Василий Сергеевич и Матушка Матрона

      
                1. НИЧЕЙ.

     Человек всегда одинок со своими проблемами. Василий Сергеевич Шевченко, был как-то особенно одинок. Он был ничей.
     Да, именно на такие мысли наводил вид его скромного холостяцкого жилья, обустроенного не очень ловкими руками хозяина. Устроено неумело, но с любовью, организованное  по законам, известным только автору и непостижимым никакому дизайнерскому уму!
     Например, купленные им фотообои с березками и озерком в поле, оказались слишком маленькими, как обычный постер  0.5м х 1м. Предприимчивый хозяин квартиры разрезал его на кубики и раздвинул на всю стену кухни. Получилось, словно вы смотрите на вид поля с березками и озерком, через толстенную решетку, скрывающую часть пейзажа.Изумленные  пейзажем за решеткой гости пытались выяснить , что это означает, но он смеялся и горделиво пояснял как он оригинально вышел из положения  и украсил всю стену малюсенькой картинкой. 
     Парадокс! Здесь всегда было весело, хотя  в этих стенах обычно обсуждались  не самые веселые проблемы: конфликты, судебные разбирательства,споры.
    Он вел свои частные юридические консультации всегда с оптимизмом, с юмором и со смехом даже!  Он умел смеяться, как-то совершенно по-детски, открыто и искренне. Он делал все азартно и играючи!
    Маленький, тщедушный Василий Сергеевич, несомненно, был человеком со странностями.
Однажды, придя у нему, я заметила, что все его лицо в синяках, а  один глаз совсем заплыл и почти не открывался. Его и без того чудовищные, "любимые" очки, в доисторической оправе, держались теперь на дужках, прикрепленных к стеклам, синей изолентой.
    - Вот!- с виноватой улыбкой сообщил  он,
    - Иду с рынка, а тут несколько человек азербайджанца бьют! - он стал осторожно демонстрировать доблестные ранения,  прикасаясь к подбитому глазу пальцами.
    - Заступился... - он даже хихикнул от гордости.
    - Поживет пока у меня. Потом помогу уехать домой.
    Он был  необычным, очень свободным  и  не терпевшим казенных правил. Его решения как юриста отличались оригинальным  и неожиданным, порой совершенно парадоксальным подходом, но всегда были справедливыми.
    Работал он на дому, несмотря на то, что это значительно снижало его благосостояние и возможность заработка. После неоднократных попыток, во время которых, как правило, он умудрялся  разругаться  “ в дым “ со  всеми  своими начальниками, он окончательно ушел с государственной службы.
    Это был  Дон Кихот,  мой  друг, поверенный в делах и  юрист в одном лице.

                2. СМЕРТЬ ВАСИЛИЯ СЕРГЕЕВИЧА.

       Сегодня я узнала о смерти Василия Сергеевича. 
       Прощание было назначено у входа в крематорий Николо-Хованского    кладбища. Кладбище было  знакомым. Пять лет назад я похоронила здесь папу.
       Я подъехала к крематорию вместе с деловым партнером, которого не так давно познакомила с Василием Сергеевичем. У него были проблемы, и нужен был юрист. Девяностые  неспокойные годы мало для кого не были проблемными.
        День был, как заказан, для похорон - ветер, пасмурно, холодно и неуютно везде под небом.
        Мой спутник  поставил машину напротив входа в крематорий. Был субботний день, но машин не было, не было и людей.
        Площадь была пустынной. По ней бегала и  чесалась на ходу,  вся  в репьях, бродячая собака.
      Вскоре подъехал маленький микроавтобус. Из него вышла горстка людей, немного, человек пять. Поеживаясь, они стояли у входа. Мужчины закурили.
      С трудом я узнала среди них племянницу Василия Сергеевича, которая ухаживала за ним  последний месяц и одну пару из его знакомых.
      Мы, вышли из машины и  подошли к ним. Я выразила соболезнование племяннице, так как более близких родственников среди присутствующих не нашлось.
      - Дочь не пришла на похороны - сказала мне племянница Василия Сергеевича.
      - Она даже не знает, что отец умер - сообщила другая женшина.
      - Я не узнал его даже, так он изменился - подойдя ко мне, сказал незнакомый мужчина, как выяснилось еще один племянник умершего, приехавший  на похороны из Сибири.
     Я вспомнила, что мельком видела его в доме Василия Сергеевича. Кажется,  он приезжал к нему в гости полгода назад.
     Нас пригласили внутрь.
     В прощальном зале крематория было гулко и пусто. В правом углу стоял стол, закрытый красным плюшем, на нем стоял большой красный квадрат с черной лентой на одном из углов - для портрета усопшего.
     Но портрета не было.
     Не было ни венков, ни свечей, на маленьком каноне там же в углу.
Немногие из тех, кто принес цветы, положили их в гроб. Я тоже положила свои четыре белые хризантемы.
     Люди стояли молча.
      - Желающие могут подойти к гробу и проститься - казенным голосом произнесла распорядительница.
     Я подошла и коснулась его ледяной руки. ( Вспомнилось его странное "прикоснитесь", об этом я расскажу позже )
     Лицо его стало почти  неузнаваемым за два месяца перед смертью. Рак высосал из него всю живую силу. Передо мной лежала  мумия, ворот рубашки был слишком велик для худой, как у ребенка, шеи.
    Боль и муки забрали все соки  из этого тела. Забирали и передавали  смерти, которая все крепла и, наконец, победила..
      - Как и мой папа, - подумала я, отходя от гроба.
      - При жизни, искупил в муках   все свои грехи...

