Памятник

Николай Борисов
                ПАМЯТНИК.
               
                Николай Борисов.
Посвящается Вовчук Марку.
- Как живешь, друг?
 
      Летняя курилка Энской воинской части. Два матроса, Алексей и  Марк, сидят на железной скамье и наблюдают, как штабной писарь, а по совместительству скульптор части,  заканчивает ваять скульптуру бравого матроса.
        Постамент, выложенный из специально привезённого, рубленого бута, смотрелся монолитно и солидно, и, даже как-то, мрачновато. Он напоминал каменистый берег, обрыв или типа чего-то в этом роде.
       Скульптурный матрос практически был завершён, его осталось одеть, вернее, покрасить в тона формы и хоть ставь в строй.
      А пока он был весь белый, словно только что стремительно вылез из вагона, после разгрузки цемента.
     Возвышаясь над плацем, он  зло всматривался, куда-то за кирпичный забор части, на залив и зеленеющие вдалеке сопки.
     Правой рукой матрос приложил бескозырку ко лбу и не то вглядывался в даль, ни то прикрывал глаза от солнца, хотя солнце с той стороны никогда не светило. Левая его рука была изящно отведена  немного назад, а ладонь раскрыта растопыренными пальцами. Вот эта его левая ладонь уже несколько дней не давала покоя ни Алексею, ни его другу Марку.
     Марк или Марек, даже наградил матроса, за эту его изящную руку, кличкой «балерина».
     Скульптор, Степан Паламарчук, насвистывал  себе под нос какую-то мелодию и делал последние гипсовые штрихи-затиры. Они несколько раз подходили к нему и вели беседы в отношении мужественности статуи, её наглядного, воспитательного характера на воинов.
      Вот и сейчас, неутерпев, подошли поделиться своим мнением.
    - Нет, ты нам скажи, Растрелли,- Марек, заложил руки за спину, стоял перед скульптором и раскачивался телом с пятки на носок, с носка на пятку.- Зачем ты ему эту руку так сделал? Он что у тебя балерина в реверансе или боевой матрос? Это же пример для подражания. Ты бы ему лучше в руку автомат вложил, гранату или на худой конец, в кулак сжал. Так выглядело бы, по крайней мере, более экспрессивно, более мужественно. Да и вообще он, что у тебя, левша?
    На что ваятель улыбался:
    - Я не Растрелли, я Па-ла-мар-чук, - говорил он по слогам, - запомните мою фамилию навечно, будете ещё гордиться и вспоминать, да и рассказывать своим знакомым, а то и детям, шо являлись свидетелями моих творческих процессов. А насчёт рук это не ко мне, это к замполиту, к его…высочайшему… художествен-ному совету.- Он вновь засвистел свою мелодию, но, словно спохватившись, простодушно посмотрел на Марека:
    - Як это, ты гутариш, экспр-ре-есивно?- Ехидная усмешка скользнула по губам, хитроватый взгляд стрельнул из-под густых, черных бровей.
     - А, это по-поводу, якого худого кинца вы речь ведёте, хлопцы? Худый кинец он и есть…худый, но даже и худый кинец…при известных обстоятельствах, он, так сказать,…н-н-н, дилу винэц.– И, не дожидаясь ответа, всем своим видом показывая, что они ему не интересны, обошёл постамент вокруг, оценивающе оглядывая скульптуру своим знающим взглядом. Словно, удостоверившись, что всё сделанное соответствует его задуманным замыслам, в удовлетворении потёр ладони:
    -Вот и гарно, на сёгодня, пожалуй, достаточно, -  насвистывая, удалился в казарму.
    Марк в артистическом негодовании посмотрел на Алексея:
    - Нет, Лёха, ты видел жлоба? А?- гримасничая, передразнил скульптора: « Худый кинец…Худый кинец.» Мы для него чернь, плебеи. Этот штукатур хренов даже не удостоил нас своего взгляда, его снисходительность к нам меня ошеломила. Нет! Нет! Потрясла до глубины души и даже не до глубины души, а, а, до самого моего многострадального копчика. - Марк смачно похлопал себя по заднице.
