Глава 24
Во время ужина Ретт с удивлением посматривал на Скарлетт, и через некоторое время сказал:
- Дорогая, неужели у вас пропал аппетит? Здешний воздух обычно возбуждает его. Право же, вы меня удивляете! Пожалуй, впервые в жизни я вижу, что вы не отдали должного ни еде, ни вину.
Скарлетт подняла взгляд от нетронутой тарелки и с ненавистью взглянула на него. На губах Ретта, по обыкновению, блуждала ироническая усмешка, а в глазах плясали веселые чертики.
«Вот бы плюнуть ему в лицо, чтобы стереть эту наглую ухмылку! Интересно, уже весь Чарльстон знает, что он бросил меня в Атланте, а я, как дура, потащилась за ним сюда? Если он сказал Розмари, он мог сказать и матери, но эта лицемерная старуха разыгрывает из себя любящую свекровь! Чтоб они все пропали! Неужели я проиграла? Ведь не стал бы он болтать об этом направо и налево, если б любил меня?»
Она отказывалась в это верить. Она так долго тешила себя иллюзией, что все еще можно вернуть назад, что его любовь не потеряна для нее…
«Я сделала глупость, приехав в Чарльстон. Разве леди так поступают? Он прав, никогда мне не стать настоящей леди. Я унизилась, я выпрашивала его любовь, а он не собирается жить со мной, он всем сообщил, что бросает меня, и ждет не дождется, когда я уеду. Позор! И эта мерзавка Розмари сидит со мной за одним столом, будто ничего не произошло! А он имеет наглость смотреть на меня, да еще смеется!»
Скарлетт опустила глаза в тарелку, поковыряла вилкой, но кусок не шел ей в горло, она так и не отправила в рот ни крошки.
- Ретт, ты будешь рассказывать или нет? – приставала к брату Розмари.
Утолив первый голод и хлебнув из бокала, Ретт начал свой рассказ.
- Мы с мисс Джулией предполагали нечто подобное. Ее негры пронюхали, что мои работники получают в полтора раза больше. Видно, мошенники из Бюро вольных людей их просветили, а может, мои черные сами похвастались. И вот черномазые сговорились и явились ко мне с просьбой, чтобы я их всех взял на работу. Ведь завтра первое января, день подписания годового контракта. Но мне ни к чему столько черных, у меня еще есть белые рабочие. А те вообразили, что я могу рассчитать их, чтобы нанять негров. Их поддержали арендаторы, у которых тоже помутились мозги и они вдруг решили, что я слишком деру с них за землю, а их выручка за урожай едва превышает то, что я плачу рабочим.
Пока мы были в гостях у мисс Эшли, черные и белые уже успели потолковать между собой, во мнениях не сошлись, и дело чуть не дошло до драки. Белые проникли в дом, выпили все виски и устроились ожидать меня у крыльца в самом воинственном настроении. Мне стоило большого труда убедить негров Джулии, чтобы отправлялись восвояси, я в них не нуждаюсь. Пришлось сослаться на то, что я не развожу рис, а они больше ни на что не годятся. Потом я вернулся к дому, увел белых от крыльца на задний двор и объяснил, что дело улажено, черномазых я успокоил, и они могут расходиться. Только, похоже, ребятам не хотелось завершать вечер без драки. Клинч Докинс совсем рехнулся и, обозвав негритянским услужником, направил на меня пистолет. У меня не было времени гадать, осмелится ли он нажать на курок, я сделал это первым и выбил пистолет у него из руки. Хотя он тоже успел выстрелить и наделать в небе дырок.
- И это все? – презрительно усмехнулась Скарлетт. – Серьезная была битва!
- Нет, не все, моя прелесть. Гордость Клинча была задета, и он схватился за нож. Разумеется, я тоже достал свой… В результате я отрезал ему нос.
- О! – вскрикнула Розмари.
Ретт успокоительно похлопал ее по руке.
- Только самый кончик. Я лишь слегка подправил его, нос бедняги был слишком длинным.
- Это ужасно! Теперь он захочет отомстить…
- Вряд ли. Это была честная схватка, один на один, и тому есть куча свидетелей. Кроме того, Клинч мой давний товарищ. Мы воевали вместе, он был заряжающим на орудии, которым я командовал. Нас слишком многое связывает, чтобы ссориться из-за кончика носа.
- Очень жаль, что он вас не прикончил, - отчетливо проговорила Скарлетт, и решительно поднялась из-за стола. – Я устала и иду спать.
- Нет ничего лучше благословения из уст любящей жены… - протянул ей вдогонку Ретт.
Скарлетт обернулась в дверях, внутри у нее все кипело от злости на него, на его сестру, на свою глупость…
- Надеюсь, мистер Клинч притаился где-нибудь за углом, чтобы всадить в вас пулю, - выпалила она, и мысленно добавила: «И вторую в вашу гадкую сестрицу».
Ретт озадаченно смотрел, как она поднимается по лестнице, а Розмари, едва наверху хлопнула дверь, поспешила поднять бокал с вином.
- Мы еще не выпили за последний день старого года, брат.
- Какая муха ее укусила? Неужели Скарлетт так разъершилась из-за моей невинной шутки про ее аппетит?
- Думаю, она расстроена.
- Сдается мне, тут что-то другое. Расстройство тут ни при чем, уж я-то знаю – от расстройства она попросила бы вторую порцию. Она не забывала о еде даже в горе.
- Видишь ли, пока ты там резал носы, мы тоже не теряли времени и устроили небольшую потасовку.
Розмари в красках описала, как Скарлетт пыталась вырваться из комнаты, а она силой удержала ее.
