Где-то с неделю меня продержали в одиночной камере. Никаких прогулок и свиданий мне не полагалось. Только два раза в день мне приносили пищу. Я до такой степени привык к мраку, что каждый раз, когда дверь моей темницы открывалась, я был ослеплен.
Через неделю меня вывели наконец из моего узилища и отвели в помещение, которое оказалось ни чем иным, как тюремной баней. Там меня оставили на попечении тамошних служителей и я, впервые за все время моих скитаний в этом мире, смог соскрести с себя грязь. В бане было относительно тепло, однако когда один из служителей окатил меня водой, я подумал, что из меня хотят сделать героя - карбышевца, до того ледяной она была. Однако желание смыть с себя все, что прилипло к моему телу, пересилило страх холодной воды, и я мужественно стерпел эту пытку, которая, кстати, была гораздо болезненней, чем наказание плетьми, перенесенное накануне. Мою одежду у меня отобрали, а взамен выдали безразмерную рубаху и штаны, которые постоянно норовили сползти на пол. Казенная одежда была ветхой, но относительно чистой. Когда я спросил у одного из банщиков, по какому поводу такие хлопоты, он ответил, что меня готовят к суду.
После бани меня покормили и повели в суд. Помещение, которого, как оказалось, находилось тут же, в крепости. Видимо, для ускорения делопроизводства. В ожидании суда, я был водворен в камеру, где находилось еще человек двадцать, одетых точно так же как и я. Иногда конвоиры вызывали одного из нас и уводили. Судя по скорости, с которой это происходило – судебные процессы здесь было принято проводить быстро. Я пытался разговорить моих собратьев по несчастью, но стражник прикрикнул на меня, посоветовав заткнуться. Подоспел и мой черед. Я фигурировал, как Каладрон из Сиберии. Никос, канцелярская крыса, не зря ел свой хлеб!
Процесс осуждения меня впечатлил. В небольшом зальчике присутствовали: трое судей, секретарь, с виду родной брат Никоса, двое стражников и я. Никаких свидетелей, присяжных, адвокатов и журналистов. Да и кто бы их пустил на территорию тюрьмы!
Меня поставили перед лицом высокого суда.
- Кто вы?
- Каладрон из Сиберии.
- Каладрон, вы обвиняетесь в нападении на мирных граждан с целью ограбления и нанесении им повреждений.
Вот как повернули! Я теперь еще и грабитель!
- Что вы можете сказать в свою защиту?
- Я никого не грабил… - начал я, но судья нетерпеливым жестом остановил меня. – Не оправдывайтесь. Что вы можете сообщить в свою защиту?
- Нууу… - красноречиво замычал я, даже не зная, как себя повести при таком ходе разговора.
- Понятно.
Все судьи встали и центральный провозгласил:
- Каладрон из Сиберии, за избиение мирных граждан, вы приговариваетесь к одному году тюрьмы и к пяти годам ссылки на каторжные работы по завершению основного срока. Все.
Секретарь скомандовал:
- Увести осужденного!
Я был ошарашен настолько, что не смог даже вымолвить и слова и покорно дал себя увести. А еще считается , что в моем мире несправедливая судебная система, нуждающаяся в реформе. Да у нас вор-чиновник, укравший миллионы, всего лишь отправляется в отставку, либо получает условный срок. А бандиты, о «подвигах» которых постоянно пишут газеты, спокойно читают эти заметки, да еще подают в суд за клевету. А тут не успел в свою защиту ничего придумать, и свободен, в смысле получай срок. Дернуло же меня поспорить с дознавателем. Уже давно бы в Кригфросте на стеллиной стряпне поправлялся. Плети-то все-таки не пять лет каторги. Как меня теперь гном вытащит отсюда?
В таком вот состоянии меня и привели в новую камеру. Где уже обреталось с десяток постояльцев – моих соседей на ближайший год, если суд не переменит свое решение. В чем я очень глубоко сомневался.
