-По-жа-луй-ста, не переключайте программу! Вам же все равно, что смотреть, а для меня - это встреча с близкими людьми.
По каналу «Культура» передавали чей-то творческий вечер. В отделении клиники был один телевизор, но никто не стал спорить с новенькой из-за истеричных нот в голосе. Негативу, повисшему в воздухе, не дали взорваться. С тихим шипением он угас. Мужчины, ожидавшие футбол, постепенно стали расходиться по палатам.
Ужин остался? – кто-то постучал в окошко, из которого тянулся вечный запах прокисшей тряпки.
-Я прошу Вас, можно потише? Боже мой, Ростропович, Галя, Майя… Родные лица.
-Ну и сиди со своими родными! Можно подумать, мы все от сохи тут, - не выдержал кто-то из оставшихся мужчин, - подумаешь, Царица Сссавская нашлась…
С тех пор ее так и звали, намеренно растягивая звук "С".
Как только я вошла к себе, в дверь просунулась голова Женьки:
-Постоишь со мной?
Это значило, что Женька собралась покурить. Внешне Женька ничем не отличалась от остальных обитательниц отделения, да и на улице от нее вряд ли столбенели. Зато у нас с ней было соприкосновение не по граням, а по всем плоскостям. Стоило только зацепиться, и начиналось:
-Да, да, еще вот эти стихи, помнишь… Раневская… Азнавур…
Мир прекрасного бесконечен, как бесконечны были наши выходы «на пять минут». Женька хранила в себе колоссальное количество информации. Она была знакома со всеми, «близкими» Царицы, но упоминала об этом только в контексте разговора без намека на панибратские отношения.
-Жень, как новенькая? – не удержалась я.
-Чудная, Тань. Всю палату перевернула. Поменяла место, у окна ей дуло. Только что мы с ней тумбочками махнулись.
-Зачем?
-У нее ящик вываливается. А я своим почти не пользуюсь. Слушай, я потрясные стихи Ахмадуллиной вспомнила сегодня…
Женька великолепно читала, дирижируя рукой. Даже полушепотом прочитанные стихи прошивали насквозь.
-Вот вы где! Женя, через пять минут приду укол делать, - выглянула на лестничную площадку вечно улыбавшаяся Агата.
-Женька, заболтались. У тебя же операция завтра!
-Ничего, очень даже хорошо поговорили. Сейчас укольчик – и спать…
-А завтра еще укольчик, и будешь ты, как Буратино лежать.
-Это как?
-Как полено!
-Хорошо побыть поленом, а то я побаиваюсь… Почва неровная.
-Жень, удачи тебе на завтра, милая. Я буду кулак держать за тебя. Мы все будем кулаки держать.
-Вы чудесные. Я рада, что попала именно сюда.
-Соображаешь, что говоришь? Ну, иди, все будет ОК!
Мы расстались, я побрела в свою палату, размышляя, сделать ли укол сразу, или еще раз попробовать потерпеть. Потерпеть не вышло. Ночью я пошкондыбала к сестринской, ругая себя за то, что придется будить Агату. В коридоре на стульях кто-то лежал лицом к стене. Никто прежде не спал в коридоре. Это была Женька!
-Жень, ты что тут? Ты почему перед операцией в коридоре спишь? - тормошила я ее.
-Разбудила… Тань, она говорит, что я захрапела после укола. Я сюда перебралась. Ты иди, а то девчонки выходят, зовут назад, я нормально тут, уже угнездилась.
-Сейчас пойду и скину ее с кровати! Царица, блин. Пошли ко мне, у меня койка пустая. Вдвоем будем.
-Неудобно, белье чистое. Ну, пойдем, а то Агата нагоняй получит за меня.
В палате Женька распрямила свои затекшие «члены и многочлены», пробормотала сто двадцатое «Спасибо» и уснула.
Я лежала и думала, почему я не такая, как Женька? Я не пошла бы спать в коридор перед операцией. Просто так, только потому, что кому-то неудобно. Князь Мышкин в юбке. Как она попала в этот мир и сохранилась в нем в своей чистоте и любви ко всем? Я умираю от жалости к себе, А Женька, любит и прощает всех, и вполне осознанно живет по заповедям Господним, будучи атеисткой. Я грешу и каюсь, а она любит ближнего, как саму себя.
Перед выпиской Царица Савская поднялась из-за стола за завтраком и произнесла дрожащим голосом:
-Простите меня, пожалуйста. Я была во многом не права. Я во всем была не права. Но, вы знаете, попав на этот Остров Доброты… Я стала другой. Последние дни мне было очень одиноко, от того, что я «Царица Савская». Простите меня.
Женька первая подошла к ней:
-Да ладно тебе, не переживай. Все будет отлично.
-Чудная она, Тань, правда? - спрашивала она меня вечером, - на что жизнь тратит человек...