    
                3. ПРИКОСНИТЕСЬ!


      Заболел он внезапно. Это произошло после добровольных ночных дежурств жильцов его дома, в которых он, одинокий человек, принимал активное участие. Такие дежурства проводились тогда по всей Москве, после взрывов жилых домов и гибели мирно спящих людей.
      Он заметил все нарастающие боли в колене.
      - Простыл, наверное, на ночном дежурстве – горестно жаловался он в трубку.
      - Вы не знаете, какие лекарства мне нужно купить? – растерянно спрашивал он.
      Когда боли приняли угрожающий характер и он,  быстро стал почти неспособен передвигаться без костылей. Я вынуждена была помочь ему, устроив консультацию, у известного специалиста.    На эту консультацию я отвезла его на своей   машине. Неожиданно оказалось – больше некому.
      Маститый профессор, вызвал меня в кабинет, где медсестра уже помогала ему одеться после осмотра, и  тихонько сказал мне:
      - Сожалею, но на основе анализов и осмотра – он закурил, глядя в окно, а не мне в глаза,
      - Перед нами  картина запущенного  злокачественного образования с множественными метастазами. Больной не знает. Не стоит травмировать. Все рекомендации я записал.  – он, загасил недокуренную сигарету, попрощался и вышел из кабинета.
      Вот какой груз взвалил на меня этот человек!
      На обратном пути Василий Сергеевич, сидя на заднем сиденье, неожиданно прервал молчание в салоне и  обратился ко мне:
      - Что вам говорил профессор? У меня что, рак?
      Похолодев, я замешкалась только на мгновенье, но быстро сообразила и с наигранным облегчением, ответила:
      - Как хорошо, что вы спросили! – я даже повернулась к нему и с улыбкой закончила фразу:
      - Нет, ничего не известно, но у врачей есть примета, что больные раком никогда не произносят это слово! Избегают под любым предлогом! А вы назвали!
      - Значит, у вас не может быть рака! Просто камень с души сняли! – мое сердце бешено колотилось.
       Так я узнала, что у Василия Сергеевича рак, а он  не догадывался об этом.
       Затем, он  лежал в больнице, куда я устроила его по знакомству к своему другу, доктору. Туда же, к доброму доктору Саушкину,   я положила  перед смертью, в 1995 году своего больного раком   папу. Теперь,  в 2000 году пришла очередь  Василия Сергеевича.
     Здесь, я с ужасом  изумилась циничной, «черной»  шутке судьбы, по-обыкновению играющей с нами. События повторялись с неестественной точностью, как бы показывая. что конец будут тот же.
       Его положили в ту же палату, на ту же койку, что и папу пять лет назад. Видимо другие места в отделении были заняты.
       В поликлиниках и  других больницах, куда он обращался прежде, ему  только делали новокаиновые блокады.  Видимо, не было возможности диагностировать болезнь на том этапе.
       Здесь же  у него  обнаружили опухоль, первые метастазы   и назначили операцию.
       Я  навестила его перед  операцией.
       Как он радовался моему приходу!
В радостном возбуждении, с лукавым восторгом он начал, с места в карьер:
     - Я так рад, что вы пришли! – он просто захлебывался от радости,
     - Я так хотел вам рассказать!
     - Мне сегодня опять приснился вещий сон! Такой хороший! – он даже засмеялся тогда своим  детским смехом.
     - Как маленький мальчик – подумала я, - А ведь он на 10 лет меня старше!
     - Мне опять снилась блаженная Матрона! – торопливо начал он.
     - Но она, почему-то, была в образе моей покойной мамы. И она сказала, что мы спасемся! – он радостно кивал головой.
       Она так и сказала: - «Ты спасешься со своим другом».
     -  А вы мой друг! У нас так много общего! Даже когда я болею, то знаю, что вы в этот момент, тоже хвораете – он передохнул и продолжал:
     - Между нами есть какая-то непонятная духовная связь!
(Он намекал на один, совершенно невероятный случай, связанный с матушкой Матроной, который произошел с нами в за год до этого, но о нем я расскажу позднее).
     Я приободрила его тогда, как могла.  Рассказала, как мне открылась когда-то библия. О том, как интересно мне было прочесть, с новым пониманием библейскую книгу Иова. Какие выводы я сделала из этого удивительного текста.
     Он увлекся, как бывало, если ему приходилось услышать совершенно новую для  него информацию. Активно обсуждал и размышлял, слушая меня,  предлагал свои варианты  толкования библейских событий.
     Перед уходом я вспомнила для него, к случаю, анекдоты про врачей.
     Он, как обычно, смеялся «взахлеб», словно ребенок. На этой веселой ноте я стала прощаться, пожелав ему удачи перед операцией.
     И, вдруг, он сказал совсем серьезно:
     - ПРИКОСНИТЕСЬ.
Я не поняла сразу, что это значит. А он, протянул ко мне руку. Он уже совсем не мог вставать.
     - Прикоснитесь. Вы мне всегда удачу приносили.
     Я прикоснулась к его руке. И почувствовала в один момент, как он одинок и как ему страшно.
     В палате, где он лежал, были еще двое  лежачих больных, но вокруг них весь день суетились  родственники. А он лежал совсем один.
     Никогда не забуду это его «Прикоснитесь».


