Курск.
Все идет обычным чередом. Работа. Семья. Дом. Сестра уже приехала к нам - работает бухгалтером в торговом центре"Европе 5". Кирилл там же, программистом, а я со старым составом - Джери, Фот - на "Европе 15".
Как-то мы идем в кафе втроем - я, Кирилл и Лена - и случайно выигрываем поездку в Швейцарию. Нашей радости нет предела - бесплатная поездка троим заграницу. Всей возни со сборами не было. Помню лишь, посадку на поезд уже в Москве. В какой именно город мы направлялись, не знаю, знаю лишь, что это была какая-то курортная зона, близ озера, окруженная холмами, покрытыми лиственным лесом.
Первая любопытная вещь произошла в поезде уже на территории Швейцарии. Поезд двигался как обычно по рельсам, но на какой-то возвышенной платформе и даже не как обычно, например, на насыпи гравия, а как будто по о-о-очень длинному железнодорожному мосту, но без верхней части.
Слева от поезда, по направлению движения, за окном было что-то интересное. И вся толпа, находившаяся в вагонах ринулась к окнам. Поезд был уже не обычным, какой мы привыкли видеть - вагоны походили на трамваи старого типа - какие ездят по улицам нашего горда в праздники, в основном 9 мая по-моему, т.е. без стекол и открытые. На очередном резком повороте происходит авария, и из-за того что все пассажиры оказались на той стороне вагонов, которая слегка накренялась при резком повороте состава, часть вагонов переворачивается и падает на бок, но поезд продолжает движение. Криков пострадавших людей не слышно, возможно никто и не пострадал.
Мы втроем вывалились из окна и упали с моста, по которому двигался поезд, в заросли кустарника, растущего внизу. Ни синяков, ни ушибов не было ни на одном из нас. Мы поднялись на ноги и молча пошли вдоль железной дороги, страха не было - мы знали, что скоро должна была быть наша станция и идти недалеко.
Лес сгущался, а мы все шли и шли. Если попытаться определить время по солнцу, то было уже где-то около 2 часов после полудня, начали мы свой пеший поход примерно в 10 часов утра. Т.е. шли мы уже достаточно долго. Железная дорога, которая все время была слева от нас, куда-то исчезла. Мы просто шли по лесной тропе. Минут через десять-пятнадцать мы наконец вышли в многолюдное место. Сразу стало понятно, почему мы перестали видеть железную дорогу за деревьями - по правой стороне от нас раскинулось огромное озеро. Мы остановились на пляже, как везде, так и здесь - пляж был достаточно суетным местом. Люди ходили, болтали, кто-то загорал, кто-то купался. В общем обычное место отдыха.
До нас доносилась в основном русская речь, что почему-то нас не удивило.
Сам пляж располагался у подножия огромного холма, если смотреть на холм со стороны озера, то пляж находился справа от него. Сам холм со стороны пляжа был более плавным, нежели с другой. И лес, росший на этой стороне, был более редким. База отдыха, в которой мы должны были жить. располагалась по ту сторону холма по словам отдыхающих, но на сам холм надобности подниматься не было, можно было его просто обогнуть. Справа от холма виднелась достаточно широкая тропа, было видно, что по ней регулярно передвигается много народа.
Мы шли, оглядывая все вокруг. Лес выглядел очень загадочно - то там, то тут стояли высокие многовековые дубы, вокруг лежали огромные сухие пни, похоже на монстров в миниатюре. Трава росла маленькими островками лишь в тех местах, где хоть раз в день пробегал лучик солнца, остальная земля поросла мягким зеленым мхом, от постоянной сырости и прохлады, так же как и большая часть застарелых пней.
Достигнув развилки, мы остановились. Хотя эту узенькую тропку, исчезавшую в темноте леса, сложно было назвать даже ответвлением, но все же мы ее заметили. Кирилл взглянул на меня загадочным взором, полным неприкрытого желания и аккуратно кивнув сначала в сторону Лены, а потом на тропу, улыбнулся. Я улыбнулась в ответ и слегка склонила голову в знак согласия.
- Лен, ты иди в дом отдыха, мы тебя догоним, нам надо поговорить, - сказала я, повернувшись к Лене, рассматривающей особенно поросший мхом пень, лежащий у тропы.
- Я вас здесь подожду, идите, погуляйте, - ответила она, сделав шаг в сторону стоящего рядом дуба, который даже мы втроем не смогли бы отхватить, взявшись за руки.
Ее лицо выражало глубочайшую заинтересованность. По моему, она толком и не поняла, чего от нее хотят, уловив лишь смысл того, что ее не надолго хотят оставить одну.
Кирилл схватил меня за руку и потащил в глубь леса, аккуратно отводя ветви деревьев руками, что бы они не били нас по лицу. Мы бежали по тропе, хохотали до упада, носились среди деревьев как дети. Ощущение счастья и полноты жизни не покидало меня. Двигаясь все дальше и дальше в лес, мы, наконец, достигли крохотной полянки, судя по всему с лицевой стороны холма, обращенной прямо на озеро, потому что стоя на ней, мы видели противоположный берег и кусочек железнодорожных путей, по которым вероятно и двигался наш поезд. Я засмотрелась на эту великолепную картину, которая предстала перед моим взором и наверно так и простояла бы с раскрытым ртом до первой звезды, но меня отвлек легкий шлепок по мягкому месту и топот ног Кирилла, сопровождавшийся хихиканьем, раздавшийся сзади. Он отбежал от меня не несколько метров и остановился, глядя на меня сияющими глазами и широкой улыбкой на лице. Я двинулась к нему. Он ждал меня широко раскинув руки в сторону. Поцелуй, доставшийся мне на финише, вскружил мне голову и затуманил мозг. Мы упали на мягкий ковер травы. Мир вокруг словно перестал для нас существовать. Но спустя минуту в нашу идиллию ворвался громкий вскрик.
Мы вскочили на ноги и побежали на голос, уверенные, что голос принадлежал Лене. Но как она здесь оказалась?
Кирилл бежал впереди, он первый увидел Лену, поднявшись почти на самую вершину холма. Она стояла перед огромным дубом, засунув пальцы правой руки в рот, по ее щекам ручьем струились слезы. Лицо и рука была в крови. Мы приблизились к ней, я вытащила руку у нее изо рта, чтобы осмотреть, что с ней произошло, тем временем Лена быстро заговорила, немного запинаясь от испуга:
- Я рассматривала деревья и пни, мне было так интересно, они так забавно покрыты мхом - одни больше, другие меньше, некоторые напоминают маленьких чудовищ, на мордах которых отражаются чувства, "испытываемые" ими. Я шла, шла и как-то неожиданно оказалась перед дверью, - она указала здоровой рукой на дверь, которую мы не замечали до этого момента.