- Я не знала, насколько опасно спускаться вниз, и не выпустила ее. Я поступила правильно?
- Конечно. Бог знает, что могло случиться, появись она среди разгоряченных головорезов.
- Я держала ее очень крепко и чуть не удушила, - смущенно завершила Розмари.
Ретт откинулся на спинку стула и расхохотался – звонко, от души.
- Святые угодники! Скарлетт О’Хара повержена, положена на обе лопатки девчонкой! Сотни женщин Джорджии должны быть тебе благодарны. Я бы сам не пожалел тысячи долларов, чтобы присутствовать при этом!
Розмари смущенно отвела глаза. Она понимала, что причина расстройства Скарлетт в другом. Ретт же пребывал в прекрасном настроении. До конца ужина он не раз, усмехаясь, повторял:
- Браво, Розмари! Тебе удалось то, что не смог сделать Шерман… Драться со Скарлетт, на это нужна немалая смелость… Ее сестричка Сьюлин, если узнает, закажет мессу… Ну и развеселила же ты меня!
Несмотря на то, что накануне до полуночи ворочалась без сна, Скарлетт проснулась задолго до рассвета. Она лежала некоторое время, прислушиваясь к тишине, пока ее пустой желудок не дал о себе знать. Раскаиваясь, что отказалась от ужина накануне, она решила встать, прокрасться на кухню и перекусить. Наверняка там найдется что-нибудь – ветчина или вчерашняя лепешка, пусть даже просто мамалыга, которую она зареклась есть со времен голода в Таре. Все равно что – лишь бы набить желудок.
Накинув поверх ночной сорочки и пеньюара из тончайшего льна шерстяное покрывало с кровати, Скарлетт вышла из спальни. Внизу в камине еще теплился огонь, и она, держась за шаткие перила, стала медленно спускаться почти в полной темноте.
- Стой, или я пристрелю тебя! – голос Ретта прозвучал так неожиданно, что Скарлетт остановилась, как вкопанная, и со страху уронила покрывало.
Наощупь поднимая свою накидку, она проворчала:
- Всем известно, что вы меткий стрелок и отрезатель носов. Но не обязательно было так пугать меня, я чуть не умерла.
- Зачем вы поднялись в такую рань, Скарлетт? Я не ожидал и чуть не выстрелил.
- Вы всю ночь сторожили того, кто спустится из спален?
- Нет, того, кто мог напасть снаружи, - ни капли не смутился он. – Видно, я все-таки задремал, растерялся и чуть не пристрелил вас.
- Спасибо, что не пристрелили. Я иду на кухню завтракать, - сообщила она, стягивая на шее покрывало.
Ретт подбросил сухих дров в камин, и через несколько мгновений в комнате стало светлее. Она увидела, что он смотрит на нее безо всякого раздражения.
- Может, вы проводите меня на кухню? Я понятия не имею, где это.
- Пойдемте. Я и сам собирался сварить кофе.
В темной кухне Ретт прежде всего нашарил лампу и вскоре небольшое помещение заполнил желтоватый свет. Пока он разводил в плите огонь, Скарлетт нашла на столе лепешку, отломила кусок и запихнула в рот.
- Я готова съесть лошадь, - жуя, сообщила она.
- Только не лошадь, их у меня всего три! Можете съесть любого из мулов.
Он шутит! И как ласково он улыбнулся, оборачиваясь к ней.
- Как насчет яичницы с куском ветчины?
- С двумя кусками, - уточнила она.
- Тогда возьмите на полке позади вас кофемолку и кофе в банке. А я займусь яичницей.
- А может, наоборот? Я пожарю яичницу, а вы помелете кофе?
Он достал ветчину и яйца из буфета, тем временем огонь в плите сильно разгорелся, и пламя стало вырываться из открытой конфорки.
Ретт, обвязавшись полотенцем, колдовал возле плиты, а Скарлетт любовалась им. Какой же он сильный, широкоплечий, какой он ловкий. За минуту развел огонь и собирается ее кормить. Она правильно сделала, что решила спуститься вниз так рано.
- Ретт, осторожно, вы спалите себе штаны! Кажется, полотенце на вас уже тлеет, - предупредила она и хихикнула.
- Чему вы смеетесь? – обернулся он. – Между прочим, мадам, я прекрасно умею готовить на открытом огне.
- Научились в Калифорнии, на золотых приисках? А что вы там готовили?
- С продовольствием там было негусто, почти как в армии Конфедератов. Когда кончились припасы, мы питались тем, что удавалось подстрелить: олениной, козлятиной, мясом кроликов или …или того, кто отказался помолоть кофе.
Скарлетт расхохоталась и взялась за кофемолку. К сытному запаху свинины прибавился аромат свежепомолотого кофе.
Пока Скарлетт уписывала за обе щеки яичницу, Ретт, сидя напротив, прихлебывал свой кофе и с безмятежной улыбкой наблюдал за ней. Ей вспомнилось, как во время медового месяца в Новом Орлеане он, отправив горничную, сам подавал ей в постель завтрак и так же смотрел на нее.
- А помните, Ретт, вы говорили, что если я не перестану много есть, то растолстею, как кубинская матрона?
- Еще бы! Ведь вы уминали все подряд, как будто завтра снова настанет голод и вам больше не дадут. Мне приходилось раскошеливаться на ужин из семи блюд!