                4. ПРОЩАНИЕ.

      В пустынном зале крематория шаги отдавались эхом. Все, последовав моему примеру, стали подходить, и касаться его руки.     Некому было заплакать и обнять его, поцеловать в лоб.( Как впрочем и при жизни.)
      - Может кто-то хочет сказать прощальную речь? - сказала распорядитель растерянно.
      Нависла долгая гнетущая пауза.
      Чтобы прекратить эту тишину, и потому, что хотелось  проститься с ним и сказать ему хотя бы часть того, что  не успела, при жизни. Хотя бы сейчас,  словом, согреть его. Я сказала, как могла, последние слова прощания.
      Вы скажите, что ему теперь это не нужно?
      Нет. Не верю. Знаю.Он слышит, видит и  ему не все равно! 
      Чувствую своим внутренним чутьем, что когда-то придет и мое время. И так же, как  он, я буду лежать и со стороны смотреть и слушать всех, кто придет проститься со мной в последний раз. Может мне не будет так уж важно как пройдет ритуал, какие будут ленты, венки, свечи. Но, думаю, будет важно, с каким чувством будут прощаться со мною люди, что они будут думать и как  говорить. Я точно буду все  знать и слышать!
     Поминки прошли в холостяцкой квартире Василия Сергеевича.
Впервые я видела так много пищи в этом доме. Чувствовалась женская рука племянницы.
    Не оставляла какая-то обида которая кололась внутри, в самом сердце, как маленькая заноза.
      Почему? Почему ушел хороший, простой, веселый, добрый человек и вот только 7 человек собрались проводить его в последний путь?
      Для чего живем?
      Дочь не пришла и  даже не знает о смерти отца. Я никогда не видела ее, но знала, что когда-то, очень давно, он был женат, у него есть дочь, которая растет с отчимом,  новым мужем его бывшей жены где-то в  Сибири,  в Барнауле.
    Через 20 лет они вдруг вспомнили о Василии Сергеевиче. И несколько раз навестили его в Москве. Он так гордился этим!
     После того, как он прописал дочь в свою квартиру, и она и мать опять исчезли. Дочь больше не навещала его. Его смерть ее не интересовала. Ей было не интересно это, как не интересно было при его жизни знать: как он живет и  как он болеет.
     А теперь, начнутся имущественные споры - кому достанется квартира? Кому  маленькая дача, которой он так гордился? Разве это важно?
     Мне обидно, что от нас навсегда ушел целый мир. Ушел человек с душой, с умом, хотевшим понять жизнь вокруг и помочь правым  не стать виноватыми. Ведь с ним было интересно говорить и о философских категориях и о приземленных делах наших мирских. Просто выпить рюмочку и пошутить в доброжелательной, теплой, свойской атмосфере на маленькой кухоньке холостяцкой квартиры, где тебе всегда рады.
     Здесь же, на кухне, решались споры предприятий, составлялись письма и договоры с людьми, решались семейные проблемы. На пустой стене справа на кухне Василий Сергеевич захотел наклеить панно как фотообои. Но купил, видимо из экономии,  и  не рассчитав, слишком маленький постер  с русским пейзажем – река , луг, березки.
       Не отчаиваясь, он разрезал его крестом и наклеил на стену, раздвинув вверх и в стороны.  Этот странный крест на  голубых с примитивным рисунком обоях, в углах которого, словно в прямоугольных бойницах,   зеленел далекий луг с березками до сих пор стоит перед глазами.
     Теперь этого всего не будет.
     Все то же  вокруг, те же улицы, дома и голуби на крыше, напротив его окон, а этого уже никогда не будет. Мы  будем жить дальше.   Мы,  конечно, не пропадем.
     Но осознание того, что из моего цветного калейдоскопа жизни,  судьба вырвала  целый  яркий оттенок, что она обеднела на Василия Сергеевича и его теплый мирок, отдается болью, колет душу.
      Как жаль его! Как жаль нас!
               