Дверь располагалась в стволе дуба, повторяя его очертания, посередине торчало подобие дверного кольца, за которое и схватилась Лена, чтобы открыть дверь. Судя по всему, кольцо было очень сильно заострено с внутренней стороны и дверь либо была очень тяжелой, либо заперта. Потому как, чтобы так порезаться, Лене пришлось очень сильно и резко дернуть ручку на себя. Порез был глубоким, но чистым. Я отправила Кирилла к реке, снабдив своим шейным платком, чтобы он намочил его - нужно было обвязать чем-то руку Лены, а мокрый материал более приятно ложится на рану, чем сухой и не было опасности, что сухая ткань прилипнет к ране и ее придется потом отдирать с достаточно болезненными последствиями.
Пока Кирилл отсутствовал, я внимательно осматривала окрестности. Дуб, в котором была расположена дверь, рос достаточно интересно. Пик холма располагался прямо за ним. Ширина ствола дерева достигала где-то двух метров или около того. Создавалось впечатление, что открыв эту дверь, мы увидим вход в самую сердцевину холма. Но прикасаться к ручке я не рискнула. Решила подождать Кирилла и вместе решить, как быть дальше - дать волю своему любопытству или не стоит.
Вернулся Кирилл с мокрым платком, я перевязала руку Лене. Немного поспорив между собой, мы все-таки решаем открыть дверь, используя ветку. Продев ветку, диаметром два-три сантиметра, Кирилл рванул дверь на себя... Две половинки ветки остались у него в руках - она была аккуратно разрезана. Он взял ветку потолще, но и она тоже оказалась совершенно бесполезной. Искать ветку еще толще, смысла просто не имело, потому как она просто не пролезла бы в кольцо, служившее дверной ручкой. Было решено найти какой-нибудь железный предмет и вернуться сюда на следующий день. Тем более на сегодня мы были слишком измотаны нашим пешим путешествием, к тому же Лене требовалась медицинская помощь, мало ли какая инфекция могла попасть через порез. Мы направились в дом отдыха.
Утро. Мы с Кириллом на улице, возле дома отдыха. Общаемся с местным русскоговорящим жителем. У Лены поднялась температура, она осталась в номере. Врач сказал, что это нормально порез слишком глубокий, поэтому такая реакция организма.
Кирилл очень заинтересовался происхождением той двери в дереве. Об этом и шла речь. Человек поведал нам предание, которое гласило о двух братьях и двух сестрах из одной старинной семьи, которые были изгнаны из деревни у подножия холма, где сейчас расположился город. За что именно изгнаны, врятли кто-то и вспомнит сейчас. Но после их ухода никто не вспоминал о них, до недавнего времени. По словам мужчины, около десяти лет назад на этом холме видели молодого человека в сопровождении четырех странных созданий. Все бы хорошо, народ бы забыл от этом инциденте, если бы не фамилия этого парня - он происходил из того же рода, что и изгнанные тогда девушки и молодые люди. Еще предание гласило о их родителях, которых обнаружили убитыми на вершине холма. Их обезображенные тела были захоронены подальше от деревни, никто не знает, что вообще происходило в этой семье, но испуганный шепоток преследует ее членов по сей день. Если кто-то и знает из-за чего все это, то молчит по неизвестным причинам.
- А что до двери у вершины холма, там никто никогда не бывает, - добавил старик.
- Но как же, ведь мы видели тропу, ведущую туда, она свидетельствует о том, что кто-то туда все же наведывается, иначе она давно заросла бы уже, - возразил Кирилл.
- Что я могу сказать вам на это, молодой человек, - вздохнул он, - все местные жители с самого детства приучены к тому, что ходить туда строго запрещено и опасно для жизни. Почему? Никто не знает. Это просто данность наших предков, которую никто еще не презрел. Но коль скоро забрели туда вы, могу сделать вывод, что тропа там есть благодаря таким же туристам и отдыхающим, которые чересчур любопытны. Взгляните повнимательнее по сторонам в лесу, весь холм испещрен мелкими тропками, люди гуляют и тут и там, ничего в этом странного, по-моему, нет.
- Спасибо и на этом, - поблагодарил старика Кирилл, и пожав ему руку, отошел ко мне.
- Что-то он явно недоговаривает, - задумчиво произнес он, - пойдем все-таки посмотрим, что там за этой дверью.
Мы шли по знакомой тропинке, Кирилл держал в руках лом - уж его-то не разрежешь заостренной дверной ручкой. Не смотря на то, что было еще достаточно рано - солнце находилось высоко над горизонтом и освещало нам путь, пробиваясь сквозь плотные кроны деревьев, что-то глубоко внутри меня заставляло обводить взором, лежащие вдоль тропинки пни, они почему-то казались еще более причудливой, а иногда и жутковатой формы. Но благодаря тому что пучки лучей то здесь, то там освещали островки травы, давая ей возможность расти дальше и радовать глаз людям и животным, гуляющим по лесу, все казалось более радужным. И только неприятный червячок внутри меня все не исчезал. Наконец, впереди, показался огромный старый дуб. Вокруг все было именно таким, каким мне и запомнилось после вчерашнего посещения, но все же, что-то и изменилось, что-то незримое - сама атмосфера этого места. Все вокруг словно проснулось после долгого сна - трава казалась зеленее, солнечные лучи, достигавшие земли более яркими, казалось и ствол дуба, покрытый мхом, стал каким-то более величественным, что ли.
Кирилл приблизился к двери, продел лом сквозь кольцо и рванул дверь на себя, послышался лязг метала - дверь не поддалась. Кирилл, ухватившись за лом посильнее, снова резко дернул - искры от быстрого скольжения металла по металлу рассыпались вокруг словно всплеск огней фейерверка, но дверь поддалась и со скрипом медленно начала открываться, пот катился по лбу и щекам Кирилла - она оказалась не такой уж легкой, хотя, казалась тонкой - как кора дерева, каковой собственно и являлась на самом деле.