     - Великий ваятель сделал своё дело и удалился,- он крутнулся на каблуках и подступил вплотную к Алексею.
     -Алексей, ты знаешь, чем отличаемся мы евреи от вас русских.
     -Ну, как не знаю, знаю, - Алексей улыбнулся.- У нас цивилизации разные основные на своих религиозных мировоззрениях. У вас Бог Иегова, а у нас Бог Христос. И носы у нас разные у меня прямой, с горбинкой, а у тебя вон какой, не нос, а шнобель. Орёл, да и только, ну, истинный выкрест. А к чему ты это?
    Марек засмеялся:
    -Не-а, вот и не угадал. Я ашкенази. Давай! Давай! Ты ещё расскажи, что я обрезанный, а ты нет, что мы вашего Христа распяли. Кстати Христу тоже обрезание проводили, а вам сей элемент, так сказать, не традиционен. С чего бы это?
    -Да нет, я не о том, Марек, не заводись, а то начнёшь свой сионизм проповедовать. Хотя тобой сказанное тоже есть и, кстати, насчёт нашего Христа. Это он потом наш стал, а до того, как вы его изничтожить пытались, он ваш был и к вам пришёл на путь истинный вас, недоумков, наставить. Он же говорил: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева». Ох, видать к тому времени вы и накуролесили,- Алексей засмеялся.- Что даже сам Господь Бог своего Сына к вам послал.  Вы ведь за золотом и деньгами человека совсем из виду потеряли.
 А насчёт обрезания, надо ведь как-то нас от вас отличать, потому у нас это и не принято. Господу достаточно вас, да мусульман этим замечательным фактом усугубить.
    - Дурак ты, Алексей,- Марек улыбнулся.- Истинный представитель своего народа, Иванушка, одним словом. Чтоб ты знал, обрезание крайний плоти это знак союза между евреями и нашим Богом, знак вечного согласия. То-то вы своего Христа слушались, инквизицию он вам посоветовал, да? Жарили своих единоверцев, что барашков на праздники, и крестовые походы тоже с Его благословления…да? Он ведь вам, что говорил: « …семьдесят семь раз прости», в вы на костёр…Или другие ценности диктуют вашим мирским действиям? Как это один из ваших ранних идеологов Лев Х говаривал: «Я верю в басню о Христе, потому что она даёт мне возможность хорошо жить». Ну да ладно, это долгая и бесконечно спорная тема. Так ты хочешь знать, чем мы евреи, конкретно, отличаемся от вас русских? То, что ты сказал, конечно, существенно, но вторично…
    -Ну и чем же? – Алексей со смешливым любопытством уставился на товарища. - Ах, да! Я совсем запамятовал. У вас, наверное, кровь голубая? Еврей это ведь состояние души…Не бывает плохих евреев, есть хорошие евреи и ну-у  о-о-очень хорошие евреи. Так что ли?
    - Да ладно тебе! Сам не заводись! Тоже мне, черносотенец доморощенный! Смотри русский на еврея и делай выводы.- Марек легко взобрался на постамент к матросу и с силой стал сгибать пальцы злополучной руки статуи. Благо материал ещё не достаточно затвердел и ему, после нескольких усилий, удалось собрать левую ладонь в кулак или что-то похожее. Он спрыгнул с постамента и, отряхнув пыль с колен, оценивающе осмотрел свою работу.
     Статуя и впрямь преобразилась, она стала гораздо мужественней, казалось, что матрос жадно вглядывается куда-то с яростным желанием врезать тому, кого увидит, этим своим сжатым кулаком.
    - Ну, и…как?
    - Как, как? Это ты, дурак! Сейчас писарь-Растрелли выйдет, знаешь, что будет? На «губу» загремим, замполит уж постарается,- Алексей закрутил головой.- Давай, валим отсюда.