Она покончила с яичницей и взялась за свой кофе. В плите потрескивали дрова, было тихо и мирно в полутемной кухне. Скарлетт была готова сидеть здесь с ним до скончания века. Ретт казался таким умиротворенным, подшучивал над ней, как в старые добрые времена. «Нет, - думала Скарлетт, - Розмари солгала! Он не мог сказать, что я не нужна ему!»
- Ретт?..
- М-м-м?..
Она хотела спросить, что он сказал Розмари, но побоялась все испортить.
- А сливки есть?
- Должны быть, сейчас поищу.
- Ретт?..
- Да?
- Почему у нас с вами не может быть так хорошо всегда? Ведь нам сейчас действительно хорошо? Зачем вы притворяетесь, что ненавидите меня?
Ретт замер возле буфета. Когда он обернулся, сердце Скарлетт упало. В лице его не осталось и тени доброжелательности, оно было бесстрастно, так же как и голос.
- Скарлетт, во мне нет ненависти к вам, но нет и любви, а вы не желаете это понять. С тех пор, как приехали, вы постоянно давите на меня. Вы добиваетесь любви любой ценой. Вы, как глупое дитя, которое не хочет верить, что бывают вещи, которых невозможно добиться. Сейчас вам понадобилась моя любовь, а раньше вы ее не хотели. Как мне объяснить вам, чтобы вы поняли?..
Он умолк, поставил перед ней сливки и застыл перед окном, глядя в темноту ночи.
Скарлетт, не отрываясь, смотрела на него. Она боялась произнести хоть слово.
- В моем сердце, Скарлетт, было любви на тысячи долларов – золотом, а не в бумажках, и все это я потратил на вас. Все, до последнего цента. Я – банкрот. Надеюсь, язык денег вам более понятен?
Слезы стояли у нее в глазах. «Я могу отдать ему тысячи долларов своей любви, - думала она, - и он не будет банкротом, он опять полюбит меня. Ну почему он не хочет? Я должна заставить его».
- Не думайте, что вам удастся принудить меня к чему-либо, Скарлетт, - словно прочитав ее мысли, холодным тоном произнес Ретт. – Вам никогда не удавалось вертеть мной, если вы помните.
Она помнила это, конечно же, прекрасно помнила. Любой мужчина был воском в ее руках, она могла заставить его сделать что угодно. Только не Ретт. И не Эшли. Ну почему она не могла справиться как раз с теми, кого любит? Может, это оттого, что зная о любви, мужчины становятся слишком самоуверенными? Тогда она должна быть хитрее, она должна отступить, признать свое поражение, а потом, когда он расслабится, нанести решающий удар…
- Скарлетт, не разрушайте то немногое, что еще осталось. Пусть останется хотя бы доброта.
Она была рада, что в полумраке он не видел, как она улыбнулась: хорошо, пусть пока будет доброта и дружба, но зато потом, когда он совсем успокоится…
- Да, Ретт. Я ведь чувствовала, когда ехала в Чарльстон, что ничего не получится. Но думала, что попытаться все-таки стоит. Не вышло… – она вздохнула. – Давайте будем просто друзьями. Не портите мне Сезон, вы ведь знаете, как я люблю праздники. А после него я вернусь в Атланту.
Ретт молчал, и она не могла разглядеть выражение его глаз в отсветах лампы.
- Обещайте, что будете таким же добрым, как сейчас. И налейте мне еще кофе, если остался.
Она отчетливо слышала, как он облегченно вздохнул.
Скарлетт считала, что ей удалось перехитрить Ретта, и он успокоится на время. Теперь ей следует закрепить победу, доказать свою дружбу, усыпить его бдительность. Она не будет заводить разговоров о любви, и тогда он перестанет ее сторониться, привыкнет, что она рядом. Он будет с ней таким же милым, каким был вначале за завтраком. Он и не заметит, как не сможет обходиться без нее.
После раннего завтрака она поднялась к себе, оделась и наскоро причесалась, убрав волосы под сетку. Она надеялась побыть с Реттом наедине, пока весь дом спит.
Она нашла мужа в небольшой комнате, служившей ему кабинетом. Он сидел лицом к окну и спиной к входу.
- Ретт… – окликнула она.
Он ответил, не оборачиваясь, и голос его казался усталым:
- Я думал, вы легли.
Скарлетт вспомнила, что всю ночь он не спал, охраняя дом. В эту минуту ей захотелось прижать его голову к своей груди. Она подошла ближе.
- Можно мне посидеть здесь?
- Садитесь, - кивнул он.
Было тихо, лишь где-то вдалеке несколько раз прокричал петух. Ретт не смотрел на нее, и она не произнесла больше ни слова, удивляясь, чего ради он так уставился в окно. До сих пор ждет нападения? Но у него даже пистолета в руках нет!
На востоке посветлело, занималась заря, и через несколько минут картина, открывшаяся перед Скарлетт, заставила сжаться ее сердце. Первые лучи солнца окрасили неровные края руин дома в красный цвет, казалось, он еще тлеет.
- Не смотрите, Ретт, дорогой, - с болью в голосе попросила она, касаясь его плеча рукой. – Если у меня сердце разрывается, как же больно должно быть вам?..
- Мне нужно было быть здесь, а я в это время веселился в Новом Орлеане. Я обязан был остановить их.
- Их были сотни… Они бы убили вас…
- Они не тронули Джулию Эшли, - не слишком уверенно проговорил Ретт.
- Она женщина, и ей просто повезло. Неужели вы думаете, они пощадили бы вас?
Красные лучи за окном постепенно превратились в золото, и картина перестала быть столь зловещей. Ретт обернулся к Скарлетт и с силой провел ладонями по лицу – так, что зашуршала под пальцами небритая щетина. Его глаза покраснели от бессонной ночи, под ними набрякли синие мешки. Скарлетт не могла на это смотреть.