За открытой дверью зияла мрачная темнота, будто свет снаружи не проникал внутрь помещения, словно дверь была по-прежнему закрыта. Кирилл распахнул дверь на всю, но ничего не изменилось – там, где начинался вход в дуб, начинался мрак. Кирилл обернулся и взглянул в мои испуганные глаза каким-то странным взглядом, что-то упрямое проскользнуло в глубине его глаз, я поняла - он войдет внутрь, со мной или без меня, но он пойдет туда. Кирилл отошел куда-то, а я по-прежнему стояла и тупо взирала в темноту, в мыслях царила такая же пустота... "Разве может человек не думать?" - спросите вы. Может, но лишь до того момента, пока не поймет, что он действительно не думает ни о чем, как правило, такие моменты не длятся долго, по крайней мере у меня - всего несколько минут, иногда и секунд ... Так уж устроен человек, он не может выносить ничего абсолютного - абсолютной тишины, пустоты мыслей, света или темноты. А там, за порогом, зияла АБСОЛЮТНАЯ темнота, как долго мы вынесем давление этой темноты? И как это скажется на нас? Ну вот, как я и сказала, такие моменты не длятся долго, вновь мысли зароились в моем мозгу. Услышав хруст веток позади, я обернулась, Кирилл возвращался, держа в одной руке палку, другой наматывая на нее ленту, видимо остатки бязевой хорошей простыни.
- Я ходил в деревню, нужно было соорудить подобие факела, человеческих фонарей ни у кого не оказалось, - он подошел ближе, и от самодельного факела пахнуло приятным запахом растительного масла.
В моей душе шевельнулся подлый червячок страха, я повернулась в ту сторону, где должен висеть над горизонтом яркий солнечный диск, но его не было, солнце было уже высоко, где-то около часа по полудню.
- Кирилл, милый, сколько тебя не было? - не оборачиваясь, дрожащим голосом спросила я.
Не отрываясь от своего занятия, он спокойно ответил:
- Несколько часов. Сделать факел не так-то просто, нужно было найти масло, воск и смолу и приготовить пропитку для него. Простынь я стащил из прачечной, прямо из-под носа у прачки, - он засмеялся, видимо радуясь своей прыткости, - потом все это нужно было разогреть и пропитать простынь. К тому же я не догадался ее сразу разорвать на полоски, пришлось ждать, пока пропитка остынет и закрепиться на ней, а потом уже разрезать ножницами, - подняв на меня свои небесного цвета глаза, он спросил, - ты тут не скучала?
Я мысленно вернулась к тому моменту, когда Кирилл ушел, и попыталась вспомнить свои временные ощущения, до момента, когда услышала хруст от веток под его ногами, когда он возвращался обратно - на мой взгляд, прошло не более 15 минут. Я ничего не стала говорить Кириллу, просто села рядом, положив голову на его плечо и смотрела как он заканчивает работу над факелом. Спустя некоторое время факел был готов, мы стояли перед входом в дуб и не решались зайти. Я украдкой взглянуло на солнце, оно немного опустилось, по своим ощущениям времени было сейчас около 3-х часов после полудня, но я снова промолчала. Взглянув на Кирилла, я видела как он побледнел, но упрямо вздернул подбородок, увидев, что я смотрю на него и шагнул во мрак дуба, я последовала за ним.
Запах, точнее его отсутствие, меня поразило до глубины души – абсолютная мгла, в которой нет запахов, нет звуков, даже звуков наших шагов не слышно, будто мы не по земляному полу идем, а ступаем по мягкой перине. Свет от факела освещал только маленький островок, в котором мы шли, не доставая до стен, если таковые здесь были, но мы сейчас не смотрели по сторонам, мы смотрели под ноги. Я обернулась назад, к тому месту, откуда мы пришли, там должен ярким пятном света во тьме сиять дверной проем ... но его не было, вокруг была лишь кромешная тьма, повергающая в ужас ... Я схватила мужа за руку, он посмотрел на меня каким-то странным спокойным взглядом и успокаивающе сжал мою ладонь. Мы шли дальше. Шли, казалось, целую вечность, пока не наткнулись на стену. Прикинув в мозгах, я примерно поняла, что свет распространяется не более чем в двадцати-тридцати сантиметрах от нас. Не говоря ни слова, я аккуратно взяла факел из руки Кирилла и не выпуская его теплой ладони сделала шаг в сторону от него. Свет выхватил из тьмы дверь – видимо вход в другую комнату. Я вернулась на прежнее место, Кирилл повторил те же самые действия, что и я. Мы поняли, что находимся в небольшом коридоре, и решили обследовать сначала его, а потом заняться комнатами.
Аккуратно ступая сначала вдоль одной стены с дверями, а потом вдоль другой мы, всего обнаружили 6 входных дверей и по два факела с обоих сторон каждой двери. Оставив меня в центре коридора, Кирилл решил поджечь факелы, которые здесь были – все светлее будет. Но каково было наше удивление, когда первый факел, разгоревшись, осветил тусклым светом все помещение, так как должен был освещать его наш факел, но не освещал. У меня промелькнула мысль, что это происходит потому, что он не является частью этой обстановки, частью этого небольшого мирка, находящегося в дубе. Вот только хороший этот мирок или нет, предстояло еще выяснить, но судя по тому, что случилось с моей сестрой, хорошего в нем мало, да и кромешная тьма, с воздухом без запахов тоже не сулила ничего хорошего.
Кирилл поджигал последние два факела возле двери, в которую мы входили, она была распахнута, но деревья и трава, проглядывающие сквозь дверной проем были словно подернуты дымкой, будто снаружи все заволокло туманом. Коридор был ярко освещен, в воздухе ощущался запах канифоли, растительного масла и горящего материала, приятный запах. Свет и приятный запах вселили в нас уверенность, что все будет нормально, страх начал потихоньку отступать.
Мы решили начать исследование с дальней двери, которая находилась справа от нас. Ручка на двери была обычная, деревянная и круглая, никаких железных острых предметов вокруг не наблюдалось, но все-таки прежде чем взяться за нее, Кирилл одел на руку варежку, взятую у кузнеца, она была из достаточно плотного материала, чтобы хоть немного защитить его руку, в случае чего. Он аккуратно провел по поверхности ручки перчаткой и только потом открыл дверь. В комнате стоял деревянный стол, табуретка и лежанка, застеленная тюфяком, набитым соломой или сеном, на первый взгляд определить точно оказалось невозможным – мы старались лишний раз ни к чему не прикасаться и ни до чего не дотрагиваться голыми руками в особенности.
Вторая комната на этой же стороне выглядела точно также. И третья тоже, за исключением небольшой детали – несмотря на убогость обстановки, ощущалось, что она принадлежала особе женского пола – в земляных стенах были выдолблены ниши, в которых стояли подсвечники, на столике, придавив грязный лоскуток ткани, некогда служивший салфеткой, стояла железная ваза, красиво гравированная с сухим стебельком внутри – наверное, когда-то это был цветок, рядом с вазой лежало старое, почему-то исцарапанное зеркало.