    - Не-а!- Марек  засмеялся.- Пойдём, сядем на скамеечку, покурим, побеседуем и посмотрим, что будет. А я расскажу тебе, таки, чем мы евреи отличаемся от вас русских.- И он потащил за рукав Алексея к скамье.
    Они в нервном ожидании расселись, закурили. Марек, несколько раз в волнении затянувшись, продолжил:
    -Сейчас выйдет наш Растрелли и, увидев изменения в своём творении вскричит, «какая гадина, покусилась на моё творчество». И знаешь, Лёха, бездоказательно обвинит нас. Вот увидишь,  он будет брызгать слюной и обвинять нас, нас обоих, что это мы с тобой изменили его первородный план в статуе.- Он заёрзал на скамье, словно готовясь поплотнее прижаться к ней.
    - Вот здесь, Лёха, в нём и проявится вся ваша русская сущность и наше в том различие. Ты ведь не виновен, в данном действии, но он будет и тебя обвинять.
    - Ну, как не виноват, - Алексей перебил,- я вроде, как соучастник, так сказать,…преступления.
    - Во-о! – Марек засмеялся. - Вот в этом вся ваша русскость, вас ещё никто не обвинил, вы даже в неподозрений, а вы себя уже считаете виновными и вы уже готовы каяться, а вы уже, таки, и страдаете. Один русский будет обвинять невинного, а другой русский невинный будет сознаваться в соучастии. Сложившаяся маниакальная парокосуицыдоидальность ваших некоторых мировоззрений в этом направлении, по-видимому, наследие долгого татарского ига или от чрезмерного христианства. Но это ваши проблемы, вам с ними разбираться, страдать иль наслаждаться. А знаешь, как бы поступил бедный еврей Абрам, увидев изменения в статуе.- Марек закатил глаза и распростёр руки к небу, изображая бедного еврея Абрама.
    - Он бы воскликнул: «О-о! Господи! Господи! Зачем ты сие для меня сотворил? В чём же я повинен перед тобою, Всесильный? Что это за пакость такая или знамение? Может быть, я не праведно живу и ты, таки, пытаешься меня наставить на путь истинный?». И он, бедный еврей Абрам, никогда и никого бы не обвинил, а посчитал бы, что данный случай знаменье свыше, воля Божья. Но, на всякий случай, он бы, конечно, посоветовался с Сарой.
    Не успел Марек закончить свой монолог, как они услышали громкие и нехорошие возгласы:
     - Это какая сука сломала руку матросу! Что за скоты!? Не успел на минутку отойти и на тебе. Выблюдки! Козлы вонючие! Никакого уважения к художнику, к его творчеству. Трудишься здесь день и ночь, вечно изнываешь в творческом нарыве, недосыпаешь, недоедаешь, а тут яка-то… тупорылая, безмозглая тля уси твои труды, бессонные ночи…киту пид хвист. Где эта зараза? Удавлю!- Паламарчук ходил вокруг постамента, оглядывал своего матроса и закатывал рукава.
     Марек выразительно посмотрел на Алексея:
     - А? Я тебе, о чём говорил? Сейчас… это, которое гутарит…к нам припрётся и будет свою, ущемлённую, русскость показывать. Вместо того, что бы просто, спокойно, таки, задуматься и молча исправить напортаченное, а то и принять…как… должное.
     После длинного и сочного монолога Паламарчук обратил внимание на сидящих:
     -А жюри хриново! Ходатаи от народа! Глас воинствующий общественности? Вы ещё в чужих руках не ссались? Это ваша работа?- Он был  красен лицом, что помидор и зол, что тот Зевс громовержец. Казалась ещё секунда и, он метнёт в них, из своих глаз, испепеляющие молнии.
     Подступив к сидевшим почти вплотную, он, тяжело и возбужденно пыхтя, уставился на них ожидая ответа.
    Марек закинул ногу на ногу и, повернувшись к Алексею всем корпусом, словно не видел и не слышал скульптора. Он озабочен-ным своим видом показывал, что так увлечён разговором, что более важного на данный момент мероприятия в мире для него не существует.