- Вам нужно отдохнуть, дорогой, – ласково сказала она.– Если хотите, я могу посторожить с пистолетом.
Он кивнул:
- Только не пристрелите кого-нибудь из слуг, они скоро появятся. Я лягу прямо здесь.
Ретт растянулся тут же на диване, положив под голову свернутый пиджак, и через несколько минут послышался негромкий храп.
Скарлетт с нежностью глядела на него. Во сне лицо Ретта разгладилось, стало безмятежным и помолодевшим, черты смягчились, и даже профиль не выглядел, как обычно чеканным. Как давно она не видела его спящим! Она едва сдерживалась, чтобы не опуститься возле него на колени, не поцеловать этот высокий смуглый лоб, не провести рукой по спутанным волосам, не коснуться губами его шершавой щеки.
Любовь к этому мужчине переполняла ее. Любовь, доброта и жалость.
«Жалость? – осознала вдруг Скарлетт. – Раньше я презирала тех, кто вызывает во мне жалость. Но я ведь не презираю Ретта, я просто испытываю такую же боль, как он. Я обожаю свою Тару, я всегда черпала силы, приезжая домой. А его дом, его родовое гнездо разрушено, ему негде почерпнуть силы. Неужели он стал слабее из-за того, что его дом сожгли? Нет! Я не верю! Это же Ретт! Он самый сильный на свете. Я знаю это, потому что только когда он был рядом, я чувствовала себя спокойной и защищенной».
Она осторожно пересела на краешек дивана и коснулась его руки. Ретт не пошевельнулся, он крепко спал. Тогда она просунула свою ладошку под его большую ладонь, и ей показалось, что пальцы его слегка дрогнули, пожимая ее руку, но он не проснулся.
Она просидела так, безотрывно глядя на его лицо, пока не услышала, как кухарка гремит кастрюлями на кухне. Лишь тогда она тихонько встала, в последний раз посмотрела на него и вышла из кабинета.
За завтраком, который Скарлетт съела с не меньшим аппетитом, чем первый, Ретт с улыбкой поглядывал на нее, но ни словом не упомянул о том, что они еще до рассвета были вдвоем на кухне.
«Он хочет, чтобы это стало нашей маленькой тайной, - обрадовалась Скарлетт. – Нам было хорошо вдвоем, и он ценит это».
Она пребывала в прекрасном настроении и чувствовала себя почти счастливой. Садясь за стол, Розмари извинилась перед ней за вчерашнее. Правда, было непонятно, что она имела в виду? То, что чуть не задушила или то, что солгала про Ретта?
«Я просто забуду то, что она мне вчера наговорила», - такое решение приняла Скарлетт, и по окончании завтрака поинтересовалась, какие планы на сегодняшний день.
- Вам придется погулять одним, мои красавицы, – ответил Ретт. – У меня полно дел. Сегодня подписание годового контракта и я намерен устроить нечто вроде митинга для черных по этому поводу. А к вечеру я пригласил арендаторов. Когда они как следует напьются в честь Нового года, мы сумеем найти общий язык. Вам, леди, в это время придется посидеть наверху, мама мне не простит, если вы узнаете столько новых дурных слов.
Розмари только фыркнула от смеха, ее не волновало, что придется провести вечер взаперти. А Скарлетт надулась. Она рассчитывала побыть с Реттом, а теперь, оказывается, она и не увидит его.
Ретт занялся приготовлениями к митингу, а Розмари потащила ее осмотреть имение. Она любила Данмор Лэндинг не меньше, чем Скарлетт свою Тару.
«И чем она так восхищается? Здесь сыро, туманно, в этих болотах, должно быть, полно аллигаторов. Если она сейчас заведет про любимые камелии Ретта…»
Но Розмари рассказывала про то, как парк выглядел до войны:
- Вот здесь была густая живая изгородь, а за ней – сад-невидимка, это я так его называла, потому что стоило мне там спрятаться, слуги не могли меня найти. Мама, конечно, знала, где я, но каждый раз изображала удивление, когда находила.
- А моя мама… - начала было Скарлетт.
Ей хотелось рассказать Розмари про Эллин, но та не слышала никого, кроме себя, и продолжала тараторить.
- Побежали вниз, там пруд. В нем до войны плавали лебеди, черные и белые. Ретт надеется, что они могут вернуться. Для них выстроен замок-кормушка, и есть где вить гнезда. Некоторые люди боятся лебедей, они могут сильно клюнуть, но я никогда не боялась. Я бросала в воду корки хлеба, и они подплывали совсем близко. В детстве мама читала мне «Гадкого утенка», а когда я стала постарше, то сама читала его лебедям.
А это розовый сад, в апреле аромат цветов разносился на милю… А вон там, видишь, старый дуб. Еще Ретт с Россом играли в его большом дупле, а потом я. Мне сделали маленькую лесенку, чтобы я не упала, потому что дупло довольно высоко. Там я играла с куклами и читала книжки, потому что в дупле ведь интереснее, чем в беседке. Ты согласна?
Розмари не требовалось ответа, она уже тащила Скарлетт дальше.
- А это наш склеп. Когда я протяну ноги – тоже буду лежать здесь. Мы пятое поколение чарльстонских Батлеров.
Величественность сооружения произвела впечатление на Скарлетт. Над входом в склеп, сложив крылья, скорбел ангел.