Комната в левом дальнем углу, оказалась еще одной спальней, такой же как и последняя, тоже с вазой, подсвечниками в нишах, исцарапанным зеркалом, валяющемся на полу возле кровати. Комната посредине оказалась подобием кладовой, на полках покоились осколки глиняных горшков, вокруг валялось мышиное дерьмо, мешки, лежащие под полками были изгрызены. По всей видимости когда горшки были разбиты, в них еще было съедобное содержимое, которое привлекло мышей, а может и не только мышей, сюда в поисках еды.
Оставалась последняя дверь. Кирилл протянул руку, чтобы открыть ее ...
- Подожди, - прошептала почему-то я, коснувшись его плеча, - не надо.
- Почему, - удивился он, - наверное, за дверью всего лишь кухня, раз рядом кладовка.
Я заговорила быстро, но по-прежнему шепотом:
- Помнишь старика, который рассказывал нам легенду, про двух братьев и двух сестер, изгнанных много десятилетий назад из деревни? Две спальни явно женские, две – скорее всего мужские. В комнатах нет тел, что логично, они должны быть захоронены, но когда вчера ты искал ветки, разве видел ты могилы или хотя бы надгробные холмики ...?
- Лен, ты же сама сказала «много десятилетий назад», - раздраженно напомнил он, - любые «холмики» уже бы просто стекли с вершины холма, равномерно распределившись по склону, под проливными дождями.
Он снова протянул руку к двери, но я встала между ним и дверью.
- Солнце, послушай, - я видела, что он раздражается все больше, он всегда раздражался, когда мы спорили, поэтому я торопилась успеть высказать свои мысли до того как он взорвется и мы как обычно в таких случаях поссоримся, - нам не надо открывать эту дверь, я так чувствую, понимаешь?
Мы всегда доверяли предчувствиям друг друга и еще никогда не пожалели об этом, но я снова увидела во взгляде, где-то там в глубине его глаз, искорку бунтовства – он по-прежнему хотел войти.
- Кирюш, доверься мне пожалуйста, мы же верим предчувствиям друг друга, у меня сейчас очень плохое предчувствие ...
Он тяжело вздохнул, посмотрел на дверь, потом обернулся ко мне, я вздохнула с облегчением – упрямый огонек исчез:
- Хорошо любимка, как скажешь, - с улыбкой сказал Кирилл.
Он убрал руку от двери и, в последний раз окинув коридор взглядом, приобнял меня за плечи и повел к выходу.
Ленчик постепенно поправлялась, рана заживала очень медленно, порез с ровными краями всегда заживает медленно. Она стала как бы и обычной, но в тоже время что-то в ней изменилось, она стала какой-то более молчаливой, я даже не представляла, что она может быть такой. Она больше не ребячилась, почти не смеялась, только улыбалась на привычные шутки Кирилла, какой-то мрачноватой улыбкой. Выражение ее глаз, не всегда, но очень часто просто пугало меня – взгляд временами становился пустым и бессмысленным, словно у жертвы, которая осознала, что жить ей осталось считанные секунды.
Во время прогулок, она все больше молчала, с какой-то почти мистической тоской взирая на вершину холма. Что она пыталась там разглядеть? Неизвестно. Я не раз задавала ей этот вопрос, но в ответ слышала лишь молчание.
Мы с Кириллом купались в озере, часами загорали на пляже, гуляли по лесу, обходя стороной тропы, ведущие на холм. Счастье и радость били через край, омрачаемые лишь завесой угрюмости, царившей в номере. Каждый раз по возвращению мы неизменно обнаруживали темный силуэт Лены, сидящей у окна, освещенный лучами заходящего солнца.
Как-то вернувшись с прогулки, мы не увидели привычного силуэта у окна. Лены в номере не было. Мы вышли на улицу, но и возле гостиницы ее тоже не оказалось. В душу нам закралось беспокойство – куда она могла пойти? Пока я разговаривала с прохожими пытаясь выяснить куда пошла девушка с белокурыми волосами и перевязанной рукой, Кирилл застыл словно статуя и, прикрыв ладонью глаза, от лучей светивших прямо на него солнца – оно еще не успело скрыться за горизонтом – осматривал внимательным взглядом склон холма. Потом, вдруг, внезапно опустил руку и подошел ко мне:
- Пойдем, - сказал он ледяным голосом, - она там, почти добралась до вершины.
И схватив меня за руку, потащил за собой. Мы бежали по тропинке, крепко державшись за руки, не знаю почему, но нам обоим это казалось очень важным в данный момент. Впереди на холме мелькнуло белое пятно, Лена в последнее время, не снимая, носила белые шорты и белый топик, купленные на местном рынке. Мы ускорили бег и игнорируя тропинку побежали, продираясь сквозь кустарники и низко растущие ветви деревьев по-прежнему не расцепляя рук. Когда мы достигли лужайки на вершине холма перед дубом, единственное что мы успели заметить на доли секунды – белое пятнышко Лениных шортиков, скрывшееся во тьме дверного проема – дверь после жутковатой экскурсии так и осталась не закрытой. Мы перевели дух и бросились вслед за ней, поочередно выкрикивая ее имя. Вбежав внутрь, мы с удивлением обнаружили, что факелы до сих пор горят, хотя прошло уже много дней с того момента, как Кирилл их зажег. Первая слева дверь была распахнута... Не раздумывая, мы последовали за Леной...
Кирилл вошел первым, я стояла сзади. Комнаты в этом земляном доме были очень маленькими, и я не могла ничего увидеть за его спиной. Но застывшая в дверях фигура мужа напугала меня, и я с трудом протиснулась между ним и дверным косяком. Внутри было темно, свет из коридора почти не проникал в комнату – мешали наши фигуры, но когда глаза немного привыкли к свету, картина, открывшаяся моему взору, повергла меня в леденящий ужас...
Лена стояла посреди комнаты, перед ней стоял молодой парень, примерно нашего возраста, ну может быть немного постарше, на год-другой и протягивал моей сестре руку, на которой был точно такой же порез как у нее, только казалось бы заживший. Не зашитые концы раны противно топорщились и были какого-то странного фиолетового оттенка, хотя возможно меня обманывало зрение или игра света, ведь в комнате царил полумрак, хотя ... нет, в комнате стало будто светлее и чем ближе рука парня к перебинтованной руке моей сестры тем светлее становилось вокруг них.
- Нет, - закричала я, - Лена, отойди от него! Не подходи к нему! - но из горла вырвался лишь хрипловатый шепот, который и я-то с трудом могла услышать, но парень услышал.