   - Господь, Алексей, нас евреев избрал для вполне конкретных причин и цели. Для чего в реке щука? Правильно, чтоб карась не дремал. Так вот и мы евреи… - Он сладко затянулся и словно собираясь ещё что-то сказать, вдруг, будто только что увидев, уставился на стоящего перед ними скульптора. И в недоумении выдавил:
    -А тебе чего, Бартоломео? Тебя тоже интегесует евгейский вопгос? Ты тоже, таки, антисемит?
    На что новоявленный Бартоломео, словно поперхнувшись, оторопело ответил:
    - Нит, ту-то того…кто-то…яка-то невоспитанная гнида руку моёму матросу сломала…вы того, скаженного, не видели?- И сглотнул слюну.
    Марек сотворил из лица брезгливо-недовольную гримасу:
    - Нам больше нечего делать, таки, только твоего матросика охранять. - И, сделав серьезное лицо, громким шепотом спросил:
    -Значит не антисемит?- На что скульптор тоже шепотом выдавил:
    -Нет. С чего?
    -Тогда свободен,- и Марек вновь повернулся к Алексею.
    - Знаете, Алексей Владимирович, ужас не люблю, когда вот так бесцеремонно и вульгарно, почти, таки, нахально, врываются и нарушают научный диспут. Возникает естественное желание и хочется, таки, ни только  что-то сказать в ответ, но даже, таки, и что-то и сделать. А с виду вроде бы вполне обгазованный и воспитанный человек. У нас даже люди говорят, что они, таки, ни то художник, ни то скульптор.
    На что Алексей, вальяжно разволясь на скамье и попыхивая папиросой, так же сурово ответил:
    -И я, Марк Соломонович, не люблю, когда нарушают течение интеллектуальной беседы. Таки и хочется, иной раз, нецензурное слово сказать... Э-э, простите, на чём мы с вами остановились, что вы там говорили по поводу сформулированного Галилеем принципа относительности?
    - Ах, да, Алексей Владимирович,- Марк вытаращился на Алексея, что-то лихорадочно вспоминая:
    - А-а, суть его такова, если мне память не изменяет, а она мне редко изменяет,  что всякие механические явления происходят одинаково в любых двух  изолированных материальных системах, движущихся равномерно и прямолинейно одно, таки, относительно другого, блин.
    - Да что вы говорите, Марк Соломонович,- теперь Алексей уставился на Марк в удивлении. -Таки, одинаково?
    Скульптор, видя, что на него никто не обращает внимания, помявшись, нехотя направился к своей статуе. Подойдя, к постаменту он зачем-то обтёр ладони о свои штаны и, оглянувшись на седяших в курилке, пробубнил себе под нос:
     -Во прикол, первый раз вижу двух философствующих козлов. Одного маланца, а другого москаля. Кому рассказать на Батькивщине, не поверют.

     Лежа на нарах,  гарнизонной гауптвахты, Марек продолжал философствовать:
    - Нет, не пойму я вас русских и не то что не пойму, а даже и понять не хочу. Вот ты мне скажи, Лёха,- он, кряхтя, повернулся на досках.- Какого чёрта ты сказал замполиту, что помогал мне портить несчастную и безответную статую, эту Маю Плисецкую в бушлате. Сейчас  лежал бы себе в постельке, а не на этом дубовом топчане, захотел, пошёл, помочился в гальюн, покурил. А?
    - Марек, отстань, у меня подошвы горят от строевой ходьбы. Как Гёте говорил: «Гвоздь в моей пятке выше всякой фантазии». А ты мне моральную философию лепишь, отстань и спи. Завтра опять: Ать, двать, мать, перемать. Нам бы ещё четыре дня продержаться и в вдогонку пару суток не поймать. Да и тебе всё равно не понять, что такое справедливость и как мы русские по ней жить пытаемся.…Наверное, в этом наше главное отличие. Спи.
