Эра ненависти и милосердия.
Лена уже давно сидела на знакомой скамейке с нетерпением выглядывая на дорожку по которой обычно шли знакомые старушки. Она в последний раз бросила взгляд на часы. Ну вот, кажется, очередная серия знаменитого "мыла" закончилась и в ближайшие пять-десять минут женщины появятся на площадке.
Сама она тоже начала было смотреть знаменитый сериал, но "выдохлась" посередине. Шутка сказать, сто серий прошло, а конца все не было видно. Когда Лена узнала, что их больше двухсот, она просто "сошла с дистанции".
Но старушки, которые представляли поколение еще родившееся с терпением, с удовольствием продолжали смотреть эту тягомотину. Вымышленные страсти они также горячо обсуждали, как и реальные события, происходящие в стране и за границей. Лене иногда казалось, что старушки уверенны, что где-то существует страна, в которой герои всех сериалов реально живут. Но главное в этом тридесятом царстве хотя и говорят все на разных языках, но живут по одинаковым законам: крадут детей при рождении, впадают в кому, теряют память, плачут и страдают, но обязательно - добродетель торжествует! И просыпаются из комы, и находят потерянных младенцев и все злыдни получают по заслугам!
Такая вот сказка для взрослых, проживших зачастую нелегкую жизнь и которые по сути должны чувствовать фальшивость страданий мыльных героев. Если бы Лена была бы психологом, она бы обязательно написала на эту тему диссертацию.
Но сейчас она ждала старушек, чтобы продолжить беседу, которую они вели уже несколько дней. Дело в том, что вчера вечером она вдруг поняла, что тоже может рассказать свою историю о милосердии. Хотя она и не была про войну, но и подходила под общую тему. Лене нетерпелось поделиться с женщинами своей невымышленной историей.
Правда, в прошлый раз Ривка обещала рассказать о себе. Но Ривка была самая пожилая из всех женщин. Ей было под девяносто лет и потому она часто болела. Может и сегодня она не придет и Лена успеет поведать свою историю.
Вот уже потянулись первые ласточки русских старушек, что послужило, как всегда, сигналом для израильских мамаш, что пора собирать своих полусонных и оттого иногда капризничаших чад домой. Вот интересно, если когда-нибудь российский международный канал поменяет время передачи сериалов, как эти мамаши будут знать, что пора собираться?
Между тем, в конце парковой дорожки показались знакомые старушки. Старенькая Ривка шла одной рукой держа Таню под руку, другой – опираясь на палочку.
- Ривка, душенька,- обратилась Таня к подруге, сидевшей на скамейке рядом,- если тебе тяжело вспоминать эти годы, не рви свое сердце.
- Да нет, от чего же. Молодые должны знать и помнить все, что было с нами.
Часть третья.
Ривка.
До войны мы с семьей жили в Литве и очень даже неплохо жили. У деда был свой небольшой заводик, что давало нам возможность достойно жить и получить приличное образование.
Меня выдали замуж за сына уважемого в общине человека. У нас родилась дочь. Казалось бы: что еще надо для счастья? Но мы тогда по молодости и глупости этого не замечали, все хотели чего-то еще,- она горько усмехнулась.
Когда пришли большевики, нас хотели выслать в Сибирь, но дед дал взятку одному высокопоставленному знакомому литовцу и у нас только отобрали завод.
Она еще раз усмехнулась.
Как знать, если бы мы тогда поехали в Сибирь, то от нашей некогда большой и шумной семьи не осталось бы только три человека.
Потом пришли немцы.... И мы оказались в гетто в города Шауляй.
Жизнь в гетто с каждым днем становилась тяжелее и тяжелее. Мне не хочется сейчас рассказывать подробности.
Фашисты каждый раз устраивали самые разнообразные "акции". Делили всех жителей на группы и часть из них куда-то увозили. Литовцы, охраняющие нас, постоянно требовали выкуп за то, чтобы нас никуда не забирали.
Но потом и это не помогало.
