокорных волос, как их не стриги и не причесывай. Он полной грудью вдыхал удушливый парфюмерный запах рядом сидящей с ним пышногрудой девицы. Она с каждой последующей рюмкой нравилась ему все больше и больше. Груди девушки соблазнительно колыхались под платьем и могли вот-вот выпасть из глубокого разреза, когда она тянулась мимо него к угощениям, стоящим по центру стола. Он знал толк в молочных железах, так как по специальности был ветеринарным врачом и в свое время вылечил множество коровьих маститов.
Когда объявили танцы и из динамиков на сцене полилась музыка, Вихронян пригласил Надюшку на танец. Их пара была первой и единственной в этом танце между столами. Сельский люд еще не созрел для плясок, предпочитая замысловатым па выпивку и закуску, тесно расставленную на столе. Исполненный в одиночестве танец вывел из равновесия молодого чернявого парня невысокого роста, уже изрядно нагрузившегося спиртным. Это был сын Петра Широкова – Федя по кличке «коротышка» из-за своего маленького роста, работавший водителем большегрузной «Татры» на торфопредприятии и развозивший торф по окрестным хозяйствам. Отец всегда брал его с собой на мероприятия в хозяйстве, говоря при этом:
- Ты тоже работник сельского хозяйства! Ты обеспечиваешь торфом наше хозяйство! Без тебя мы не могли бы нормально работать!
Федя Широков заприметил Надюшку еще тогда, когда та работала в конторе торфопредприятия. Секретарша и по совместительству любовница директора в упор не замечала каких-то грязных работяг, иногда мелькавших перед ее глазами. Не удостоила она своим вниманием и Федю, пытавшегося заговорить с ней в приемной.
- Вы к директору? – спросила она строго Федю, сунувшегося было в приемную.
- Тогда не мешайте работать! – отрезала секретарша и захлопнула за ним дверь.
Федя понял, что его надежды на внимание девушки несбыточны.
Вскоре Надюшка со скандалом покинула торфопредприятие, и Федя долго ее не видел. Сегодня сердце его вновь всколыхнулось. Он увидел соблазнительную Надюшку. Она так раскованно танцевала с этим «чуркой» из академии, что у Феди зажгло в груди.
Как только закончилась первая танцевальная мелодия и началась вторая, Федя, сшибая стулья, ринулся за Надюшкой, догнал, схватил за локоть и выпалил:
- Давай потанцуем!
Надюшка с недоумением посмотрела на него сверху вниз и сказала:
- С какой это стати, коротышка?
Федя от такого оскорбления покраснел и еще сильнее сжал локоть девицы.
- Отпусти! Больно! – вскрикнула Надюшка.
Её кавалер из академии уже сидел за столом и делал вид, что назревающий конфликт его не касается.
«Еще не хватает втянуться в пьяную деревенскую драку! Потом объясняйся с начальством! Пусть сами разбираются!» – решил Вихронян.
Но Надюшка неожиданно получила помощь с другой стороны: к ним подошел сын Оскара Рямонен - Николай. Назревал межклановый конфликт.
- Ты чего к нашим девушкам пристаешь? – ткнул рукой в грудь Феди Николай.
- Твои девки в Финляндии, чухна! – выкрикнул срывающимся визгливым голосом русофил Федя. – Туда и катись! Ты думаешь, если твоего батьку и тебя посадили на иностранный трактор, так все девки твои?
- Коротышка! – ничего более вразумительного не смог произнести в ответ Николай Рямонен, здоровенный, под два метра ростом парень.
Повторного оскорбления Федя не выдержал, отпустил локоть Надюшки, схватил Николая за грудки, подпрыгнул и ударил его головой в лицо.
Николай провел ладонью по разбитой губе и с недоумением уставился на размазанную по ладони кровь. Когда до него дошло, что его ударили, он схватил маленького Федю за лацканы нового в коричневую клеточку пиджака, приподнял над полом и швырнул его на уставленный закусками и бутылками стол. Федя рухнул на стол, сметая с него бутылки, рюмки, стаканы, тарелки и прочую посуду. Когда он поднялся по другую сторону стола от Рямонен, по его новому пиджаку стекал кетчуп «Балтимор», окрашивая белую рубашку в ярко-кровавый цвет.
Кто-то завопил:
- Убили!
Бабы повисли на плечах Николая Рямонен и скрутили Федю.
- Отставить, мужики! – послышался начальственный окрик директора хозяйства.- А ты, Надежда, сядь на место!
Постепенно все успокоились. Мужики пошли курить в туалетную комнату. Женщины, привыкшие к дефициту мужчин, начали танцы друг с другом.
Надюшка, довольная тем, что смогла привлечь к себе внимание директора, подсела к нему и что-то прошептала на ухо.
Через пять минут Литвинович поднялся со стула, опрокинул в рот полстакана водки и вышел из зала. За ним незаметно, стеночкой –стеночкой, выскользнула из зала Надюшка.
В фойе стоял папиросный дым, густым потоком вытекающий из полуоткрытого входа в туалет. За дверью туалета урчала спущенная из бачка унитаза вода, и слышался мужской говор. Вдруг дверь туалета медленно распахнулась, и из нее повалили обкуренные, и от этого еще больше захмелевшие мужики. Последними, покачиваясь, вышли в обнимку Николай Рямонен и Федор Широков.
В это время на улице в директорскую служебную машину садились Литвинович и Надя, его секретарша. Машина высадила парочку возле конторы и уехала. Любовники вошли в здание конторы. Сначала свет загорелся в кабинете директора на втором этаже. Вскоре свет погас, и только яркая луна освещала контору и поселок.
В крайних усадебных домах залаяли собаки. Лунный свет накрыл поселок прозрачной бледно-синей пеленой. Под ней яркими огнями светился Дом культуры. Из него, как из волшебной музыкальной шкатулки доносилась музыка. Кое-где в окнах жилых домов вспыхивал свет. Это возвращались с праздника нагулявшиеся работники хозяйства. Доярки торопились лечь спать, уложив пьяного мужа в супружескую постель. Хотелось поспать хотя бы часик-другой. Скоро идти на утреннюю дойку к полусонным буренкам, терпеливо ждущим, когда к их вымени присосется своими щупальцами-стаканами вакуумный доильный аппарат.