                5. СТРАННЫЙ ЗВОНОК.

      А за пять лет до этого, произошел удивительный случай, изменивший всею мою жизнь. Случай, который привел меня к чуду, которое помогло мне в самое тяжелое для меня время. 
      Произошло это в страшном для меня 1995 году. На моих руках дома умер от рака папа. Я развелась с мужем, которого очень любила. Боль была просто постоянной. На работе меня обманули, сговорившись, мои соучредители, с которыми я делала одно дело на равных паях. Только для них,  жестоких и борзых, это были «не деньги», а для меня все мои сбережения.
     Я не знала, как мне жить дальше, чем кормить детей, маму и  как хоронить папу. Ситуация была просто катастрофической. Казалось, небеса испытывают меня на прочность!
      Когда я просыпалась утром, и осознавала себя после сна, слезы сразу начинали течь из глаз к вискам и в подушку. Правда, потом приходилось брать себя в руки и идти воевать с жизнью дальше.
     В это время мы с Василием Сергеевичем постоянно совещались, как выйти из моего положения с наименьшими потерями. Строили защиту. Готовили письма. Все это должно было быть юридически точно. Один неверный шаг мог стоить поражения. Мы играли по правилам – они без правил.
     Однажды мы засиделись с ним почти до полуночи на его холостяцкой кухоньке.
     В полночь план был практически готов. Я начала собирать документы. Настроение было приподнятым, хотя от усталости я валилась с ног. Мы распрощались. И я поехала  домой.
     Пока я вела машину, по дороге домой, я еще и еще раз прокручивала в голове разработанный нами план действии.
     И вдруг, уже подъезжая к  дому, обнаружила ошибку! Если мои оппоненты сделали бы ответный шаг, который я только что придумала, вся моя защита рассыпалась бы, как карточный домик.
     Приехав. Я сразу позвонила Василию Сергеевичу и рассказала о нашей ошибке. Он тоже расстроился, и мы, пожелав, друг другу доброй  ночи попрощались.
Рано утром в 6.30  прозвенел звонок.
     Звонил Василий Сергеевич.  Он был странно взволнован, даже голос дрожал от возбуждения.

                6. ПОМОЩЬ ТВОЯ БЛИЗКА!
      Рассказ Василия Сергеевича:
                * * *

      "Я долго вчера не мог заснуть, после вашего звонка. Все курил и думал, как быть.
      Наконец, к 2 часам ночи лег и уснул. В тот же миг, как мне показалось, я увидел как-то слишком четко и явно, вас и какого-то незнакомого человека.
      Вы разговаривали. По виду этот человек производил впечатление какого-то великого мира сего. Он говорил тихо, но веско и его слова звучали как непререкаемый закон. Одет он был слегка небрежно, но с небрежностью профессора или министра, а не с небрежностью бомжа.
    Вы эмоционально рассказывали ему обо всех ваших бедах. И, наконец, с отчаянием спросили:
     - Сколько же это может продолжаться!? Когда же судьба перестанет испытывать меня на излом!
     На это он строго и спокойно ответил, подняв вверх свой сухой указательный палец:
     - Не волнуйся,   помощь твоя близка! А поможет тебе блаженная (тут он назвал имя).
     - Запомни, - он  повторил  имя
     - Она похоронена на Томиловском кладбище! На Томиловском кладбище!
               
