Как я трахнул розетку
Это был восемнадцатый год. Болели глаза, я не знал с чего начать, за что браться. И тут подвернулась она.
В багажнике моего автомобиля, развернутая ногами к небу, она смотрелась как исповедальная молитва, произнесенная в туалете. Эти ноги давали о себе знать. Не только размеры ее черепа, кости росли сами по себе, все эти выпуклости, и выпученные глаза. Она моргала, как Бог.
Не знаю, как моргает Бог, но она моргает так же.
Однажды вечером мы пустились в пляс с туземными жителями планеты земля. Лилась рекой вода и ветры обдували нас со всех четырех сторон света. Одиночества ради, я заключил себя в ее объятья и раскинул нас на столе. Пахло свежестью, мытыми ресницами, они хлопали в такт весне. Необычной весне, с теплой погодой, но мрачной листвой, шелестевшей у края пропасти, на котором мы сидели и обдумывали план побега со стола, на котором оказались ранее, и с которого безрезультатно пытались слезть, и только тонкие струйки холодного пота, пробегавшие изредка по моей шее, напоминали о том, что мы еще живы и даже пускаем соки, как древние растения, запечатленные на наскальных рисунках местных жителей второго века истории.
Наши отношения напоминали улиток, летящих в пропасть собственного разума, безумного гения пустоты – очаровательного трансцендентного начала начал – узконаправленного волеизъявления, транса.
Последний раз мы шли вместе по пустому городу, пахнущему пеплом и той серой странной весной, о которой я говорил ранее. Она постоянно курила. Я постоянно говорил. Ничего не было на самом деле, но могло бы быть, так какая разница, что есть что, кто есть я и кто она или он, если все, что может случиться – случится, и мы встретимся и расскажем друг другу об этом не смотря в пол, а прямо в глаза, иногда улыбаясь и закатывая зрачки к небу, упираясь в лоб, опускаясь на землю, устремляясь в никуда, чтобы вернуться и рассказать свою историю. Все опавшие ветки старых деревьев были сложены в аккуратные кучки, некоторые уже успели сжечь. Она прыгнула в одну из таких пепельных куч и громко закричала – Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ!
В первый раз мы встретились зимой. Она выпала из высокого сугроба мне на встречу и представилась. Я представил себе ее со мной через пятьдесят лет и тоже представился. Я не был уверен, каким сам буду через пятьдесят лет, но мне показалось, что она будет выглядеть отлично. Вышло же совсем иначе. Она умерла в тридцать два, не успев дописать свое первое длинное сочинение на двадцать тысяч слов, эту трагедию целого поколения, частью которого она была. Мне было больно зимой. Мне будет больно зимой теперь всегда. Она умерла зимой. Как и я умру.
Сонливый вечер. Деревянный дом. Открытые окна. Ветер, сквозняком убаюкивая, покачивает огоньки на свечах. На деревянном полу лежат два тела. Два голых тела. Я и она. Она и я. Мы вдвоем. Держимся руками. Ее левая, моя правая. Моя правая, ее левая. Бежит ток. Мне холодно. Я боюсь. Она герой. Неустрашимый воин из бездны вечности. Она пришла меня забрать. Я боюсь. Ей тридцать один год. Мне двадцать семь. Мое время еще не пришло, ее уже подходит к финалу. К яркому завершению праздника жизни. За ним следует не менее яркий и важный праздник смерти, который я обязательно посещу годом позже. Но пока что я боюсь и верю в то, что все это не напрасно и когда-нибудь мы все будем так лежать и слушать голоса ночи, смотреть игрища теней, чувствовать дыхание, прислушиваться к ритму каждого сердца, что оказывается у нас бод боком. Мечта. Мечтатель. Игра. Игрок. Она ушла первой, но проиграл в итоге я. Как это обычно и бывает с теми, кто не рискует ради собственной души. Особенно ради чужой.
