Егор Абсурдовичъ Лёнин Бээ
Иваново-ВознесенскЪ 2оо8
Прощай Поэзия!
- Ну, поцелуй!
- Ну, нет же!
- Значит, ты меня не любишь!
- Почему же! Ещё как люблю!
- Тогда целуй! – Мила, улыбчивая девушка, с венком из солнечных ромашек, тыкала пальчиком в щёщку, намекая своему парню, что стоял в нескольких шагах в стороне от неё, что она ждёт поцелуя именно туда.
- Ну, прекрати! Ну, сколько можно! – Сказал парень, пытаясь быть серьёзным и уверенным, одетый во всё чёрное, с петлицей полыни в петлицах пиджака. «Будишь тут серьезным, когда рядом с тобой такое чудо, такое превосходное существо!» - думал он.
- Что эта за любовь тогда такая? Когда любят губы сами к губам липнут, а ты даже в щёщку боишься, прям как маленький.
- Ну, такая любовь, Платоническая… - Задумчиво ответил парень
- Какая? – удивилась девушка.
- Платоническая, от имени философа Платона, а не от слова плоть!!!
- У-у-у. по-моему, твой Платон дурак! Полный кретин! Как можно не целовать такую как я! Я же создана для любви! Ты сам говорил! Помнишь? Ты мне читал вчера под дубом – « Я готов целовать и гладить везде, За тобою ползти как змея по земле…» Помнишь а? – Девушка прищурилась от яркого майского солнца.
- Ну это…не в том смысле. Понимаешь, нам нельзя вот так целоваться и всё такое…
- Кому это нам? Ты что в секту вступил? – девушка рассмеялась не понимая сказанного. – Правда что ли секта? – она резко стала серьёзной.
- Да нет, что за бред, нам это поэтам…
- Фу а уже думала что серьёзное, что тебя спасать надо любовью и лаской. – Она взяла его за руку.
- Просто понимаешь, поэт должен всегда ныть, он должен быть всеми брошенный и забытый, лишь тогда к нему приходит вдохновение и он пишет чудесные стихи.
- Хочешь я буду твоей музой? – Она приподняла чёрную футболку , оголив тем самым свой небольшой животик и стала кружится и танцевать, пытаясь соблазнить своего кавалера.
- Ну перестань…
- Я тебе не нравлюсь? Ты только посмотри, какая попка! – Она повернулась задом и слегка наклонившись, стала хлопать себя по заднице. – А грудь какая! – Она повернулась и задрала футболку ещё выше, кружевной бюстгальтер, под которым угадывались пышные груди, был практически полностью открыт для обзора. – А глаза, посмотри какие у меня глаза! – Она кокетливо заморгала голубыми, широченными глазами.
- Ну перестань.
- Поцелуй перестану.
Он неохотно, по-ребячьи чмокнул её в щёку.
- А теперь в губки целуй! – Скомандовала она, не желая останавливаться на достигнутом.
- Нет!
- Но почему?
- Я же сказал, если это произойдет то мой поэтический кристалл начнёт мутнеть, и в конце концов он превратится в комок грязи и всё, прощай поэзия на всегда.
- Я не понимаю тебя. Что ещё за кристалл.
- У каждого поэта есть свой магический кристалл, у великих он огромен, у начинающих с горошину, и если вести себя не правильно то начинает мутнеть, теперь понятно, почему я так странно себя веду?
- Знаешь я кажется начинаю ненавидеть поэзию! И стихи! И этих поэтов с их дурацкими правилами! Что ещё за бред! Любимого человека и поцеловать нельзя! – Она гневно кричала и махала руками.
- Успокойся, смотри скоро дождь будет, пошли к дому. – Он взял её за руку и повёл по полю.
- А ты мог бы пожертвовать искусством ради любви? – спросила вдруг она
- Это ты о чём?
- Ну, ради меня?
- Не знаю…
В этот момент он достал из кармана небольшой хрустальный шарик и швырнул его прочь…
Придорожная, пыльная полынь, повинуясь воли ветров, наклонилась и у самой земли дотронулась до совсем ещё юной ромашки. Могло даже показаться, что они целуются...