     В этот миг я проснулся как от толчка.
     На часах было четыре часа утра. Я бросился к телефону, но позвонить вам не решился. Курил и ждал  семи часов, чтобы можно было позвонить. Не выдержал  волнения, и позвонил, когда часы показали  6.30.
     Да, вот досада! Пока ждал -  забыл имя!
     Оно какое-то старинное, русское. Очень простое. Даже простецкое. 
     Я не очень грамотный в этих делах. Помните, когда умерла моя мама, это вы  мне рассказали, как сходить в церковь,  как заказать  панихиду.
    Я ведь до этого  и в церкви-то не был никогда.»

                * * *

    Накануне, за два месяца  до этих событий, умерла его мать в далекой Сибири. Он съездил на похороны и очень печалился, после этого. Я рассказала ему, как  заказывают панихиду. Как молятся за усопших. После похорон своего дедушки меня научили этому.
     - Вспоминайте  скорее, какую вы знаете  блаженную?- нетерпеливо закончил он.
      Словно я могла знать всех блаженных?! А на память пришла только Блаженная Ксения Петербургская, о которой я услышала  в случайной передаче.
     - Нет, - твердо отрезал он,
     - Нет, не Ксения Петербуржская, не похоже. Нет. Имя просто , даже деревенское. Ну как же вы не знаете! -  даже расстроился он.
     Его же память совершенно ничего не подсказывала, как я не "пытала" его.
     Рассказ сильно заинтересовал меня.
     Я ни минуты не сомневалась, что это правда, и что это не спроста. Мучительно старалась вспомнить, не слышала ли я случайно, где находится Томиловское кладбище? Может в Петербурге? Точно,  где-то слышала!  Но где? Оно может быть в любом далеком городе.
      До чего досадно! Мне необходимо там побывать!
      И в то же время, меня не оставляло чувство,  что я  нахожусь совсем рядом с истиной!  Вот, только небольшое усилие, и все откроется!
      В конце концов, ничего не вспомнив,  решила пойти в церковь и спросить там у кого-нибудь.
      - У кого? -  я недолго думала.
      - Конечно же, нужно спросить у моего исповедника Отца Артемия Владимирского!
     Я пригласила Василия Сергеевича заехать в конце рабочего дня ко мне в офис. И когда он приехал, мы отправились в Храм Всех Святых в Красной деревне, где служил отец Артемий.
     Когда мы приехали в церковь, было уже совсем темно - зимой   рано темнеет.
     В церкви шла исповедь. Отец Артемий, как обычно подолгу говорил с прихожанами на исповеди. Вокруг столпились ждущие. Я постаралась подойти ближе.
     В один из  удобных моментов, когда отец Артемий скользнул взглядом  по  ждущим прихожанам:
      - Кого бы пригласить следующим?
     Я набралась храбрости и  попросила его ответить мне на мой вопрос.  Как только,  мы с Василием Сергеевичем  рассказали отцу Артемию  про Томиловское кладбище, про блаженную, имя которой мы не знали, он,  не задумываясь тут же ответил:
      - Не Томиловское, а Даниловское кладбище. А зовут блаженную, МАТРОНОЙ.
      - Да, да, да! - обрадовался Василий Сергеевич!
      - Именно так звали блаженную! Блаженная Матрона! Именно Матрона!
      - Если был такой сон - сказал отец Артемий,
      - Вам обязательно нужно поехать туда, на ее могилу, на Даниловское  кладбище. Поезжайте непременно.
      - А где ее искать, там, на Даниловском кладбище?- спросила я
      - Да там найдете! - уверенно сказал отец Артемий, махнув рукой,  и отвернулся к своим прихожанам продолжать исповедь.
      Все произошло так обыденно, ничему-то  не удивился отец Артемий!
      Меня это даже смутило. Ведь само по себе это явление - ЧУДО. Наверняка  отец Артемий  частенько сталкивается с чудом!
      Тут же выйдя из церкви, я села в машину и сказала Василию Сергеевичу:
      - Едем на Даниловское кладбище!
      Но  мое заявление совершенно не вызвало в нем энтузиазма. В ответ на это, к моему изумлению, он замахал в страхе руками и категорически отказался ехать на кладбище. Панически потребовал, чтоб я высадила его у метро Тульская, и не соглашался, ни под каким видом сопровождать меня  на кладбище ночью.
       Когда мы подъехали к метро Тульская, время было чуть меньше девяти вечера. Но уже стояла зимняя темная ночь. Впрочем, это ничуть меня  не смущало,  и  я отправилась  на Даниловское кладбище одна.

