Альберт Мартыненко. Клады Гулага. Записки лагерног

Мальхан
Альберт МАРТЫНЕНКО «Клады ГУЛАГа» Записки лагерного врача – М.: Вече, 2007. – 368 с. Тираж 3000 экз.

Странное впечатление оставляет эта книга…
Автор утверждает, что все описанные в ней истории взяты из архива некоего врача Александра Афанасьевича (по непонятным причинам его фамилия ни разу не упомянута), которого уже давно нет в живых. К сегодняшнему дню умер и сам Альберт Алексеевич Мартыненко.
Остается возможность того, что писатель, желающий без дорогостоящей «раскрутки» самостоятельно пробить дорогу своим произведениям, воспользовался возможностью дать читателям расчетливо отмеренную дозу сведений о реальных кладах, чтобы умело поддерживать интерес к своим новым книгам.
Часто создается впечатление, что автором специально пропущена реальная деталь, необходимая для обнаружения тайника на местности.

Так вот – бывший лагерный врач передал материалы предсмертных «исповедей» разных заключенных.
Копились эти записки долгие годы. В них содержались данные на 122 клада. (В предлагаемую книгу вошли истории семидесяти пяти кладов).
Несколько легких кладов бывший лагерный врач отыскал самостоятельно.
Сам Мартыненко утверждает, что извлек собственноручно три клада. Из-за преклонного возраста А. Мартыненко решил отказаться от далеких и рискованных поездок и зарабатывать более надежным литературным творчеством.

Профессиональные поисковики отнеслись к этой книге весьма скептически: «Почему, мол, он сам не копает, а публикует ценную информацию?» 
Наверняка среди этих баек есть откровенные выдумки.  Но автор послесловия И.О. Отступник, сам профессиональный кладоискатель, уверен, что материалы книги пригодны для практического поиска.
Он даже предпринял собственные изыскания, но наткнулся только на следы более удачливых конкурентов.

Альберт Мартыненко щедро сыплет  обвинения в сторону «палачей из НКВД» и «кровавой гебни», но и многие лагерные «страдальцы» не вызывают ни малейшей жалости. Скорее – брезгливость и отвращение.
Можно, конечно, сказать и то, что автор поддался повальной моде на очернение прошлого России, но более вероятно, что кинорежиссер Мартыненко еще со ВГИКовских времен влился в среду той диссидентствующей публики, которая гордо называет себя «российской интеллигенцией».

На первых же страницах книги он приводит список своих друзей и знакомых – эдакий опознавательный знак – вот, мол, я из каковских!
С той же гордостью пишет и о том, что Александр Афанасьевич состоял в переписке с самим Солженицыным (правда, нет достоверных свидетельств такой переписки).
Политическое кредо Александра Афанасьевича было кратким. Он так говорил своему наследнику и ученику Альберту Мартыненко:
«Запомните, молодой человек, нет ни наших, ни ваших – мы все ничьи!»

Многие пассажи вызывают чувство недоверия, но есть и любопытные отрывки.
Вот что пишет автор о бандеровцах:

"Поляки (во времена владычества над Украиной) навязали союз (унию) между католической и православной церковью. Это был первый шажок по отрыву части верующих от православия. Но вышел для поляков конфуз. Во-первых, сами поляки новую религию никак не могли признать равной своей - католической. С другой стороны, украинцы все равно не полюбили поляков и считали их своими исконными врагами. Более того, из среды униатской церкви выросли бандеровцы, символом которых был трезубец: один зуб для русских, другой - для поляков, третий для евреев. Трезубец стал гербом нынешнего Украинского государства, и в этом есть глупый, провинциальный и неприличный подтекст. Нет такого откровенного герба даже у африканских каннибалов. Сами же украинцы, стыдливо краснея, говорят, что их трезубец не направлен против русских, поляков и евреев, просто им удобно есть сало".

Не менее интересна авторская этимология происхождения слова «вертухай».
Вертухай – это охранник в лагере.
В те годы, когда лагерей, а следовательно, и охранников было очень много, их довольно часто рекрутировали из глухих украинских сел. Может быть, не чаще, чем из глухих русских сел, но эти парни выделялись плохим знанием русского языка и даже какой-то воинственной страстью и нежеланием его употреблять. Такие охранники сто раз на дню командовали лагерному строю – не вертухать! Или – не вертухай!
По-русски – не шевелись!
Так слово дало наименование тем, кто его произносил.
Русский охранник – тоже вертухай. И татарин в охране – вертухай. Вертухай – это персонифицированная несвобода. Это объект ненависти заключенного. Вертухай – это не человек. Это – гнусь.

Для людей с авантюрной жилкой такая книга может служить хорошим пособием по экстремальному туризму.