- Здравствуйте люди добрые! - громко поздоровался я.
Заключенные, до моего появления что-то оживленно обсуждавшие, смолкли и дружно уставились на меня. Глядя на их лица, я понял, что поторопился назвать их добрыми. Таких откровенно разбойничьих рож я давно не встречал. Разве что у стражников в Кригфросте.
- Оооо, посмотрите, кто к нам пожаловал! – дурашливо запричитал один. – Вежливый какой!
- Заткнись, Фрегл! - оборвал его дядя, являвшийся, скорее всего «паханом» камеры. – Ты кто по жизни?
В свое время я отдал должное всеобщему увлечению книгами про организованную преступность и решил вести себя как настоящий «уркаган» со стажем. А если что не так пойдет просто набью всем морды, так как терять мне уже нечего.
- Я – Каладрон Сиберийский, - с вызовом объявил я. – А ты кто?
«Пахан» задумчиво пожевал губу:
- Хм, Каладрон Сиберийский… Что-то не слышал. За что же тебя арестовали, Каладрон?
- А ты кто? Дознаватель, чтоб допросы мне чинить? – задал я ему встречный вопрос.
- Да ты, Каладрон, не щетинься. Мы же должны знать, что ты за человек такой, с чем пришел. А то обидим ненароком, а ты серьезным окажешься. Верно, братья?
-
Он посмотрел на Фрегла и тот гнусно усмехнулся, обнажив гнилые зубы. Видно очень ему меня обидеть хотелось.
- Так что лучше расскажи нам, за какие грешки тебя взяли.
- За драку, – хмуро ответил я.
- Ну, вот видишь, сразу видно, что ты правильный человек. И сколько же тебе дали?
- Год здесь и пять на каторге.
Все уставились на меня, будто только что увидели, а Фрегл даже присвистнул от удивления.
- Скоолько?! Ты что во время драки убил кого?
- Да нет… еще грабеж приписали вот…
Пахан что то посчитал в уме.
- Все равно не выходит. Может ты нам не все рассказал, уважаемый?
- Да нет. Все как есть. Только грабежа не было никакого. Да и драку не я затеял.
- Странно это…
- Да чего ж тут странного… - не выдержал я и рассказал ему про спор с дознавателем.
- Постой, я всех дознавателей знаю, опиши–ка его, интересно кто так зверствовать начал.
Я рассказал про «маркиза» все, что помнил.
- Нет такого среди них. Не пойму о ком речь. И писцы им не полагаются – сами все пишут. А что-нибудь еще помнишь?
- Ну писца Никосом зовут.
- Никосом? Знаю я одного Никоса, секретаря лорда Джакта. Случайно не здоровый такой мужик?
- Какой здоровый! Карлик он. На мышь похож.
Пахан задумался.
- Да ты знаешь, кто тебя допрашивал? Сам лорд – глава тайной имперской полиции! И зачем ему было допрашивать обычного громилу? Ты сам как думаешь?
- А чего тут думать! Они меня за какого-то Альграма приняли.
- Какого-то Альграма ? Да ты шутник, Каладрон, однако. Про Альграма не слыхал?
- Нет, я же только из Сиберии. Живем мы в глуши, охотой и собирательством… - завел я старую пластинку.
- Хорошо, хорошо, – остановил он меня. – Что ж возрадуйся, чужестранец, лорд Джакт проявил удивительное милосердие. Обычно те, кто с ним спорит, просто исчезают. Ты прямо в рубашке родился, посмотрим, действительно ли ты такой везунчик или может просто подсадная утка.
Он подал знак своей свите, и они слаженно бросились на меня. Я расслабился во время беседы и был застигнут врасплох этой неожиданной атакой. Только мой низкий болевой порог не дал мне потерять сознание от многочисленных ударов, обрушившихся на меня. Да и тело автоматически среагировало на опасность, и большинство ударов я принял в безопасные для здоровья места.