                7. ДАНИЛОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ  И МАТУШКА МАТРОНА.

       Ворота кладбища, как ни странно, были открыты. Я раньше не была на кладбищах в такую пору и не знала, о кладбищенских порядках.
       Фонари  и один прожектор на воротах, освещали площадку перед входом. За воротами виднелась так же, небольшая площадка, и уходящая куда-то вверх и вправо  главная аллея кладбища. Все остальное было в кромешной тьме. Мне, наконец-то, стало немного не по себе. Я даже начала понимать Василия сергеевича.
        Но не могла же я отступить от задуманного!
        Вслед за моей машиной к воротам кладбища подкатил еще один автомобиль. Из него вышел мужчина и направился ко мне. В тот момент я закрывала  свою машину.
      - Вы не знаете, где здесь могила Блаженной Матроны? -  тут же встретила я его вопросом. Он ответил, что не имеет представления об этом.
      -  А вы, не знаете, церковь на кладбище еще работает? - спросил он у меня в свою очередь.    
       Наверное, такой же сумасшедший как я – подумалось в тот момент мне, но я ошибалась. Ну кто со мной сравнится !
       -Не знаю  - ответила я и зашагала к воротам.
        Мужчина пошел за мною на кладбище 
         Был серьезный сухой мороз, под ногами скрипел снег. В «ватной» тишине кладбища, скрип был ужасно громкий! Никого, кроме нас не было  вокруг. Было тихо, пустынно и темно, только мы оглушительно скрипели в слепящем свете прожектора  над воротами.
        Мы вошли в ворота. Здесь уже не было света прожектора  и фонарей. Мы словно перешагнули границу света и вступили в темноту.
        Он шел быстрее,  потому, что  знал куда  идти,  и, вскоре обогнав меня,  ушел вперед по аллее.
      Я же, не знала, что мне делать дальше .
      Оптимистичное заявление Отца Артемия: « Там найдете!»,  пока не оправдывалось.
      Где искать? У кого спросить?
      Нет никого!
      С центрально аллеи сходить бессмысленно. Она хоть слабо, но  освещена, от света над воротами. А всего шаг в сторону на боковые тропинки, и мрак накрывает с головой, как одеялом. Ни зги не видно!
     Я шла вперед бесцельно, все, замедляя движение,  и разумом понимая, что сегодня я ничего не найду. Да и страх начал закрадываться в душу. Подумать только - одна на кладбище среди ночной темноты?
      - Точно, я  совершенно ненормальная! – подумалось мне.
      - Нужно идти назад пока не поздно, и, скорее, уезжать домой!
     Я остановилась .
     Справа от меня начиналась боковая тропинка. Она была полностью во тьме. Но как только я остановилась, и перестал хрустеть снег, я услышала пение!!!
     Чуть слышное стройное, многоголосие  пение из темноты среди могил!!!
      - Ну, все!  - с «упавшим сердцем», подумала я
      - Я схожу с ума! Это объективная реальность!
      Так, наверное, это и случается, разом, внезапно, от горя и перегрузок. Вроде бы все реально, все обыденно и вдруг в этой реальности появляется то, чего быть не может.
    Просто мозг отказывается принимать этот мир напрямую и начинает его искажать, чтобы облегчить для себя хоть на миг страшную действительность.
Я, как следует, встряхнула головой, что бы «привести мысли в порядок».Даже пошлепала шлепнула себя по щекам руками.
      Но пение не пропадало. Оно было еле слышным и доносилось ветром как бы с перерывами. Еле улавливаясь, на грани исчезания.
      На главной аллее появился второй  "ненормальный", - тот самый мужчина. Он возвращался «из церкви».
      - Церковь уже закрыта и нет никого - сказал он расстроено.
      Снег громко скрипел под его ногами.
      - Подождите, остановитесь - попросила я.
      - Вы ничего не слышите? Прислушайтесь, пожалуйста! - я подняла палец, призывая прислушаться.
      Он недоуменно остановился, и прислушался, уставившись на меня округлившимися глазами. Но, толи он стоял слишком недолго, толи пение прекратилось, толи не было его вовсе. Но  в тот момент, я тоже не слышала ничего.
      - Нет! – заторопившись, сказал он, с опаской поглядев на меня,