- Ангела немного подпортили янки, но слава Всевышнему, они не осквернили могилы. Говорят, кое-где они взламывали склепы в поисках драгоценностей. Срывали с гробов золотые и серебряные именные таблички, грабили трупы…
- Сколько, говоришь, лет этой могиле? – прервала ее Скарлетт, никогда не видевшая захоронения более чем тридцатилетней давности, потому что Северная Джорджия была освоена незадолго до ее рождения.
- Около ста пятидесяти.
«Сто пятьдесят лет на одном месте! – поразилась Скарлетт. – Наверное, это и имел в виду Ретт, говоря, что хочет вернуться к своим корням».
Розмари убежала вперед, а она потихоньку двигалась вслед за ней.
- Пойдем к болоту, вдруг нам посчастливится увидеть аллигатора? – крикнула сестра Ретта.
Скарлетт содрогнулась от отвращения.
- Нет уж, иди одна, а я посижу здесь.
Она устроилась на камне, который оказался постаментом от статуи, ее осколки уже успели зарасти травой.
«Здесь все по-другому, не так, как в Таре, - думала она, - и жизнь здесь всегда текла по другим законам. Будь в Таре столько негров, сколько у Ретта, Уилл бы засеял хлопком все поля. А у Ретта лишь небольшой огород с овощами. Его негры рыхлят мотыгами землю под камелиями, восстанавливают цветники и живые изгороди. Сто пятьдесят лет эта земля принадлежит Батлерам. Неужели Ретт надеется восстановить былое великолепие? Да ему жизни на это не хватит! И у него совсем не останется времени на меня. Правда, Розмари говорила, что летом здесь не принято жить на плантации – из болота поднимаются какие-то миазмы, и можно подхватить лихорадку. С мая до начала октября в Данмор Лэндинге не живут, значит, пять месяцев – мои, к тому же два месяца Сезона. Хорошо, пусть Ретт пять месяцев в году занимается своими камелиями, я могу помогать ему, и даже постараюсь выучить их названия - зато остальное время он будет проводить только со мной».
В эту минуту она была абсолютно уверена, что так и будет.
Глава 25
В ближайшие две недели Скарлетт получила массу удовольствия. На балах она была в центре внимания. Мужчины так и вились вокруг нее, оспаривая право на следующий танец. Она дарила улыбки, флиртовала и была счастлива в этой атмосфере праздника. Глядясь в зеркало перед очередным выходом на бал, она сама замечала, что щеки ее розовеют и без румян, зеленые как изумруды глаза блестят в предвкушении веселья. Успех на балах придавал ей уверенности, она чувствовала себя помолодевшей.
Если бы еще Ретт заметил, как она похорошела! Но ему, похоже, было все равно. Он старался быть обходительным и галантным, но в глазах его она читала только вежливое внимание. Ни искры страсти не могла она найти в его взгляде. Когда она танцевала с другими, ей хотелось крикнуть: «Ретт, посмотри на меня! Я прекрасней всех женщин на этом балу!» Но создавалось впечатление, что он обращает внимание на жену, только когда она оказывается у него перед носом. Два-три раза за вечер Ретт танцевал со Скарлетт, но и тогда она не ощущала тепла. Она надеялась, что после памятного предрассветного завтрака он будет близок ей хотя бы по-дружески, но чувствовала только холодную вежливость. Порой ей казалось, что он отсчитывает дни, желая, чтобы сезон поскорее закончился, и он мог уехать на плантацию. Это приводило ее в отчаяние, и вся прелесть блестящего бального сезона меркла для нее. Ей были безразличны все ее поклонники, ей было безразлично все. Ей владело только одно неудержимое желание - быть с Реттом.
Они с мужем встречалась лишь за столом или на балах. Ретт явно избегал ее, и наедине ей не удавалось перемолвиться с ним и словом. Зато с Томми Купером он проводил много времени. Парнишка боготворил Ретта за то, что тот дарил ему свою дружбу. Почти ежедневно они выходили вместе в залив на лодке Эдварда Купера, и Ретт учил Томми обращаться с парусом. Не один час провела Скарлетт на втором этаже, наблюдая в подзорную трубу, как крохотная яхта выписывает кренделя по заливу. Она даже могла рассмотреть Ретта, подставляющего лицо навстречу ветру, и ликование Томми, которому удалось справиться с парусом самостоятельно. Видя это, Скарлетт кусала губы от злости: лучше бы Ретт взял кататься ее, ведь он знает, как ей нравятся волны, и соленый ветер, и солнце… Она ненавидела Томми за то, что он отбирает у нее Ретта.
«Я ревную, и к кому – к мальчишке! – в раздражении думала она, отходя от подзорной трубы. – А должен бы ревновать Ретт! Почему его не трогает, что я стала такой привлекательной и толпы поклонников вьются вокруг меня?»
И тут она вспомнила, что хотела возбудить у Ретта настоящую ревность. Она уже составила себе представление о дюжине кавалеров, и сейчас, мысленно усмехаясь, выбрала среди них одну жертву.
В этот вечер она особенно тщательно напудрила плечи, нарумянила щеки, даже слегка тронула помадой губы. Ее шею украшало небольшое ожерелье из идеально ровных жемчужин, а вместо любимых бриллиантовых сережек она нацепила подвески из мелкого жемчуга, которые зазывно покачивались при каждом ее движении. Высокую прическу увенчал венок из трех камелий, искусно приколотый Панси. Придирчиво осмотрев свое отражение, Скарлетт пришла к выводу, что выглядит не только прелестно, но и соблазнительно.
Когда, полностью готовая, она вышла в холл, где дожидались Ретт с матерью и сестрой, муж посмотрел на нее более внимательно, чем в предыдущие дни. Уж очень решительно выглядела Скарлетт – будто собралась в бой.