     Марек заворочался:
     - Да, Лёха, предсказуемый ты человек. В основной своей массе вы русские предсказуемы, вы, что тот букварь, с вами порой даже скучно, вы, как, таки, малые дети. И всю эту свою ограниченность пытаетесь спрятать за какой-то там справедливостью. В этом направлении вы столько напридумывали разного и всякого всего.…То ли дело мы, евреи, хрен вы узнаете, что мы делаем, что говорим и что думаем. Я иногда сам в себе блукаю, бывает. Господь знал, кого в помощники себе выбирал. Без нас на земле жизнь бы тусклая была, как вот эта лампочка и светить не светит, падла, и спать не даёт.- Он вновь заворочался.
     - Лёха, как ты спишь? Как ты можешь спать на этом разделочном столе, я уже не знаю, таки, где у меня боки, ни то  спереди, а то ли сзади. И вообще я стал, таки, один единый ни то бок, ни то задница. Лёх, а Лёх? А, наш Бартоломео, скотина, я тебе скажу, полная. Я его, чумичку, этого моляра хренова, ни за его творчество буду помнить, а за то, что он сдал нас. Да-а,- он вновь заворочался.- Здесь у меня вышел, таки, психологический просчёт. Я ведь подумал, что он нас не сдаст,-  он ещё больше заворочался, кряхтя и, выругавшись, сел.
    - Лёха, нет, ты мне скажи непонятливому еврею, зачем ты замполиту сказал, что помогал мне проявлять насильственные действия над статуей. А? Так же не было. Тебя что ,кто-то за язык тянул? И только без этих…морально нравственных постулатов.
    Алексей тоже сел на топчане и уставился на Марека:
    - Марек, мы здесь одни…ночь поздняя, стража спит. Если ты не успокоишься, я над тобой надругаюсь так же, как ты надругался над незавершенной честью и совестью нашей части. Ты будешь спать? А то я сейчас тебе устрою такую философию, что тебе и Авраам не поможет.
     - Ну, как спать, Лёха? Когда меня терзают незаконченные мысли. Я пытаюсь постичь разность наших национальных, философских мировоззрений, соразмерность наших с тобой действий. Почему мы одну и ту же природу вещей видим  по-разному, почему?
     -Как это видим по-разному?- Алексей подтянул к себе колени и обхватил их руками.
     - Как это по-разному, Марек? Солнце, землю, воду, воздух, звёзды мы видим по-разному, да? Нет, это для всего живого одинаково, это, как говорила у нас учительница «среда обитания всего сущего на земле». А вот в самой среде обитания идёт борьба за выживание, как у поэта «… жук ел траву, жука клевала птица, хорёк пил мозг из птичьей головы…»за преобладание одного вида Божьего создания над другим, отсюда и пошли хищники. Тупые и кровожадные. Человек же в нашем мире самый коварный, хитрый и безжалостный хищник. Он жрёт всё и ему мало, человек, даже себе подобных, если бы случилась такая возможность, пускал бы на колбасу. Вот Гитлер, всем урок.… Так нет же и иным неймётся владеть миром.…А ты говоришь философия, мировоззрение. Жадность и ненасытность властью, деньгами правят миром. Потому Иисус Христос сын Божий и пришёл к людям, дабы образумить их, наставить на путь истиной человеческой жизни. А то:  «Человек-это звучит гордо». В Божественном понимании, может быть и да, а в  социальной действительности, по иному: «человек-это звучит грустно».
    - Ну, ты загнул, Лёха,- Марек засмеялся, ты оказывается у нас скрытый философ. Да ещё и на религиозной основой.
    -Марек, а твоя любовь к философствованию, или как там, любовь к мудрствованию, разве не на религиозной основе? Если ты проповедуешь какие-то философские идеи, ты их защищаешь, кому-то пытаешься объяснить, кому-то пытаешься навязать, а значит, веруешь в свои постулаты. А ве-ера-а,- он приподнял указательный палец вверх.- Это  категория религиозная. Все замысловатые умствования Господь попускает, только для того, чтобы человек наконец-то осознал, что Господь его сотворил не хищником, а по образу и подобию своему, то есть человеком разумным, бо-о-же-ственным. Для этого и дал ему десять заповедай и свободу выбора в принятии решений, жить ли по  ним, или творить лукавого. Отсюда и спра-вед-ли-вость…правду ведать и жить по ней.