      - Ничего не слышу! - посмотрел на меня еще более  странно, и поспешно пошел дальше, своей дорогой. Скорее, скорее  к выходу, подальше от ненормальной женщины, которая приехала одна на кладбище и неизвестно что еще дальше выкинет, если вообще,  не превратится в подругу  Дракулы.
      Теперь я осталась совсем одна. Конечно же, незнакомый мужчина ночью в безлюдном месте – это явно небезопасно. Но находиться одной ночью на кладбище , где слышаться голоса – пожалуй совсем худо.
        Я понимала, что мне надо уходить, и как можно скорее. Но врожденное любопытство удерживало меня и требовало разобраться до конца.
      Будь, что будет!
      Пения я больше не слышала. Идти в кромешную тьму неосвещенных кладбищенских тропинок между могилами было безумством и я, потихоньку, тронулась в обратный путь к выходу по центральной аллее. Думая , на ходу, что еще можно предпринять.
     Однако, пройдя совсем немного, до следующей боковой аллеи,  теперь ужеслева от меня, я опять услыхала оттуда, из темноты  - пение!!! И, кажется, более авно!!!
     Теперь  уж, я никак  не могла уйти!
     Я свернула налево и пошла на ощупь. После хоть и слабо , но все же видимой, центральной аллеи, глаза совсем отказались что-то различать. Совершенно ничего не было видно в кромешной темноте. Пошел мелкий снег, я чувствовала, как на лице тают невидимые  снежинки.
      Продвигалась я медленно, нащупывая ногой перед собой почву. Справа и слева, постепенно, боковым зрением, стала отличать более темные пятна надгробий на более светлом снегу. Через некоторое время такого движения, слева в глубине среди могил, скорее угадывалось, чем увиделось, что-то большое и темное.
      - Наверное, это большой склеп - подумала я.
      И, как робот, неловко шагая, свернула  перпендикулярно движению, навлево к нему, непонятному более темному пятну. А куда еще идти?
      Куда я ступаю не было видно, и я чуть не упала, поскользнувшись, так как поверхность под ногами пошла в горку. Сделав еще несколько маленьких неуверенных шагов я внезапно уперлась в небольшую, закрытую калиточку. Я нащупала ее руками, потому, что не видела, как преграда возникла передо мной. Инстинктивно, я нащупывала ногой почву перед собой и вытягивала вперед руки, как делают, слепые
      Глаза начали немного привыкать к этой казавшейся сначала непроглядной тьме.
      И, вдруг, я чуть не закричала! А может, и вскрикнула, от неожиданности.
      По ту сторону калитки напротив меня стояла человеческая фигура!
      Лица разглядеть было невозможно. Был виден только темный силуэт, совсем рядом.
      Я взяла себя в руки, собралась и спросила:
      - Скажите, это могила блаженной Матроны?
      Женский голос ответил недовольно:
      - До пяти часов!
      Тень напротив не двигалась.
      Я не поняла сначала, что это за такое: «До пяти часов!»
      - Вы меня не совсем поняли, - вежливо продолжала я,
      - Я спросила, это могила блаженной Матроны?
      - Да! - уже с явным раздражением ответила она,
      - Это могила блаженной Матроны! Но посещения до пяти часов!
      Ее раздраженный тон, как ни странно, успокоил меня окончательно. Я поняла, что передо мной простая, наша, «советская», «русская», женщина. Никакой мистики. Никаких приведений. Только наши люди, особенно служащие при церкви  верующие, могут быть так нетерпимы  к ближним.
        Это очень реальный, узнаваемый признак, из  нашей  жизни. И никаких  чудес и приведений!
        Они, абсолютно уверены, что ближе к Богу, гордясь своим положением, сродни с чиновничьим.  Раз люди приходят к тебе  –  значит им нужнее - они уже зависимы. Над ними можно проявить свою власть.
      Я попыталась ей рассказать, что я неспроста пришла, что меня привело чудо, и что мне непременно нужно было подойти к могиле матушки Матроны.
      Она немного смягчилась и сказала:
      - Ладно,  уж, сейчас спрошу! – и, исчезла в темноте.
      Я стояла и терпеливо ждала. Пение слышалось теперь совсем  явно. Оно слышалось от этого большого и темного пятна в глубине за калиткой. Я теперь была в полной уверенности, что это склеп блаженной матушки Матроны.
      Женщина внезапно проявилась из темноты и сказала мне:
     - Приходите завтра, с 10-ти утра и до 17 часов - повернулась и ушла в темноту.