- Вы великолепны, дорогая! – окидывая ее одобрительным взглядом и улыбаясь одним уголком рта, проговорил он. – Вам известно, что цветы белой камелии означают готовность дамы принять в этот день ухаживания кавалера?
- Ах, этот милый роман Дюма, - рассеянно проворковала мисс Элеонора, копаясь в своей крохотной бальной сумочке.
- А на мой взгляд, в этой книге слишком все надуманно. Слезливая история, такой любви не бывает, - проворчала Розмари.
- Есть многое на свете, друг Горацио… - улыбнулся сестре Ретт. – Поверь моему опыту, сестренка, любой роман – лишь бледное отражение настоящих страстей, которыми изобилует жизнь.
Скарлетт решила, что как-нибудь потом, на досуге, спросит у мисс Элеоноры, о каком романе идет речь. Если книга не понравилась Розмари – это уже повод ее прочесть.
Мидлтон Кортни, которого Скарлетт выбрала в качестве жертвы, был высок, строен, обладал выразительными карими глазами и ослепительной улыбкой. Он слыл галантным кавалером и одевался с определенной изысканностью. Бальный фрак сидел на нем отлично, несмотря на не слишком широкие плечи. По чарльстонским меркам Кортни считался богатым человеком, он владел несколькими фосфатными шахтами.
Перед полькой, на которую записался к Скарлетт Мидлтон, она присела в реверансе, задержавшись больше положенного лишь на мгновение, за которое кавалер должен был оценить красоту ее плеч и наполовину прикрытой соблазнительной груди.
После этого танца Кортни попросил следующий.
- Если бы вы ушли сейчас, мистер Кортни, то разбили бы мне сердце, - прошептала Скарлетт, с притворной скромностью потупив глаза и посматривая на него из-под ресниц.
В перерыве между танцами, сидя рядом с мужем, она несколько раз исподтишка бросала взгляды на свою жертву. Мидлтон не сводил с нее восхищенных глаз.
После следующего танца Скарлетт изобразила жуткую усталость:
- Ох, я сейчас упаду, и боюсь, прямо к вам на руки…
- Буду очень рад, миссис Батлер, - кавалер подставил согнутую руку, и Скарлетт почти повисла на нем, увлекая к окну.
- Ах, зачем такая официальность, зовите меня Скарлетт, вам ведь известно мое имя?
- Да, мисс Скарлетт, как я мог не узнать имени той, что царит на чарльстонских балах уже две недели?
- Вы мне льстите, мистер Кортни.
- Для вас – просто Мидлтон
- Ах, нет, я стесняюсь! Мы так мало знакомы…
- Что мешает нам познакомиться поближе? – многозначительно спросил Кортни.
Скарлетт присела на стул возле окна, а ее кавалер занял низенькую банкетку, подвинув ее так, что его глаза оказались на уровне ее декольте. Он делал вид, что смотрит в лицо, но то и дело взгляд его скользил по шее и груди Скарлетт. Она улыбалась, обмахивалась веером, потряхивала сережками, кокетливо посматривала на него из-под ресниц. Она затеяла игру, и заметила, что партнер тоже в нее включился.
- Мистер Кортни, вы пропустили из-за меня танец, боюсь, дама вашего сердца вам этого не простит.
- Дама моего сердца сидит передо мной, мисс Скарлетт.
Она едва сдержала торжествующую улыбку: теперь этот Кортни будет ходить за ней, как бычок на привязи!
- Будьте осторожнее, Мидлтон. Вы что, хотите вскружить мне голову?
- Именно к этому я и стремлюсь, дорогая, - проговорил он, наклоняясь ближе.
Она ощутила его горячее дыхание на своей шее, и сердце ее забилось быстрее.
Очень скоро публичный роман между мистером Кортни и миссис Батлер стали обсуждать в чарльстонских гостиных. Дамы, совсем недавно привечавшие Скарлетт, передавали друг другу то, что заметила каждая из них:
- Они уединялись в нише за колонной…
- Он приглашает ее на каждый третий танец - это неслыханно!
- Я сама видела, как он допил шампанское из ее бокала и при этом так смотрел на нее!
- Когда она танцует с другими, все время ищет глазами Кортни…
- А как он постоянно пялится на нее – это просто верх неприличия!
- Вы заметили, что его жена день ото дня становится все бледнее и бледнее?
- Бедняжка Эдит!
- А вам не жалко Ретта?
- Как можно позариться на чужого мужчину, имея такого красавца-мужа?
- На его месте я бы ее выпорола! Интересно, почему Ретт Батлер так невозмутим?
- Может, он боится вызвать Кортни на дуэль?
- Боится? Капитан Батлер? Милочка, он застрелил первого человека, когда вас еще на свете не было…
Светский мир Чарльстона пребывал в недоумении и с нетерпением ждал, чем все это закончится.
Глава 26
Ежегодные скачки были вторым по значимости событием чарльстонского Сезона, хотя кое-кто ставил их на первое место. «На танцах много не заработаешь», - говаривали любители тотализатора.
До войны конные состязания проводились в течение недели. Затем наступили годы осады, и вражеская артиллерия прошлась огнем по всему городу. Во время войны на месте ипподрома располагалась артиллерийская батарея конфедератов. Прицельными залпами по ней было изрыто все поле.
Восстановление ипподрома заняло несколько лет, поэтому ежегодные соревнования возобновились лишь год назад. На вторые послевоенные скачки 1875 года, которые должны были занять всего один день, собралось чуть ли не все население Чарльстона.