    - Лёх, а ты перекрестись!- Марек засмеялся.- И я сразу уверую в тобой сказанное. Знаешь, что я тебе скажу, мой народ столько повидал и пережил, что с таким мировоззрением, как у вас  русских «…дали тебе в нос, подставь челюсть», нас давно б уже и не было на земле. Наша жизнь, это вечная борьба и «…покой нам только снится».
    - А зачем борьба?- Алексей вопросительно посмотрел на Марека. - Что, нельзя жить мирно?
    - Как зачем, ну ты даёшь! Только что минуту назад, сам говорил о среде обитания и о борьбе…и тут же, зачем? Чтобы выжить, Лёха! Выжить!
    -Но мы,  русские, ни с кем не боремся и живём! И ни к кому не лезем. И с нами всем комфортно жить, спокойно.
    -Как не боритесь? - Марек подскачил. - Как не боритесь? Вся история России это кровь, это борьба за существование: то половцы, то печенеги, то шведы, немцы, то татары, то поляки, то французы, то вновь немцы. Но у вас это на пространственном уровне, потому как Россия это государство. А мой народ утратил своё государство и ему приходиться вести борьбу внутри того пространства, или государства, в котором он потенциально живёт. Это борьба бесконечная и в ней, не имея жесткого, направленного мировоззрения на выживание, трудно, невозможно, выжить. Война может длиться год, пять, десять, сто лет, но рано или поздно настанет мир. А у нас нет… - Марек вновь сел на топчан.
     - Мы всегда и везде в любом государстве, если мы не у власти, то против правительства. С нас, в этом мире, пошла оппозиция…
     -Ну, ты, загнул. У тебя, как в мультфильме «…баба Яга всегда против». У вас же есть государство Израиль. Всё, можете успокоиться и заняться жизнью.
     - Так не дают же…палестинцы, арабы…
     -Да, да, хреновому танцору всегда что-то мешает. Ты и здесь, я смотрю, свою борьбу навязываешь, спать мне не даёшь. А я думаю, с чего ты такой говорливый, а это в тебе борьба, оказывается, бурлит. В носу ковыряясь истину ищешь, - Алексей повалился на топчан, сворачиваясь калачиком.
     -Лёх, а ведь Ньютон, тот, что Исаак, он ведь тоже сидел себе под деревом и ковырял в носу, а тут…бац! Ему по башке яблоко и вот он закон… всемирного тяготения.- Марек  зевнул и потянулся, затрещав всеми членами.
   - Или тот же Архимед, ты, кстати, не знаешь, как у него фамилия была? Так ведь он тоже, лежал себе в ванной, грел свои кости и ковырял в носу. И в блаженном созерцании видит, что часть воды ускользнула от его немощного тела. Он, таки, вскричал: «мать вашу, воду не экономите». Поскользнулся, вылазиючи из ванной, ... бац! Башкою об пол: «Эврика!»
   -И всё вы, Марк Соломонович, опошляете,…папа у него Фидием назывался, по-нашему Фёдор, значит, Архимед Фидиявич Архимедов, а может Сиракузский или Архимедов Архимед Фёдорович…так, наверное, - он чуть  приподнял голову.-
    -Я вот думаю, сделать, что ли вам…этот самый «бац» по вашей башке, Марк Соломонович, может быть, наконец, спать ляжете?
    -Что вы говорите, Алексей Владимирович? Я думаю, что после вашего «баца» у меня, в моей светлой голове, кроме помутнения ничего больше не родиться. Так что прошу вас на эту тему, таки, не беспокоится. Вы мне вот что лучше скажите, чем после армии, ваша светлость, соизволите заниматься? Или же в деревню, в имение… своё? А, впрочем, можете не отвечать,…я и так знаю. Небось, в военное училище подадитес-сь.