Взгляд его поднялся с руки Лены и впился в меня, от ужаса у меня перехватило дыхание – его глаза были как у актера Вин Дизеля в фильме «Хроники Риддика», только отблеск был не голубой, а слегка желтоватый, как у котов. Но Лена никак не отреагировала, я взглянула на Кирилла, он был в каком-то состоянии полугипноза – глаза были абсолютно пусты и безжизненны, взгляд устремлен на мою сестру, губы беззвучно шевелятся, будто он пытается что-то сказать. Я попыталась прочесть по губам, он говорил: «Лена, отойди от него». Повторял эти слова снова и снова. Я опять повернулась к застывшей паре в центре комнаты, их руки еще не соприкоснулись, но были уже близко друг от друга. Оправившись от шока и ужаса, я шагнула к ней и, схватив за плечо, резко развернула лицом к себе. В комнате снова воцарился полумрак, но силуэты находившихся в комнате людей, были по прежнему видны, я схватила безвольную руку сестры, другой рукой руку мужа и вытащила их в коридор, резко захлопнув за собой дверь злополучной комнаты. Лена рванулась было обратно, но я схватила ее за плечи и сильно встряхнула, потом еще раз. Ее взгляд прояснился, и она посмотрела удивленным взглядом на меня, потом осмотрела освещенный факелами коридор, и ее взгляд наткнулся на Кирилла, который стоял за моей спиной, ее глаза расширились от испуга и она беззвучно, одними губами произнесла: «Кирилл…». Я обернулась и заметила, что Кирилл, пошатываясь, пятится назад, лихорадочно мотая головой из стороны в сторону, наткнувшись на противоположную стену, он, не переставая мотать головой, начал сползать на земляной пол.
Я подбежала к нему, попыталась встряхнуть его, так же как и Лену до этого, но ничего не помогало, внутри меня словно волчок, вертелся страх. Не зная, что еще предпринять, я поймала его голову руками и прижалась к сухим его ледяным губам своими... Он, кажется, начал успокаиваться, его голова, зажатая моими ладонями, больше не металась. Оторвавшись от его губ, я заглянула в его глаза, они были испуганными, но нормальными. Из них исчезло пустое бессмысленное выражение. Я вздохнула с облегчением и поднялась. Протянув руку Кириллу, я помогла ему встать на ноги и обрести равновесие, его немного шатало. Взяв Лену и Кирилла за руки, я направилась к выходу.
В лесу было темно и как-то жутковато. Мы поторопились спуститься с холма. Хотелось скорее попасть в свой номер и выпить чашку горячего кофе с печеньями, которые так вкусно готовила местная кухарка. Да и вообще, еда в гостинице была очень вкусной. Теперь, натерпевшись страха, мы просто умирали с голода, а наши желудки нас только поддерживали в этом и подгоняли вперед недовольным урчанием. Мы шли, не проронив не слова, как-то не договариваясь, мы единогласно решили оставить серьезные разговоры на завтрашнее утро. А сейчас - есть и спать, больше нас ничего не заботило.
Утро выдалось на редкость теплым для этих краев. Проснулись мы достаточно рано, часы на стене показывали всего 8 часов утра. Мы выпили по чашке кофе и вышли на улицу. Лена пошла с нами. После посещения землянки на холме из ее глаз исчезло выражение обреченности и она стала такой же как и прежде. До окончания нашего отдыха оставалось три дня. Эти три последних дня пролетели очень быстро в беззаботном веселье и развлечениях. Никто из нас не упоминал вслух случившегося. Мы постарались просто забыть об этом.
Наступил день отъезда. на сборы оставалось несколько часов и мы отправились на рынок закупиться сувенирами для друзей и родственников. Хотя наши вещи и остались в поезде, все документы и банковские карты мы носили при себе, во внутренних карманах наших ветровок. Соответственно проблем с документами и деньгами у нас не было, хоть это радовало.
В поезде при посадке Лене вдруг стало плохо. У нее, вероятно, поднялось давление. Из носа вдруг закапала кровь, но благо на вокзале была медсестра, которую тут же вызвал начальник поезда и она сделала Лене внутривенную капельницу. В этом виде ее внесли в вагон и положили на застеленную заранее постель. Она уснула, то ли от воздействия капельницы, то ли от усталости, после трех дней развлечений.
Поезд плавно двигался вперед, постепенно возвращая нас к привычной жизни. Лена спала. Капельницу уже сняли. Кровь с ее лица я стерла мокрой салфеткой. Но ее неестественная бледность меня беспокоила...поездка на поезде занимала чуть больше суток до Москвы.
Мы с Кириллом болтали, не спеша потягивая пиво, купленное в вагоне-ресторане и хрустя чипсами "Лэйс", с луком, мои любимые. За окном мелькали темные силуэты деревьев – на улице смеркалось. Вдруг Лена зашевелилась во сне и что-то зашептала. Мы перестали разговаривать. В купе воцарилась тишина. Я пыталась услышать, что она говорит, но не могла разобрать ни слова. Я подошла к ней (мы с Кириллом сидели рядом, на другой нижней полке спала Лена) и присела возле нее на корточки, поднеся лицо поближе к ее губам, чтобы расслышать этот тихий шепот. «Нам надо вернуться, нужно уничтожить следы. Иначе они проснуться и тогда не избежать беды», - она говорила стихами (!), такого не было никогда. Я снова прислушалась. «Там под камнем капля крови стынет, ждет своего часа...», - дальше шепот перешел на хрип, и я ничего не могла уже разобрать. Потом она успокоилась и, повернувшись на другой бок, уснула. На ее щеках алел румянец. Я немного успокоилась, но иногда поглядывала на нее с опаской.
Мы допили пиво и Кирилл забрался на свою полку, я легла внизу, чтобы быть поближе к сестре. Четвертое место пустовало, ну и хорошо. До Москвы этот поезд сделает только одну остановку – техническую, примерно через час, и к нам никто больше не подсядет. Я уснула. Проснулась от криков и топота по коридору вагона.
- Вы видели, она разбила это толстенное стекло и выпрыгнула, пока поезд стоял....
- Да ну, у нее бы не хватило сил ...
- Может быть, она где-то нашла лом?
- Нет, у нее в руках не было лома, я своими глазами видел, как она саданула по стеклу плечом, а потом снова...
Я подскочила с постели и как была в какой-то странной шелковой ночнушке выше колен, на тоненьких бретельках (никогда не носила такие), так и выбежала в коридор. Кирилл подскочил и побежал вслед за мной. Я выглянула в разбитое окно – до земли было чуть больше двух метров. Замешкавшись лишь на несколько мгновений, я прыгнула вниз, прокричав Кириллу:
- Возьми деньги и документы и сумку с основными вещами и сойди с поезда, я догоню ее и вернусь сюда. Нам потребуется одежда.