Кроме того, фашисты периодически устраивали акции по уничтожению. Так погибли старики. Потом увели наших мужчин.
Нас, молодых женщин каждый день увозили на оборонные работы.
Однажды, когда нас привезли поздно ночью домой, мы обнаружили, что пропали дети. Их посадили на грузовик и куда-то увезли. Больше свою дочь я не увидела никогда.
Она помолчала.
- После войны я пыталась найти ее. Одни говорили, что детей увезли в Германию, другие – в Польшу. Возможно, что моя дочь до сих пор жива. Она была слишком мала, что помнить свою семью. Может и живет сейчас где-то под чужим именем.
Она опять замолчала.
Ее взгляд был устремлен в конец парка, но она, казалось, скозь настоящее видела прошлое, которое продолжало жить где-то.
Иногда ей приходило в голову, что ничего в жизни не проходит и не исчезает, оно просто переходит в другое, временное, измерение и становится невидимым для нас. И очень редко, как правило во сне, мы находим туда дорогу.
Вот и сейчас, словно в кино, Ривка увидела себя одетую в свое старенькое бумазейное платьице , которое в последнее время просто висело на ней. Рядом стоит Мойше. Они когда-то вместе учились в гимназии.
- Слышишь, Ривка.- он слегка наклонил свою рыжеватую голову.- Сегодня ночью в конце южного забора будут отодвинуты доски. Побежишь?
- А охранник ?- она слышит свой тихий равнодушный голос .
- Он подкуплен. Моя родня из Швейцарии вышла на один из литовских чинов и он сообщил, что вскоре нас всех вывезут в концлагеря в Германию. Остальных расстреляют.
Меня будет ждать машина. У них документы только для меня одного и потому я не могу тебя взять с собой. Но тебе стоит испытать судьбу.
- Зачем? Кому нужна моя жизнь? Мне уже точно не нужна.
- Русские выиграют войну. А что если после нее твоя дочь будет искать своих? Кто ее найдет, кто будет растить ? Сколко сирот останется после войны. Кому нужна будет еврейская сиротка?
Ты должна убежать и пойти в литовскую деревню.
- Для чего? Разве литовские охранники не могут убить меня прямо здесь?
- Это не так, Ривка. Ты ведь знаешь, что добровольцами в полицаи пришли самые отбросы. Я слышал, что среди крестьян есть очень много сочувствующих евреям. Есть такие, что взяли еврейских детей окрестили и воспитывают в своих семьях.
Посмотри на себя! От тебя осталось только половина. Ты не выдержишь тягот концлагерей. Это твой шанс. Господь укажет тебе дорогу.
Словно сменился кадр. Вот уже Ривка стоит напротив сестры.
- Беги одна, Ривка. А я останусь. Неизвестно, где более опасно. А так, может быть, хоть одна из нас выживет и найдет наших детей.
Следующий кадр. Ночь. Тишина. Белая заснеженная поляна. Белая машина словно появляется из снега и в него через минуту исчезает поглотив в себя угловатую фигуру Мойше.
Она набирает полные легкие морозного воздуха и бежит.
У развилки ворот три дороги и три указателя. Она даже не останавливается прочитать названия, тем более, что умеет читать и по-литовски и по- немецки.
В голове ни одной мысли, только ноги бегут по только им известному маршруту.
Следующая картинка. Ривка стоит напротив небольших аккуратных домиков. Глаза ее закрыты. Она не хочет дать им право выбора. В этот момент в голове неожиданно зазвучит голос деда. Ничему не удивлясь Ривка как заклинание повторяет за ним.
- Шма Исроэль. Адонай Элокэйну. Адонай эхад
Ноги подвели ее к одному из домов.
Она легонечко постучала.
Дверь открылась бесшумно. На пороге стояла литовская крестьянка средних лет.
Ривка молчала. Женщина бросив на нее взгляд протянула к ней руку. Ставшая за последнее время почти детской, рука Ривки просто проваливается в крепкую натруженную руку женщины.
Через мгновение Ривка оказывается втянутой внутрь теплого аккуратного домика.