     - А ты откуда знаешь?- Алексей заёрзал на топчане. - Я вроде бы никому о сокровенных своих мыслях не рассказывал.
     - Сокровенные мысли, сокровенные мысли.…Нашёл о чём мыслить. Эти твои псевдо размышления на твоём лице гуталином расписаны. Я когда по маленькому хочу, встречные мне дорогу в сортир показывают, так, и у тебя.
     Посмотрел я сегодня, как ты маршировал, таки, и подумал: «Вот он непроявившийся ещё защитник нашего несравненного и многострадального Отечества. Совсем ног своих не бережёт. Так подмётки и рвёт, так и рвёт. Знать к военному училищу готовиться, а чё время зазря терять», если бы тебя дежурный не остановил ты бы так строевым шагом и свалил с гауптвахты.
     - Да-а, эта несравненная, загадочная, русская душа только и способна или морду набить,- он тяжело вздохнул.- Вот как со мной, или живота лишить. Ты ведь, Лёха, духовный мазохист и только. Вместо того чтобы хитрость ума проявить, изворотливость, что бы правду не сказать,…а он: « Это я статуе руку сломал». Тьфу, да и только, ну никакой фантазии.- Здесь он соскочил с топчана и заходил по камере.
     - Вот представь себе, сейчас дверь камеры открывается и к нам входит делегация во главе с командующим Северным флотом и он подходит к тебе строевым шагом и по стойке смирно обращается, - и Марек показал, как бы командующий подошёл к Алексею.
     - Товарищ Лёха! От имени и по поручению Министра обороны Советского Союза я уполномочен,- ну ты встань, встань, когда с тобой командующий Северным флотом говорит, ещё и от имени и по поручению, и не приНдуривайся, встань, как положено. Ни каждый день такое событие в жизни случается.
     -Я сейчас встану, встану, но ты у меня ляжешь, болтун несносный.- Алексей нехотя, сполз с топчана и, изобразив на лице страшную гримасу, невесть какой злости двинулся на Марека.
    А тот словно не замечая его наигранный агрессивности, продолжил:
    -От  имени и по поручению Министра обороны Союза Советских Социалистических Республик назначаю вас командиром части, в которой вы служите. К исполнению возложенных на вас обязанностей приступить незамедлительно, таки, пока на верху не передумали.
    -Да пошёл ты, клоун,- Алексей устало сел на край топчана. - Я сейчас только одного боюсь, Марек, что от твоей болтовни, от твоего словесного поноса я  здесь ума лишусь или руки на тебя наложу.
    -Не Лёха, ты только представь. Что? На это фантазии не хватает? Вот он, ещё один элемент вашей русскости. Или смелости не хватает? Вот-вот, смелости не хватает представить, да и фантазии тоже. Тебе всего-то и нужно было сказать,- Марек вытянулся по стойке смирно:
   -Благодарю за оказанное доверие! Служу Советскому Союзу! Есть приступить к выполнению своих должностных обязанностей немедленно, - он лихо козырнул левой рукой.
   - А по мне…я хоть завтра готов частью командовать хоть ротой, хоть полком. Я бы замполиту объяснил, что такое патриотизм и  чем его запивают.… Первый бы мой приказ был, уволить…на хрен без всякого довольствия…
    Здесь дверь, неожиданно лязгнув, распахнулась и, в её проёме, появился мичман, дежурный по гауптвахте. Перехваченный портупеями, с кобурой на животе он выглядел, что тот Железняк-партизан такой же злой и невыспавшийся:
    -Эй ты, командующий Северным флотом! А ну выходь до витру на плац, если не спится, проветрись на свежем воздухе. Очень мне хочется строевую подготовку у командующего Северным флотом посмотреть. Ни каждый день у нас такие персоны сидять. В основном всё больше шалупень разная типа  вас.