Трибуны ипподрома были украшены в цвета Клуба: белый и зеленый, таких же цветов были попоны на лошадях местных конезаводчиков.
Ретт объяснял своим дамам:
- Янки заглотили наживку. Белмонт прислал двух лошадей, Гугенхайм – одну. Банкир из Филадельфии – целых три. Но они не знают о новом выводке Майлза Брютона. В его конюшне выросла трехлетка, которая с легкостью сделает кошельки янки худыми.
- Так здесь на лошадей ставят деньги? – поинтересовалась Скарлетт, которая не была знакома с тотализатором.
- Да, дорогая, и азарта тут больше, чем при игре в карты, – ответил Ретт, раздавая женщинам бланки для ставок. – Ставьте на Милую Салли, не прогадаете.
«В каком он хорошем настроении, - заметила Скарлетт, - и засунул мне бумажку прямо в перчатку. Я почувствовала тепло его пальцев. О, Ретт, неужели ты приревновал и поэтому стал замечать меня?»
Она не слишком беспокоилась, что зашла далеко в своих играх с Мидлтоном. В конце концов, она не делает ничего дурного. Это всего лишь невинный флирт у всех на виду. Конечно, люди уже болтают о них, но ей наплевать. Ей важно вернуть любовь Ретта, а остальное ее не волнует.
У загона, где они смотрели лошадей, она поделилась своим впечатлением:
- Лошади янки выглядят очень внушительно. Милая Салли по сравнению с ними смотрится как пони.
Ретт холодно заметил:
- Можете ставить на лошадь Гуггенхайма, если хотите. Я дал вам деньги на ставку, и вы вольны ими распоряжаться по своему усмотрению… Мама, Розмари, пойдемте наверх, там лучше видно.
- Ретт, я вовсе не имела в виду… - пролепетала Скарлетт в удаляющиеся спины.
Но никто не обернулся. Она стояла в недоумении и вдруг услышала:
- Прошу прощения, леди… Миссис Гамильтон, если не ошибаюсь?
Она обернулась и увидела перед собой мужчину с непокрытой головой, нервно теребящего свою шляпу. Он смущенно улыбался и вопросительно смотрел на нее.
- Простите, мэм. Вы не помните меня?.. Это неудивительно, сколько нас там было, в госпитале Атланты… Но я-то вас помню, миссис Гамильтон. Ведь вы ухаживали за мной. Я Сэм Форрест из Моултри, Джорджия.
Госпиталь! В памяти Скарлетт мгновенно предстали ужасные картины: кровавые бинты, тошнотворный запах гангрены, ампутированные конечности, зловоние немытых тел, жирные синие мухи и стоны, стоны, стоны…
Видимо, все это отразилось на ее лице, потому что мужчина засмущался еще больше.
- Извините, миссис Гамильтон. Я не хотел вас расстроить.
Скарлетт натянуто улыбнулась и пожала руку Сэму:
- Как поживаете, мистер Форрест? Я давно не миссис Гамильтон, и ношу другую фамилию. Мой муж из Чарльстона и поэтому я здесь. А вы как сюда попали?.. Приятно услышать акцент Джорджии среди этих тягучих голосов.
- Видите ли, мэм, я же четыре года воевал в кавалерии, а попал на войну совсем мальчишкой. Когда все закончилось, оказалось, что кроме лошадей я ни в чем не разбираюсь. Вот и занялся их разведением. Денег это пока что много не приносит, но в моих конюшнях уже полтора десятка голов. Одну лошадку я привез сюда. Это очень хорошее дело, мэм, что в Чарльстоне опять скачки затеяли. Нигде по Югу такого пока нет.
Помогая протиснуться сквозь толпу, Сэм Форрест проводил Скарлетт к месту, где принимались ставки, а потом привел обратно к трибуне. Она была рада, что наконец отвязалась от него.
Без труда она нашла на трибунах мисс Элеонору и Розмари. Накануне Ретт подарил своим дамам одинаковые кружевные зонтики. Когда она подошла, Розмари даже не посмотрела на нее, а мисс Элеонора кивнула из приличия.
«Что это с ними? – удивилась Скарлетт. – О, Боже! В этом же ряду сидит Мидлтон с женой. Как неловко! Черт бы побрал Ретта! Он нарочно выбрал такие места, чтобы поставить меня в неудобное положение?»
- Представляете, кого я сейчас встретила? – громко сказала она. – Раненого из госпиталя в Атланте, то есть сейчас-то он здоров… Во время войны я ухаживала за многими ранеными.
Скарлетт заметила, что после ее слов Элеонора облегченно вздохнула. Значит, напряженность не была связана с Кортни? Тем лучше. А еще все вокруг услышали, что она тоже служила Правому Делу.
Трибуны оживились – на поле вывели лошадей. Оркестр заиграл веселый мотивчик, и настроение у Скарлетт сразу улучшилось. Начищенная до блеска шерсть лошадиных крупов переливалась на солнце. Костюмы жокеев выделялись яркими пятнами. Атмосфера всеобщего возбуждения действовала на нее как рюмка коньяку.
Во время первых трех заездов она так волновалась и кричала, что не заметила, как Ретт пристально наблюдал за ней.
Когда объявили перерыв, Ретт предложил спуститься с трибун:
- Внизу подают шампанское и закуски, - пояснил он. – Наверняка вам хочется пить.
Она вернулась на трибуну вместе с Розмари. Ретт остался внизу с матерью. Ожидая их, Скарлетт развлекалась тем, что смотрела на публику в бинокль, который одолжила ей мисс Элеонора.