      Я, все еще стояла у закрытой калиточки, обдумывая произошедшее, когда на светлом пятне центральной аллеи мелькнул ее силуэт. Она прошла к выходу из кладбища.
      Я поняла, что там, на первой дорожке, где мне впервые почудилось пение, есть второй проход к склепу.
       Конечно!
       Теперь я уверенно вернулась к центральной аллее. Поднялась в сторону церкви к следующему проходу и вновь свернула в темноту.
      Мне, во что - бы то ни стало, нужно было подойти к склепу!
      Я, почему-то чувствовала, что это необходимо сделать и прямо сегодня - же, сейчас, как только я все узнала.
      Потом, позже, мне стало известно, что матушка Матрона завещала -  доступ к ее могилке, должен быть открыт для всех  и днем и ночью! Она хотела помогать вне зависимости от времени суток!
     Теперь я двигалась уверенней. Цель стала очевидной. Я научилась смотреть боком. Боковое зрение почему-то более острое в темноте. Я нащупала тропинку между могил. Она была узенькой, в некоторых местах шириной в один след. Я продвигалась, чудом не падая,  цепляясь в темноте руками, за металл оградок справа и слева. И, наконец,  мои усилия были вознаграждены!
      Наконец-то, я подошла и коснулась рукой ажурного склепа сваренного из металла и укрытого черной полиэтиленовой пленкой.
Пение прекратилось.
      - Кто там ходит? - тут же, услышала я недовольный женский голос,
      - Ночью по кладбищам ходят только колдуны! – продолжал гневный голос.
      - Я не колдунья! - ответила я.
      -  Я только, что из церкви! –  уже не боялась, продолжала я.
      -  Меня батюшка послал. Был сон  о матушке Матроне -попыталась объяснить я.
      - Из какой церкви ? - недоверчиво допрашивал голос.
      - Храм Всех святых в Красной деревне - ответила я.
      - А как батюшку звать? - повторно допытывалась женщина.
      - Отец Артемий- сказала я.
      - Ну-у, этот может ! - потеплел ворчливый голос из темноты.
      - Приходи завтра к 10-ти часам. Лучше пораньше, а то народу будет много!
      Эту женщину звали Татьяной. Это я узнала на следующий день. Она распоряжалась на могилке Матроны, разбиралась с очередью желающих, строго следя за порядком , крича на нерадивых и  не позволяя задерживаться больше чем она разрешала. Татьяна действительно, почти круглые сутки не отходила от могилы матушки Матроны, Конечно, ей помогали какие-то люди. Ладно пели вместе псалмы и охраняли, чередуясь,  драгоценную могилу.
      Моя душа ликовала. Я быстро добралась до машины и поехала домой. Шел одиннадцатый час ночи. Так я узнала про Блаженную матушку Матрону.
      На следующий день я, конечно, пришла.
      Сюда, к ней на могилу, по традиции, приносили только живые цветы, и только нечетное количество, как для живой.
      Там, на могиле, я просила ее о помощи. И она помогла мне. Почти сразу, на обратной дороге, правильное решение   «само появилось»  в моей голове.
     Мои дела постепенно разрешились, причем  очень складно.

                ПОСЛЕСЛОВИЕ

       Через некоторое время, мне удалось купить книжку о Блаженной Матроне. Прочтя ее я  много  узнала о ее жизненном подвиге, и к своему удивлению,  узнала еще и то, что издал ее на свои деньги один из моих друзей, с которым я давно не виделась - Труханов Александр Алексеевич! Мир людей тесен!
      Всех нас  объединило  добро и  любовь, которую несла людям маленькая слепая матушка Матрона даже сквозь смерть!
     После моего первого похода на кладбище, было еще несколько  посещений.
     Василий Сергеевич тоже приходил  со мною.
     Значительно позже, когда матушку Матрону канонизировала официальная Церковь, я возила уже совсем больного Василия Сергеевича к ее мощам в Покровский женский монастырь на Таганке. Уж  очень он хотел "съездить  к ней", и успокоился только тогда, когда  приложился к раке с мощами и приобрел ее иконку.
     Он тогда еще мог немного ходить с палочкой.
     На поминках Василия Сергеевича я рассказала за столом эту историю нашего с ним знакомства с чудом Блаженной матушки Матроны.
     Кто-то,  из сидящих, за столом сказал:
     - Об этом нужно обязательно написать.
     Я сделала это.