    Марек сокрушенно вздохнул:
    - Эх, Родина мать! Вот так воспитываю, воспитываю в себе героя, а здесь раз…и в дерьмо меня. Вы мне, товарищ мичман, скажите, может ли герой, таки, быть морально оскорблённым вашими непонятными намёками?- Марек засунул руки в карманы и стал ходить перед мичманом в развалку и запел:
    …Дгузья купите папигосы
     Подходи пехота унд матгосы
     Ой!Подхадите пожалейте,
     Сиготу меня соггейте,
     Посмотгите ноги мОи босы...
На что тот вскипел:
   -А ну оба на плац, до витру! Мать вашу!...Херои! А тоби, командир части, - он зло посмотрел на Алексея. - Отдильно приглашение треба? А ну выходь строиться!
    Алексей выразительно глянул на Марека:
   -Живыми вернёмся, придушу гадёныша.
   Через два часа они лежали, на топчане, вповалку и не шевелясь. И только, наверное, под впечатлением каких-то ярких сновидений они то вздрагивали поочерёдно, то приглушенно вскрикивали тоже поочерёдно.
    А солнце нехотя выкатилось, потянулось из-за сопок и, любопытствуя, заглянуло сквозь зарешеченное окно, своими солнечными зайчиками исследуя тёмную и сырую камеру, и её непоседливых обитателей.
    Вдалеке уже слышалось лязганье щеколд и крики:
   - По-одъём! Мать вашу! Выходи строиться!

    Отбыв, назначенное, наказание они возвращались в часть уставшие и осунувшиеся. Теплый ветерок  ласково гладил их обтянутые загрубелой кожей скулы, обдавал ноздри, едва принесенными запахами, любимого камбуза, ни то жареного лука, ни то рыбы.
    Пройдя КПП, Марек повёл носом, что та ищейка, втягивая в себя воздух и, выдохнув, молвил:
   - Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Цоар.
Лёх! Лёха! Как нас встречают. Без музыки одними щами. Щи на обед, от их кислинки у меня аж желудок свело. А запахи, запахи какие! Соскучился я по горяченьким щишкам. Щи, таки, щи хоть носки полощи, но на безрыбье и рак рыба!
   Алексей вздохнул полной грудью:
   -Да-а, всего-то семь суток, а словно пол года дома не были.
   -Чё? Чё? О каком доме ты говоришь?- Марек покрутил пальцем у своего виска. - Учу я тебя, учу, еврейским премудростям и всё ни в хохла галушка. Сто сороковая разность в нас. Где дом? Здесь дом? Ты совсем с катушек съехал, а, вообшем-то, у вас у русских, где ногою ступил там и дом.  - И, онемело, уставился, разглядывая что-то позади Алексея. Тот тоже повернулся в ту сторону, куда смотрел Марек. Вещмешок медленно выскользнул из его рук.
   -Вот это да! А? Марек?- На них, из-под бескозырки, смотрел матрос.
     Распахнутый бушлат с надорванной тельняшкой, скуластое злое лицо и взгляд, словно только, что нашедший то, что искал, упёрся в них своей неотвратимостью.
      Им показалось, что ещё мгновение, и он огреет их прикладом автомата, ствол, которого он держал левой рукой.
   - Лёха, ай да, Бартоломео, ай да наш Растрелли! – Марек поёжился под этим взглядом и в удивлении вытаращил глаза:
   - Ну, кто бы мог подумать, а? С виду поц, «вышли сало, здравствуй, мамо», а чё вытворил. Не-е я, таки, не ожидал. Таки, как его фамилия?
   - Па-ла-мар-чук, его фамилия, Марек, Па-ла-мар-чук.- Алексей в восхищении уставился на памятник.
    -А наша мазохистская критика подействовала! Марк? Добавил замполит недостающий, экс-прес-сив-ный, элемент. А? Таки, проняло! Не зря мы там парились! Ох, не зря! Ради таких минут морального удовлетворения стоит жить на белом свете! Стоит!- И они, громко расхохотавшись, подхватили свои вещмешки и пошли к памятнику, чтобы рассмотреть его повнимательней.


                *   *   *   *