Как интересно наблюдать за людьми, когда они этого не знают! Раскланиваясь направо и налево, шествуют Евлалия с Полин. Слава Богу, она не наткнулась на них внизу… А вот Джулия Эшли, она беседует с четой Брютонов… Адвокат Ансон дремлет, а его жена Эмма не замечает и что-то говорит. Вот достанется старику, когда она поймет, что давно разговаривает с пустым местом… Росс и Маргарет! Интересно, Элеонора знает, что сын вернулся?
Скарлетт посмотрела дальше и увидела Анну Хэмптон. Девушка выглядит очень оживленной, хотя, как всегда, одета по-старушечьи. Может, Эдвард, наконец, осмелился сделать ей предложение? Вот он рядом, и Анна смотрит на него, как на Христа. Похоже, действительно, было предложение.
Скарлетт перевела бинокль на Эдварда. Возле него стоит Ретт. Как он красив и элегантен в этом сером сюртуке! И как мужественно выглядит по сравнению с Купером. Она повернула колесико, желая разглядеть мужа получше. В поле ее зрения вновь попала Анна… Мать Пресвятая Богородица, да она смотрит вовсе не на Эдварда! Перебегая глазами с Анны на Эдварда, а потом на своего мужа, Скарлетт похолодела от страшной догадки. Нет никаких сомнений, Анна смотрит на Ретта! Рядом с ним только Элеонора, ей не на кого больше смотреть! Мозг Скарлетт еще отказывался признать открывшуюся истину, но как только она осознала, что Анна Хэмптон смотрит влюбленными глазами именно на ее мужа, бешеная злоба обожгла ее, как пламя.
«Ах ты, лицемерка! Ты нагло льстила мне, а за моей спиной строишь глазки Ретту! Да я задушу тебя собственными руками!»
Бинокль дрожал в ее пальцах. В глазах Анны читалось такое обожание и преклонение перед Реттом! О, Скарлетт знала эти восторженные взгляды, когда не смеешь сказать ни слова, и только глаза выдают твою любовь. Надо проверить, отвечает ли Ретт тем же… Нет, сейчас он смеется с мисс Элеонорой, подошли Хутеры… мистер Севидж… Питер Халси… Скользнул взглядом по Анне, а та поедает его глазами… Ретт ничего не замечает, пожимает руку подошедшему Брютону…
Скарлетт напряженно следила за ними, пока у нее не заслезились глаза. Затем, немного успокоенная, она опустила бинокль.
Юная девица влюбилась в ее мужа. Что ж, немудрено – ведь он так красив и статен. Скарлетт сама была влюблена в Эшли, и разве Мелли стало от этого хуже? Ретт делает вид, что ничего не замечает. Неужели действительно не замечает? Трудно в это поверить, с его-то проницательностью. Он так умеет владеть собой, так умеет притворяться, с ним ничего нельзя знать наверняка! Но ведь Анна молода, моложе самой Скарлетт на десять лет. А что, если он…
Скарлетт опять поднесла бинокль к глазам. Ретт заботливо поправил шаль на плечах матери и раскланялся. Они двинулись к трибуне.
Едва начался заезд, Скарлетт забыла про Анну. Зрители вокруг возбужденно кричали, она тоже вскочила со своего места и подпрыгивала от нетерпения.
- Нравится? – с улыбкой поинтересовался Ретт.
- Очень!
- В следующем заезде будет лошадь Брютона.
- Под каким она номером?
Ретт сверился с программой скачек.
- Номер пять, у Гуггенхайма – шестой, иноходец Белмонта на последней позиции.
Один из наездников не выдержал и рванул вперед, не дожидаясь выстрела. Публика неодобрительно загудела.
- Фальстарт, - объяснил Ретт. – Это был жокей Брютона. Посмотрите-ка на Салли, - толкнул он Скарлетт.
Салли Брютон больше чем когда-либо была похожа на маленькую злую обезьянку.
- Я бы на месте ее жокея перемахнул через забор и был таков. Она способна содрать с него шкуру и сделать коврик в своей спальне, - пошутил Ретт.
- Вовсе не смешно. Смотрите, начинают!
Азарт охватил Скарлетт. Не помня себя, она кричала, вскакивала, хватала Ретта за руку. Когда Милая Салли вырвалась на полкорпуса вперед, она подпрыгивала от радости, хлопая в ладоши и выкрикивая: «Салли, Салли!»
Лошадь подруги выиграла заезд, и Скарлетт в восторге бросилась на шею мужу.
- Мы победили! Мы победили!
Ретт прижал ее лишь на секунду, и осторожно отлепил от себя.
- М-да… Надо же, болотная лошадка выиграла у чистокровных скакунов!
- Уж не хотите ли вы сказать, Ретт, что ее победа неожиданность для вас? И это после всего, что вы наговорили перед скачками? Вы же убеждали нас поставить на нее?
- Хотелось поддержать земляков, - усмехнулся он. – Надеюсь, вы меня послушались и поставили на Милую Салли?
- Ни на кого я не ставила, - лукаво улыбнулась Скарлетт.
Он удивленно поднял брови.
- Я поставлю только на ту лошадь, которую сама выращу. Я решила выращивать лошадей для скачек, Батлеры ведь занимались этим? Я видела в доме несколько призовых кубков. Так что пока вы будете ждать, когда зацветут ваши сады, я займусь выгодным дельцем – разведением породистых лошадей. Занимается же этим Беатриса Тарлтон?
Ретт лишь озадаченно хмыкнул в ответ.
Продолжение
http://www.proza.ru/2008/11/28/635