Но этому не суждено было случиться. Я постоянно видела мелькающее белое пятно вдали, но догнать ее не могла. По моим рукам сочилась кровь – кожа была избита и исцарапана ветками, у меня не было времени их отодвигать, я бежала так быстро, как только могла, иногда останавливаясь, чтобы отдышаться. Так продолжалось несколько часов. Я совершенно выбилась из сил и недоумевала, как я еще могу вообще двигаться, а не то что продолжать бежать. Стало светать. Трава стала скользкой от росы, что отнюдь меня не порадовало, поскольку это затрудняло и без того почти невероятную для меня задачу – догнать мою ненормальную сестру. В голове проскользнула мысль: «Как там Кирилл, он наверное волнуется, стоя подле железной дороге с сумками и дожидаясь нас». Но я продолжала двигаться вперед. Белое пятно впереди было почти не видно, солнце начало подниматься из-за горизонта и слепило глаза. Но я уже знала куда она движется, она держала путь к злополучной хижине на холме, вернее к какому-то камню, который лежал, вероятно, где-то неподалеку от нее.
До холма я добралась где-то около двух часов после полудня, но могу ошибаться – никогда не получалось точно определять время по солнцу. Все тело саднило, а предстоял еще подъем на холм.
«Только бы не наткнуться на отдыхающих, а то меня тут же упекут в больницу», - стучала в голове мысль.
Вид у меня был и впрямь жалкий. В волосах было полным полно веток и листьев, им ничего не стоило запутаться в моих кудряшках. Лицо, руки и ноги избиты и исцарапаны до крови, ночнушка порвана в нескольких местах. Во рту тоже чувствовался противный привкус крови. Я стала аккуратно двигаться к холму, используя в качестве дороги обходные тропы. Достигнув вершины холма, я огляделась. Никаких признаков того, что здесь побывала моя сестра, не было. Не рискуя пока входить внутрь я задумалась:
«Она говорила про какой-то камень, под которым покоится и ждет своего часа капля крови. Какой же камень она имела в виду?».
Почему-то в тот момент мне казалось крайне необходимым найти именно тот камень, о котором говорила Лена, я доверилась своему предчувствию. Прежде чем начать поиски, я попыталась воскресить в памяти картины после того как она порезалась.
«Вот она стоит у двери, и плачет, засунув руку в рот, по подбородку стекает кровь, но она капает на землю ...» - нет, не то, кровь капает только на землю, камней нет.
«Я перевязываю ей руку, когда Кирилл вернулся с мокрым шейным платком, она сидит на большом пне, положив руку на него, я сижу рядом с ней ...» - это пень, а не камень ... стоп ...
Я подбежала к пню, поросшему мхом и, схватив валяющийся рядом булыжник, содрала с него кусок мха, но под ним оказалось не дерево, а серая поверхность камня. Я обошла его со всех сторон и с одной стороны увидела потемневшую и впитавшуюся струйку крови, пока я перевязывала рану, кровь лилась прямо на этот мох. Аккуратно содрав те его фрагменты, где была кровь Лены, я нагнулась ниже – кровотечение было настолько сильным, что она не успевала впитываться в пушистую поверхность и затекла под камень. Я огляделась вокруг в поисках толстой палки, можно было воспользоваться ею как рычагом и перевернуть камень, чтобы собрать остатки запекшейся крови. Отыскав палку, я осторожно перевернула камень, у его основания я увидела лужицу крови, высохшую на листьях и слепившую их, собрав листья в охапку, я положила их к кучке содранного с камня мха и задумалась.
«А что делать теперь? Наверное, нужно сжечь это все, - пришла мне в голову мысль, - но чем? У меня ведь ничего нет с собой»
И тут я вспомнила про факелы, которые наверняка по-прежнему горят внутри землянки, в коридоре. Оторвав от подола своего и без того потрепанного одеяния кусок материи, я собрала все в нее и связала в узелок. Положив узелок на камень, я, помешкав, быстро вбежала внутрь, и, схватив первый попавшийся под руку факел, выбежала наружу, даже не думая смотреть по сторонам. Я подбежала к камню и поднесла факел к материи, но он погас. Я проделала то же самое со вторым факелом, но он так же погас, не успев коснуться узелка.
«Нужно занести узелок внутрь», - подумала я.
Отыскав палку, я нанизала на нее узелок, чтобы пока он горит, я не обожгла руки и вошла внутрь. Отсутствие пары факелов никак не отразилось на освещенности коридора, здесь было так же светло. Я подошла поближе к одному из горевших факелов и, не снимая его со стены, поднесла узелок. Я стояла с палкой перед факелом и опасливо озиралась вокруг, все двери в комнаты были закрыты, вокруг царила тишина. Но я была глупа, я не подумала о том, что материя прогорит и все содержимое свалится на пол, так и произошло. Я собрала все в кучку на земляном полу, сняла со стены факел и поднесла к листьям, лежавшим сверху, как только пламя коснулось островка запекшейся крови, пять из шести дверей в землянке разом распахнулись. Поднялся сильный ветер (и это в землянке-то!), угрожая потушить все факелы и мой импровизированный «погребальный костер». Отовсюду слышался оглушающий свист, голова взорвалась дикой болью от жуткого, какого-то первобытного звука. Но я упрямо продолжала держать факел над костерком – мох был сыроват и мог потухнуть, а горящий факел не позволял ему сделать этого. Когда костер разгорелся более уверенно, распахнулась последняя дверь ... То, что я увидела не сравнится ни с одним просмотром самого страшного фильма ужасов, когда смотришь фильм, понимаешь, что это не более чем вымысел и ты его сторонний наблюдатель, а здесь, все это происходит с тобой и пусть это всего лишь сон, но ведь находясь там, во сне, ты думаешь, что это реальность ...
Из двери выбежало шесть безобразных тварей о четырех лапах, размером они были с обычного человека, но только на людей не похожи совершенно. На четверых из них одежды не было, и выглядели они жутко тощими, кожа да кости. Спину их венчали два крыла, обтянутых кожей с костяными зубьями на выпирающих вперед сгибах. Кожа имела болезненный желтоватый оттенок. Глаза, их глаза были словно два желтых горящих уголька, как у того парня, которого я увидела в этой комнате, но тогда он выглядел как человек, а сейчас ... Сейчас и он, и моя сестренка были похожи на водянистых крылатых псов, только без шерсти. Определила я, что это именно они лишь по одежде, ничего общего с прежним видом не осталось. Они, скалясь, приближались ко мне. Страх сковал мое тело, я не двигалась, полностью опустив факел на мох, может это и к лучшему, он подсох и постепенно разгорался еще сильнее, ветер оказался очень полезным в этом отношении – он лишь лучше раздувал его.