Все также молча литовка поднимает подол юбки и одним движением руки снимает с себя шерстяной чулок и протягивает Ривке. Затем она подает ей второй и подталкивает ей табуретку.
Ривка садится и смотрит на свои красные промерзшие ноги.
Старушка на скамейке парка вздрогнула. Ей показалось что ее ноги только что коснулись земли. Она вспомнила. Именно такое ощущение у нее было, когда в далеком детстве она летала во сне, затем падала и очущала себя в кровати дома.
- Что же было дальше,- спросила Лена с нетерпением.
- Дальше... Я осталась жить в этом семье. Семья была большая. Муж жена и пятеро детей. Вернее детей было четверо. Пятой была пятилетняя Рут. Чернокудрая, кареглазая, она выделялась среди светлоглазых и светловолосых литовцев.
- Она сирота и мы ее удочерили,- ответила нехотя на Ривкин вопрос хозяйка и больше не возвращалась к этой теме.
На груди у девочки висела цепочка с крестом, но Ривка не решилась спросить об этом.
- До конца войны меня прятали в этой семье и никто из соседей ничего обо мне не знал. А вот маленькую Рут спрятать было невозможно. Веселая и шумная она бегала по дому , по двору, всем мешая помогала, со всеми смеялась.
Когда закончилась война, я неожиданно нашла сестру, которая по Божьей милости осталась живой пережив Освенциум. Правда жила она недолго. Через несколько лет умерла от болезней.
После войны я познакомилась с одним мужчиной, который вернулся с войны и пытался найти свою семью, попавшую в гетто. Мы с ним вместе пытались найти следы детей, которых увезли в Германию.
Отыскать их не удалось. Зато мы нашли друг друга. Вскоре мы поженилсь.
Ривка замолчала, затем вынула из принесенного с собой пакетика фотографии.
- Вот, это мои спасители.
На цветной фотографии на фоне красивого дома и новенькой машины стояли несколько женщин в шикарных шубах. Посередине стояла старушка с простым крестьянским лицом. Взгляд ее был спокойный, серьезный и несколько отрешенный. Словно весь этот блеск вокруг ее мало касался.
- Тетя Ривка,- удивилась Лена,- эту красоту вокруг неужто вы купили.
- Да нет.- пожала плечами Ривка,- Я конечно каждый год подарки посылала. И когда мы были там и отсюда. И сейчас, когда мать умерла, я продолжаю посылать ее детям.
Но самые дорогие подарки – это от Рут. Через несколько лет после окончания войны ее нашли какие-то богатые родственники из Америки. Сейчас она профессор, преподает в унивеситете. Очень богата. Ее подарки не сравнить с моими. Но нам обеим никогда не расплатиться с нашими спасателями.
Когда уже после войны я спрашивала хозяев не боялись ли они доноса со стороны соседей. Ведь за укрывательство евреев полагалась смерть.
- О тебе никто не знал,- сказал хозяин.- О Рут знали. Сын одного из соседей однажды потребовал от меня выкуп в обмен на молчание.
Но я не испугался и сказал, что если мне и моей семье придется умереть, пусть он знает что ни он и ни его семья нас не переживут.
- Нет живых людей, которые не боятся.- добавила хозяйка,- конечно же мы боялись. Но Господь наш милосерден и милосердию учит. Если дано нам было умереть все лучше уйти как человек, чем потом всю жизнь маятся зная, что ты прошел мимо человеческой беды.
- Да, велика сила человеческого благородства и человеческой низости. – вздохнула Таня.
- Видать, когда создал Господь Свет и Тьму, создал вместе с ними Благородство и Подлость, Милосердие и Предательство,- проговорила Ривка глядя куда-то вдаль.
И человечество сегодня усиливая только темные силы укркпляет силу Тьмы на земле.
- Напрасно вы так о нашем поколении, - обиженно сказала Лена. Сегодня уже поздно, а завтра я вам расскажу что-то из своей жизни.
Женщины встали со скамейки и неторопясь разошлись по домам.
-