Где-то секунд тридцать мне понадобилось, чтобы сконцентрироваться и начать действовать. Я схватил двоих противников за одежду и уронил их на землю, прикрыв себя на время от ударов остальных. Пока остальные разбирались, куда можно бить, я «выключил» одного из опрокинутых мной ударом в горло и начал методично разбивать другому голову о пол.
Те, кто был сверху, сообразили к тому времени, где я, а где их товарищи и продолжили пинать меня. Я поймал одного из доморощенных «футболистов» за ногу, когда он прицеливался, как бы половчей приложиться к моей голове, и опрокинул его. Используя момент его падения, вскочил сам. Поскольку речь шла о защите жизни, то свои удары я не контролировал, как это обычно бывало в драках. Я бил исключительно жестокие удары! Большинство из которых было запрещено применять на соревнованиях и их изучали только люди, имеющие старшие пояса в карате. Не остановил меня и хруст ключицы, которую я сломал одному из атакующих ударом кулака сверху. При случае удары ногами доставались и уже лежачим противникам, особенно если они начинали шевелиться. Один такой герой даже пытался впиться мне в ногу зубами, но я приложил его пяткой о пол. Это была последняя попытка сопротивления, после которой наступила относительная тишина, нарушаемая только стонами и проклятьями моих оппонентов.
Пахан остался на сладкое. Всем своим видом он старался показать, что произошедшее его совершенно не касается, но дергающаяся щека указывала на обратное. Когда я остановился перед ним, он до конца не верил, что я решусь его тронуть, и даже пробормотал что-то вроде: «Погорячились и хватит». Я ободряюще улыбнулся ему, наклонился и… нанес ему удар лбом по носу, в который вложил всю свою ненависть к подобным типам…
Оглядев поле боя и, убедившись, что все шевелятся, я сел на нары. Правый бок сильно ныл. Я без всякого рентгена определил, что у меня сломано ребро. И, может быть, не одно. В углу в это время кто-то кашлянул и я увидел, что на самых дальних нарах затаился старичок, не принимавший участия в безрассудной атаке. Иначе бы я его точно убил, такой он был дряхлый. Его и в тюрьму-то сажать было глупо, он бы и на свободе благополучно скончался бы через пару месяцев. Я подозвал его жестом, и он проворно подскочил ко мне:
- Чем могу служить?
- Ты случайно не лекарь?
Он расплылся в улыбке.
- Я действительно лекарь. А как вы определили?
- На Айболита больно похож. Посмотри, что с этими – никто не помирает? – я кивнул на «пострадавших».
Он засеменил к моим жертвам, шепча под нос:
- Айболит, Айболит… Кто такой? Что-то знакомое. Нет - не припомню…
Мне стало смешно, и я подсказал:
- Айболит из Сиберии. - и услышал в ответ:
- Сиберия, Сиберия…Что-то знакомое…
Он обошел лежащие тела, громко выкрикивая полученные повреждения, прямо как мастер на «игрушке». В итоге он насчитал около пяти переломов, множество ушибов и огромное количество прочих мелких повреждений. К счастью, я никого не убил в этой свалке. В последнюю очередь, с некоторой опаской, он осмотрел главаря. У того было сотрясение мозга. Что ж, все живы и это уже хорошо. У меня старик, как я и опасался, обнаружил два сломанных ребра и вывихнутый палец.
К этому времени, мои противники стали со стонами подниматься. На меня они старались не смотреть, чувствовалось, что им очень неприятно, что они попали в столь глупую ситуацию по вине своего вожака. Впрочем и желания взять немедленный реванш на их лицах не читалось. Что было очень кстати, а то второй такой бой я бы вряд ли выдержал.
Пахан тоже пришел в себя. Он уныло мотал головой, пытаясь заставить свои мозги работать. Наконец его мутный взгляд остановился на мне:
- Тебе не жить, - пообещал он мне.