Я сидела, прислонившись спиной к двери в комнату, которая находилась напротив той, из которой появились эти чертовы создания, передо мной полыхал уже порядочно разгоревшийся костер. Четверо худых держались поодаль, а вот тот, который был рядом с моей сестрой, попытался подойти ко мне поближе, с его жутко скалящихся челюстей капала зеленоватого цвета слюна. Я сидела, подтянув колени к подбородку, зажмурив глаза и мысленно молилась за упокой собственной души, но ... ничего не происходило, только тихое поскуливание слышалось где-то там, вдали, за пеленой ужаса, окутавшего мой разум. Я медленно открыла глаза. То что раньше было парнем, сидело, съежившись у противоположной стены и скулило, облизывая обожженную лапу, нет ... не лапу, руку!!! Каким-то чудесным образом, звери стали преображаться, но почему?! Я взглянула на недогоревшие остатки мха, разбросанные по земляному полу и на факел, все ее продолжающий гореть. Потом мой взгляд упал на Лену, точнее на то, что было раньше ею – вместо передних водянистых лап у нее были нормальные человеческие руки, крылья на спине обвисли и болтались теперь по бокам. Четверка тощих созданий, казалось еще больше похудела и теперь из-под кожи выглядывали ребра, а на выпирающих суставах ее и вовсе не было. Я, с опаской поглядывая на жутких существ, которые по-прежнему скалились на меня, но уже не пытались наброситься, аккуратно встала во весь рост и потянулась за вторым факелом, висевшим с другой стороны двери,. Снова опустившись на корточки, я положила это факел рядом с тем, что лежал на земле, образуя небольшую платформу для своего костра, и, не обращая внимания на ожоги, начала собирать тлеющий мох и складывать на факелы. Когда весь мох был собран и потрескивая начал разгораться, существа начали падать на пол и корчится в жутких муках предсмертной агонии. Я смотрела на мучения моей сестры и по моим щекам градом катились слезы, но я понимала, что ничего сейчас для нее не могу сделать. Вместе с последним треском догоревшего мха, затихло все в землянке, воцарилась абсолютная тишина.
Вместо шести жутких тварей на земле лежало четыре кучки человеческих костей, увенчанных немного нечеловеческими черепами и два человеческих тела – моей сестры и того парня, который, как я уже поняла был в родственных связях с этими существами, это подтверждали и слова того старика, что рассказывал нам тогда историю их семьи. У меня не хватало сил подняться на ноги, но надо было себя заставить, нужно было убраться из этого ужасного места и вытащить сестру наружу, на свет, тем более что факела, горевшие прежде так долго, начали вдруг догорать.
Я подползла к Лене на четвереньках и также на четвереньках, перетаскивая ее по чуть-чуть потащила ее к двери. Когда мы оказались в тени деревьев прохладного леса, я стала осматривать ее, внешне все было почти нормальным, не считая истерзанного ветвями и кустарниками тела, точно так же как и мое, ведь я бежала следом за ней, продираясь сквозь те же самые чащобы, что и она. Рана на руке приобрела нормальный цвет и заживала, ощупав шею я почувствовала слабое трепетание пульса.
«Она жива!», - моей радости не было предела.
Сбоку раздался скрип, я увидела, что дверь землянки миллиметр за миллиметром начинает закрываться.
«Но там же тот парень!», - взорвалась мысль в моем мозгу. Собрав все свои силы я поползла, обдирая коленки об острую гальку, валяющуюся то тут, то там, ко входу в землянку. Парень оказался тяжелым, весил он никак не меньше килограмм восьмидесяти. А дверь неумолимо, ускоряя свой темп, продолжала двигаться. Я едва успела оттащить парня от дверного проема, как дверь, зацепив оголенные пальцы на его ногах, со скрежетом захлопнулась. Когда пыль, поднятая резким закрытием двери осела, я вновь взглянула на ствол дерева, но не обнаружила там ни дверной ручки в виде кольца с острыми словно лезвия краями, ни самой двери ...
Его пульс был таким же слабым как и у моей сестры. Я оставила его лежать на том месте, куда смогла его дотащить и отползла к сестре. Последний раз взглянув на ее лицо, заметив легкий румянец, снова пробивающийся сквозь бледность лица, я погрузилась в темноту ...
Я медленно открыла глаза, все тело саднило, голова раскалывалась. С трудом повернув голову, я увидела рядом со своей кроватью, скорчившегося в неудобной позе, спящего Кирилла. За его стулом стояла еще одна кровать, на ней, сливаясь с белизной постельного белья, лежала моя сестра, лишь бордовые царапины ярко выделялись на ее лице. Она еще спала, вся окутанная пластиковыми трубками. Я оглядела помещение. По обстановке было понятно, что это больничная палата. Попытка пошевелить руками и ногами выявила еще одну неприятную деталь – из вен торчали иглы капельниц, как у моей сестры, из носа - какие-то трубки. Аккуратно освободившись от всей этой дряни, я встала, стараясь не разбудить Кирилла, и подошла к сестре. Голова кружилась и болела, как после дикой попойки. В глазах все расплывалось. Но мне достаточно было увидеть, что с ней все в порядке, что она дышит. Обратный путь до постели я проделала уже быстрее.
Как только моя голова коснулась подушки, в моих глазах снова все померкло. Я уснула.
Открыв глаза, я поняла, что нахожусь в купе поезда, на нижней полке. На руках не было ни капельниц, ни царапин. Прислушавшись к ощущениям, я поняла, что все хорошо. Голова больше не болела, тело было чистым – не осталось даже шрамов. На соседней нижней полке, лежала Лена. Она тоже уже открыла глаза и, видимо, так же как и я «сканировала» свое тело. Все было хорошо.
Кирилла в купе не было. Я попыталась встать и принять хотя бы сидячее положение для начала, но едва оторвав голову от подушки, снова попала в объятья темноты ...
Когда я очнулась в очередной раз, глаза открывать я сразу не стала, а прислушалась. В купе нас снова было лишь трое. Кирилл уже вернулся. Лена пересказывала ему, что с ней произошло с того момента как на вокзале при посадке у нее из носа пошла кровь. Он иногда задавал уточняющие вопросы. Судя по всему, беседа только началась. Я внимательно слушала.
