Школьные годы. 1949/50. 2-й класс (1)
Не знаю почему, но до восьми лет я помнил массу событий, а с переездом в Пушкино в памяти мало чего запечатлелось в первый год. А ведь существенно отличные от степной Малыни условия должны были бы способствовать запечатлению гораздо большего количества событий, ан нет! Придется довольствоваться какими-то крохами да неоценимой подсказкой моих несметных чувственных восприятий…
В последние дни августа мама узнала, кто из соседских ребят пойдет в школу вместе со мной. Их оказалось немного, причем они один год уже отучились; я же пришел к ним во второй класс.
Самым близким соседом-одноклассником был Сергей Голиков. Его родители только что построили новый дом (напополам с одним генералом) на еще не огороженном гектаре леса, примыкающем к дороге (по существу, глинистая тропа) Пушкино – Новая Деревня и уходящим вглубь до высокого сплошного забора предприятия «Спецбур». БОльшая часть участка была почти сплошь зарощена необычайно душистыми молодыми елочками, нашедшими себе здесь родину в начале Отечественной войны. Года через четыре вторую половину участка у Голиковых отрежут, и эти полгектара, огороженные с трех сторон высокими заборами, станут очаровательным уголком для игры в прятки и сбора грибов.
Другой одноклассник, Вова Бабуркин, также жил в отдельном доме-даче на другой, южной, стороне поселка. Их участок упирался в овраг.
Еще один одногодка, Юра Дементьев, жил в соседней даче, но он пошел в параллельный класс.
Сосед по дому Вовка Щелгачев (1938 г.р.) пошел в четвертый класс. Ну и, наконец, сын (возможно, приемный) вышеозначенного генерала, забияка Вовка Манакин, пошел в первый класс.
Вот, собственно, и вся ватага, с которой мне предстояло прожить ближайшие три года.
Еще два одноклассника жили через три-четыре дома от меня: Лида Ковалевская и Панфилов (имя его позабыл; один из его старших братьев через двадцать лет по пьянке упадет в глубокую траншею, и наутро экскаваторщик, не проверив рабочее место, зачерпнет его ковшом…).
Числа 30 августа была линейка, где меня отдали во второй класс. Учительнице Раисе Артамоновне. Она жила в Загорске (Сергиевом Посаде) и от станции до школы (три километра) ходила пешком. Раиса Артамоновна была светской дамой и, как мне казалось, относилась ко мне несколько свысока. Соответственно с определенной долей презрения все три года относился к ней и я. Я тонко чувствовал кастовые отличия…
1-е сентября никакого следа в памяти не оставило.
…Когда я обращаю свой взор вглубь детства, то замечаю, что сильнейшие эмоции запомнились в связи с вещами или событиями, казалось, никчемными. И потому довольно часто я вспоминаю эти ситуации. Ну, само собой запомнились почти все высоковольтные электрические столбы. На некоторых из них были установлены трансформаторы. Одна из таких электрических линий проходила по Кировской улице Новой Деревни – это первая поперечная улица по дороге в школу Пушкино – Новая Деревня.
Я ходил в школу по разным маршрутам и иногда сворачивал по Кировской, чтобы затем на первом перекрестке повернуть направо, после чего метров через четыреста дорожка упиралась в школу. И вот этот кусок Кировской улицы огромной ширины, с необыкновенным спокойствием, с чистой тропкой под высоковольткой и совершенно не тронутыми травами по всей ширине – большими колокольчиками, поповником, змеиным горцем – меня завораживала и околдовывала. Так продолжалось с год, а потом на улице навалили две огромных горы сосновых бревен, и естественность впечатления исчезла. Но я постарался навсегда запомнить эту светло-радостную благодать…
Если же я сворачивал не на Кировскую, а продолжал идти по прямой, вдоль дороги Пушкино – Новая Деревня, то своеобразный душевный талисман поджидал меня и здесь. Первый типично деревенский угловой дом, отстоящий далеко от дороги, скорее всего, относился к Новой Деревне. А вот следующий представлял собою роскошную дачу с огромными остекленными террасами и относился к нашему поселку (кажется, у дачи был №15). На участке было много старых сосен, и, кроме того, параллельно дороге была посажена (видимо, одновременно с постройкой дачи) сосновая аллея. Деревьям было уже лет по четырнадцать (кстати, несколько сосен из этой аллеи уцелели до сих пор!).
Дача была огорожена штакетником, а потому полоска земли на расстояние вытянутой руки принадлежала мелким воришкам. А поживиться было чем. Не близко, но на еще достигаемом расстоянии росла малина. А вот у самого забора, с внутренней стороны, росла… брусника! Даже злая собака вряд ли удержала бы нас, пацанят, от великого соблазна!..
Проходя мимо этой дачи, я постоянно ощущал, что от нее веет иной, неведомой мне жизнью, хотя ее владельцев я видел крайне редко. Позже из отрывочных рассказов отчима я узнал, что в конце 1930-х годов на даче собиралась московская театральная богема. А у знаменитого тенора И.Козловского был роман с молодой хозяйкой дачи, в результате которого будто бы появилось дитя… В число ближайших подруг хозяйки дома входила и моя сводная сестра Аня. Эта микроистория дачи №15 как-то увязывалась с наличием среди Аниных вещей гитары и театрального грима. А сама история дачи №15 обрела в моем представлении некую цельность.
Новодеревенская школа
По сравнению с московскими детьми, мне повезло со школой и на этот раз. Располагалась она фактически в первом новодеревенском здании с восточной стороны Старо-Ярославского шоссе. Большое двухэтажное кирпичное здание до 1917 год было, скорее всего, барским имением с почти гектарной территорией. На каждом этаже было по две большие комнаты с четырехметровыми потолками. Комнаты на первом этаже были перегорожены шестьюстворчатыми дверями, после открывания которых получался довольно большой зал.
В каждой комнате-классе были голландские печи, снизу доверху облицованные белым кафелем. Топились печи антрацитом или торфобрикетом. Истопница, помимо основной работы, давала еще звонки на занятия и с занятий. За полчаса, а то и за час, она открывала школу, чтобы впустить ребят, многие из которых приходили «ни свет, ни заря», чтобы поиграть в «уголок», «козла» (чехарду), классики или «в ладушки» (ладонную чечетку).
Бетонные туалеты по шесть очков (т.е. отверстий) и общей выгребной ямой находились в пристройке на первом этаже. Наверное, после таких туалетов и появилась поговорка: что упало – то пропало! Любимой забавой ребят было стремление опИсать трехметровой высоты потолок.
Ежедневным чудесным событием в школьной жизни была большая, десятиминутная, перемена. Разумеется, все дети тут же вылетали на улицу. Я был в числе тех, кто тут же оккупировал один их четырех кустов желтой акации, росших рядком шагах в десяти от лицевой стороны школьного забора: лазание по кустам и деревьям всегда было моей страстью. Но подходил я к этой забаве, как помнится, весьма осторожно и даже ответственно с точки зрения безопасности. Сухие ветви были надежными на елках и ивах, а тополь, осина, береза и сосна никогда не вызывали у меня доверия…
Окончание следует.
===============
На фото: Современная фотография (из Интернета), на редкость точно передающая колорит пушкинского леса на рубеже 50-40-х годов прошлого века.