Сны шли один за другим. Я сильно постарел, но чувствовал, что силы еще есть. Начать все сначала было бы слишком опасным, но побороться за некоторые идеи желание еще не угасло. Так я проводил день за днем, ожидая – когда же придет кто-нибудь похожий на нее. Придет и увезет меня в холодное прошлое, исчезнувшее вместе с ее телом, вывалившимся из гнезда во время перелета целого скопища ангелов-хранителей, этих небесных жителей, о которых мне довелось узнать из ее рассказов. Она много говорила. Поэтому я не во все верил. Мне казалось, что истина коротка, ее не может быть много. Множество слов рождает путаницу, создает не нужные мнения и мысли, я же просто наслаждался ее речью. С середины разговора становилось не важно, кто говорит и кто слушает, чьи это мысли и идеи сейчас звучат. Один из моих снов закончился началом нашего существования. Точкой во тьме. Точкой света во тьме, откуда появилась жизнь. Эта точка открыла значение всех ее слов. Всех ее движений.
Она пришла из света. Из глубин моего сознания, в котором я когтями пытался отодрать одну мысль от другой. Не было такого, чтобы сначала появился свет, а потом она или наоборот, она пришла вместе со светом. Она несла свет. А он нес ее. Я распечатал посылку и вытрусил содержимое на стол, руками в темноте пошарил в куче бумаг. Закрыл глаза, нащупал нужный лист. Внизу ощущалась металлическая пластинка с выпуклым изображением. Я не мог ничего видеть. Я чувствовал, что это оно. Тот самый знак. Отличительный знак всех спасителей человечества. Я почувствовал его на себе. И снова страх. Комната. Свет. Тело горит. Я вижу огонь. Не чувствую тела. Я сам стал огнем. Она вышла из тела. Из моего тела. Из тела моего ума.
Оставалось только подкинуть дровишек и собрать угли.
***
Сплетенные пальцы рук. Загадочный взгляд вовнутрь. Кто из вас смотрел туда, откуда выходит свет?
Эти построения, целые формулы, гармонии, создающие умиротворение. Что вы о них знаете?
Течет река. Строится плотина. Создается затор. Начинается боль. Боль. Боль. Страдание. Небесное страдание. Если высушить реку и перейти по дну – остаться за гранью сна, перейти в иное измерение и никогда больше не увидеть ее. Если сломать плотину, отпустив яростный беспредельный поток, оказаться на другом берегу, смотреть на этот берег, помнить о нем, указывать путь, сломать дом привязанностей и суждений, надежд и забот, оставить прежнее и открыть для себя все целиком.
***
Ее унесло течением, и я остался один. В двадцать семь лет. Вкручивал болтики, закручивал гайки, смотрел телевизор в солнцезащитных очках. Громко топал, ожидал чуда. Разговаривал с соседями, орал через толстенную стену, перекрикивая даже собак, их нервный вой, стон, кто-то съел луну. Вечером выходил в пустой город, поискать друзей, поискать приключений, сбить сонливость, тупость, свою упрямую природу. Газировка, мусорные баки у дороги, зеленые газоны под окнами у соседей. Мертвые собаки у соседей. Протекшие крыши у соседей. Замшевые покрывала у соседей. Вставные зубы у соседей. Марлевые повязки на открытых ранах. У соседей. Сломанные шеи у соседей. Изрезанные в клочья платья. Разбитые стаканы. Разлитое пиво. У соседей. У них есть все.
Я встал из-за стола. Открыл его крышку. Увидел свою жизнь в виде карты. Поставил жирный крест. Подписался – «Мистер 11 тысяч вольт» и трахнул розетку.
Конец
Ничего не вышло. Мои мысли продолжали бежать, словно ток. Я продолжал помнить о ее левой руке. О пепле на лице. О ливне и улыбке. О странном положении ее тела. О наших знаках препинания. О том количестве энергии, что мы сожгли трением. Куда это все ушло? Когда оно вернется вновь?
Отодвинулась штора. Распахнулось окно. Я сразу почувствовал знакомый запах. Нечего было больше ждать. Я закрыл окно и пошел искать новый дом.
Когда я опечатывал дверь ко мне подошли двое и попросили прикурить. На секунду я разглядел в их глазах отражение своей смерти. Они были дружелюбны, и пошли себе дальше, а я бросил идею с отъездом, открыл квартиру и застегнул молнию до подбородка. Пошел вниз по улице и присоединился к людям, танцующим на площади. Они были рады меня снова увидеть. Я был рад снова чувствовать себя живым. Через какое-то время я остановился, почувствовал мощный поток энергии, пробегающий по позвоночному столбу, закрыл глаза, понял, что начал упускать главное, открыл глаза и оказался один. Совсем один. Теперь уже навсегда.
00:43, 26 ноября, 2008 год, Tenzin Tuji