«Сначала у пеня просто закружилась голова, потом я помню медсестру, которая ставила мне капельницу, дальше я смутно припоминаю, что меня начало клонить в сон, и я уснула. Из нормального состояния, - задумавшись, она добавила, - человеческого состояния, следующее что я помню после этого, то как я очнулась здесь, в купе. Я очнулась наверное вместе с Леной и видела, как она пыталась встать, а потом резко побледнела и снова рухнула на подушку. Все что происходило между этими двумя моментами, было словно в дымке, как будто не со мной, а с другим человеком... Я слышала голоса, разные голоса. Они говорили со мной и говорили почему-то стихами».
«Так вот почему тогда, в бреду она разговаривала так интересно, это были не ее слова, а то что она услышала», - тут же пришла мне в голову мысль.
«Помню что-то про камень, кровь и какое-то семейное предание, по которому древнему семейству нужна свежая кровь, - продолжала она, по голосу было слышно, что обрывков туманных воспоминаний слишком много и сложить их в общую внятную картину очень сложно, она замолчала»
Молчание длилось достаточно долго, Кирилл тоже молчал, видимо Лена задумалась, вспоминая детали. Он не хотел ей мешать. Я по-прежнему лежала с закрытыми глазами, ожидая продолжения.
«Вот, я вспомнила, - внезапно прозвучал голос сестры, - тогда в поезде, когда мы уезжали в первый раз, я проснулась, но ощущение реальности было каким-то липким, словно не моим, однако в голове билась лишь одна мысль: «На холм, быстрее, нужно торопиться, времени мало!». Дальше только смутные картинки: коридор вагона, острая боль в плече. Я помню, что бежала, бежала очень быстро. Силы иссякали, но я продолжала бежать, что-то подгоняло меня. Потом помню холм, я вошла в тот дом. В коридоре стоял парень, я еще подумала тогда, что где-то уже видела его. Он заговорил со мной и по мере его повествования, глаза его сияли все ярче и ярче. Его вид начал меняться. С головы клочьями сыпались волосы, лицо постепенно превращалось в безобразную морду. Я очень боялась, но потом страх куда-то ушел. Он рассказывал о своей семье. Говорил о каких-то способностях, передающихся из поколение в поколение. О том, что в один прекрасный день, кажется у его прапрабабушки, они мутировали, по достижению ею возраста двадцати восьми лет она превратилась в монстра и ее убил собственный муж, оставшийся после ее смерти с четырьмя детьми – два сына и две дочери, все они погодки. Мутация, по его словам, произошла из-за того, что двоюродные браться и сестры заключали браки между собой, дабы эти способности не выходили из семьи».
«А что за способности, ты не можешь вспомнить?» - услышала я голос Кирилла.
«Сейчас, подожди, кажется я припоминаю, что он говорил о возможности перемещаться во времени и пространстве», - ответила Лена, - «после мутации, возможность перемещения во времени и пространстве осталась лишь частично, оставив лишь умение телепортации лишь в те места где побывали они лично и лишь в то время, что видели их глаза. Не за долго до смерти мать этих четверых детей рассказала им о том, что по достижению четырнадцатилетия (видимо тогда им было меньше), после заката солнца они будут превращаться в чудовищ, но смогут менять свое прошлое и прошлое своих близких. Сказала о том, что смерть их не коснется, только постепенно они утратят свою человеческую сущность, оставшись полностью чудовищами. Чтобы это исправить, нужно чтобы один из них произвел на свет ребенка от пары, не имеющей никакого отношения к их семье. Но они не успели. Как-то ночью кто-то из жителей деревни заметил одного из них в образе чудовища, когда тот возвращался домой. Их могли бы убить но помогла способность частично изменять свое прошлое и они обратили его лишь в изгнание. Но молва о них уже разнеслась по всем близлежащим деревням и возможность была потеряна. Они жили на холме около ста пятидесяти лет, днем покоясь в виде кучки костей, а вечером превращаясь в жутких существ. Попытки изменить прошлое они оставили, так как ничего хорошего из этого не вышло бы, с этой способностью нужно было обращаться с осторожностью, это они четко уяснили. И они стали выжидать».
Послышался звук наливаемого в стакан напитка, видимо у Лены от долгого рассказа пересохло во рту. Потом опять тишина. Через несколько минут рассказ возобновился.
«Через некоторое время, в городе появился их дальний внучатый кузен. Им не нужно было его видеть, они чувствовали родственников за много миль. И у них снова появилась надежда. Его зовут Павел, он тоже из России как и мы. Он приехал сюда разыскивать одну из ветвей своей семьи. Павел еще будучи ребенком решил написать историю своей семьи, наслушавшись много интересных историй своей бабушки по материнской линии. Ее семья уехала в Россию еще до мутации и дальше эти способности передавались лишь в легендах и записках семьи, полностью растворившись в смешанной крови. В поисках разгадки он забрел на этот холм и так же как и я, увидел ту дверь и попытался попасть внутрь. А дальше, дальше все произошло так же как и со мной, только теперь они ждали первую попавшуюся на крючок девушку. Слишком любопытную чтобы достало ума бродить в одиночку по холму и достаточно глупую, чтобы попытаться одной попасть в чужое странноватое жилище».
Снова молчание. Но на этот раз Кирилл прервал его:
«Хм ... А что они собирались делать с ребенком?»
«Я не знаю, не знаю .... Не знаю!!!!», - послышался тихий плач, у Лены начиналась истерика, - «Они хотели спарить меня с этим уродом! Боже, какой кошмар!»
«Успокойся, все уже позади»
«А еще они сказали потом, что когда я забеременею и рожу, я уже не буду человеком, для того, чтобы достигнуть цели им во время беременности необходимо кормить меня кусочками моей собственной крове, которая будет покоиться под камнем. Но если эту кровь уничтожить, когда я была бы уже беременна, погибла бы и я и ребенок. Но они не успели. Моя сестра пришла во время».
Снова послышался тихий плач. Потом она опять заговорила.
«Но Павел был не виноват, они заставляли его. Они управляли им...»
«Успокойся, все позади. И ты и Лена в полном порядке и мы едем домой», - спокойствие, сквозившее в голосе Кирилла, словно убаюкивало меня, да и долго лежать с закрытыми глазами в обычной ситуации не получится, либо снова начнешь засыпать, последние слова доносились до меня уже словно издалека, - «я тогда очень испугался, когда поднялся на холм и увидел вас, всех троих, без сознания, но если вы с этим Павлом и подавали какие-то признаки жизни, то моя Лена была на грани смерти, у нее при обследовании обнаружили микроинсульт, некоторые его формы не особо опасны, но если бы врачи не оказали своевременную помощь, могло случиться самое худшее, но все уже позади ...»
(22-23 октября 2008 г.)